Я - Чайка

               


        Между двумя большими реками раскинулась красивая страна. Всего в ней было вдоволь и в норме:  солнце согревало землю, но не иссушало её,  воды питали землю, но не затопляли её, ветра летом приносили дожди, а зимой – снега.  Леса бескрайние,  всякого зверья полные, луга цветущие с травами медовыми  украшали землю эту.
       Только почему-то народ в стране  жил невесёлый, понурый, не деловитый, не мозговитый, а то и вовсе жестокий и злобный.  Всё ссорились люди друг с другом, всё выясняли, кто главнее,  боролись за первенство. Кто кого поборет, тот и главный. Главный же нисколько не заботился о  совместном процветании, а только то и делал, что помыкал всеми вокруг.
       Жены с мужьями грызлись, дети родителей притесняли, родители над детьми господствовали, соседи с соседями враждовали, начальники работников в черном теле держали. Но на каждого господина свой господин находился. Потому и не перепадало  никому счастья, не доставалось никому радости. 
        Несчастнее всех в этой несчастной стране были  самые слабые -  малые дети и старики.  Дети без радости увядали. Стариков со свету сживали.   
       С каждым новым поколением всё повторялось.  И только немногие под старость  прозревали - всем не хватает любви, а не  власти. Но мудрых никто не слышал, и слушать не хотел. Стариков, как говориться, "пускали в расход". Избавлялись от них, кто как мог.
        И старуха Лидия ждала своего часа. Понимала она,  работать на детей перестанет, не будут её даром кормить. Задумала Лидия сама решить свою печальную участь. Но так, чтобы было это красиво, достойно, светло. Долго способы в уме перебирала.
       А тут и время её подоспело, здоровье труды отняли, обезножила Лидия. Со дня на день ждала, когда дети в мир иной её спровадят. Как-то проснулась утром и поняла, сегодня всё и случится.
       Осталось у неё одно заветное желание, последнее желание.        Любила Лидия всем сердцем край, где родилась, где росла. Когда выросла, в город, как и все, переехала, но сердце её осталось на берегу большой реки, среди лесистых гор. Потому и не зачерствело оно, память о красоте родной земли спасала.
       И вот, просит Лидия сына отвезти её на самую высокую гору на берегу той реки, и оставить там одну. Сколько проживёт, столько и хватит. Смерть её найдёт. Пусть глаза перед смертью красотой напитаются.
       Сын просьбе сначала воспротивился, но, обдумав, решил исполнить. Вместе с инвалидной коляской погрузил мать в автомобиль и отправился из города.
       Люди той несчастной страны давно от природы отшатнулись.  В городах сгрудились, в тесноте,  гари, мусоре. Враждовали  друг с другом и с природой.   Любили они только деньги и вещи, этим и могущество мерили. Да и негде было людям с природой встретиться. Поля засевали машины, урожай собирали машины, леса рубили машины. Без дела, для удовольствия по лесам и лугам никто не путешествовал, в реках никто не плавал, на горы не взбирался. Красота мира сама по себе сияла, никого не радуя, сердца людские  не грела. 
      Отправилась Лидия в свою последнюю дорогу.
      Долго ехали мать и сын, сначала через луга и поля, потом по горной дороге, через густые леса, сосновые, дубовые, липовые. Кончался июнь. Воздух был пропитан запахом цветущих лип. В окна автомобиля врывался свежий ветер, и даже запах бензина не пресекал густой цветочный дух.
      Мать очень давно не выезжала из города, дивную красоту природы только в памяти своей сохраняла. Сейчас и глаза её  увидели большой, чистый, весёлый мир, где человек ещё не успел рассеять ядовитые семена своих несчастий.
      Гора, куда они направлялись, называлась Стрелецкой. В давние разгульные времена караулили здесь речные разбойники купеческие челны. Обзор со Стрелецкой горы открывался широкий, на всю речную излучину. Стрелки разбойные занимали на горе удобные позиции, чтобы челны купеческие обстреливать, потом спускались к воде и захватывали добычу.  Дорога была пробита здесь издавна почти к самым горным утесам.
       Сюда и завёз сын Лидию. Оставил её в коляске  под высокой сосной. И, не взглянув в   материнские глаза, уехал.   Таков сложился обычай в  этой несчастной стране, потому и не испытывали дети никаких особых чувств. Так все делают, значит это правильно. И о своей старости думать не хотели.
        Оставшись одна, Лидия неожиданно для себя испытала не страх, не отчаяние, но забытые чувства: восторг, свобода, надежда, охватили её. Вне времени, без дум  всматривалась старуха в речные дали с зелёными островами, в небеса с пушистыми летними облаками.  Мелкие волны разбивали солнечный свет  на воде во множество блистающих отражений. Всё являлось взору, как прежде, в детстве. Детство её не было счастливым, да и не могло оно быть счастливым среди всеобщей людской розни. Но детство было красивым. И красота эта сейчас вернулась, раскрылась именно для неё.
      На песчаных косах  излучины, на речных перекатах шумели чайки. Они охотились за рыбой, заплывающей погреться на отмели. Лидия представила, какая теплая и ласковая должна быть сейчас речная вода. "Погружение в неё будет радостью", - подумала она.
      Жизнь чаек заворожила её. Наблюдая их свободный полёт, кружение, стремительные падения в воду, покачивания на лёгких волнах, степенные расхаживания по мокрому песку косы, Лидия вдруг тоже ощутила себя чайкой.
     - "Они, должно быть, счастливы всю свою недолгую жизнь. Зачем люди живут так долго? Чтобы научиться изощрённо мучить друг друга? Чтобы накопить больше вещей? Вот чайки, они ничего не копят, не хранят для себя. Живут сообща, как и мы.   Чайка чайке враг или друг?
        И Лидия сразу уверилась, что чаячья жизнь устроена правильно. Природа мудра, и лишь человек – её  неразумное, самодовольное дитя, страдает, перекраивая мир на свой лад. Ощущать себя чайкой было так приятно, так вольготно! От старческой немощи  не осталось и следа.
      Женщина поняла, что готова лететь. Это и задумала она с самого начала. Только бы хвалило сил сдвинуть коляску. Она пыталась раскрутить колёса. Пальцы плохо слушались. Может, у неё уже  крылья, а не руки. Коляска тихонько покатила под откос, к  отвесным утёсам.
      Склоны Стрелецкой горы над рекой всегда  были открыты ветрам. Ни деревья, ни кусты не препятствовали разгону. И вот уже коляска неслась, как ветер. Время, казалось, осталось где-то на вершине горы. Движение чудилось долгим, упоительным, разрывающим бытие, превращающим его в нескончаемое парение над прошлым и настоящим.
      Лидия не заметила, как оторвалась  от каменного утёса и взлетела. Она была  теперь ещё одна чайка среди многих белых, горластых птиц. Сама могла свободно выбирать полёт, парение, падение на воду. Законы   притяжения выдуманы не для крылатых.
       Вода, действительно, оказалась тёплой. Рыба ходила косяками. Солнце стояло высоко. Жизнь чаячья была воистину прекрасна.
       Охотится на рыб чайке не хотелось. Зачем убивать живых, серебристых, совершенных.
       Одновременно Лидия наблюдала себя как будто со стороны, оценивая всё человеческим умом.  И  внезапно поняла, что она не только чайка, но и рыбы в речных струях, и ракушки на песке и камыш в затоне. И даже сама вода, и солнечные блики на ней, как  и  отражения утёсов, и  Стрелецкая гора, и сосны на вершине.  Всё  гармонично умещалось и устраивалось внутри Лидии, и она была весь мир.
       Человеческие  мерки,  законы и порядки дико перечили этому миру, не вписывались в него, разрушали его совершенство и гармонию. Раз так, всё человеческое, слишком человеческое необходимо в себе перекроить. И жить заново беспечально, с благодарностью, как люди ещё не научились. Или давным-давно забыли. Настоящая жизнь только начиналась.