Музейный смотритель.
Как-то Михаилу Пиотровскому задали вопрос: « На ком же все-таки держится Эрмитаж?» И он, не задумываясь, ответил, что на посетителях, на хранителях и на музейных смотрителях. Образ дремлющей старушки с белым воротничком – это милый штришок, без которого не мыслим любой музей.
Образ дремлющей смотрительницы не раздражает посетителей, а просто вызывает улыбку, мол, умаялась бедолага. Но если нетактичный посетитель вдруг задаст смотрителю неуместный вопрос о том, не надоело ли тут сидеть целый день, то может в ответ получить и достойный ответ смотрителя одного из крупнейших музеев мира.
К примеру, так отвечала я: « Многим желающим посетить Эрмитаж это просто недоступно хотя бы потому, что не каждый имеет возможность приехать в Петербург. А мне посчастливилось работать в одном из крупнейших музеев мира, в прекрасном дворце, в бывшей царской резиденции.
Моя нога ступает по паркетам, по которым ходили когда-то не только Петр1, Екатерина 2 и все последующие цари и царицы, но и Столыпин, здесь умер Александр2, здесь заседало Временное правительство… Я могу видеть шедевры созданные руками таких великих творцов, как Леонардо да Винчи, Рембрандт, Тициан, Рафаэль, Веласкес, прикоснуться к глубокой древности…».
Когда-то я жила на Набережной реки Мойки напротив Певческого мостика, который плавно переходил в Дворцовую площадь, и мы с маленьким сыном частенько заглядывали в Эрмитаж, когда там не было большой очереди. Он, конечно, первым делом тянул меня в Рыцарский зал, а меня, естественно, в залы эпохи Возрождения - к Леонардо, к Рафаэлю, Тициану.
Но в этих залах всегда такая теснотища и скученность, что было просто невозможно подойти ни к Мадонне Бенуа, ни к мадонне Литте. И всякий раз я завидовала музейным смотрителям, которые могут сколько угодно рассматривать эти шедевры, а про себя успевала помечтать о том, что когда выйду на пенсию, непременно приду сюда работать.
Промчалась срочная служба под названием активная жизнь, ты выполнил свой минимум, заработал пенсию и теперь можешь выбирать из всего оставшегося то, что твоей душеньке угодно. Я никогда не забывала про Эрмитаж, и он, вернее само слово Эрмитаж, действовало на меня магически, оно притягивало к себе, оно манило меня. Я часто приходила сюда любоваться шедеврами, но как трудоустройство всерьез еще долго не рассматривала.
И вот наступил момент, когда я переступила порог служебного коридора Эрмитажа, или директорского. В темно – зеленых тонах шпалеры стен, заключенные в дубовые рамы, светлые деревянные диванчики, высокие рамы окон с видом во внутренний дворик Эрмитажа, в центре которого стоит скульптура атлета, окруженного низким кустарником, а справа натянута волейбольная сетка, где в обед играют рабочие, молодые люди, обслуживающий персонал.
А вот и приемная директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, где справа и слева от двери стоят столики и диванчики, выполненные из карельской березы для посетителей и переговорщиков. Дверь приемной почти всегда приоткрыта и оттуда доносится веселый щебет попугайчиков и пение канареек.
Далее мой путь лежал через подвал в Малый Эрмитаж, где располагается руководство отдела музейных смотрителей, и где меня мгновенно сразил запах и множество дефилировавших туда и обратно кошек, которых, как впоследствии выяснилось, проживает здесь не менее пятидесяти штук.
Кошки потом будут встречать тебя по утрам прямо на Дворцовой площади, где любопытные иностранные туристы с удовольствием их фотографируют. Кошки ждут своих кормилиц, и стоит только полезть в сумку за пропуском, как они это движение тут же воспринимают за сигнал, приглашающий к трапезе, и бегут уже следом за тобой к воротам проходной Малого Эрмитажа.
Несут кормежку им в основном сердобольные смотрители. Но есть у них и главная кормилица сама бывший смотритель, выросшая в последствии до зам. начальника отдела музейных смотрителей. Она по утрам бежит к ним с бидоном молока, разливает по мискам, затем выкладывает по тарелкам фарш, рыбу или сухой корм. Она знает их всех по именам: «Масяня, Персик, Рыжик, Батон», - раздается эхом по двору.
Она лечит больных прямо у себя в кабинете на столе, вызывая своими действиями у главной начальницы аллергию и на кошек и на кошатницу. Ходит много легенд о появлении кошек в Зимнем Дворце. Кто-то считает, что их привезли еще при Елизавете из Казани, кто-то считает, что из Голландии. Но нынешние кошки вряд ли имеют отношение к своим предшественникам после блокады Ленинграда.
Новая начальница опоздала на встречу со мной примерно на час, не извинившись при этом. Уже позже я узнала, что в это время по утрам она любит попить кофеек в буфете, который располагается в галерее Растрелли, со своей подругой. Строгая, она быстро ставила человека на место.
Мои рассуждения о том, как я люблю живопись, о том, как мечтала работать в Эрмитаже, могли бы оказать скорее плохую службу, если бы она вовремя грубо не оборвала меня словами: « Меня это нисколько не интересует, вы идете сюда работать смотрителем и четко должны выполнять только свои обязанности».
Только потом я узнала, что интеллект в отделе музейных смотрителей совершенно не в почете, здесь больше была в почете рабская покорность, т.к. по слухам начальница сама не имела никакого образования. Вот почему среди музейных смотрителей есть немалая доля тех, которые не должны бы работать в Эрмитаже из-за низкой культуры поведения и низкого интеллекта.
Музейным смотрителям строго запрещено демонстрировать свои знания и всегда внушалось, что дело смотрителя только смотреть, чтобы посетители не трогали экспонаты руками и помочь сориентироваться в музее. Но они не могли понять того, что посетитель, пришедший в музей, в первую очередь встречается с музейным смотрителем и к кому же, как не к нему обращаться с волнующими их вопросами, если в зале стоит единственный официальный представитель музея, а вопросы, задаваемые посетителями, бывают весьма не простые.
То, что меня возьмут на работу в Античный отдел, предопределила я сама, т.к. за несколько дней до того, как принять решение, я приходила в музей, чтобы поговорить со смотрителями о моих шансах попасть сюда на работу, о распорядке, об обязанностях, о зарплате.
Я долго стояла в зале Древнего Египта со смотрительницей, которая сразу определила, что меня непременно возьмут сюда: « Нам молодежь нужна», - заключила она. Я пришла домой и со смехом рассказывала своим, что женщине пенсионного возраста в Эрмитаже, оказывается, так легко сойти за молодежь. Смотрительница сидела между двух базальтовых саркофагов напротив египетской мумии. Это позже я узнала, что зовут этого «засушенного дядьку» - Па-Ди-Ист, и что ему три тысячи лет, и был он когда-то жрецом.
Бедный Па-Ди-Ист и предположить не мог, что когда-то он будет лежать не в милом сердцу теплом Египте у себя на родине, а на Севере, в Петербурге, на чужой стороне и что на него каждый день будут смотреть тысячи туристов, а за год придут поглазеть почти 10 миллионов человек.
Сразу вспомнился рассказ Эдгара По « Разговор с мумией», где доктор Иенбогус, получивший наконец-то согласие дирекции городского музея на обследование мумии, т.е. на ее распеленывание и, если потребуется, вскрытие. Но не найдя следов разреза, через которое обычно извлекали внутренности, доктор решил провести опыт с вольтовой батареей.
В результате воздействия током на большой палец правой ноги, мумия вдруг сначала согнула колено правой ноги, подтянув ее к животу, а затем, выпрямив, сильным толчком брыкнула доктора так, что он вылетел через окно третьего этажа на улицу. В заключение всех неожиданных действий, мумия села, чихнула, а затем выразила свое возмущение к такому хамскому обращению с ней и к тому, что ее так безжалостно обнажили в таком холодном климате.
Зал Древнего Египта, как оказалось, никогда не жаловали смотрители, т.к. работать среди саркофагов, рядом с мумией было не комфортно, хотя сами по себе экспонаты очень интересны и вызывают интерес у посетителей. Через год моей работы в Эрмитаже, в этом зале на моих руках умерла смотрительница, которая в первый день после отпуска торопилась, чтобы не опоздать на свое рабочее место.
Она спускалась по ступенькам в зал и почувствовала себя плохо. Ноги ее подкосились, она вся как-то обмякла, и, не дойдя до зала две ступеньки, тут же на лестнице сначала присела, а потом распласталась по полу. Мы с коллегой попытались сделать ей искусственное дыхание, но умерла она очень быстро. Я помню, как медленно затухали ее красивые карие глаза. На шее у нее висел золотой крестик, чистенькая, ухоженная, в свеженькой блузке, женщина моих лет примерно, с хорошим добрым лицом. Она уходила красиво, с виноватой улыбкой на лице.
Я долго не могла придти в себя. Я впервые увидела смерть так близко, и как это происходит. «Как же так » - думала я, – только, что был человек, торопился на рабочее место, первый день после отпуска, отдохнувший, полный планов на будущее – и вдруг все оборвалось в одну минуту». Потом зал перекрыли, и она осталась в зале Древнего Египта одна среди гробов и саркофагов. На нее набросили какой-то несвежий белый халат, и прямо на полу она пролежала еще пять часов, пока не приехала за ней спецмашина. Как странно устроена жизнь.
Продолжение.http://www.proza.ru/2012/01/31/1399http:/