- Смотри, это мой мир, - сказала она.
Она очень волновалась, ведь было важно, как оценит он её вселенную. Поэтому заранее слегка пригасила обжигающее солнце, к которому привыкла, немного замедлила стремительные реки, несущиеся с величественных гор, и даже попыталась умерить ветер, треплющий кроны деревьев. Однако он бросил скептический взгляд на сочную зелень долины и устремился туда, где за горным хребтом чернели заброшенные руины. Она и не подумала прятать безмолвные свидетельства войны. Остатки укрепсооружений разграничивали зелёную долину и начинающуюся непосредственно здесь пустыню. Она не любила туда ходить.
Зачем оставила в своём мире пустыню? Она тоже имеет место быть. И без неё мир был бы искусственным и малореальным. Досадно только, что его привлекла именно эта пустыня.
- И много у тебя её? – спросил он.
- Нет, не очень, - ответила она. – Я не люблю пески.
Да, она не любила пески, она любила горы с танцующими на их склонах соснами, мшистые седые валуны, отколовшиеся когда-то от скал, пугливых горных баранов, исчезающих в расселинах при малейшей опасности. И – яростные горные ручьи, в редких спокойных заводях которых скользили тени форелей. Именно там ей хотелось быть, но он рассматривал полузанесённый песком остов ржавого танка и улыбался чему-то.
- Это была гражданская война?
- Да, война за независимость.
- У меня тоже такая была.
Она не стала спрашивать – чем окончилась его война. Захочет – сам скажет. Да и, бывая в его мире, она видела, что укрепсооружения ещё достаточно свежи, и, хоть армии не видно, но военная техника исправна. Поэтому у него ещё нет пустыни. Война продолжается, даже если заключён сепаратный мир. У неё другое. Противник уничтожен, оказать сопротивление уже некому.
- Ты не против, если я побуду здесь? – спросил он.
Она огорчилась. Новая война? Новая пустыня? Нет. Драться она больше не будет.
- Оставайся, - сказала вслух. – Только не трать силы на восстановление укреплений, я сдаюсь.
- Без боя? – не поверил он.
- Без боя, - подтвердила она.
Он задумался.
- Но ведь ты всё равно попытаешься взять реванш.
- Возможно.
- Тогда – почему?
- Потому, что мой мир – это то, что там, в горах и в долине.
Он посмотрел туда, за её спину. И сказал, поворачиваясь к пустыне:
- Это тоже твой мир.
- Верно. И это мой мир. Но он мне не нужен.
- Тогда почему он есть?
- Потому что реален. Я не перекраиваю историю. Даже личную.
Он понял, кивнул. Спросил:
- Почему у тебя такое слабое солнце?
Вот те на! А она боялась, что его обожжёт ярость её необузданного солнца.
- Так лучше? – спросила, отпуская солнце на волю.
- Конечно.
Тогда рекам и ветру тоже нет смысла сдерживаться. Освобождённый ветер закрутил песчаный вихрь и швырнул крохотную частичку пустыни в глаза.
- Это тоже мой мир, - сказала она.
- Он мёртв, - ответил он, глядя в пустыню.
- Он жив, - возразила она, поворачиваясь к долине. – Здесь есть много чего, ты просто смотришь только в пустыню.
- А разве она – не весь мир? – удивился он.
- Конечно, нет.
- Показывай.
Это он почти приказал. Показывать? Ну, уж нет. Здесь нужно жить, чтобы увидеть и понять. А показать можно только долину и пустыню. Ну, в крайнем случае, дремучий лес, занимающий едва ли не пол мира, и нагромождение ледяных торосов там, за горами, в вечной мерзлоте, хранящей архивы памяти. Но, опять же, что можно увидеть, только пробежав глазами по всему этому?
- Он мёртв, - повторил он.
- Ты видишь только малую часть, - не согласилась она.
Он наклонился и поднял камень, вывалившийся из остатков древнего военного укрепления. Аккуратно пристроил его на место.
- Это можно восстановить…