Сало

Кирилл Щетинин-Ланской
Само по себе сало продукт своеобразный и даже полезный, если употреблять его с умом. Некоторые военные не употребляют этот продукт, незаменимый в условиях лютой полярной зимы. Одни, в силу своей национальной и религиозной принадлежности, другие по причине неуважения ко всему свинскому роду, а третьи просто в силу непонимания чудодейственной силы этого продукта. Так или иначе, но произошёл на одном корабле случай, после которого многие стали воспринимать сало, как интернациональный продукт, объединяющий народы.

                *          *          *

Дело было даже не на корабле, а на вспомогательном судне бригады АСС. Это было небольшое водолазное судно типа ВМ  с простым названием «Водолаз-12». Судно было прикомандировано к одному из судоремонтных заводов флота. Его славный экипаж выполнял тяжёлую, рутинную работу, без которой, впрочем, на флоте не обойтись.
Экипаж судна был пёстр и многонационален по своему составу и состоял из 12 человек.
Командовал этим линкором рейдового масштаба старший лейтенант с простой немецкой фамилией Гофф Александр Францевич. Гоффов в Германии, как в России Ивановых, между тем был он коренной казахстанец, хотя внешностью обладал арийской. Здоровенный и светловолосый с серо-голубыми глазами, обрусел он до невозможности, а по сему постоянно курил «Беломор», витиевато матерился и ходил всё время «со стаканом во лбу», благо спирт или «шило» на водолазном судне традиционный напиток.
На глубоководные спуски на борт наведывался врач-физиолог, давний кореш командира, и тогда веселье приобретало затяжной характер хронической встречи Нового года.
Самое интересное, и это поражало всех, что боцманом на судне и по совместительству старшим помощником командира, был мичман Розенблюм Марк Исаакович.
Как выпускник культпросвет училища (???!!!), бывший солист ансамбля народного танца Украины, попал на флот, стал «сундуком», да ещё и выбился в боцмана, было уму не постижимо! Типичный еврейский мальчик то же стал жертвой великой русской культуры и привычками от командира особо не отличался. Кроме того, были они закадычными друзьями и собутыльниками. Их объединяла всепоглощающая любовь к душевным разговором под «шило», (не важно, медицинский или иной, главное, что для внутреннего употребления) про прозу жизни и коварство всех баб без исключения. Врезав по пол-стакана неразбавленного напитка (для начала), они пытались убедить друг друга, что немцы и евреи всегда останутся вечными врагами. Почти всегда посиделки заканчивались братанием всех народов Земли и пением пролетарских песен. После таких посиделок, на утро, вялые тела Марика и Шурика разносил по каютам механик Василий Тарасович Поносюк. Он был гражданским и рад бы был посидеть в такой тёплой компании, но дома его ждала жена, мадам Поносюк, дама под два метра ростом в туфлях 43 размера. Сам механик имел рост метр шестьдесят с кепкой и не злоупотреблял чувствами жены. Между тем, малый рост помогал Тарасычу в работе, так как всё механическое на судне было очень маленьким и тесным, а он со своим теловычитанием, а не телосложением, проникал в любую скважину. Раз-два в месяц он всё же принимал участие во встрече друзей. Эту процедуру он готовил заранее. За неделю до пьянки он гордо и часто сообщал жене, что уходят они в очередной поход для спасения погибающего корабля или самолёта. Мадам плакала, что-то причитала и постоянно крестила морехода. На борт механик приходил под завязку загруженный тёплыми носками и домашней едой. Это особенно радовало остальных членов компании, в виду ведения обоими хронически холостяцкого образа жизни. В вопросах приготовления пищи жена механика действительно была на высоте, с этим соглашался даже кок Эдгарс Рукманис. Поваром он был от бога, иначе бы его не взяли на водолазное судно. Знал он кухню, казалось, всех народов мира и после техникума до службы работал в ресторане в Лиепае. Звали его остаться на сверхсрочную, обещали золотые горы, но Эдис твёрдо решил ходить в загранку (для него уже и место готовил отец-капитан). Он особо не бузил и тихо ждал ДМБ в звании главного старшины. Начальство его уважало.

                *         *          *

О процедуре питания водолазов надо рассказать отдельно. Оно того стоит ведь принятие пищи на флоте, наверное, самая яркая из всех немногочисленных радостей жизни матросов срочной службы.
Хорошо кормят в морской авиации, но порционно. Отлично кормят на подводных лодках, если хочешь полакомиться, всегда чего-нибудь найдёшь. Водолазов, в силу специфики их работы, кормят просто изысканно, к тому же разнообразно, много и в любое время суток. Таких деликатесов, как на службе, я «на гражданке» не ел до окончания перестройки. В нашей провизионке было всё и всегда, даже икра, и не только кабачковая. Хотя каждый нормальный человек поймёт, что таскать на себе 90 кг. водолазного снаряжения УВС-50М ( в просторечье «трёхболтовку») тяжеловато. А совершать эту процедуру приходилось почти ежедневно. Такие усилия, хоть и становятся привычными за 3 года, но требуют компенсации.
 «Годки» на флоте по вечерам разминаются «вечерней птюхой» (жаренная картошка с различными неуставными включениями), и это одна из традиций, на которых стоит флот. В общем, главное, чтобы кок был достойный, а он у нас был. Но я отвлёкся. Я ещё ничего не сказал о простых моряках нашего экипажа.

                *          *          *

На каждом судне есть палубная команда. По нашей палубе то же сновали два чёрта. Старший матрос Хачик Трапезанян (я сам не верил, что его так зовут, пока не увидел его военный билет), вечно сыпавший всякими шутками-прибаутками, смешными уже по причине их армянского произношения. Как и всех армян на флоте, его прозвали Ара. Младшеньким у него был недалёкий белорус Вова, просто Вова. Он то и был постоянной жертвой шуточек армянского радио, хотя это не мешало быть ему трудолюбивым и исполнительным воином. Это качество, обычно приводит наших братьев-славян на сверхсрочную службу.
В помощниках у механика Тарасыча ходили два моториста. О них, несмотря на небольшой срок службы, водолазы даже заботились. Мотористы вообще лучшие друзья водолазов. Одного звали Адил Азиз Ага Оглы, но все называли его просто Вася. Вася был молчаливый и очень интеллигентный студент из Баку. Он был скромен, и если какие-либо шуточки Ары касались его лично, он густо краснел и уходил крутить гайки или просто протирать механизмы ветошью в машинном отделении. Вторым его собратом по механическим недрам был Гия Мацкипладзе из знойного города Кутаиси. Собственно, он был не просто мотористом, а имел специализацию в простонародье именуемую «кислородчик». Гия обслуживал компрессора, воздушные баллоны и барокамеру, в общем, всю водолазную технику. Был он парнем горячим, но к шуточкам Ары относился терпимо. Был у него один недостаток. Он до беспамятства любил пельмени, и пока всё, что мучительно лепила вся команда по выходным не было съедено, напрягать его работой было бесполезно.
Он пожирал их с утробным урчанием, пока не уничтожал всех до последнего, а потом долго рыгал и свиристел желудком. Прозвище он носил единое, для всех грузинов на флоте. В начале службы был он «биджо», а, перевалив за экватор священного долга, под ДМБ, логически становился «кацо». Вообще, грузины ребята хорошие, и если где-то и проштрафятся, то от командира зачастую слышат: «Ну что же ты, генацвале?». И им бывает стыдно.
В общем палубных работников на флоте называли «пехотой», мотористов - «маслопупами», а водолазов- «мутами», от слова мутить. Наверное, воду, что ж ещё?
Вся эта история с салом и закрутилась вокруг водолазов. Нас было четверо. Двое: Женька и Камиль, одного призыва и из Питера, и поэтому считались земляками. Виталик по фамилии Карасик, был с Украины. Был он сварщиком, причём варил одинаково хорошо и под водой, и над ней. Я был старшиной команды, и тоже из Питера, поэтому молодых особо не грузил. Да и не к чему это было. Каждый из нас чётко знал своё место во флотской иерархии и также исполнял свои обязанности по службе.
Вообще, у нас как-то не принято было «годковать» (гонять молодых по делу и без такового), водолазам вообще это свойственно в меньшей степени, нежели в других частях. Какая тут «годковщина», когда жизнь человека под водой зависит от тех, кто на палубе. А это не всегда военные одного призыва. У нас как-то всё было основано на уважении. Да и нас с Виталькой всегда старались называть просто по отчеству. Меня - Петровичем, его -Иванычем (хотя с такой фамилией можно обойтись без прозвища).
Моряки жили в носовом кубрике, командиры по каютам, а мы в водолазке на корме. Начальство к нам заходило, предварительно постучав. В этом тоже был элемент уважения к нашей работе и к нам. Пароход наш стоял у плавмастерской. У нас был свой телефон. К нам вообще никто не ходил и по пустякам не придирался. Все знали: чуть что, мы пойдём по первому свистку, на то мы и спасатели. Командиры носили кожаные регланы, а мы - морпеховские куртки без погон, бежевые верблюжьи свитера и фески. Флотские ботинки или «гады» на севере не особо носят, всё больше как-то яловые тяжеленные сапоги, что гораздо теплее. На севере вообще-то холодно.
Мы же, по причине крутизны, носили укороченные морпеховские. Единственным атрибутом, по которому нас можно было принять за военных - это чёрная пилотка со звёздочкой, которая, находясь в кармане, сразу превращала нас в гражданских. В общем, от нас за милю веяло романтикой и какой-то непонятной многим крутизной. Лишних вопросов не задавали и в дела наши не лезли.
Тем не менее, это была нормальная морская служба. По утрам приходили командиры, если им было, где ночевать, кроме своих кают, получали задание на день, и мы отдавали концы и шлёпали к месту работы. Матросы шустрили на палубе, всё время что-то шкрябая или крася. Когда было холодно на палубе, они плели в кубрике концы и маты. Марик был большой специалист в боцманском ремесле. Мотористы ковырялись в машине. А мы ныряли. А раз мы ныряли, значит, и судно выполняло боевую задачу. Мы снимали намотки с винтов, заделывали пробоины, осматривали винты и причальные стенки. В общем, содержательно проводили время.

                *          *          *

Как-то командир заметил, что хорошо бы нам иметь своего человека на плавмастерской, который бы там всё и всех знал и по необходимости делал бы работу, которую лучше делать, всё-таки, на заводе, а не на коленках. Он оперативно посетил начальника плавучки, они вместе полакомились «шилом», после чего ремонтник сказал: «Кулибина не обещаю, но кого-нибудь подберу». И подобрал!
Утром после всеобщего подъёма флага, когда отыграли корабельные горны, мы услышали странный голос с борта мастерской. «Водолазыыыы! Водолазыыы!» - кричало какое-то чудовище с непонятным акцентом.
На палубе мастерской стояло нечто невзрачное в бескозырке, больше на 3 размера и, по этой причине, облокотившуюся на большие оттопыренные уши. Одето нечто было в промасленный зелёный ватник и зелёный же солдатский сидор (вещьмешок) на плечах.
- Снизойдите и представьтесь, товарищ матрос! - сказал боцман, и странно так посмотрел на командира.
Видно мало вчера шила съели! Подляна, блин! Воин сполз по трапу и ударил строевым с отданием воинской чести в движении. Что-то, гортанно прокричав, он протянул бумазею, на которой ровным писарским почерком было выведено: «Командировочное предписание», и даже стояла печать. Из бумаги следовало, что матрос плавучей ремонтной мастерской номер такой-то, Насрулло Темирбаев командируется на наш геройский пароход.
- Этого нам только не хватало! Не экипаж, а интербригада какая-то! - сказал командир, и, буркнув под нос что-то про маму и верблюжью колючку, ушёл в каюту долечивать болевшее со вчерашнего.
Ара тут же окрестил воина Сруликом и выразил общее мнение, что хорошо бы бойца отмыть и накормить.
- Потом и ответ держать будет, - добавил Виталик, и все разошлись по работам.
День был субботний, работ не было, и все занимались профилактикой механизмов по заведованию. Боцман загнал командированного в душ, заставил раздеться, и, надев рабочую рукавицу, отнёс его шмотки в мусорный бак. Потом, ткнув палкой от швабры в те места, которые надо было тереть особенно тщательно, выдал Срулику кусок хозяйственного мыла с мочалкой, и удалился. За борт из душевой лилась жидкость грязно-жёлтого цвета с клочьями серой пены. В одно из контрольных посещений отмываемого, боцман, глядя на его ноги, спросил:
-А что это ты, милый, в носках стоишь? - На это обрабатываемый, встав по стойке «смирно» громко отрапортовал:
- Нэт насок никакой, товарыщ боцман! - Марик махнул рукой, выдал бойцу ещё один кусок мыла и, вздохнув, вышел до следующего контрольного посещения. Когда за борт полилась практически чистая вода, боцман решил процедуру закончить. Тарасыч качал головой и бубнил под нос:
- Половину месячного запаса за борт слил, басмач! - имея в виду пресную воду. Выдав матросику, новые ситцевые трусы и тельняшку б/у из закромов Родины, боцман отвёл его в кают-компанию и усадил за стол. Срулик сидел на рундуке, болтая тонкими ножками в тапках из голенища валенка, чинно сложив руки на коленях, и ждал команды. А команда: «Команде обедать!» отгремела на всех кораблях тому назад часа два и, пока страдальца отмывали, все уже снова занялись своими делами.
Воин сидел за столом, непривычно для самого себя чистый, и рассматривал окружающую действительность. Напротив сидели мы с боцманом и, конечно, Ара. Не мог он пропустить грядущее шоу и поэтому, сидя с нами, вертел в руках кусок пропиленового кончика, делая вид, что занимается изготовлением выброски (приспособление для швартовки). Эдис в белом колпаке и двубортной, как в ресторане, поварской тужурке, принёс на подносе миску с солянкой и огромную, с пол лаптя, котлету с жареной картошкой.
Достал из холодильника запотелую литровую банку с компотом из чернослива и присел рядом. Страдалец молотил ложкой всё подряд, а Марик вдруг ляпнул «ни к селу, ни к городу»:
- Был у нас один такой западэнец (имея в виду аборигена Западной Украины), метал всё, что не приколочено. Потом называл всех москалями проклятыми, вместо спасибо.
- Ну и чем всё дело кончилось?- живо поинтересовался Ара.
- Да начал он рассказывать, как его дед по лесам бегал, да москалей - коммунистов стрелял, ну и врезал я ему «баночкой» по зубам. Вынес 4 зуба, он потом шипел, как змей. Ну, какой я ему москаль? Да и батька мой парторгом на заводе работал, а мама моя украинка с под Полтавы. Я даже не обрезанный. Мама не позволила, жаль только баба Фира, она у меня в Одессе живёт, очень обижалась.
Эту тему Ара не мог оставить без внимания.
- Так, стало быть, ты не Розенблюм, а Розенблюмченко? - давя смех во внутренних органах, спросил Ара.
- Уймитесь, семиты!- донёсся расслабленный голос арийца из открытой двери каюты. - Кончай бакланить! Дракон, подбери лучше басмачу робишку в своих недрах.
- Давай на палубу шуруй, клизма ереванская! – как-бы обидевшись, сказал мичман, зная, что Ара попал на флот с 3 курса Ереванского мединститута.
Присосавшийся как клещ к банке с компотом, матросик одеваться не спешил, но в процессе траления сухофруктов со дна банки на вполне сносном русском языке поведал, что он из Душанбе, закончил там ПТУ и на дембель ему осенью. Вот тут-то многим из нас стало обидно! Этот зачуханный воин оказался двухгодичником, в компании нас, призванных на три года. На погонах его были красные канты, и это коренным образом отличало его от нас. Ехать ему домой, стало быть, с Карасиком, Арой и Биджо в одном поезде.
Надо сказать, что в различных частях флота служат по-разному. На кораблях и некоторых береговых базах и складах - по 3 года. Морская авиация, морская пехота, другие базы, и склады - по 2 года. Судоремонтный батальон, да и весь судоремонтный завод был, как раз двухгодичной частью. Бывало и так, что на одной береговой базе или флотском экипаже собирались воины одной специальности, например водители, но с разным сроком службы. Матросы в этом не виноваты, но к трёхгодичникам, да ещё и с кораблей, относятся с большим почтением.
После того, как Срулька был отмыт, накормлен и одет, Ара торжественно вручил ему швабру, ёршик и ветошь. Объявив голосом Левитана, что гальюн в опасности. Ара показал ему, где гальюн, собственно, находится, и сказал, что с сегодняшнего дня это объект приборки молодого, с чем тот и согласился. Видно ему начинало у нас нравится.
Насрулло оказался на редкость сообразительным, в отличие от большинства своих земляков. Ему говорили, что надо изготовить в мастерской, давали рисунок или список, написанный печатными буквами, и он довольно быстро приносил необходимую деталь из цеха. Видно, что после проведённой над ним работы, статус его среди бывших сослуживцев значительно повысился.

                *          *          *

В один из дней Карасику позвонила подруга и сообщила радостную для всех нас новость - Витальке пришла посылка из дома. Ему посылки приходили регулярно, раз в месяц, и для всей команды это был просто праздник души. Внешне подруга Витальки была страшна как крокодил, но жутко любила моряка. Карасик ходил к ней по зову плоти и убегал, как только она издалека заводила разговор на тему: «А как мы назовём маленького, когда поженимся?». Торчать на Севере, как слива в одном месте, в Виталькины планы не входило и по мере приближения ДМБ, он посещал её всё реже и реже, чтоб не привыкала. Папа крокодила служил мичманом на продовольственном складе, что повышало её рейтинг, как невесты, на несколько пунктов. Во всяком случае, он был не против, что на их адрес приходят посылки для моряка, так как тоже уважал водолазов. Подруга передавала посылку через дырку в заводском заборе, поэтому содержимое оказывалось на борту без потерь.
А терять было чего! Продуктовый набор был традиционен и именно поэтому долгожданен. Открыв со скрипом верхнюю крышку, мы с радостью обнаружили, что ничего не изменилось. Под газетой на украинском языке, в котором лежало письмо от матушки Виталика, мы обнаружили копчёный свиной бок, шмат домашнего солёного сала, сладости из семечек подсолнуха, а на дне! На дне лежали две грелки, наполненные замечательным домашним самогоном. Все пустоты посылки были заполнены орехами, печеньем и конфетами. В общем, общий вес богатства составлял килограмм десять. При вскрытии, обычно, присутствовал весь экипаж, включая вольнонаёмного Тарасыча.
Каждый из доставаемых свёртков приветствовался одобрительным гудением. И очень нам нравилась традиционная приписка в конце письма: «Виталечка, только обязательно угости друзей и командира», как будто всё это богатство мог осилить один человек. В такие дни у повара был выходной. Вечером, когда стихала заводская суета, и командир отправлялся в гости к очередной подруге, вся эта домашняя красота выкладывалась на стол, и начинался праздник живота. Пьянство с матросами у офицеров не приветствуется, так как ведёт к панибратству и падению воинской дисциплины. Командир, зная это и блюдя традиции, свинтил пораньше, напевая под нос немецкую песенку про путешествие немецких же солдат на Восток и, зная, что на утро по возвращению с гулянки с элементами разврата, его в холодильнике будет ждать запотелая поллитровка и домашняя закуска.
Умывшись и переодевшись в чистое, команда расселась за стол в соответствии со званиями, уважением и сроком службы. Боцман сидел во главе, так как мичман - не офицер и ему можно. Даже Эдис в честь такого случая, надел форменку с погонами главного старшины. И праздник начался. Самогонка была перелита в хрустальный графин и заморожена. Свиной бок, порезанный на тонкие кусочки, лежал на блюде в окружении маринованных овощей. А сало! Сало, как украшение стола, лежало на дубовой доске вместе с ржаным хлебом. Чуть розоватое, с прожилками мяса, словно одетое в тельняшку, с бежевой нежной кожицей, чесночком и перчиком, оно так радовало глаз моряков, что все молча истекали слюной, боясь разрушить это великолепие.
Бедный Насрулло был сражён наповал! Он никогда не видел такой красоты, он даже не представлял, что такое может быть. Ноздри втягивали в себя чудесный запах украинских деликатесов, а вся его мусульманская сущность протестовала, хотя и не понимала, против чего. Сало боец видел впервые.
Вася и Камиль не были ортодоксами, поэтому никак не проявляли себя. Они - то твёрдо верили, что дежурный по небесам ночью, даже светлой заполярной, не так бдителен.
- Ну, начали!- сказал Виталик на правах хозяина стола и поднял первую рюмку.
Все выпили и стали наслаждаться закуской. Ара включил музыку, а Биджо всё порывался изобразить лезгинку. И тут все заметили Срульку. Он сидел в конце стола, как запуганная обезьянка и мелко трясся, не зная, как себя вести: что ему можно, а что нельзя - но хотелось всего и сразу. Первым это дело заметил, конечно, Ара.
- И, земец, и чего это ты мнешься, как булка в попе!?- с напускной строгостью спросил Ара и сунул страдальцу в трясущиеся руки пол-стакана национальной гордости Украины:
- Ты попробуй, это вкусно! - и, решив продолжить шутку, добавил: Словно лист жуёшь капустный!
Бедный маленький таджик зажмурился и выпил. Выпучив глаза, он хватал ртом воздух, пока добрый Биджо не воткнул ему туда кусок хлеба с салом. Судорожно двигая скулами, матросик старался понять, что же ему сунули в рот. Было странно, но так вкусно, что это ни шло в сравнение, ни с одним известным ему русским блюдом, даже с перловой кашей с килькой в томате, которой чаще всего кормили ремонтников. Закрыв от удовольствия глаза, он жевал и жевал, и ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Он ел и ел, запивая всё съеденное самогонкой, пока молча не вырубился с непривычки прямо за столом. Праздник продолжался, а Вася с Камилем отнесли невесомое тельце единоверца на койку, и вернулись к друзьям.
 На утро, после обряда инициации, Насрулло проснулся без головной боли и, пока все спали, кинулся драить гальюн. Вот, вроде бы, и вся история. Но всё последующее время до «дембеля», Срулька ходил за Виталькой, заискивающе заглядывал ему в глаза и робко спрашивал:
- Виталик, у тебя сало есть? Виталик, а тебе посылка скоро придёт?
И все понимали, что сало - есть сила, объединяющая народы.

                *          *          *

Через 3 месяца, в начале июня, я сыграл ДМБ. Меня высадили прямо на причал Морского вокзала и всей гурьбой проводили на поезд. Командир и боцман заранее пригласили меня в каюту и торжественно вручили на память водолазный нож, благо, что у запасливого Марика их было несколько. Я вернулся в Питер и вне конкурса, как бывший воин, поступил в Макаровку. Через пару месяцев в Питере нарисовался и Гофф, уже капитан-лейтенант. Приехал он на курсы водолазных специалистов повышать квалификацию. Мы встретились и выпили за наш славный экипаж. Моё место старшины водолазной станции занял Карасик, ему то же присвоили звание старшина первой статьи. До своего приказа он писал мне письма, в которых рассказывал, как день ото дня растёт интеллект Срульки. Он даже стал читать книги и почти без акцента говорил по-русски, а Биджо стал Кацо. Осенью сыграли ДМБ Виталька, Ара, Кацо и Эдис, а Насрулло ушёл вместе с ними на «дембель». Я со своей курсантской ротой был «на картошке» и мы не встретились. Через год я опять получил письмо от Витальки из Лисичанска.
Он писал, что возмужавший Насрулло отметился на Родине у многочисленной родни, а потом затосковал, и родственники так и не поняли почему, да приехал к другу в Лисичанск. Там он попросил называть его Мишей и вскоре женился на Виталькиной однокласснице Оксане, дородной, грудастой и очень любвеобильной хохлушке. Миша устроился водителем на мясокомбинат и «родил двойню». В общем, всё очень удачно совпало.
Такая вот случилась история.
А водолазный нож до сих пор лежит на полке у меня дома.


Краткий словарь специальных морских терминов.

АСС - Аварийно-Спасательная Служба флота.
ВМ – небольшое водолазное морское судно.
«Сундук» - пренебрежительный синоним звания мичман на флоте.
УВС-50М – универсальное водолазное снаряжение выпуска 1950 года, модернизированное. Модернизация заключалась в том, что на лоб водолазного шлема приделали медную ручку, размером с дверную.
Годки - военнослужащие на флоте по третьему году службы.
Вечерняя птюха - неуставная еда, положенная годкам по сроку службы. Готовится в «шхерах» из заранее заготовленных продуктов.
Дракон - так на флоте традиционно называют боцманов.
«Баночка» - табуретка по-морскому.
Гальюн - отхожее место на кораблях.
Сыграть ДМБ - демобилизоваться после трёх лет службы на флоте. Воины, отслужившие два года уходят на дембель, и это большая разница.