ЧАСТЬ 2 из книги МЫ БЫЛИ ВСЕ УЧЕНИКАМИ П.Краснощеков
СЕМЬЯ
ДМИТРИЯ ПРОКОПЬЕВИЧА
Олейникова
1883 – 1937 г.г.
ПЕЛАГЕИ МАКСИМОВНЫ
Олейниковой
1889 – 1937 г.г.
СПРАВКА:
в семье шесть детей,
две дочери получили
средне-техническое образование,
два сына получили
среднетехнические, а затем и
высшие образования.учили
средне-техническое образование,
два сына получили
среднетехнические, а затем и
высшие образования.
Эта семья для Кисловских жителей на протяжении нескольких десятилетий являлась знаковой, примером для подражания, именно эта семья сделала огромный вклад в повышение образовательного уровня Кисловской молодёжи. Надо отметить, что семья Дмитрия Прокопьевича Олейникова это только одна ветвь Прокопа Олейникова. А ведь у Прокопа, отца Дмитрия Прокопьевича, было шесть братьев и сестёр, так что Олейниковых в Кислово было немало. Только в списках раскулаченных числилось две семьи Олейниковых, Дмитрия Прокопьевича и Олейникова Дмитрия Андреевича.
В 1928 году семью Дмитрия Прокопьевича раскулачили, как и многих крестьян, хотя он исправно выплачивал все налоги и был исключительно законопослушным крестьянином, его зерно, скот, дом были конфискованы, его арестовали и дали 10 лет поселений в Куйбышевской области. Его жена с шестью детьми стала жить в маленькой саманной кухнёшке на этой же улице. А их родовой дом лет десять занимала контора колхоза. Перед войной его разобрали и перенесли в хутор Центральный (сейчас Красные зори), в котором долгое время располагалась начальная школа.
Жена Пелагея и старшая дочь Ольга не отказывались от случайных заработков, но младших детей старались учить в начальной школе, а когда открылась в Кислово семилетняя школа, то туда отправили учиться Диму, Марию, Ивана и Катю.
В конце сентября 1937 года Дмитрия Прокопьевича освободили и настоятельно советовали не ехать к себе на родину. Однако ему хотелось повидаться с семьёй, и он приехал в Кислово. На следующее утро первого октября его арестовали, и больше о нём не было никаких известий. Семью в полном составе выселили на хутор в неприспособленную для зимовки полуземлянку. Пелагея Максимовна неимоверными усилиями перевезла семью назад в Кислово, но через несколько дней ночью явились с сельсовета представители власти. Она знала, что детей без родителей выселять не будут, поэтому через окно она выскочила во двор босиком и скрылась в лесу. Всю ночь она пряталась в лесу, а утром пришла домой.
Так продолжалось несколько раз, а в результате женщина простудилась и слегла, в больницу она категорически не соглашалась идти, от жестокой простуды она вскоре и скончалась.
Будучи на фронте Пётр Дмитриевич по настоятельной просьбе старшей сестры Ольги в 1944 году сделал запрос о судьбе своего отца, Дмитрия Прокопьевича Олейникова. Получил официальный ответ, что Дмитрий Прокопьевич скончался от воспаления лёгких в 1940 году. А отдельно особисту батальона было рекомендовано смотреть за сержантом Петром Олейниковым в «оба глаза».
В шестидесятых и в девяностых годах уже младший брат Иван Дмитриевич снова сделал запрос о судьбе своего отца. Ответ был ошеломляющим. Отец был расстрелян в Сталинграде 12 октября 1937 года по решению пресловутой тройки. Жена Пелагея Максимовна пережила своего мужа всего на месяц с небольшим. Шесть детей с клеймом «дети врага народа» выжили чудом. И все эти несчастья семьи случились по доносу неблагодарной соседки.
Отсутствует состав преступления.
Доносительство так въелось в сознание людей, что даже в шестидесятые годы, когда Петр Дмитриевич, сын расстрелянного Дмитрия Прокопьевича, работал директором школы, писали доносы уже и на него. Как может, сын врага народа учить наших детей, быть директором школы? Вот только время было уже немного другое, до расстрела и тюрьмы дело не дошло, но нервы человеку, строптивому директору школы, вложившего всю душу в строительство Кисловской школы, потрепали изрядно.
Семья Олейниковых. 1975 год.
Мария Дмитриевна, Екатерина Дмитриевна, Пётр Дмитриевич, Иван Дмитриевич, Ольга Дмитриевна. Отсутствует Анна Дмитриевна.
ОЛЬГА ДМИТРИЕВНА
Олейникова (Клименко)
(1913 – 2003 г.г.)
После первого ареста отца в 1928 году старшая дочь Ольга стала незаменимой помощницей матери. Ей, к сожалению, не пришлось учиться в школе, но природный ум, цепкая память позволили Ольге самостоятельно научиться читать, писать и считать. Она знала много стихов, содержание многих книг. Всю жизнь она жалела, что ей не пришлось учиться, но она сделала невозможное для того времени - воспитывала, направляла, учила всех своих младших сестёр и братьев. Не зря все младшие сестрёнки звали её мамой, а их дети – бабушкой. Это её огромная заслуга, что осиротевшая семья не разбрелась по приютам, а держалась вместе. Четверо младших получили средне-техническое образование, по меркам того времени это было приличное образование. А двое из них впоследствии закончили институты.
АННА ДМИТРИЕВНА
Олейникова (Вальковская)
(1918 - 2004 г.г.)
Она смогла закончить только начальную школу. Ей не пришлось продолжить учёбу в Николаевке или Камышине.
Когда в 1937 году умерла Пелагея Матвеевна, Анна стала помогать старшей сестре по дому, а когда Ольга работала у соседей по найму, оставалась за хозяйку. Это и её заслуга в том, что младшие сёстры и братья смогли получить образование. Это её заслуга, что её единственная дочь Нина (Нина Петровна Гордеева) закончила медицинский институт, лечила своих односельчан и после выхода на пенсию в течение пятнадцати лет.
ПЁТР ДМИТРИЕВИЧ
Олейников
(1922 – 1993 г.г.)
Когда Петя закончил начальную школу в Кислово, в селе уже была открыта неполная средняя школа (семилетка). В этом ему повезло. Он закончил семь классов Кисловской неполной средней школы, Серафимовическое педагогическое училище, Сталинградский педагогический институт. Построил Кисловскую школу, воспитал и выучил троих детей. Все получили высшее образование.
МАРИЯ ДМИТРИЕВНА
Олейникова (Васютенко)
(1924 – 2003 г.г.)
Закончила семь классов Кисловской неполной средней школы, затем Серафимовическое педагогическое училище. Всю свою жизнь она отдала детям и школе. В семье четверо детей все получили достойное образование.
ИВАН ДМИТРИЕВИЧ
Олейников
(1926 – 2002 г.г.)
Закончил семь классов Кисловской неполной средней школы, Камышинский техникум механизации сельского хозяйства, Сталинградский институт инженеров городского хозяйства (СИИГХ).
После окончания института стал работать преподавателем на кафедре гидротехники, длительное время избирался председателем месткома института. По сути, становление института пришлось на время его работы с 1950 по 1970 годы.
Именно по его примеру, а зачастую и с его помощью многие выпускники Кисловской школы учились в горхозе.
Он всю жизнь отличался жизнестойкостью, жизнелюбием и человеколюбием. Его коммуникабельность, открытость к людям сохранилась в нём до последних дней.
Как-то в пятидесятые годы он дружил с одним из преподавателей, и тот рассказал ему, что в конце тридцатых годов он служил в расстрельной команде при НКВД в Сталинграде.
- Веришь, Иван Дмитриевич, вечером приходил домой таким уставшим, таким уставшим. Правой рукой, в которой весь день держал пистолет, не мог поднять ложку с супом, за столом засыпал. За год такой работы почти оглох от выстрелов в подвале.
Он ему ничего не сказал, но дружба распалась. Вполне возможно, что именно он расстреливал его отца в октябре 1937 года.
ЕКАТЕРИНА ДМИТРИЕВНА
Олейникова (Семененко)
1929 год.
Закончила семь классов Кисловской неполной средней школы, Камышинский медицинский техникум. Всю жизнь работала в Кисловской больнице, лечила своих односельчан, воспитывала своих четырёх детей. Все четверо получили высшее образование.
Семья Олейниковых. 1975 год.
Потомки Дмитрия Прокопьевича и Пелагеи Матвеевны. 2000 год.
* * *
МАРЧЕНКО ИВАН СТЕПАНОВИЧ
(1904 – 1989г.г.)
Написано по мотивам автобиографии и
воспоминаний И.С. Марченко.
ДЕТСТВО
Школьник Ваня Марченко. Май 1913 год.
Родился я в селе Антиповка Камышинского уезда Саратовской губернии в 1904 году в семье Репина Степана. Мои родители вскоре умерли, а меня усыновила семья Марченко Николая. Так я оказался в Кислово. После революции я разыскал свои корни, свою родословную. В итоге я оставил фамилию приёмного отца, а отчество взял родного отца. Так я и стал Марченко Иваном Степановичем.
Закончил Кисловскую Министерскую четырёхклассную школу, начались революционные события. Мы с другом Ваней Тыщенко приняли революцию с воодушевлением. Хотели в корне перестроить крестьянскую жизнь. В селе было несколько коммунистов в их числе был Фёдор Яковлевич Черноиваненко, председатель Кисловского волостного исполнительного комитета Совета рабочих и крестьянских депутатов, Алексей Яковлевич Триголос, председатель партийной ячейки в Кислово, именно они организовали в Кислово комсомольскую ячейку. В числе первых комсомольцев были и мы с Ваней Тыщенко, а мне доверили быть комсомольским вожаком.
* * *
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КИСЛОВСКОГО СЕЛЬСОВЕТА
В 1928 году я вступал в должность председателя Кисловского сельсовета, мне не приходилось знакомиться с населённым пунктом, с жителями Кислово. Я здесь вырос, мне знаком каждый дом, каждая семья, если я не знал всех по имени – отчеству, то в лицо я знал всех кисловских жителей. А в особенности знал молодых, с которыми мне приходилось общаться в бытность моего комсомольского секретарства в начале двадцатых годов перед моим уходом в Красную Армию. Я хорошо сознавал, чего хотят от меня пожилые жители Кислово, а ещё лучше знал чаяния молодёжи. В период выборов ребята и девчата говорили:
- Иван, или просто Ванька, выберем тебя председателем, но чтобы нам был клуб, и было постоянное кино, ясно?
Я обещал всё сделать, хотя понимал, что многое, что обещал я не смогу сделать. Не всё будет зависеть от меня, но пытаться выполнить обещанное буду. Кроме того, в Кислово с почти шеститысячным населением была всего начальная школа, о средней школе, даже о семилетней школе мы могли только мечтать. После четырёх классов продолжали учиться очень и очень немногие. По сути, дети из бедных кисловских семей были лишены права на продолжение образования. Надо обязательно открывать в Кислово хотя бы семилетнюю школу.
Молодёжи, моих одногодков ребят и девчат было более 150 человек, а в селе не было клуба. Кинопередвижка приезжала один раз в месяц, не было библиотеки, радио, электричества. Что было делать молодёжи по вечерам? Организовывать на съёмных квартирах вечеринки с традиционными семечками, гармоникой и самогоном? А так, гляди-ка, в клуб потянулись бы и взрослые и пожилые, и с самогоном бороться не надо было бы.
В селе было четыре паровых мукомольных мельниц, на двух из них стояли мощные дизеля, к которым можно было подсоединить генераторы и электрифицировать хотя бы центр села и дома государственного назначения, тогда бы можно иметь и постоянную киноустановку, но никто об этом не думал. В Быково, в Николаевке работали радиоприёмники, радиоточки, провода к которым проводили прямо по крышам домов, а у нас в Кисловке люди только завидовали им и вздыхали: вот, мол, живут же люди, а мы…
В Кислово не было даже телефонной связи с районом. Оказывается, государственные телеграфно-телефонные провода проходили всего в 150 метрах от крайних дворов Кисловки. Не могли провести эти несчастные 150 метров провода.
Требуется ремонт больничных зданий, школы, а мост через овраг? Ведь он скоро завалится, и с ним надо что-то делать.
А кооперативные объединения, которые сами себя не могут прокормить? Почему у них дела не идут? Что с ними делать? По сути, зерно государству сдают только единоличники да богачи. Да какие они богачи? Богачи из Кислово выехали или их «вывезли» ещё в начале двадцатых годов. Сейчас в селе больше двух лошадей, да четырёх быков и нет ни у кого. Разве это богачи? Все мельницы, молотилки, на паях. Ни один из них не в состоянии выкупить.
Вот и «комса» просит организовать комсомольско-молодёжный колхоз, о котором мы мечтали ещё в начале двадцатых, может и правда они «утрут нос» мужикам из объединений?
Борьба с самогоноварением в стране считается задачей № 1, а Кислово тонет в самогоне, даже водки уже было достаточно в магазине, а мужики по старой привычке гонят и пьют самогон.
Председатель сельсовета такого далеко не бедного села не имеет своего выезда лошадей, приходится просить «богачей», конечно, с выгодой для них.
- Э-эх, Иван, Иван, дел много, а вот с чего тебе начинать? Как найти то звено, за которое можно вытащить всю цепь, вытащить из беспросветности наше село? - спрашивал я сам себя.
А в сельсовете меня уже ждал секретарь парторганизации Алексей Яковлевич Триголос.
-Ну что Иван Степанович, вот ты и председатель сельсовета, теперь ты должен немного думать по-другому, как коммунист, как председатель сельсовета, как представитель народной власти. А знаешь ли ты основную задачу нашей власти на данный момент? Правильно, Ваня, - не дожидаясь моего ответа, продолжил секретарь парт. ячейки, – мы должны дать армии, городу, стране десятки тысяч пудов хлеба – это раз, надо улучшить работу коммунистов с населением, не забывай, что борьба за хлеб это, в конечном счёте, борьба за сознание. Хлеб из Кислово дощаниками идёт в Астрахань, запретить, как раньше при продразвёрстке мы не имеем права, мужики везут своё зерно, и зачастую те, кто свою хлебопоставку выполнил. Говорить надо с людьми, ясно? Надо сделать так, чтобы хлеб лежал в Заготзерно в амбарах, а не плыл в дощаниках вниз по Волге.
И ещё, наши сельхозобъединения коммуна «Новый труд» и посевное товарищество «Примерное» далеко ещё не показательные пока хозяйства, но это уже и не единоличные хозяйства. Им помогать надо, и помочь не словом, а делом.
Вот эти вопросы продумай, все мы партийцы думаем над этим, подумай и ты, а сегодня вечером на партсобрании обсудим сообща. Завтра же соберём заседание Совета, закрепим на нём решение парт. ячейки.
И вот ещё что, поменьше уделяй времени на гулянки, а то мы тебя женим принудительно, - закончил шуткой наш разговор, в котором он мне не дал и слова сказать.
Я иду в кабинет председателя «думать», посетителей пока никого нет, и я вслух спрашиваю себя:
- Ну, как Иван, какими делами будешь заниматься? И клуб селу нужен и кино нужно, но, получается, хлеб сейчас важнее для страны, для партии.
Так начал я работать председателем Кисловского сельсовета - 24-х летний Иван Марченко, член партии, вчерашний политрук пограничной заставы, а до ухода в армию вожак кисловских комсомольцев и молодёжи села.
Парт. ячейка в Кислово небольшая, всего семь человек, два десятка «комсы» - ячейка комсомола с неутомимым и жизнерадостным секретарём Ваней Тыщенко.
Марченко и Тыщенко. 1928 год.
Почти тридцать человек, вот на кого я буду опираться в своей работе.
Не успел я вникнуть в работу председателя, как грянули такие события, от которых мы уже и отвыкли, о которых мы уже успели и забыть.
1928 год, год великого перелома в сельском хозяйстве. За время НЭПа крестьяне нашего села стали получать товарное зерно, увеличили поголовье скота, конечно, только те хозяйства, где не пьянствовали и честно тянули тяжелую крестьянскую лямку. Именно они свои излишки зерна, муки отправляли дощаниками в Астрахань, Саратов. Не соглашались они сдавать его сверх обязательных хлебозаготовок в Заготзерно по твердым и фиксированным ценам. Чего греха таить, твердая закупочная цена одного центнера зерна в Заготзерно почти равнялась стоимости буханки белого хлеба в магазинах Николаевки. А в магазинах Кисловской потребкооперации, где отоваривали за сданное зерно крестьян, полки были почти пусты, да и цены там были нешуточные. Поэтому крестьяне и придерживали зерно в своих амбарах, или, нарушая госмонополию на торговлю зерном, вывозили его в города на базары. Так и назрел кризис хлебозаготовки в стране, хотя урожай по стране был не плохим. Зерно в стране было, но почти половину его лежало в крестьянских амбарах, крестьяне надеялись на лучшие цены зимой или весной. Из плановых по стране в 428 миллионов пудов зерна на декабрь 1927 года было заготовлено только около 300.
Хлебный кризис подтолкнул руководство страны на принятие в январе 1928 года решения провести сплошную коллективизацию по всей стране.
Необходимо объединить всех крестьян в колхозы, которые и должны давать стране хлеб, мясо и вообще всё, что производит село. Колхозы должны заменить не только кулаков, но и индивидуальных крестьян, ведь с колхозами намного легче проводить хлебозаготовку.
Ещё в декабре 1927 года ХУ съезд партии поставил перед коммунистами села вопрос коллективизации села. Причем пока ещё постепенной коллективизации крестьянских хозяйств. Коллективизация в стране шла, но итоги были далеко не в пользу коллективизации. Осторожные и рассудительные крестьяне пока не видели своей выгоды от объединения хозяйств в колхоз.
А тут сплошная коллективизация. Мне было не понятно всё же, как они будут давать товарное зерно и другое продовольствие, если уже существующие у нас в селе объединения крестьян не имели товарного зерна. Коммуна «Новый труд» на лесинском хуторе с одним старым трактором «Фордзон» сама перебивается «с кваса на воду». Председателем коммуны был коммунист Соколов Гавриил Борисович член партии с 1918 года, в коммуне было несколько комсомольцев, остальные члены коммуны престарелые, немощные люди, как раньше говорили, «тягловых крестьян» там не было.
А посевное товарищество «Примерное», которое не походит на колхозное объединение, хоть и имело новенький трактор типа «Интернационал», работало больше на наёмной людской рабочей силе, а наёмному работнику быстрее бы день до вечера докатился, и так же не имело товарного зерна.
В других сельсоветах Николаевского района дела в сельских объединениях не намного лучше. Да и, судя по газетам, колхозы в стране не особо расцветали.
Но самое страшное и непонятное для меня было то, что хлеб у крестьян собирались отбирать старым, и уже забытым способом – экспроприацией. Но я человек маленький, возможно, не совсем понимаю государственную политику. Партия сказала надо, значит надо неукоснительно выполнять решение партии.
Поэтому сейчас боевая задача наших коммунистов и комсомольцев Кислово определить, у кого есть товарное зерно, закупить его у крестьян – единоличников и богачей по твердой государственной цене. А кто будет отказываться, мешать, срывать хлебозаготовку зерна для армии, для города, для страны, с теми не будем церемониться. Правильно сказал на партийном собрании уполномоченный из Политотдела: «Кто не с нами, тот против нас, а с врагами нужно по законам военного времени… сейчас так: мы их или они нас…».
Январь и февраль 1928 года сейчас и вспоминать не хочется. Зерно у крестьян отбирают безвозмездно и «под метёлку». Мне казалось, что вернулось время военного коммунизма. По Кислово стоит плач, стоны, проклятья, кое-где гремят выстрелы, доносится плаксивый визг недобитых собак. Но в наших сердцах и холодных головах, заглушая все сомнения, звучит лозунг:
«…кто не с нами, тот против нас…»
«…или мы их, или они нас…».
«…кто не с нами, тот против нас…»
«…или мы их, или они нас…».
«…кто не с нами, тот против нас…»
«…или мы их, или они нас…».
Ключей от амбаров хозяева нам не отдают, мужики стоят в стороне насупившись, женщины и дети плачут, а мы кувалдами, ломами срывали амбарные замки, зерно затариваем в мешки и отправляем в Николаевку «красные обозы» с зерном. Реквизиция в разгаре.
Изымали не только зерно и скот, но и более-менее ценные вещи, деньги, украшения, одежду.
«…кто не с нами, тот против нас…»
«…или мы их, или они нас…».
«…кто не с нами, тот против нас…»
«…или мы их, или они нас…».
Придёт время, и я начну вспоминать эти страшные дни. Во снах на жёстких нарах, на голодный желудок долгие восемь лет часто будут сниться заплаканные беззащитные детские глаза, растрёпанные с гневными глазами бабы, мужики, стоящие у своих ворот с вилами, до самого последнего момента надеявшиеся на чудо.
И уже давно нет в голове тех слов:
«…или мы их, или они нас…»
«…кто не с нами, тот против нас…».
Давно уже нет «ИХ», но нет уже и «НАС». «ОНИ» и «МЫ» одинаково стали «лагерной пылью». Над «НАМИ» одинаково издевались лагерные вертухаи. Над одними раньше, над другими чуть попозже. Как похожа была наша система на ту змею, пожирающую свой хвост, что была изображена в одной из книг институтской библиотеки в Сталинграде.
* * *
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОЛХОЗА
Два с лишним года я работал председателем Кисловского сельсовета. Приходилось проводить в нашем селе политику партии и государства на коллективизацию крестьянских хозяйств, проводить хлебозаготовку, конфискацию зерна, не оставляя ни семенного зерна, ни продовольственного, заранее обрекая семью на верный голод. А зачастую в семье было по шесть, по семь малолетних детей. Обычно в такие семьи на конфискацию шли приезжие солдаты НКВД и наши местные «любители острых ощущений».
Когда в районе предложили возглавить вновь создаваемый в Кислово колхоз, я не задумываясь, согласился. Тем более что на собрании вступающих в колхоз крестьян, будущие колхозники просили единогласно председателем колхоза назначить меня.
В январе 1931 года мы стали создавать колхоз, объединили весь сельхозинвентарь, тягловый скот, лошадей, семенное зерно. По одной корове оставили в личном хозяйстве, остальных сдали в колхозный дойный гурт. Овец, свиней, кур, кроликов не объединяли, они остались у колхозников в домашнем хозяйстве.
В колхоз передали бесхозные дома, постройки оставшиеся от сбежавших или раскулаченных жителей. Их мы разбирали и делали помещения для скота, хранилища для семенного зерна. Работа шла, мы готовились к первой колхозной посевной.
Надо отметить, что в колхоз пришли не калечь, не пропойцы, а крестьяне – середняки, которые знали крестьянский труд и умели работать. За зиму несколько раз приезжал уполномоченный из Политотдела, интересовался вредителями, расхитителями, но у нас таких пока ещё не было.
Посевная в нашем колхозе прошла дружно и мы уже радовались первым колхозным полям, где без межей, без чересполосиц начали колоситься зерновые. Урожай должен быть неплохим, ещё бы дождика дождаться под налив зерна.
В июле меня из нашего района направили на второй краевой съезд уполномоченных полеводческих колхозов Нижне – Волжского края в Саратов.
Мы, молодые председатели многое там почерпнули, особенно по организации труда в колхозе, о задачах предстоящей хлебозаготовке. Но особенно нас удивила и порадовала машинотракторная станция (МТС), которую мы посетили в районе. На машинном дворе стояли в рядах тракторы, сеялки, плуги, здесь же стояли комбайны, которые мы почти все увидели впервые. Да-а, с такой техникой можно быстро обрабатывать поля. Вот только когда она к нам придёт эта техника? Уже хорошо то, что она есть в стране, значит, она будет и у нас. Потом уже у себя в районе я рассказывал об этой технике, о комбайне председателям колхоза. А МТС у нас в Кислово создали только через четыре года, в 1935 году, с тракторами с комбайнами.
Осенью, обмолотив собранный урожай наш колхоз выполнил план хлебопоставки государству, мы засыпали семена в колхозные амбары и заготовили колхозникам на заработанные трудодни зерно.
Мы вовремя засеяли поля озимыми культурами, заготовили на зиму колхозному скоту стога сена, соломы. Словом первый год для нашего колхоза и наших колхозников был неплохим.
Работа на колхозном зернотоку.
В конце ноября правление колхоза готовилось к отчётному собранию. Подсчитывали доходы и расходы, составляли планы на следующий год. За два дня до назначенного отчётного собрания меня вызвали в район к начальству, собирали всех председателей и бухгалтеров колхозов.
Ехали мы с бухгалтером в Николаевку со спокойной совестью, работа в колхозе идёт нормально, планы сдачи сельхозпродукции колхозом выполнены, а по зерну даже немного перевыполнен.
По первому вопросу выступал председатель Николаевского РИКа, он «распекал» председателей колхозов, не выполнивших план хлебопоставки и потребовал в трёхдневный срок погасить задолжность, а то…на председателей заведут уголовное дело за подрыв социалистической экономики.
По второму вопросу нам всем раздали план сдачи сельхозпродукции на следующий год. Я не поверил своим глазам. План хлебосдачи нашему колхозу увеличен почти вдвое, мяса и шерсти в полтора раза.
После совещания я зашёл на приём к председателю РИКа, по вопросу снижения непосильных для нашего колхоза планов сдачи сельхозпродукции.
- Иван Степанович, планы утверждены и не подлежат обсуждению, и тем более снижению.
- Они нереальны. Мы не сможем их выполнить, даже если будет такой же урожай как в этом удачном году. А вдруг будет более засушливый год? У нас ведь зона рискованного земледелия, и урожайные годы чередуются с неурожайными, что тогда?
- Ты ведь знаешь «первую заповедь советского хлебороба»? Сначала сдай хлеб государству, а затем все остальные засыпки.
- Знаю, что зерно вывезут из колхоза, тогда колхозники, мои односельчане будут голодать? Как я буду в глаза им смотреть? Уж лучше сразу уезжать из села.
- Ну, ты нам условия не диктуй, не диктуй, работать надо, страну поднимать надо, промышленность поднимем тогда и за сельское хозяйство возьмёмся. А пока надо туже затянуть пояса твоим односельчанам. А если ты уже сейчас сомневаешься, то я тебе сразу скажу, что незаменимых специалистов у нас нет. Послушай, Иван Степанович, а может быть ты назад, на советскую работу пойдёшь?
- Надо подумать.
- Вот, вот, подумай, в Бережновке у нас нет председателя Совета. Пойдёшь?
- Завтра дам ответ. Надо поговорить с членами правления, не хочу, чтобы они считали меня дезертиром.
Председатель сельсовета в Бережновке.
На отчётно-перевыборном собрании колхозники утвердили председателем колхоза двадцатипятитысячника из Ленинградских рабочих. А я стал работать председателем Совета в Бережновке.
В следующем году наши колхозники на трудодни ничего не получили, и в колхозе не оставили даже семенного зерна. В селе наступил настоящий голод. От голода умирали в первую очередь дети, старики, а за ними и остальное работающее население. Но это было уже без меня, моей вины здесь не было, и всё же где-то далеко в душе было некоторое чувство вины, нет, не за себя, а за политику партии, которую я ревностно проводил в жизнь, которая так дорого обошлась нашим селянам.
Красный обоз привёз в Николаевку зерно единоличников и колхозов. 1932 г.
А меня в 1932 году взяли на партийную работу в Астраханский обком партии.
Инструктор Астраханского обкома партии. 1933 год.
* * *
ВСРЕЧА С НАДЕЖДОЙ КОНСТАНТИНОВНОЙ КРУПСКОЙ
В 1933 году я был направлен учиться в Сталинградский институт Марксизма – Ленинизма на годичном отделении краевого партийного актива. В области создавался резерв партийных и советских кадров из молодых коммунистов, проверенных в работе. Выпускники курсов зачислялись в кадровый резерв партаппарата области и получали право преподавать историю в школах. Мечта отца вывести меня в образованные люди, похоже, сбывалась. Они с мамой так радовались за меня.
Мне посчастливилось с группой товарищей по учёбе в дни летних каникул побывать в Москве, побывать на приёме в качестве гостей у жены и друга Владимира Ильича Ленина - Надежды Константиновны Крупской.
Перед самыми летними каникулами к нам в институт приехал из Москвы, из Наркомпроса представитель тов. Голоулин. Он знакомился, а возможно проверял постановку учёбы и жизни слушателей нашего института – будущих партийных и советских работников.
После ознакомления, проверки он предложил в порядке поощрения направить группу слушателей на экскурсию в Москву на месяц за счёт Наркомпроса. Руководство и партком института скомплектовали группу слушателей из 12 человек, куда вошёл и я.
Старшим в группе назначили меня. С представителем Наркомпроса Голоулиным я выехал в Москву на три дня раньше нашей группы. Мы с ним подыскали свободное студенческое общежитие на «Покровке», прикрепили нашу группу к наркомпросовской столовой на «Чистых прудах» на питание, ведь тогда была еще карточная система.
Через три дня я встречал своих товарищей на вокзале. Вместе с группой приехал в отпуск наш институтский профессор Иван Герасимович Романов, историк, коренной житель Москвы, он добровольно согласился быть в Москве нашим гидом. Он очень интересно показал достопримечательности своей Москвы во всей её красоте и широте. Лучшего экскурсовода мы бы не нашли.
Москва! Провели месяц мы в Москве замечательно, музеи, театры, достопримечательности. Наши молодые души впитывали все это как губки, старались больше запомнить, все мы понимали, что такого шанса нам в жизни больше не выпадет.
Месяц подходил к концу, на очередной встрече с нашим шефом Голоулиным мы попросили устроить встречу с Надеждой Константиновной Крупской, она в то время была заместителем наркома просвещения. Н.К. Крупская дала согласие на встречу со Сталинградцами и назначила время встречи.
К назначенному дню мы привели себя и свою одежду в порядок, провели маленькое совещание и решили, что беседу от имени всей группы будет вести один из нас, разработали общий вопросник, а ведущим выбрали меня. Я был одновременно и рад, и озадачен. Я не знал, как поведёт себя Надежда Константиновна, не перепутаю ли я что-нибудь от волнения.
В назначенный час мы были на Пречистинском бульваре, где находился тогда Наркомпрос. Встретил нас Голоулин и личный секретарь Н.К. Крупской, они провели нас в её наркомпросовский кабинет, усадили нас на диваны, на стулья. Мы с интересом разглядывали её кабинет, большой портрет Владимира Ильича на стене за рабочим столом. Сам кабинет был довольно скромным, кабинеты у наших областных секретарей были намного богаче и внушительнее. Я в это время всё больше заглядывал в свою бумажку с вопросами. Очень боялся ошибиться, сделать что-то не так. Вошла Надежда Константиновна, поздоровалась с нами, мы приветствовали её стоя и громко аплодировали.
- Подождите ребята я сейчас надену очки и повнимательнее посмотрю на вас, какие вы есть сталинградцы, говорят, что сталинградцы боевой народ.
Она надела свои очки и посмотрела на нас своим милым ласковым взглядом.
- Я, ребята знаю, что привело вас ко мне – хотите побольше узнать о Владимире Ильиче, поговорить о нём, и тем самым отдать ему должное. Спасибо вам, будущим партийным и советским работникам за внимание к Ленину. А теперь, ребятки, задавайте свои вопросы, о чём бы вы хотели узнать подробнее.
Много я задавал вопросов, заранее записанных в моём блокноте, Надежда Константиновна отвечала обстоятельно, просто и доходчиво. Вопросов в моём списке оставалось ещё много, но я чувствовал, что время, отпущенное для нас на исходе, да и профессор Романов даёт мне знак, пора закругляться.
- Что-то всё ребята задают вопросы, а девчата молчат, что у вас нет вопросов?
- Надежда Константиновна, а где вы познакомились с Владимиром Ильичём?
- На масленицу, за блинами на студенческой вечеринке, - шутливо улыбаясь, и так просто ответила им Надежда Константиновна. – А вообще, девочки, за партийной работой не забывайте, что вы ещё и женщины, семья, воспитание детей это так же ваше государственное и важное дело.
Я поднимаюсь, от всей группы благодарю Надежду Константиновну, извиняюсь за оторванное у неё время и собираемся уходить.
- Ну, ничего, мне очень приятны такие встречи, вижу, что молодёжь интересуется жизнью Ильича, да и торопиться мне некуда, раньше бывало, когда Ильич был жив, частенько к концу работы позвонит и скажет: «Ну, как, Надюша, управилась, поедем за город, на природу?», а теперь уж никто мне не позвонит.
Погрустневшие мы вышли из кабинета, провожаемые тоже грустным взглядом Надежды Константиновны.
На другой день мы были на экскурсии в центральном ботаническом саду, среди моря цветов нам пришла мысль подарить Надежде Константиновне букет роз. Нашли цветочницу, объяснили, для кого надо подобрать букет самых лучших роз.
Целую охапку роз девчонки понесли Надежде Константиновне на Пречистинский бульвар. Вернувшись, девчата рассказали нам, что когда вручали цветы, секретарь принёс вазу с водой.
- Не надо вазу с водой, ведь это ребята отдают дань уважения Ленину, и я отвезу их ему на квартиру, поставлю к его портрету, спасибо вам девушки, спасибо сталинградцы.
Улучив момент, девчата попросили разрешения сфотографироваться на память с Надеждой Константиновной. Она дала согласие и назначила время, а ещё она подарила библиотечку о Ленине, подарила свои книги с автографами, которые мы по приезду домой отдали в библиотеку института.
И вот мы снова на Пречистинском бульваре в гостях у Надежды Константиновны, но теперь уже в зале заседаний комиссий Наркомпроса. Фотографируется наша группа, Надежда Константиновна и ещё один зам. министра просвещения, и, конечно же, наш профессор Романов.
На этом мы простились с Надеждой Константиновной, унося с собой образ Ильича, навеянный рассказами такой прекрасной коммунистки.
Вот так 44 года тому назад мне посчастливилось быть в числе гостей Надежды Константиновны, из уст которой услышать много интересного о Великом вожде В.И. Ленине, о чём не всегда прочитаешь в книгах.
Я взял себе две фотографии, одна была в моей семье, а другую я подарил своим родителям в Кислово.
Но пришёл страшный 1937 год, 8 лет я мытарствовал по тюрьмам и лагерям, за эти годы мои карточки пропали, но их нет и у других, кто фотографировался тогда с Надеждой Константиновной. Нет её и в архиве института. Возможно, что их конфисковали при арестах в 1937 году, ведь из той группы слушателей я больше никого не видел. А так хотелось бы сегодня взглянуть на это дорогое для меня фото.
Черновик воспоминаний.
* * *
ВОСЕМЬ ЛЕТ ЗА ОБЩИТЕЛЬНОСТЬ
К середине тридцатых годов для усиления контроля за хозяйствующими субъектами стали разукрупнять районы. Так в 1935 году из большого заволжского Николаевского района выделился Быковский район со всеми полагающимися для района службами, и, конечно же, НКВД. Особо «добропорядочные» граждане, а в народе просто – «стукачи» выделяющейся местности так же перекочевали в новый отдел НКВД. Об этих людях у меня было мнение, что они необходимы обществу для контроля за неблагонадёжными, вредными элементами нашего общества. Пока… Пока это не коснулось меня.
В 1935 году меня направили работать во вновь образованный Быковский райком ВКП(б) инструктором.
Помню, к Быковской пристани пришвартовался агитационный пароход с транспарантами, духовым оркестром, с московскими артистами. Были заранее развешаны объявления по Быково, в других сёлах нашего района с приглашением на агитационный концерт на центральной площади. Народу собралось – тьма. Сидели на заборах, залезли на крыши близлежащих домов. Вначале выступал с пламенной речью наш партийный трибун Лев Троцкий со своей программой дальнейшего хода строительства социализма. Не обошлось и без критики в адрес руководителей партии и страны. Его речь несколько раз прерывалась бурными овациями. А после начался концерт. Песни были с политической смысловой нагрузкой. Из одной частушки и сейчас вспоминается отрывок:
«… А кобылкой карею
Накормим пролетарию…».
Эта кобылка «карея» подложит мне такую свинью в 1937 году, такую свинью… И не только мне, многих моих земляков из Кислово, слушателей той агитбригады в страшном тридцать седьмом арестуют, пересажают, многих и расстреляют.
Троцкий был объявлен врагом народа, его книги, статьи и даже мысли были запрещены, за цитирование, хранение и распространение предусмотрена ст. 58 п.10 УК РСФСР.
Зимой 1937 года я в Сталинградском обкоме ВКП(б) встретил своего друга по учёбе на курсах Марксизма-Ленинизма Ивана Квасова, секретаря Еланского РК ВЛКСМ. Он мне и сообщил, что в отношении меня ведётся следствие, по этому делу его уже допрашивали. Вскоре, 2 февраля 1937 года меня арестовали.
На первый допрос в Сталинграде меня вызвали через три дня. Обвиняли меня в распространении контрреволюционных троцкистских взглядов и измышлений о руководителях партии и Советского правительства в течении 1931 – 1934 годов. Мне инкриминировали четыре эпизода, и во всех эпизодах свидетелем был мой бывший друг Сидорин и его жена.
В 1931 году в селе Кислово свидетель Сидорин якобы слышал, как я высказывал контрреволюционные измышления в которых клеветал на вождей партии и Советского правительства и извращал политику, проводимую партией в области воспитания партийных кадров.
В 1933 году в январе или феврале в селе Кислово в присутствии того же свидетеля высказывал клевету на вождей партии и Советского правительства и опошлял политику партии.
В том же году в присутствии жены Сидорина высказывал контрреволюционные взгляды.
В 1934 году находясь в Сталинграде на курсах Марксизма – Ленинизма неоднократно высказывал контрреволюционные троцкистские взгляды, клеветал на вождей партии и Советского правительства, брал под защиту врагов народа Троцкого, Бухарина и других отщепенцев. Рассказывал антисоветские анекдоты, пел частушки антисоветского содержания.
Всё это подпадало под ст. 58 п.10, которая предусматривала наказание вплоть до расстрела.
Вину я свою не признавал и не признал до окончания суда, объясняя это клеветой со стороны Сидорина на почве ревности.
Стоял я на своём, несмотря на все издевательства и меры психического и физического воздействия на меня со стороны следствия. Ничего не наговорил на друзей по работе и по учебе на курсах, которые требовали от меня следователи.
В камере со мною ожидали допросов разные арестованные, некоторые долго не задерживались. Арестованных, признавших себя виновными, решением «тройки» расстреливали днём в тюремных подвалах, а ночью трупы вывозили за город на «полигон» хоронить в огромных ямах, оврагах. Или отправляли по этапу в лагеря на длительное и мучительное заключение. Возможно, что в соседних камерах сидели мои земляки Д.П. Олейников, П.П. Рудов и многие другие расстрелянные в подвалах НКВД по доносам этих самых «доброхотов – стукачей»
Следствие в отношении меня велось два года. Были очные ставки с бывшими друзьями по учёбе, не выдержавших пыток, их не хочется вспоминать, хотя мне их по-человечески и жаль.
В июне 1937 года арестовали и Ивана Квасова, который так же не признал за собой никакой вины и все наветы отрицал.
Суд проходил 10 – 11 июля 1939 года в Сталинграде. Меня осудили по статье 58 п.10, 182 ч. 1 УК РСФСР на восемь лет лишения свободы и пять лет поражения в правах по отбытию наказания.
Иван Квасов, за недонесения на меня, за хранение книг под редакцией Л.И. Аксельрода, Радека, которые нашли у него дома при обыске, был осуждён на два года лишения свободы.
Хорошо ещё, что нам зачли время предварительного заключения под следствием, поэтому Ивана после суда освободили, а я, с клеймом «врага народа» остальные шесть лет отсидел «от звонка и до звонка».
Книги Аксельрода и Радека присудили сжечь, издержки суда в размере 500 рублей мы с Иваном должны были выплатить.
Потянулись долгие и мучительные шесть лет, голод, холод, а самое страшное – постоянные унижения.
* * *
«…А Я ПРОСТОЙ СОВЕТСКИЙ ЗАКЛЮЧЁННЫЙ…»
Не буду описывать свою жизнь, жизнь моей семьи – семьи врага народа за эти восемь лет, все это хорошо описал Солженицын в своей книге «Архипелаг Гулаг». В лагерях вместе со мною тянули лямку советского зэка бывшие коммунисты, секретари райкомов и обкомов ВКП(б) и всё по тем же доносам завистливых сослуживцев – «стукачей». Кормили в лагерях лошадей лучше, чем нас – «лагерную пыль», мы считали за счастье украсть у лошадей горсть овса, чтобы, размочив его немного подкормиться.
Интересно, но за время заключения от голода вылечилась моя язва желудка. Хоть какая-то польза для меня от восьми лет заключения.
Моя жена Анна Власовна осталась с годовалым сыном и перебивалась случайными заработками, она неплохо шила женскую одежду для соседок. Многие, правда, боялись заходить в дом к «жене врага народа», но хорошо сшитая женская одежда пересиливала страх у сельских модниц. Плату за свою работу брала продуктами, дровами, словом всем, что было у крестьян и так необходимо для жизни семьи в деревне. Восемь лет Аня вместе с моей мамой ждали меня из заключения, вдвоём растили двух моих сыновей. И дождались!
Вышел я на свободу из Верхнетуринского Сев.Ураллага 8 марта 1945 года. Приехал домой, надо устраиваться на работу, а на работу не берут. Я у НКВД «под колпаком». Целый год пробивался случайными заработками, и только в апреле 1946 года Иван Семёнович Горькавенко взял меня на работу уполномоченным по заготовке топлива в Кисловский сельский Совет. Уполномоченный по заготовке топлива – громкое название моей должности, а проще рабочий по вырубке в пойменных лесных массивах сушняка.
Через год по требованию НКВД меня уволили, так каждый год «по требованию» меня увольняли из МТМ, лесхоза, СельПО. И только с 1950 года я на четыре года чудом «задержался» продавцом Кисловского хозмага. После смерти Сталина я стал писать ходатайства о своей реабилитации в разные инстанции.
Анна и Иван со своим сыном Станиславом. 1954 год.
И только в 1956 году 29 сентября судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда повторно рассмотрела моё дело, и отменило решение суда от 1939 года, производство прекратило за недоказанностью предъявленного мне обвинения по всем статьям.
Невиновен! А жизнь сломали и мне, и моему другу Ивану Квасову, и многим тысячам коммунистов и беспартийных из-за наветов таких «стукачей» и болезненной бдительности следователей, «рывших копытами землю».
СНОВА В МОСКВЕ
В сентябре 1956 года я был реабилитирован, а уже в ноябре меня рекомендовали, а пайщики Кисловского СельПО избрали меня председателем. Я стал работать председателем СельПО, в работу включился, отдавая себя полностью, за девятнадцать лет я по ответственной работе истосковался.
Первым делом мы перестроили и переоборудовали хлебопекарню, построили добротные склады. В разных местах Кислово начали строить и открывать магазины, их мы приближали к покупателю. Магазины, как сейчас принято называть, шаговой доступности.
Кисловское СельПО. 1960 год.
А вскоре наше сельское потребительское общество стало одним из лучших в области, а как признание наших успехов меня избрали в число делегатов от Волгоградской области на шестой съезд потребкооперации в августе 1962 года.
Наконец-то, я был счастлив!
И вот я снова в Москве, как же изменилась Москва за эти годы! Как же выигрывает Москва 1962 года по сравнению с Москвой 1934 года. За прошедшие 28 лет появилось метро, троллейбусы, многоэтажные дома, кинотеатры, гостиницы. Везде простор, чистота, порядок. Красота, да и только!
Приятно меня удивили красота и убранство кремлёвских залов, где проходили наши заседания.
* * *
ТРИГОЛОС НАДЕЖДА АЛЕКСЕЕВНА
(1913 – 1952 г.г.)
Надя родилась 13 ноября 1913 года в семье кисловского крестьянина Триголос Алексея Яковлевича и Олейниковой Анны Ивановны. Их семья была многодетной даже по крестьянским меркам – двенадцать детей. Всех сохранили в то непростое время, вырастили, воспитали и выучили.
Глава семейства был членом ВКП(б) с 1918 года, длительное время был секретарём Кисловского сельсовета, председателем Кисловской партийной ячейки ВКП(б).
Здесь похоронен Триголос А.Я.
Все дети закончили Кисловскую начальную, а затем и семилетнюю школу в Николаевке. Пять дочерей: Мария, Вера, Надежда, Анна, Татьяна закончили Николаевкое педучилище и все, хотя и небольшое время, но работали учителями начальных классов в Кисловской школе.
Его сын - Илья Алексеевич закончил экономический институт, был крупным экономистом в Сталинграде.
Второй сын - Иван Алексеевич служил в кремлёвском отряде, похоронен с воинскими почестями в центре села Кислово, рядом со своим отцом – Алексеем Яковлевичем.
Мария Алексеевна закончила Николаевское пед.училище, работала в Кислово, затем училась в Сталинградском пединституте. После учительствовала сначала в Быково, а затем в Сталинграде.
Надежда закончила Николаевское педучилище в 1932 году и стала работать учителем начальных классов в Николаевке. Здесь и повстречала эффектного молодого человека, Водяницкого Дмитрия Авраамовича, а в 1933 году, учительница начальных классов и председатель колхоза, поженились.
Надежда и Дмитрий Водяницкие. 1933 год.
В 1935 году Дмитрия Авраамовича переводят председателем колхоза в Кислово, с этого года Надежда Алексеевна начала работать в Кисловской неполной средней школе учителем начальных классов.
Всё у них в семье складывается неплохо. В 1934 году родился первенец – Гена, следом в 1938 родилась Нина. Но приходит страшный 1937 год, в котором за несколько месяцев до рождения дочки, арестовывают Дмитрия.
Сколько же слёз было выплакано в подушку по ночам, а сколько бессонных ночей в очередях у тюремных дверей с передачей для Дмитрия? И каждый раз – отказ принимать передачу. Не положено.
Письма, письма, письма в разные инстанции. Где? За что? На сколько? А в ответ: «Не положено», «Неизвестно» или и вовсе без ответа.
Пять лет без переписки, пять лет в неизвестности. И только в июле 1942 года Дмитрия освободили. Целый месяц счастья, когда он побыл дома с семьёй, а затем его призвали на защиту Сталинграда.
И снова ожидание, но теперь хоть приходили письма с фронта, из госпиталя, затем снова с фронта. Вот уже близится конец войне, идёт победная весна сорок пятого! Сколько надежд на лучшую жизнь? Вот-вот жизнь наладится, ещё немного, ещё чуть-чуть. Но… Все ожидания и надежды перечеркнула похоронка.
Сколько похоронок было зачитано в классе на отцов её учеников. Плакали всем классом, всем классом сочувствовали однокласснику или однокласснице, а теперь третьеклассники сочувствуют своей любимой учительнице, Надежде Алексеевне и однокласснику Гене Водяницкому.
Работа и дети, дети и работа давали силы молодой женщине продолжать жизнь. Надо ставить на ноги детей, а это так непросто делать одной.
Надежда Алексеевна от выпавших на её долю передряг, нервотрёпок умерла на 39 году жизни. Её детей Гену и Нину взяла к себе сестра покойной Надежды Алексеевны - Мария Алексеевна, учитель истории Быковской средней школы.
Впоследствии Гена и Нина закончили институты и стали, как мама и тёти учителями.
Геннадий Дмитриевич Водяницкий.
Геннадий Дмитриевич и сейчас работает преподавателем физкультуры в Волгоградской сельскохозяйственной академии.
Нина Дмитриевна Водяницкая.
Учитель, г. Волжский.
Нина закончила Волгоградский пединститут и, как и её мама, всю жизнь работала учителем в школе.
* * *
Продолжение в части 3.