МОИ ЖЕНЩИНЫ. Август. 1961. ВДНХ.
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
(Иллюстрации из открытой сети Интернет: Москва. ВДНХ. Фонтан дружбы народов СССР. 1961 год).
В августе 1961 года лето продолжалось уже с прицелом на 1 сентября и школу.
Я должен был учиться уже во втором классе.
Папа, мама и брат заверили меня, что теперь для меня начнётся настоящая учёба, а не тот «детский сад», который продолжался в первом классе.
Все мои успехи и достижения разом померкли. Я встревожился…
После нашего путешествия в Москву прошло несколько дней.
Мама часто и подолгу расспрашивала нас о поездке. Она заставляла папу подробно рассказывать, как мы ехали на дизель-поезде, на метро, на троллейбусе.
Она вспоминала перестук железнодорожных колёс, который ежедневно слышала и ощущала все долгие четыре года войны.
Мама с улыбкой слушала наши сбивчивые и громкие рассказы о наших приключениях на вокзале, в метро, на эскалаторе.
Мы с братом вскакивали и показывали маме в лицах, как вспрыгивали на движущуюся ленту эскалатора, как опасливо проходили турникет.
Особенно интересно было рассказывать о наших похождениях в парке культуры и отдыха имени Максима Горького. Папа при этом строго посматривал на нас, чтобы мы не сболтнули чего-нибудь лишнего.
Особо придирчиво мама расспрашивала нас вместе и по отдельности, как мы жили у тёти Маруси, чем питались, как умывались, не причинили ли ей и её дому какой-либо неприятности.
Словно невзначай, мама спрашивала, как вёл себя папа, не докучал ли нам, не отлучался ли куда.
Мы честно отвечали, прямо глядя маме в глаза, что всё было замечательно, что ели мы на убой, спали прекрасно, вели себя достойно.
После этих долгих и подробных отчётов нам разрешено было выйти на улицу с наказом лишнего не болтать и не рассказывать, что мы в Москве купили.
Мы с братом вышли на улицу с чувством бывалых путешественников, моряков, побывавших в дальних странах.
Нам казалось, что мы вернулись в наш родной край после удивительных приключений.
Нам было что рассказать нашим друзьям и чем похвастаться.
Ребята нас ждали. Они делали вид, что им неинтересно, что у них полно дел и им некогда, но все держались кучкой и ждали нашего выхода…
На нашей улице сформировалась дружная компания ребят и девчонок. Все мы были соседи по улице.
Маленькую детвору никто не брал в расчёт, но все мы чувствовали свою ответственность за них, когда дети и их родители или бабушки гуляли на улице.
Мы бегали, прыгали и играли с учётом того, что иногда под ногами смешно топотали маленькие дети.
Иногда мы выполняли поручения взрослых и сидели с ними по полчаса или час, пока их мамы и бабушки отлучались по делам. В таких случаях нас всех одаривали карамельными конфетами. В остальное время мы играли друг с другом.
Мой брат водился со своими сверстниками.
Я играл со своими друзьями, которые были либо чуть старше, либо чуть младше меня.
Однако я старался, как можно чаще быть в компании с моим братом и его друзьями. Мне с ними было гораздо интереснее.
Они рассуждали об интересном, занимались интересными делами, играли в интересные игры, вели себя почти по взрослому, и мне было очень интересно слушать их разговоры, хотя многого я ещё не понимал.
Например, я не понимал их повышенного интереса к девчонкам, вернее, к девушкам…
На нашей улице жило много семей, в которых были девочки и девушки.
Среди них были дурнушки, были так себе, но были и красавицы.
В третьем доме от нас жила знаменитая Тамара. Её за глаза называли «Царица Тамара».
Очень красивая девушка похожая на цыганку, грузинку или вообще на женщину с Востока.
В школе она лихо танцевала восточные и индийские танцы, лезгинку и даже танец живота.
Этот танец я видел только однажды на репетиции школьного новогоднего бала.
Танец живота Тамаре запретили танцевать, а вот лезгинку она танцевала вместе с моим братом.
Для этого школа даже пошила им настоящие костюмы. Тамара была в длинном бархатном платье и вышивкой, а мой брат в черкеске с нашитыми на груди пистонами.
Оба были очень красивыми, танцевали прекрасно, особенно мой брат.
Он вихрем носился под стук барабанов и игру баяна вокруг Тамары, резко и размашисто танцевал, прыгал, вставал на подогнутые пальцы ног, падал на колени, характерно размахивал руками, а Тамара скромно с потупленным взглядом кружилась перед ним, красивая и недосягаемая.
После этого выступления мой брат опять стал тренироваться на мне, целуя меня в губы в засос.
Я вырывался, орал, плевался, хрипел в его страшно цепких объятиях и кричал, чтобы он тренировался не на мне, а на своей Тамаре.
Увы, Тамара была недоступна, её берегли мама и тётушки «как зеницу ока»…
Тамара редко выходила на улицу и совсем мало сидела с нами на дворовой лавке.
Даже другие девчонки, которые ревниво оберегали от чужих людей нашу лавку, радовались, когда она на минутку приходила к нам.
Тамара садилась на лавку так, будто опускалась на трон.
Её спина всегда была прямой, маленький подбородочек и носик приподняты вверх, губы её всегда улыбались нежной и милой улыбкой.
Тамара источала из себя красоту, как свет.
Все любовались ею. Даже маленькие дети протягивали к ней ручки. Тамара каждый раз счастливо брала маленького ребёнка на руки, заботливо его рассматривала, разговаривала с его мамой или бабушкой.
Тамару невозможно было не любить. Любил её и мой брат…
Мне очень интересно было смотреть, как он переживает, как мучается, как страдает по Тамаре.
Дома он просто не находил себе места, иногда вскакивал с дивана, вскрикивал, орал, сгибался пополам, хватался за живот и убегал в туалет.
Я думаю, что у него болел живот и очень жалел моего брата. Не стоила того Тамара, чтобы так из-за неё страдать…
Странно, но Тамара никогда не приснилась мне в образе моей Феи красоты и страсти.
Несмотря на её зажигательные танцы, красоту и гибкость, мне она казалась холодной, умной и расчётливой.
Наоборот, её умение всегда держать себя в руках, быть самоуверенной, твёрдой в решениях и поступках, всегда вызвало у меня уважение и зависть.
Шутки и приставания взрослых ребят отскакивали от неё, как горох от стенки.
Тамара могла одним взглядом показать обидчику, что это не он обидел её грубым или хамским словом, а это она с презрением смешала его с грязью….
Вот этого взгляда, холодности и презрения боялся мой брат.
Боялся, от этого страдал и любил всё сильнее…
Весть о нашей поездке и путешествии в Москву облетела всю нашу улицу.
Не только ребята собрались на нашей дворовой лавке, терпеливо ожидая нашего выхода, но и женщины-соседки под разными предлогами потянулись к нам в дом.
Мама всех принимала, поила чаем, угощала московскими конфетами и даже давала эти конфеты нежданным гостям с собой.
Мы с братом тоже вынесли несколько горстей московских карамелек на улицу и угостили ребят и девчонок…
Ребята и девочки степенно, не спеша брали из горсти по одной конфетке, молча разворачивали фантики и со знанием дела смаковали вкусные ребристые карамельки.
Это были не обычные подушечки с вареньем, а продолговатые батончики с вкусной начинкой.
Особенно всем понравились конфеты под названием «Раковая шейка» и ириски.
Одни ириски были мягкие, другие твёрдые, как из стекла.
Вкус у московских конфет резко отличался от вкуса сахарных подушечек местного кустарного производства.
Все были довольны, только запас конфет быстро таял…
Потом начались наши рассказы и общие разговоры.
Наш рассказ всё время прерывался, перебивался, комментировался и дополнялся кучей вопросов, возгласов типа «ух ты!», «не может быть!» и «врёшь!».
- Я, вру! – всякий раз вскакивал мой брат, а за ним с лавки спрыгивал и я. – Я, вру! Повтори, что ты сказал. Саш, скажи, я, вру?!
Я клятвенно заверял, что в только что выдуманной моим братом истории, основанной на том, что в действительности было в Москве с нами, нет ни слова вранья.
Я сам уже верил в то, о чём он или я рассказывали…
Ребята слушали, разинув рты от удивления и интереса.
Мы рассказывали обо всём, что с нами приключилось. Мы рассказывали о том, что мы видели, что испытали, что узнали.
Интерес к нашему рассказу и к нам был огромен, но постепенно наш рассказ иссяк…
Началось обсуждение наших приключений и другие рассказы бывалых людей.
Сначала я почувствовал горечь, от того, что наша слава померкла, а потом понял, что и другим хочется показать себя в лучшем свете.
Тем более, что мы с братом вспомнили наказ – не болтать лишнего…
Вскоре маленькие отсеялись. Ребята помладше побежали по своим делам и играм. На лавке осталась только наша компания.
Самым старшим среди нас был, конечно, Васька «Григорьян». «Григорьяном» его звали потому, что его отца зовут Григорий.
Васька был самый младший в большой семье дяди Григория. У него было ещё два старших брата и сестра Вера.
Братья уже давно окончили школу, служили в армии, а Лера, вернее «Лерка – лётчица-налётчица», работала официанткой в городском ресторане.
Все они давно «ходили по острию ножа», конфликтовали с милицией и их мама – тётя Соня – сетовала моей маме на их «непутёвость».
Ваську «Григорьяна» боялись и уважали за его силу воли, жёсткий бойцовский характер, удивительное хладнокровие и умение обращаться с любым оружием.
Никто лучше Васьки не мог стрелять из рогатки по мышам и крысам…
Он бил не целясь, на звук и очень редко промахивался.
Васька давно уже курил, пил водку и вёл себя, как взрослый. У него была настоящая финка, не самодельная, а фабричная, немецкая, с войны…
Васька в открытую не играл с нами, но часто присутствовал и подыгрывал нам в наших играх.
Он ловчее всех играл «в ножичек», «в пристенок», «в чижика» или в карты.
Играть против него в карты никто не соглашался, а играть с Васькой в паре стремились все.
Васька никогда не проигрывал…
При этом Васька никогда не обижал маленьких или наших дворовых ребят, только защищал. Поэтому ему мамы и бабушки доверяли приглядывать за всеми детьми, гуляющими или играющими в нашем дворе.
Даже когда Васька был немного пьян, он никогда не переходил черту дозволенного и дети его не страшились.
Следующим по значимости был мой брат, а вместе с ним, одного уровня и возраста были его друзья – Сашка Азаров, Шурик Сидоров и Мишка Изотин. Они учились в одной школе, но в разных классах.
Эти четверо составляли нашу команду уличных «мушкетёров». Умный и хитрый Сашка – Арамис, вежливый и хладнокровный Шурик – Атос, флегматичный и сильный Мишка – Портос и мой брат, - неугомонный, весёлый и азартный д;Артаньян.
Эти ребята всегда были вместе. Вместе они готовили уроки, писали контрольные и сочинения, сдавали экзамены, ввязывались в драки и искали приключения, влюблялись в одних и тех же девчонок, строили грандиозные планы, играли, занимались спортом, ходили в походы, читали одни и те же книги, ходили в кино.
Я старался быть всегда рядом с ними. При этом они часто прогоняли меня, прятались и убегали от меня, обманывали или откупались от меня, чтобы избавиться.
Я понимал, что мешаю им, но мне было сними интереснее, чем с другими ребятами…
Другими уличными ребятами были мой друг Колька, младшие братья Сашки Азарова – Коля и Толик, младший брат Мишки Изотина – Вовка, младший брат Шурика Сидорова – Николай, сын наших соседей по дому Вовка и сыновья наших соседей по улице – Женька, ещё один Вовка, Петька, Борька и другие…
Колька Азаров был немного старше меня и резко отличался от всех нас. Он был коренаст, крепок, силён, хитёр, коварен и добр одновременно.
Иногда он был опасен, а иногда очень надёжен. Он всегда был разным, и в любой момент от него можно было ожидать любого поворота событий. Его сторонились.
Толик Азаров был младше меня и источал мягкость, доброту, послушность и отзывчивость. Никого невозможно было обмануть так легко, как Толика. Он молча переносил страдания от очередного шутливого или обидного обмана, в том числе и от своих братьев.
Мне было очень обидно за него, и я всегда защищал Толика сильнее и настойчивее, чем самого себя. Мы с ним дружили так, как будто были братьями.
Вовка – младший брат Мишки Изотина – был старше меня намного, поэтому он всячески старался быть рядом со взрослыми и вообще – быть взрослым.
Телом он пошёл в своего отца – известного силача, богатыря. Вовка любил похвастаться своей силой, бицепсами и часто выходил на улицу без рубашки и майки.
Однажды, во время тёплого летнего дождя мы весело прыгали по лужам, брызгались дождевой водой и кричали дождю «Дождик-дождик, пуще. Дам тебе гущи. Будешь кататься. С горки кувыркаться!».
Вовка выскочил из дома к нам под струи дождя и хвастливо показывал нам свои трусики-плавки. В его трусах необычно сильно выпирали писка и яички.
Он был похож на танцора балета. У них тоже в этом месте большая шишка.
Вовка сказал, что подложил в трусы ваты, чтобы выглядеть как настоящий мужик.
Он был странный и наши уличные мамы не доверяли ему детей, особенно девчонок.
Николай – младший брат Шурика Сидорова – был точной копией своего отца, такой же степенный, флегматичный, умный, немного трусливый и осторожный. Он осторожно играл с нами в наши игры, но всякий раз прекращал играть или убегал домой, когда игра становилась опасной или неразрешённой.
Его, как магнитом, тянуло в нашу компанию, но он всегда был закрыт, даже застёгнут на все пуговицы…
Сын наших соседей по дому Вовка был старше меня. Он был мой враг.
Более коварного, злого, хитрого и беспощадного человека я пока не знал в своей жизни.
Он мог притвориться добрым и хорошим, но тут же обернуться злым и плохим человеком.
Всё, что плохо лежало, забылось или потерялось во дворе или на улице могло раствориться в его руках и тайниках.
Вовку, его отца и мать не любили на нашей улице. Они были не русской национальности, приехали в наш город издалека и были для нас чужими.
Говорили, что Вовка родился в тюрьме.
Мама строго-настрого приказала мне не играть и не водиться с ним.
Мой брат несколько раз наказывал Вовку за то, что он посмел обидеть меня, поэтому Вовка старался дружить со мной.
Я помнил слова отца о том, что надо жить в мире и ладу со всеми соседями, особенно с соседями по дому и старался не отказывать Вовке в дружбе. Однако близкой дружбы у нас не было…
Женька – сын соседки из ближнего дома – был немного младше меня. Это был самый простой, самый непосредственный, самый бесхитростный мальчишка на нашей улице. Он играл всегда так, словно жил игрой.
Если мы с моим другом Колькой делали в земле ямки под педали, втыкали палку со старым автомобильным рулём, то Женька играл «в шофёра» так, он казался настоящим водителем автомобиля.
Он так лихо «переключал скорости», давил на педаль «газа» или «тормоз», так наклонялся, откидывался или падал «на поворотах», так изображал рёв двигателя, что мы верили и видели – его машина несётся по шоссе.
Женька, как и я, мог вообразить себе любую картину, увидеть во сне любой понравившийся фильм, мог пересказать и показать любую телепередачу. Женька мог быть великим артистом…
Остальные ребята жили в дальних домах и редко приходили на нашу лавку в «уличном штабе». У них были свои лавки, свои тесные компании, а нам хватало своего окружения.
Мы разрешали приходить к нам только всем девчонкам с нашей улицы… и не только с нашей…
У девчонок тоже были свои компании.
На нашем участке улицы верховодила Лерка – «лётчица-наводчица».
Веру так прозвали за то, что она всегда носилась вихрем, наскакивала на ребят и взрослых, тормошила одних и приставала к другим.
Она была нахальной, бойкой, остроумной и весёлой.
Иногда от неё пахло вином и табаком.
Она рано стала «ходить» с парнями и все наши «мушкетёры» прошли через её «школу» близкого общения…
Все взрослые ребята поддались её напору, неистовому желанию владеть всеми, играть со всеми, водить всех за нос.
Девочки помладше боялись, уважали и восторгались Лерой.
Женщины постарше, мамы и бабушки обсуждали её, но не осуждали.
Лера словно самолёт носилась по улицам, по дому и по их придомовому саду и огороду. Все дела у неё совершались как-то играючи, быстро, точно и полно.
Когда Лера мыла в доме полы, её пение и звонкий голос раздавались по всему нашему двору.
Мужики из её семьи послушно выходили покурить на улицу, когда она убиралась в доме, и позволяли ей делать с ними всё, что она захочет. Более весёлой, озорной и азартной девушки, чем Лера, на нашей улице не было.
Лера была атаманкой среди всех девушек и девочек нашей улицы.
Рядом с ней всегда кто-то находился из наших девчонок. Они, как приклеенные, сопровождали её в походах в магазин, в кино, на танцы, в школу, в прогулках по улице и по городу. Среди них выделялись её подружка Людмила и её младшая сестра Наташа.
Рядом с Лерой и её окружением всегда увивалась дочка нашей другой соседки по дому – Аня.
Эта девочка была младше меня на несколько лет. По своему характеру она была больше похожа на мальчишку и одинаково дружила как с нами – ребятами, так и с девчонками.
Людмила и её сестра Наташа были детьми уважаемых родителей, которые были руководителями «среднего уровня».
Эти девочки были красивые и ухоженные, как куклы. Они не очень-то дружили с нами, простыми детьми, но почему-то дружили с Лерой. Правда непонятно было, кто у них с кем дружит…
Сестра моего друга Кольки, которую я когда-то видел из-под портьеры в голом виде, редко приходила к нам на лавку.
Она дружила с красавицей Тамарой и эти девушки держались от нас стороной.
Они отдельно от других ходили в библиотеку, в клуб, участвовали в художественной самодеятельности, готовились стать артистками и поступить в театральный институт. Мы издали любовались ими и не мешали им жить своей жизнью…
В тот день и вечер, когда мы с братом рассказывали о путешествии в Москву, угощали конфетами и обсуждали наши приключения, собрались почти все из тех, о которых я сейчас рассказал.
Когда разговоры стихли, все стали постепенно расходиться и вскоре на нашей лавке остались только мы с братом…
Было уже поздно, мама в десятый раз прокричала нам «Юра, Саша, домой!». Было тихо, уютно и спокойно.
Мы были счастливы.
Исполнилась наша мечта.
Мы были героями.
Мы заново пережили все наши приключения и ощутили свою значимость.
Наши друзья поздравили нас с хорошим завершением лета и каникул.
Меня похлопали по плечу и спине так, что места ударов горели, как после горчичников.
Я гордился тем, что участвовал вместе с папой и братом в этом замечательном путешествии. Я чувствовал себя почти по настоящему взрослым из-за внимания, которое оказывали наши девушки и девочки к нашему рассказу.
Впервые я почувствовал, что жажду внимания девочек, что мне приятно, когда их взгляды на меня загораются огнём и ещё чем-то таким, чему я ещё не знал названия.
Я чувствовал, что за это лето сильно повзрослел. Что-то во мне изменилось…
Возможно это потому, что этим летом я узнал «волшебное слово»…
Во время поездки в Москву мы с братом немного спорили и ссорились из-за того, что он не давал мне посмотреть и потрогать то, что он находил или то, что ему покупали.
Я просил, канючил, требовал, а брат не давал, поэтому я часто ярился и мы чуть ли не дрались.
Отец разнимал нас, увещевал, устало просил не ссориться, но мы продолжали прятать друг от друга дорогие нам «сокровища».
С таким «грузом» обид и ссор «по пустякам» мы вернулись домой.
Когда мама узнала от папы о том, из-за чего я приставал к брату, то она дала прочитать мне рассказ В.Осеева «Волшебное слово».
Мама дала мне книжку с этим рассказом тайно и шепотом сказала мне, что я узнаю «волшебное слово», перед которым мой брат не устоит…
- Только, - сказала мне мама тихим голосом, по доброму и пристально глядя мне в глаза, - Помни, что говорить волшебное слово надо тихим голосом, глядя прямо в глаза тому, с кем говоришь.
Мама наклонилась ко мне к моему уху и шепотом произнесла «волшебное слово»…
Её мягкие пушистые локоны щекотно коснулись моей щеки и шеи. Я поежился и не очень-то поверил маме и её «волшебному слову».
Потом я, затаив дыхание, внимательно прочитал рассказ…
Вечером за ужином, перед тем, как брат собрался гулять на улицу, я, по примеру героя рассказа, встал, подошёл к брату, положил руку на его плечо и глядя в его удивленные глаза тихо попросил:
- Возьми меня с собой… Пожалуйста.
Как в рассказе за столом сразу все замолчали…
Брат удивленно посмотрел на родителей.
Мама и папа вдруг поддержали меня и тоже попросили его взять меня с собой.
Я для усиления эффекта опять тихо, но с нажимом произнес волшебное слово «пожалуйста».
Брат рассмеялся, хитро взглянул на маму и отца, взъерошил мне волосы на голове и командным голосом весело сказал:
- Ладно, собирайся! Ребята ждать не будут.
Мне очень хотелось ещё раз взглянуть на Тамару, ощутить сладостное волнение от общения с взрослыми девчонками.
С этих пор я безгранично поверил в волшебство моей мамы, а также в силу волшебного слова «пожалуйста»…