Прости, но вот уже почти тридцать лет, как я уехал. Хоть и живу я рядом, но в другом городе. Мне уже незнакомом. Так получается. Первое время ты приходила ко мне во сне, в воспоминаниях. И затихла, как будто боль, но вдруг из вне, в какой-то момент цепляет некто или нечто, какую-то струну и всё начинается по новой. Вот и сейчас зацепило….
А всё новые фотографии.
Приходит в память пожилая женщина (в шестнадцать – восемнадцать все старше сорока были пожилыми), которая шла вдоль стены Джума–мечети и через каждые полтора – два метра, целовала забор. Что это было? Был какой-то ритуал или она дала какой-то обет? Не ведомо мне. Но сейчас я готов целовать стены дома, в котором мы жили, в котором родился я и в котором родился мой сын.
Но нет тех стен. Есть новые. Построенные новыми хозяевами они хоть и похожи чем-то на старые, но это уже не они.
Не верьте гиду-обманщику, который скажет, что – «Вот здесь, опершись на эту стену, стоял Самед Вургун».
Да, он стоял, опершись на стену, но то была другая стена. Та приказала долго жить.
Нет уже стёртых миллионами ног ступеней старой лестницы. Есть новая, удобная, но ведь это уже не та. Ведь то были отметины времени, была та самая летопись.
На моей первой фотографии, которую я выложил в Интернете, никто не заметил, а может просто, не захотел увидеть стёсанный угол дома.
Я в своё время долго стоял перед этим домом и пытался понять от чего это, кто мог оставить этот след. Оказалось всё проще пареной репы.
Этот след оставили оси тележек. Какие это были тележки теперь трудно сказать, а в наше время по Крепости и не только по ней, но и по городу перевозили крупногабаритные грузы на тележках представляющих из себя платформу на двух больших колёсах.
В оглобли впрягался человек и перевозил, иногда даже очень далеко, груз практически любой величины. Они или другие, но след оставили. Сколько же их должно было пройти мимо этого угла. Сотни, десятки сотен, а, скорее всего десятки сотен тысяч осей вгрызались, врезались в камень дома. Все они оставляли свой автограф на этом камне. Но люди не хотят видеть, хоть какой «непорядок» и исчез автограф. Только и всего. А Крепость попыталась убрать у себя маленькую и совсем незаметную морщинку. Ведь, сейчас моя любимая, напоминает молодящуюся даму, постоянно делающую подтяжку за подтяжкой.
Лицо у неё меняется, и говорят, что это ей к лицу. Не знаю, но мне роднее то, которое увидел я при рождении. Ведь смешно выдавать беленькие, только что построенные стены за те, которые видели так много. Кто-то из больших актрис (Раневская или Пельтцер) просила гримёра – «Вы не трогайте моих морщин. Я их честно заработала». И ещё меня настораживает словосочетание «Как-будто». Купили обои под кирпич, мрамор, дерево – наклеили на бетонные стены и как будто это кирпич, мрамор или дерево. Но нет, это всего-навсего тот же бетон. Не обманывайте самого себя.
Вспоминаю Старый Город в Риге. Ведь не тронули они стен домов старых. Так и стоят тёмные, а иногда и просто закопчённые. Ну и что? Ведь время не сделало бы их белее или моложе. Зато веры в то,- что это старина - больше.
Сколько времени я провёл у одной стены во дворце Ширван шахов. Стена эта в верхнем дворике. В ней два входа в Диван-хане. Вся поверхность стены была в непонятных, для меня «оспинах». Сколько я не пытался узнать, отчего они, но никто, из гидов Дворца, сказать не мог. Такие же отметины и на минарете «Сынык-кала». И вдруг меня осенило – ведь это следы от пуль. Чем была эта стена в годы лихие. Стеной, на которой вывешивались мишени, а может здесь выставлялись другие – живые мишени. Может, здесь и было то самое – «К стенке!». Ну, заделали оспины. Стала эта стена моложе? Нет, конечно. Просто стерли какой-то «штампик» в паспорте моей любимой Крепости и всё.
А ведь стоило посмотреть и в сторону Ленинграда, который Петербург. Оставили «оспины» от осколков то ли бомбы, то ли снаряда на колоннах Исакия.
И открою я вам один секрет. Есть в Диван-хане один следок. Как приятно мне было смотреть на него.
На ступенях стёртых подошвами многих, хороших и плохих, добрых и злых, справа и слева от входа под порталом есть две выбоины. Их оставило ВРЕМЯ. Капли дождя, срываясь с высоты портала, выдолбили эти два малюсеньких бассейна-лужиц. В дождь они наполняются водой, которая долго ещё хранится там, медленно высыхая. Неужели и их постигла участь «оспин» на стене. Ведь надо, чтоб было всё, как новенькое.
Неужели, людям, проводившим этот «капремонт» невдомёк, что они уничтожают следы времени следы ИСТОРИИ. А, так…. Ну, новодел он и в Африке новодел.
Порвали, разодрали застройку вокруг самого Дворца. Ну, и что? Стоит он сейчас, как голенький. Ведь, это всё равно, что вытащить какой-нибудь орган из тела и рассказывать о нём. Ну, студентам хорошо - узнают, может быть что-то. Но каково самому Дворцу. Ведь если посмотреть на него в плане становится совершенно непонятно – «А почему он такой?» Ведь, в плане его конфигурация не подаётся никакой логике. Ни одной правильной фигуры. Весь изломан, сплошные углы. А, может, просто-напросто строился он, вписываясь в уже существующие застройки. Вот тогда всё становится на своё место. И шаху, вероятно, ничто человеческое было не чуждо. И заботился он о своих подданных. Ведь не уничтожили существующие кварталы, а обошли, ничего нетронув.
Что ж теперь-то плакать (это мне). Поезд ушёл.
Есть один вариант. Может взять пример с тех же французов, которые в Париже живут. Нанесли они на брусчатке площади контур проклятой Бастилии. И всё хорошо и люди помнят, что стояла здесь вот такая «бяка». Почему бы и нам не оконтурить уже исчезнувшие дома. Будет тогда память, на улочках и в переулках, о погибших домах и сооружениях. Ведь появились сейчас неоправданно большие, совершенно пустые площади. Ну, никак не могли они быть в такой плотной застройке. Просто туристические автобусы, наверное, ставить негде.
Когда я в первый раз побывал (официально, с гидом и с экскурсией на Девичью башню и Храм огнепоклонников) во Дворце, а это был конец шестьдесят первого года, то не было плит под ногами, а была плотно утрамбованная, убитая земля. Ведь столько всего было в нём. Были казармы, были конюшни. И все они оставили свой след.
Вот тому Дворцу, у меня доверия больше. А, когда я в течение месяца пропадал во Дворце (своим человеком стал у экскурсоводов дворца) тогда и появлялись первые известняковые плиты во дворах. И бассейн с фонтаном тоже.
А сейчас, что.
Один мой товарищ, во время нашей прогулки по Крепости сказал – «Да что в этом хорошего? «Скорая» проехать не может. Пожарные – так совсем в западне. Четыре бульдозера, четыре экскаватора, неограниченное количество самосвалов и за неделю всё будет ОК. Будут нормальные широкие улицы, будет место для проезда транспорта. Будут места для парковок. Не то, что сейчас».
А может он прав.
И может, ждёт тебя моя любимая большая – пребольшая строй площадка.
Ведь позволили в городе строить «высотки». Для тебя же дом выше трёх этажей уже высотка.
Иноземцы построились.
Ничуть не стесняясь твоим статусом памятника. Ведь, что интересно. Когда госпожа Тэтчер – «Железная леди» переклеила обои у себя в резиденции, то ей сделали внушение (!) и заставили всё возвратить на место своё.
До свидания моя хорошая. Может, приду ещё разик. Посмотрю на тебя, на дом, в котором вырос. Нажму пару раз на спуск фотоаппарата. А сейчас просто напишу тебе стихи. Нет, они не мои. Меня на такой подвиг не хватит – японца. Он жил в те далёкие времена, когда ты была молоденькой. Вот слушай:
«Кому же отныне
Сердце открою своё?
Сосне в Такасаго?
Но разве как с другом старинным
Я вправе с ней говорить?»
Это написал в девятом веке Фудзивара-но Окикадзэ.
А где моя «сосна», которой сердце открою своё.
Что грустно, да?
Вот и мне тоже…
А название так и не придумал. Да, и стоит ли.