Три этажа над прежним уровнем

Людмила Каутова
Пётр Иванович Лужков двое суток не был дома. В комнате общежития, где он жил, страдала от одиночества односпальная кровать с панцирной сеткой, провисшей до пола, без общения скучал выключенный компьютер.  Колченогий стол и  два симпатяги стула,  перекочевавшие   из ординаторской на время и прижившиеся на новом месте, напрасно готовились к встрече с хозяином.   А «Медицинская газета» с распластавшейся  мухой, приказавшей долго жить ещё осенью, была абсолютно не востребованной.

Дома… Закрыв плотно  дверь, Пётр Иванович в очередной раз убедился, насколько был прав  тот, кто выдал миру золотые слова - «мой дом - моя крепость». Он оставил на вешалке вытертую дублёнку, ноги затолкал в уютные тапочки, предвкушая удовольствие от предстоящего отдыха в течение суток.

Сутки! Жизнь доктора измерялась ими. Сутки дома - двое на работе. Правда, иногда удавалось вздремнуть на твёрдой кушетке в кабинете, прикрыв медицинским халатом ноги в носках с дырочками на пятках.  Какой-никакой сон!  Питался Пётр Иванович в больничной столовой. Щи и каша - пища наша! Такое меню вполне устраивало. Недостающие калории он восполнял,  время от времени забрасывая в рот конфетку  из красивой подарочной коробки. К тому же на столе готовый к включению, как ракета на старте, всегда стоял пузатый чайник.

Дома… Долой пиджак… Он уже протянул руку за уютным махровым  халатом, как дверь, противно заскрипев, приоткрылась, в щель просунулась лохматая не чесанная голова:

- Пётр Иванович,  Вы дома? Тёща прихворнула. Не могли бы посмотреть?

Потом дверь распахнулась. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стояла молодая симпатичная женщина:

- Пётр Иванович, Вовка заболел. Кажется, у него температура. Не могли бы Вы его лоб потрогать?

На заднем плане появился ещё один проситель с синюшным лицом:

- Иваныч, со вчерашнего дня коленка  распухла, пощупай…

В коридоре выстроилась очередь.

-  Ладно-ладно. Идите по комнатам. Посмотрю, потрогаю, пощупаю… - во время вспомнил Пётр Иванович клятву Гиппократа, и крепость сдалась без единого выстрела.

Когда он снова вернулся домой, в окно заглянул утомлённый делами вечер, сгустил тьму, намекнув,  что пора спать. Пётр Иванович поставил на стол тарелку  с  честно заработанными  тремя  блинами и рухнул на кровать, на всякий случай, засунув голову под подушку.

Спал - спал - устал. А устал от того, что снились чужие сны. Снился трёхэтажный особняк из белоснежного кирпича на берегу покладистой спокойной речки. И будто бы особняк принадлежит ему. Он в одежде от Версаче подъезжает к крыльцу на «мерсе», а в гараже томятся ещё три машины. У каждой - своё назначение. Возле дома роскошный сад и небольшой огородик. В огороде -  пугало в платье от Диора.
Встречать  выбежала  жена, бывшая модель, -  туфли на высокой  шпильке  на ходу надевает. Детишки горохом рассыпались по крыльцу - бонна никак их в кучу собрать не может.

Звонок от министра здравоохранения. Как здоровье Главного врача кардиоцентра,  спрашивает. Растерялся сначала Пётр Иванович,заволновался но тут же успокоился, сообразив, что Главный врач - он и есть.

Проснулся, голову из-под подушки вытащил …  Неловко себя чувствует Пётр Иванович, будто чужую жизнь украл. На работу нет сил идти. К зеркалу подошёл. Из зеркала на него смотрел рыжий идиот с красными от недосыпа глазами,    в рыжем галстуке, в  рыжей рубахе - настоящий варёный рак. Ужас!

Не успел Пётр Иванович по этому поводу расстроиться:  очень кстати стук в дверь послышался. На пороге коллега Нестерович.

- Заходи, заходи, Валентин, -  обрадовался Пётр Иванович. - Мы сейчас с тобой три блина на двоих раздавим. Включай чайник.

Не отказался Валентин.  Со свистом всасывал через сложенные трубочкой губы горячий чай, слушал сон Петра Ивановича и философствовал, философствовал…

- Трёхэтажный коттедж - это три этажа счастья. Каждый человек в жизни имеет подпорки: дом с семьёй, работа, люди, с которыми  и в праздники, и в будни, материальное благополучие, земля, на которой твой дом стоит. Стоит хотя бы одну из них потерять, исчезнет главное: пропадёт смысл жизни. В твоём доме будет всё.  Не ленись! Засучи рукава, и вперёд.  Вон оно, счастье  -  за поворотом! Встречай!

- Оптимистично! И правда, как я не додумался…  С детства знаю: настоящий мужик должен дом построить, сына родить и воспитать и дерево посадить. Банально? Но ведь правильно!

- Ты спросил - я ответил, - подвёл итог Нестерович и ушёл, оставив хозяина наедине   с мыслями.

Допивая чай,  Пётр Иванович решил сначала  построить дом, жениться, а  потом и дерево посадить.

На работу он летел,  как на крыльях, но всё равно опоздал. Мало того, в коридоре нарвался на Главного врача:

- Опоздал? Опять? Никогда из тебя, Лужков, толку не будет. О том, что заведующим отделением станешь, забудь!

Пётр Иванович нисколько не расстроился. Он давно  создал внутри себя образ идеального «я». Если укорял себя за что-то, значит, этому образу не соответствовал, не принимал себя реального. В итоге -  недовольство собой, низкая самооценка. Это ему ни к чему. Предстояло перевоплощение в идеального героя, способного подняться над прежним уровнем жизни.

Деньги для начала строительства были - в Париж собирался, копил.  Кредит взял. Подрядчика нашёл. Место выбрал… И завертелось,  закружилось…

С клятвой Гиппократа пришлось расстаться …  Затянуть потуже ремень… Работать, работать, работать… Конфеты  не брать… Напомнить пациентам, что  есть другие способы благодарности. Запретить соседям устраивать очереди в коридоре.

К осени трёхэтажная коробка белым лебедем взлетела к небесам, осталось сделать внутреннюю  отделку.
 
Всё бы хорошо, но природа давно требовала близости с женским полом.  Правда, Пётр Иванович обходился виртуальными встречами на сайте знакомств, где представил себя топ-менеджером  крупной кампании. Живёт, мол,  в трёхэтажном коттедже, имеет «мерседес», холост. Он наслаждался комплиментами дам, готовых и на меньшее благополучие, купался в лучах придуманного счастья, тешил себя мыслями об идеальном внутреннем «я», всё меньше и меньше бывая на «стройке века». А стройка требовала денег и немалых.

 Тут и появилась она. Однажды у подъезда общежития,  потеряв земное притяжение, ему под ноги упала девушка в сапогах на высоченных шпильках. Вспомнились слова Нестеровича: «Счастье - в пути!»

- Моя! - решил Пётр Иванович.

Её звали Марго. Она жалела всех, в том числе, хористов, которые ежедневно приезжают рано утром на радио, чтобы исполнить Гимн, выпрашивала комплименты, любила рестораны и ночные клубы, золото и наряды от Диора… И ей плевать, где будет брать деньги «котик». Пётр Иванович изворачивался, крутился, зарабатывал, ловчил, но денег не хватало.

На стройке века -  тишина.  Замерла стройка. Застыла.

Только ледяной ветер шалит внутри здания, гремит железом на крыше, выметает застывшие  опилки-слёзы через пустые глазницы окон, пытается сдуть грязь с почерневших стен.

Не спеша разгребает снег сторож Ахмат. Да Пётр Иванович в облезшей дублёнке, спрятавшись за кучей мусора,  пытается  перекричать ветер:

- Эй, Ахмат, может, нам пока дерево посадить? Говорят, зимой оно приживается лучше.
-