- 1 -
Был тихий ноябрьский день, леса стояли в осеннем безмолвии, недавно выпал первый снег и чёрные стволы вековых лип и ветви орешника между ними укрылись белыми хлопьями. Спокойное, молочно-белого цвета небо, словно светилось изнутри и наполняло всё вокруг какой-то одухотворённой торжественностью. Андрей Сергеевич Кулагин, молодой человек лет 26, на днях приехавший в своё имение из Петербурга, шёл по заснеженной аллее к старинной усадьбе.
- Зигзаг! – впереди послышался звонкий смех, - Зигзаг, ко мне! - и выбежавшая откуда-то из кустов русская борзая, обнюхав пальто Кулагина, вся словно проникнутая спокойной радостью этого дня, вздымая тонкий снег и опавшую листву, стремительно понеслась к своей хозяйке.
- Добрый день, Андрей Сергеевич! И какими же это судьбами вы у нас в поместье? - молодая девушка, с тёмными вьющимися волосами, в лисьей шубке и белой муфте весело смотрела на него.
- Здравствуйте, Катя – и Кулагин поцеловал руку девушки – Да, я ведь только второго дня и приехал, как только с делами немного разобрался, так сразу к вам. Он потрепал озорно косившегося на него Зигзага за ушами. – Да и то сказать, - продолжал с улыбкой Кулагин - почтовых лошадей задержали, так пришлось в Соломенском чуть ли не сутки любоваться на местных трактирных весельчаков. Прибавьте к этому впечатление от наших дорог и ямщиков, и картина будет полной.
- Да, - засмеялась Катя – воображаю! Но вы ещё судьбу благодарите, что нынче снег выпал, да подморозило, а иначе пришлось бы вам вовсе вплавь добираться!
- Merci - шутливо раскланялся Кулагин и, подняв с дорожки небольшую ветку, бросил её Зигзагу - Ату!
- А как вы здесь поживаете, - снова обернулся к Кате Кулагин, - маменька ваша как, да и вообще, справно ли дела идут? Они повернули и, не спеша, направились к дому.
- Дела, как говорит наша кухарка и горничная Полина, как сажа бела – улыбнулась Катя, - брат хлопочет в Петербурге, высылает немного денег, но этого очень мало. Маменька уже ездила в земельный банк, подписала закладные на усадьбу и, скорее всего, это наша последняя зима здесь. А там поедем к брату, он обещал подыскать квартиру к весне. Только из прислуги, наверное, уж никого увезти не сможем.
- Ну, прислугу и в городе найти можно, - заметил Кулагин, залюбовавшийся её лицом, и отметивший про себя, что ей очень идёт лёгкий румянец.
- Да, но по деньгам ли это будет - ответила Катя и на секунду задумалась.
- А так, здесь хорошо - улыбнулась она. – Помню в детстве, когда папенька ещё был жив, вот так же, бывало, выйдем с ним в аллею или к пруду, и тоже снег вокруг, а папенька посадит меня в санки, запряжёт Перезвона, - как смешно было, не передать!
- Перезвона? – переспросил Кулагин.
- Да, это была его любимая борзая, - снова улыбнулась Катя. – Знаете, как уйдёт с ним утром на охоту, а то кого ещё и из соседей пригласит, с кем дружбу тогда водил, так только после обеда, или вовсе к ужину вернётся. Но зато уж всегда с дичью возвращались.
– Смотрите, кого Перезвон загнал! - и зайца достанет. Все и сбегутся смотреть, маменька тоже выйдет, смеётся - «Он и тебя загнал, вон как запыхался-то!» А папа пойдёт переодеваться, после спустится усталый но довольный в гостиную, сядет за стол, и уж как пойдут за ужином рассказы, да разговоры, то допоздна и не остановишь. Нас с братом после восьми спать отправляли, а мы наверху к двери на цыпочках подойдём и подглядываем, а то и просто слушаем: - Нет, Лексей Лексеич, - слышался папенькин голос, - то ли было при отце моём, вот псарня была и охота была, теперь таких уж не держат. - Эх, да! – вздыхали за столом – Однако, Василий Михайлович, Перезвон ваш большая умница, как он сегодня в роще ровнёхонько на меня косых-то погнал! А уж заливался-то, точно колокол. - Да, хорош, сукин сын – одобрительно усмехнётся папенька, и пойдут снова рассказы. А Перезвон лежит у камина - ему после охоты в гостиной разрешалось быть, пока ужинали - и сквозь сон, как имя своё услышит, хвостом устало вилять начинает.
Тем временем они подошли к большому белому крыльцу с колоннами.
- Ну, вот мы и пришли! – улыбнулась Катя.
Кулагин посмотрел на дом. Усадьба была небольшой, каменной, двухэтажной, с деревянным мезонином наверху. Один из флигелей немного покосился, окна его печально смотрели во двор, и по всему было заметно, что в нём давно уже никто не живёт.
- Семён! – крикнула Катя. Из сарая вышел невысокого росту мужичок с жидкой бородёнкой и в треухе.
- Да, барыня?
- Семён, отведи Зигзага на место!
- Слушаюсь, - отозвался мужичок и, взяв пса за ошейник, побрёл на задний двор.
Кулагин проводил его взглядом и оглянулся. Барский дом стоял на небольшом холме, вниз от крыльца вела липовая аллея, поросшая лещиной, справа, чуть поодаль друг от друга, виднелись несколько покосившихся изб, слева же находился заброшенный и уже замёрзший пруд. Чувствовалось, что когда-то здесь кипела жизнь, жизнь ещё староукладная со своими правилами и порядками, ныне позабытыми. Кулагин представил себе былых хозяев этой усадьбы, помещиков крепких и знатных, с не одной сотней крепостных, с успешным хозяйством и весёлой охотой, о величии коих ныне напоминали лишь покосившиеся колонны на крыльце, да разве ещё рассказы оставшихся стариков крестьян и ему стало грустно.
- Не зайдёте ли на чай? - спросила его Катя и смешливо прищурилась. - А то вы какой-то уж очень задумчивый.
- Разве? – состроил неопределённую гримасу Кулагин.
- О, да! – весело улыбнулась Катя.
- Тогда, пожалуй, зайду, - согласился Кулагин и они, рассмеявшись, вошли в дом.
- Полина! – позвала Катя, отряхивая снег с сапожек, - ставь самовар, у нас гости. В дверях прихожей появилась толстая и румяная горничная.
- Уже готов, голубушка, вас дожидается – и Полина, улыбаясь, стала помогать Кате снимать шубку. – И где это вы светик мой, ходили так долго, уж не лето, кабы не простыть вам, вот всё не слушаетесь меня, а я ведь вам плохого-то не посоветую, вот и в снег пошли, а зачем так-то долго? - и Полина, разместив их вещи и продолжая причитать, отправилась за самоваром.
Они прошли в гостиную. Зелёные старые портьеры на окнах, выцветшие обои, оружие и портреты на стенах, старая добротная мебель с резными ножками – всё это создавало впечатление какого-то милого и незатейливого тепла и уюта.
- Вот, ангел мой Катерина Васильевна, самоварчик вам несу – Полина с большим подносом подошла к столу. – Тут и варенье, и кокфеты ваши и всё, что вы любите. – И вы, барин, тоже угощайтесь, чего зевать-то, а то проказница-то наша вам и не оставит ничего.
- O, grand merci! – поблагодарил Кулагин, и Полина отправилась на кухню.
- Вы не обращайте внимания, Андрей Сергеевич – у нас всё по-простому, без затей - улыбнулась Катя.
- Не извольте беспокоиться, - успокоил её Кулагин, наливая себе и ей чая, - я и сам привык к простоте. – Однако, маменька ваша где же? Я, признаться, уж соскучился по ней, с лета почитайте что, не виделись.
- Ах, maman тоже вас вспоминает, - Катя приняла у Кулагина чашку и села за стол. - «Что-то соседа нашего, Андрея Сергеевича давно не видно, уж, право, не забыл ли он про нас?» -словом, нравитесь вы ей до чрезвычайности!
- Катерина, ну как тебе не стыдно, что ты говоришь такое гостю?- Анна Алексеевна Авдеева, мать Кати, очень красивая в прошлом женщина, блиставшая ранее на балах в Петербурге, а ныне живущая здесь, спускалась, кутаясь в белую пуховую шаль, по лестнице.
- Здравствуйте, Анна Алексеевна! – вскочил Кулагин и припал к тонкой изящной руке Авдеевой.
- Садитесь Андрюшенька, давненько мы вас не видели, - улыбнулась Авдеева и сама расположилась в кресле у камина. - А мы думали, уж не случилось ли что, в Петербурге говорят, неспокойно, покушение было, - так Катя испереживалась вся: «Как там Андрей Сергеевич? А если вдруг война будет – так что, его на фронт заберут?»
- Ах, мама, - покраснела Катерина, - вам бы всё глупости говорить! И весело рассмеявшись на взгляд матери, пересела поближе к Кулагину, - Вы, Андрей Сергеевич лучше расскажите, как у вас дела идут, а то вниманием своим нас не балуете, мы и не знаем ничего.
- Да что говорить, - отвечал Кулагин, - лес вот с рощей продаю, сейчас купчую оформляем, да только купец этот, Колов – чудачит, взглянуть захотел, вдруг лес не строевой окажется, на днях прибыть ко мне должен.
- Эх, голубчик, - молвила Анна Алексеевна, - места у вас в поместье необыкновенные! Раньше бывало отец ваш с мужем моим покойным – царство им небесное, - и Авдеева перекрестилась на образа в углу, - из соседей кого ещё захватят, да по угодьям этим отправятся на охоту, Катя, наверное, вам рассказывала, – вот уж веселья после было! – и Анна Алексеевна задумчиво улыбнулась.
- Жаль, наверное, продавать, Андрей Сергеевич, - нарушив паузу, спросила Катя.
- Да, конечно жаль, - согласился Кулагин, - только делать-то нечего, или так или с молотка пойдёт. Вот у Верестягина, соседа вашего, тоже и лес, и земля, а работать-то некому, а у него семья в Петербурге, - всё и ушло за копейки.
-Да-да, и что делается... Господи, как же дальше-то будет? – вздохнула Авдеева.
- Ну, Верестягину по Европам поменьше надо было разъезжать, да побольше управляющего своего проверять, и не ушло бы имение его, - заявила Катя. – А то вечно – самим всё делать лень, а после виноватых ищут.
- А Катерина Васильевна будто повзрослела с лета, - улыбаясь, заметил Кулагин.
- Да, есть немного, - улыбнулась в ответ Авдеева.
- Ах, да ну вас! – попробовала обидеться Катя и все трое рассмеялись.
После обеда погода разгулялась, небо просветлело, и его синева необыкновенно красиво сочеталась с белыми снежными полями и застывшей и сверкающей на солнце, ледяной гладью пруда в обрамлении чёрных облетевших деревьев. Кулагин и Катя вышли на крыльцо.
- Красота-то какая! - воскликнула Катя, щурясь на солнце,- Жаль будет покидать эти места.
- Вот так, живёшь-живешь, думаешь - всегда так будет, а как только это подумаешь, всё и закончится – проговорил Кулагин.
- Ах, ну вас! – упадничество прямо какое-то, - одно заканчивается, другое начинается, - возразила Катя. Потом взглянула ему в глаза и улыбнулась.
- Вы уставший какой-то сегодня, Андрей Сергеевич, с дороги, наверное, да и кучер ваш уснул уж должно быть вас ожидая. Вы, вот что – приезжайте к нам на днях отдохнувшим и бодрым, поедем тогда с вами верхом, как тогда, летом. Помните? А то за весь сегодняшний день я от вас и слова ласкового не услышала, - сказала Катя и вопросительно посмотрела на Кулагина.
- Да-с, виноват! – улыбнулся он, - Да вы ведь только всё хорошеете!
- Ах, поздно! – после моих подсказок-то комплементами меня одаривать, - засмеялась Катерина и поцеловала Кулагина в щёку. – А ведь маменька правду сказала, - шепнула она ему на ухо – скучала я по вам. Кулагин хотел притянуть её к себе, но Катерина отстранилась, - Приезжайте на днях как-нибудь, Андрей Сергеевич, я вас ждать буду.
- Обязательно, - ответил Кулагин, они простились.
- 2 -
«Чёрт знает, что такое!» - думал Кулагин, спускаясь по аллее к своему экипажу. Ехав сюда, он втайне надеялся, что удастся сторговаться с Авдеевой по участку, который был рядом с его лесом, но, узнав от Кати, что всё уже заложено в земельном банке, огорчился. - «Мало того, что в Петербурге не всё гладко и Колов этот с деньгами тянет, так и усадьба теперь ещё заложена». Обернувшись, он ещё раз посмотрел на дом и поймал себя на мысли, что ему не хотелось уходить. – «Однако, что со мной?» - и он зашагал вниз по аллее.
- Афанасий! - крикнул он, подходя к запряжённой паре и надевая перчатки, - Ты спишь там, что ли?
- Никак нет, барин! – встрепенулся тот на козлах.
- Поехали, Афанасий домой, устал я что-то, - и Кулагин, посмотрев на кучера и прищурившись на солнце, сел в экипаж.
- Слушаюсь, барин! – засуетился Афанасий над лошадьми, - это мы мигом! Но пошли! Но! Волк обоих вас заешь! Но! А, что б вас! Но! И они поехали.
Катерина вернулась в гостиную.
- Ну, засияла – глядя на дочь, улыбнулась Анна Алексеевна.
- Ах, мама! Ну что вы говорите? - Катерина села подле матери на диван.
- Только то, что вижу – и Авдеева обняла Катю, - Совсем ты взрослая у меня стала. Жалко отец твой не дожил – уж как бы гордился красавицей такой...
Катерина встала и прошлась по комнате, - А правда, что папенька и отец Андрея Сергеевича друзьями были?
- О, - протянула Авдеева, - они ещё с полковых лет, с Кавказа друг друга знали. А как в Петербург вернулись, так кавалеров лучше них ни на одном балу не было.
- А Андрей Сергеевич красивый – мечтательно заметила Катерина.
- Да, он на отца похож очень, только уставший какой-то. Что летом тогда, что сейчас - весь в заботах должно быть. Да и время теперь такое, - не то, что раньше.
- И умный, жутко – добавила Катя.
- Ты, Катя, о чём-то о своём думаешь – уж не мешаю ли я тебе? – спросила Анна Алексеевна, насмешливо глядя на дочь.
- Нет, даже напротив – рассмеялась Катя. – А расскажи ещё про Кулагиных.
- Да что рассказывать, ты и сама всё знаешь, - вздохнула Авдеева. - Я за отца твоего замуж вышла, он меня сюда привёз, потом вы с братом появились. Ну, а Кулагин по соседству имение приобрёл, тоже женился, по началу здесь жили, а как Андрюша родился, так снова в Петербург перебрались, а сюда управляющего поставили. А в Петербурге то ли климат не тот, то ли раны былые – болеть стал Сергей Николаевич, сдавать сильно. Последних несколько лет и вовсе плох был, сюда и не приезжал даже. А, уж вот прошлой зимой известие пришло, что такого-то числа, января месяца 18** года преставился раб божий Сергей Николаевич, в церкви нашей панихиду по нему служили. Жаль его конечно, хороший человек был.
- А Андрей Сергеевич хороший? - спросила Катя.
- Да что ж тут скажешь? Образованный, с манерами хорошими, дельный, судя по всему... Да ты часом, уж не влюбилась ли в него? – и Авдеева вопросительно взглянула на дочь.
- Нет, - вздохнула Катя и подошла к матери, - Не знаю.
В дороге Кулагин попытался задремать, но экипаж так трясло, что заснуть оказалось совершенно невозможным, и тогда он стал вспоминать свой прошлый приезд к Авдеевым.
Это было летом, - в середине июля, он приезжал в своё имение для подтверждения вступления в наследство, ставил подписи в уезде, а после, помня рассказы отца, решил завернуть засвидетельствовать своё почтение к Анне Алексеевне. Там он познакомился с Катериной, они сдружились, и вместо запланированных им трёх дней, он пробыл в своём имении все две недели, - гостил у Анны Алексеевны, ездил с Катей верхом или гулял с ней вечерами и даже пытался писать стихи.
Как-то они катались на плоскодонке по озеру, день был жарким, над камышами то и дело зависали голубые стрекозы, квакали лягушки, из деревни доносились крики петухов. На Кате было простое ситцевое платье, которое, впрочем, ей очень шло, и она, зная это, выглядела очень довольной, и с её лица не сходило игривое выражение.
- Кулагин, смотрите - обратилась она к нему, показывая вокруг – разве не чудесно? Такой день!
- Да, хорошо - улыбнулся Кулагин.
- А знаете, - продолжала она – я помню, когда ещё папенька был жив, мы все вместе поехали на море. Остановились в небольшом городке, сняли дачный домик, и тоже стояла жара, и как-то я вышла в сад, и таким было прекрасным мгновение... Катя мечтательно взглянула на небо, - Вы только представьте: южное солнце, тёплый ветер, шум моря, пение цикад, горы вдали, спелая алыча на дорожках... И так захотелось остаться навсегда в этом моменте, или запомнить его навсегда, что я даже расплакалась. Мне кажется, что счастье – это же очень просто, счастье во всём, что нас окружает, нужно лишь уметь увидеть его, уметь быть счастливым – и она посмотрела на него, - Скажите, я права?
- Кажется, для вашего возраста ещё позволительно так думать, но в жизни не всё так легко, Катерина Васильевна – улыбнулся Кулагин и оставил вёсла.
- Вы считаете, я ошибаюсь, - спросила Катя, вопросительно вскинув брови.
- Отчасти, - отвечал Кулагин - ему не хотелось об этом думать, он смотрел, как солнечные блики от воды играют на её лице, как ветер развевает её волосы...
- А знаете, - улыбнулась Катя, - я хотела бы запомнить сегодняшний день.
- Я тоже, - и Кулагин взял её за руку.
- 3 -
– Приехали барин! Кулагин вздрогнул. Афанасий распрягал лошадей - Приехали, ваше благородие! Укачало вас.
- Что ж, ты так орёшь-то, братец? - зевнул Кулагин.
- Виноват, ваше благородие! Не извольте гневаться!
- Ну-ну, ладно, - отмахнулся Кулагин, вылезая из экипажа и потягиваясь. - Поди, лучше, печи протопи, а то остыли, наверное.
- Слушаюсь, Андрей Сергеевич! - и Афанасий засеменил в дом.
Кулагин потрепал лошадей и оглянулся: большой двор с барской усадьбой и цветником в центре был тёмен на фоне белого снега и догоравшего красным закатом сине-зелёного неба. Стало отчего-то нестерпимо тоскливо, и Кулагин поднялся на крыльцо. Солнце уже скрылось, последние алые отблески играли на верхушках деревьев. «Я тоже» - тихо произнёс он и вошёл внутрь.
Стук его шагов гулко отдавался в нежилых комнатах, на полу валялись обрывки обоев, в некоторых окнах не хватало стёкол и на подоконники намело снега.
- Афанасий, а сторож тут есть? – крикнул Кулагин.
- А как же! – отозвался тот из кухни. - Как же, нонче без сторожа никак и нельзя - продолжал Афанасий, подходя к голландской печи в гостиной с охапкой дров. – Степан у нас в сторожах-то. Да вы, чай, его помните, он и летом был. Только вот пристрастие одно имеет, шельмец этакий – усмехнулся Афанасий.
- Нет, не помню, - и Кулагин посмотрел на засохших мух между оконных рам. – А где же сейчас он?
- Да, кто ж его знает, - развёл руками Афанасий, уронив при этом дрова на пол, - он же, говорю, пристрастие имеет. Давеча был, а теперь, может, в деревню подался, кум там у него. Так что оно так, - может дня через два, а то и через неделю появится.
- Превосходно, – язвительно заметил Кулагин и тяжело опустился в кресло, - Ciest bien!*
- Пьян, пьян, - не понял Афанасий, - волк его заешь, но как трезвый, так он милейший человек, вот ей богу! И батюшку вашего помнит, и о вас всегда хорошо отзывается. И, видя, что Кулагин не будет больше ругаться, Афанасий, немного помешкав, обратился к нему, застенчиво улыбаясь:
- Андрей Сергеевич, не прогневайтесь, а правда ли, что вы имение-то продавать собрались?
- Уж и это известно? – удивился Кулагин.
- А как же, батюшка, слухами-то земля, как говорится, полнится. Только я вот что спросить-то хотел, - продолжал Афанасий, переминаясь с ноги на ногу, - там во дворе хомут, в конюшне-то, так он, значит, может новым-то хозяевам и без надобности будет, а у меня лошадка, так я подумал, вот бы мне...
- Бери, бери – устало отмахнулся Кулагин, и закрыл глаза рукой.
- Спасибо, батюшка, спасибо родной, уж так уважил! – засуетился Афанасий. - А там, в сарае, тележка маленькая, старая уже, так я тоже подумал, кому она нужна-то…
- Ах, забирай, что хочешь – зевнув, проговорил Кулагин, - и оставь меня, братец, спать хочу.
- Слушаюсь, Андрей Сергеевич, ухожу, отдыхайте,- сейчас тепло будет, - и Афанасий, неловко, беспрестанно кланяясь, вышел за двери.
Кулагин поднялся с кресла, подошёл к печке и, прислонившись к тёплым изразцам, тут же задремал. Ему приснилось, будто они плывут с Катей в плоскодонке по озеру, а озеро становится всё меньше и меньше, пока вовсе не исчезает, и перед ними вдруг появляется купец Колов, который что-то кричит, трясёт облигациями, а потом достаёт топор и начинает рубить их лодку. Кулагин очнулся.
- Что за бред, - пробормотал он, и, снимая пальто, отправился наверх, в спальню.
- 4 -
Он так и не выбрался к Авдеевым, уехав на следующий день с прибывшим купцом в Петербург. Он хотел вернуться ещё раз зимой, но различного рода дела, служба, а также другие обстоятельства так и не позволили ему этого сделать.
Имение и землю удалось выгодно продать, присовокупив к ним ещё и выкупленную им, хоть и с большими трудностями у земельного банка усадьбу Авдеевых. Тут, правда, не обошлось без скандала, Анна Алексеевна, которая не планировала расставаться со своим имением, назвала его бессовестным и объявила, что не хочет его больше видеть и знать, и запретила ему также искать встречи с Катериной. Сначала он надеялся, что потом может быть всё как-нибудь ещё и образуется, но вскоре понял, что это вряд ли произойдёт. Весной он ездил в отпуск в Европу, подлечить расшатавшиеся нервы, по возвращении же, дела вроде бы стали налаживаться, сослуживцы смотрели на него теперь как на равного, и он стал вхож в их компании.
Как-то в сентябре до него дошло известие, что Катерина Васильевна вышла замуж, и переезжает с мужем и маменькой на Кавказ. Внешне он довольно спокойно воспринял эту новость, сказав как-то за бильярдом, что «так оно, пожалуй, и лучше» и больше никогда не возвращался к этой теме. Жизнь шла, казалось бы, привычным чередом: служба, партии в вист, воскресные вечера, и только однажды случай напомнил ему про Катю.
Это было вечером, в самом начале зимы, - он и ещё трое чиновников из его ведомства проводили вечер в одном из заведений на Морской, когда в душной, прокуренной бильярдной, где они доигрывали очередную партию, ему показалось, что он увидел Катерину. Она, улыбаясь и стряхивая снежинки с муфты, спустилась с каким-то офицериком к гардеробной, и когда тот принимал у неё шубку, то через арку, ведущую из зала, Кулагин увидел ту же высокую стройную фигуру, слегка вьющиеся волосы. Да, вне всякого сомнения, это была Катя.
Но когда она вошла в зал, никого не видя, кроме своего любимого, вся в порыве своего нежного чувства, то даже дым над столиками будто бы рассеялся, и будто бы стало немного светлее, словно её любовь светилась, и наполняла своим светом и этот душный зал, и эту толпу и всё вокруг.
У Кулагина что-то сжалось в груди, он вспомнил её слова – «Счастье, это же так просто. Нужно лишь уметь быть счастливым». Он безотчётно посмотрел на полинялые зелёные обои в углу, где он стоял, на позолоченные канделябры у колонн, где только что прошла Катя, и ему вдруг стало нечем дышать, захотелось выйти на воздух. Он торопливо простился и, сославшись на мигрень, вышел на улицу.
Вспомнились прошлые его приезды к Авдеевым и так нигде и не с кем не повторившееся ощущение счастья, как тем летом. Вспомнился и случай, когда однажды, уже после своего возвращения из-за границы, он, терзаемый сомнениями, поднял в клубе разговор на мучавшую его тему.
- А что вы думаете, господа, - спросил он - о человеке который, встав перед серьёзным выбором, предпочтёт капитал любви?
– Смотря, какой капитал, - возразил, разглядывая свои карты, Полунин - чиновник из таможенного ведомства. – Да и любовь, сударь мой, нынче разная, - и он, прищурившись, взглянул на Кулагина, – С хорошим-то капиталом какую угодно можно партию себе выбрать. Все рассмеялись, а Кулагин продолжал:
- Да, нет же, я не о том. Вот, скажем, кто-то совершает некий поступок, можно сказать, обманывает чьё-то сердце, но получает взамен материальный достаток.
- Да, вы уж, не о Фаусте ли, батенька? – рассмеялся Полунин. - Опять не идёт мне масть, господа, одни крести. Ну, а если серьёзно, то, человека, совершившего какое либо предательство можно со временем простить, вопрос лишь в том, простит ли он себя сам. Ну, да и не всё же на свете покупается. - А кстати, сколько на кону, господа?
Все тогда снова рассмеялись, а Кулагину расхотелось продолжать игру.
Вот и теперь, он решительно не знал, что ему делать – боль, о которой он старался не думать, которую он хотел забыть всё это время, стала невыносимой, сердце его готово было выскочить наружу, руки дрожали. Все былые чувства нахлынули на него с новой силой, и только теперь он осознал, насколько счастье, которое было, когда-то, совсем рядом, стало безнадёжно далёким. И виноват в этом был только он сам.
- Как же так? – думал он, беря извозчика. – Как же так? – мысленно повторял он, проезжая мимо заснеженных серых фасадов. Как же так? - проговорил он вслух, уже дома, глядя как за окном, кружась в жёлтом фонарном свете, снежинки падают на мостовую. И что же теперь? – он подошёл к шкафу и достал рябиновой наливки. Разве? – передумал он и пошёл к столу. Мысли путались, он старался, ухватиться хотя бы за одну из них, но не мог.
– Катя, - тихо произнёс он побелевшими губами, - Катя,- беззвучно повторил он. Непоправимость ошибки, цена потери и безысходность неотвратимо давили на него и не давали сосредоточиться.
– Что-то нужно сделать, что-то обязательно нужно сделать, поехать назад и объясниться? Нет, бессмысленно. Дуэль? – и он судорожно открыл ящик стола и, уронив на пол какие-то бумаги и письма, достал неслушающимися руками револьвер – Нет, не так! - Лучше сначала его, а потом себя! Нет, всё это не то!.. Не то!.. Он вдруг обратил внимание на небольшое кляксообразное пятно на стене, возле светильника, - Какое отвратительное пятно, - отстранённо подумал он, - почему раньше я не замечал его. Почему... Ноги стали подкашиваться.
- Глупо, всё глупо…неужели уже ничего нельзя исправить? – вслух спросил он и удивился своей хрипоте. - Но, ведь должен же быть какой-то выход, – голова закружилась.
- Да, ведь должен же быть какой-то выход?! – его голос сорвался на крик, и комната поплыла перед глазами.
- Как всё бессмысленно, Катя – простонал он в отчаянии и опустился в кресло.
- Бессмысленно, - повторил он – Без тебя!
И холодное железо коснулось его виска…
***
На похоронах были только несколько сослуживцев и Катерина Васильевна с мужем. Вскоре всё семейство Авдеевых уехало на Кавказ, и больше не возвращалось в Петербург.
***
Ciest bien!* - (фр.) превосходно