Мёрзлым мартовским днём в салон зашёл удивительный посетитель.
Вначале, правда, я его только услышала. Мягко переступив порог, он интеллигентно поздоровался с невидимой мной. Я отозвалась и стала пробираться лабиринтами подсобных помещений к нему.
Среди полутораметровых ваз китайского и турецкого происхождения я обнаружила такого же полутораметрового старичка-боровичка и удивилась.
По его «удивительному» виду можно было смело и безошибочно предположить: определённое место жительства у Боровичка отсутствует... и отсутствует определённо давно.
Как выяснилось, явился он единственно с "нестандартной просьбой".
Просил посодействовать в стирке некоторых предметов одежды, но только если, конечно, у нас имеется "автоматическое постирочное устройство", так как ручной труд он склонен оценивать очень высоко… из личных экспериментов.
Я как можно милее промямлила что-то несуразное в качестве отказа.
А Боровичок только и отметил: "У вас такой голос… он похож на детский... ангельский какой-то… видимо, вы только телом на земле, а душой вы на небе… Хороших новостей вам!" И удалился.
Потеплело.
Птицы расщебетались во всю. Флора вырядилась в свеженькое, новое, сочно-салатовое. Солнце по-свойски, сходу, арендовывало ещё непривычные ресницы гулявших прохожих за привычную плату – чуть приподнятые уголки ртов.
Подобным «арендодателем», довольным провёрнутой сделкой с ослепительной звездой, плелась неспешно с работы и я.
Мой старый знакомый шёл мне навстречу. В том же сером пальто, кроем походившем на шинель горбуна. Но на сей раз «шинель» не была наглухо застёгнута, а развивалась двумя полинялыми полами, являя весеннему ветру несколько пар одетых одна на другую ветхих одежонок. Боровичок толкал перед собой какой-то хлипкой конструкции "гужевой" транспорт с уложенными в скудные ярусы пожитками.
Сравнявшись с ним, я приветственно кивнула.
Он, не размышляя, кинул свое добро и – за мной. Я иду, он рядом. У меня эти «довольные» приподнятые уголки, а у Боровичка не поймёшь – борода ведь не даёт разглядеть никакие уголки. Идём себе так, беседуем.
И вот к главному, значит, подводит.
"Будьте моим посредником... значит… посредником между Божьей матерью и мной". Ну и дальше, мол, только чистые сердцем люди могут с этой миссией справиться, и… он страшно хочет слышать голос Богоматери, а ему пока не удаётся… никак… без меня потому что.
Не могу сказать, что мне это предложение не польстило.
Но, посоветовавшись с совестью, оказавшейся на диво поблизости, пришлось описать Боровичку в некоторых деталях всё своё несоответствие высокопоставленной должности. Разошлись с взаимными пожеланиями добра.
И, ей Богу, в сивых дебрях у рта чуть приподнялись уголки.