ЧАСТЬ 10 окончанме книги МЫ ВСЕ БЫЛИ УЧЕНИКАМИ П.Краснощеков
ПАВЕЛ ФЁДОРОВИЧ
Краснощёков
(1946 г.р.)
Здесь мне 4 года. 1950 год.
Я родился 31 октября 1946 года. Моим воспитанием в основном занималась вначале моя сестра Маша, и старшие братья. Очень часто отец брал меня с собой в рейсы на своей видавшей виды «полуторке». Мне было четыре года, когда Маша уехала учиться в Быково и, по сути, я был предоставлен сам себе, я стал свободным как птицы в небе, как бабочки на цветущем лугу, как, наконец, наш дворовый пёс Буян. Хотя за мной присматривали старшие братья Гена и Толя, но всё же им было не до меня. Улица, озеро, Арапка и наш овраг – вот мое место, где я проводил своё время. Мне постоянно хотелось чего-то нового, новых игр, новых друзей. Я постоянно расспрашивал взрослых и своих братьев о том, что было мне ещё незнакомо. Часто я сидел на своих воротах и задирал прохожих мальчишек и девчонок, а иногда и взрослых ребят, которые обещали меня поймать и примерно наказать. Но я надеялся на своих старших братьев и свои быстрые ноги.
Это я с родителями на свадьбе.
В школу я пошёл, когда мне не было ещё и семи лет. К этому времени я уже бойко читал и считал, но был я ужасным непоседой, драчуном, шкодой, чем доставлял немало хлопот на переменах нашей учительнице Самохиной Валентине Михайловне. Но на уроках я был примерным учеником, Валентина Михайловна умела увлечь класс так, что вопроса о дисциплине на уроках не стояло. Особенно я любил арифметику и всегда был готов к ответу, о чем говорила моя высоко поднятая рука.
Шкода.
Свою учительницу мы боготворили, зачастую провожали после уроков её домой, неся учительский портфель и стопки тетрадей на проверку.
Особенно поразительными у Валентины Михайловны были глаза, они могли быть ласковыми и строгими, весёлыми и задумчивыми, а иногда и печальными. Она могла только взглядом приструнить на уроке шалуна, выразить благодарность за хороший ответ ученика с места.
Валентина Михайловна всегда была строго и аккуратно одета, причёсана. Платья себе и своим дочерям, а иногда и дочерям своих подруг она шила сама на своей старенькой машинке «Зингер».
В большом классе школы «У почты» зимой частенько было холодно, поэтому мы в такие морозы были одеты в пальтишки, фуфайки, а Валентина Михайловна набрасывала на плечи свою знаменитую пуховую шаль.
После уроков мы разучивали целые спектакли по прочитанным рассказам и сказкам, делали праздничное украшение класса. Это были гирлянды из цветной бумаги, наши рисунки, игрушки из папье-маше.
Когда я прочитал стихотворение нашей землячки Татьяны Рязановой, я сразу же понял, что это и о моей учительнице написано.
Я храню теплоту её глаз.
Доброту, заботу, терпенье.
Я не помню себя, наш класс.
А учителя первого помню.
Видно память устроена так,
Через жизненный вихрь событий
Сохранить, уберечь, защитить
Нашу память о первом учителе.
Мне прижаться бы к ней, обнять.
И почувствовать снова маленьким,
И букет подарить из фраз,
Что когда-то не были сказаны.
Валентина Михайловна Самохина и я. 1956 год.
В начальных классах я учился хорошо, за мной еще присматривал Толя. В пятом классе за мной присматривать было уже некому, дома я уроки учил кое-как, хватало того, что я запоминал на уроках.
Оценки в журналах были крайние, пятерки чередовались с двойками. Пятерки были за ответы у доски, а двойки за домашние задания. Результат был плачевный, тройки были по всем предметам кроме арифметики и физкультуры.
Именно в этом году Пётр Дмитриевич Олейников, тогда он был завучем школы, в беседе с моим отцом сказал мне:
- Павлик, твои старшие братья и сестра учатся в институте, а из тебя, видно, ничего не получится. Троечник и хулиган, что с тебя выйдет? Даже тракториста не получится, придётся тебе, Павлик, быкам хвосты крутить.
Обычно, придя со школы, забросив портфель и наскоро пообедав, я мчался на улицу и гулял до позднего вечера. К вечеру управлялся по хозяйству и уже затемно заходил домой. В пятом классе к нам на улицу Ленина переехала семья Юры Самарина. Мы с ним подружились, стали друзьями неразлей - вода. Но он выходил гулять на улицу только после того, как выполнит все домашние задания. Его мать Лидия Николаевна строго проверяла выполнение домашних заданий. Его отец Андрей Егорович в этом вопросе так же был непреклонен. И мне приходилось уныло болтаться по улице, ожидая своего друга. Но потом, это было уже в шестом классе, мы с ним стали готовить домашние задания вместе. И постепенно у меня в журнале стали двойки за домашние задания превращаться в четверки, пятерки. В шестом классе годовые оценки были намного лучше, а уж с восьмого класса я занялся учёбой всерьёз. Особенно уделял внимание естественным наукам, математике, физике, химии, биологии, они мне давались легко. Русский и литературу демонстративно не признавал, за что мне так же демонстративно Пётр Дмитриевич вывел единственную тройку в аттестат.
Вся семья в сборе. 1957 г.
ШТУРВАЛЬНЫЙ
В конце 9 класса в мае 1962 года нас, желающих на летних каникулах работать штурвальными, закрепили за комбайнерами. Я попал к Петру Вальковскому. Он был один из лучших комбайнеров совхоза. После занятий в школе мы бежали в МТМ совхоза помогать ремонтировать комбайн, а заодно и изучать устройство комбайна. Пётр Васильевич доходчиво объяснял и учил навыкам слесарных работ, ежедневного обслуживание комбайна.
- Смотри Павлик, вот снятый подшипник, он почти рассыпался, а я его ведь перед прошлым сезоном менял. Почему он рассыпался?
- Наверное, заводской брак?
- Сам ты заводской брак, от обильной смазки он рассыпался, от обильной смазки.
- От обильной смазки подшипники не рассыпаются, дядя Петя.
- Грамотный, тогда от воспаления хитрости штурвального. Хорошо, что подшипник до конца уборки дошкандыбал, а то бы как минимум полдня простояли. Хорошо, что я в своём загашнике держу полный комплект подшипников, иначе простой и на целый день затянулся бы. Учти, студент, подшипники смазывать без халявы. Минуту отхалявишь, а потом день потеряем.
С 1 июня меня уже приказом по совхозу зачислили штурвальными, и я начали работать весь полный рабочий день.
Я с малых лет постоянно крутился около отца, поэтому неудивительно, что с первого класса я уже умел водить машину, помогал её ремонтировать. А к восьмому классу я уже иногда подменял его в рейсах на машине. Крестьянские дети растут среди колхозной техники, в отсутствии магазинных детских игрушек, ими служили вышедшие из строя детали сельхозтехники. Неудивительно, что ребята проходили сельские университеты. До 5 класса на каникулах школьники работали на плантации и бахчах с тяпками, 5-6 классы – погонщиками быков на отвозке зерна от комбайнов. Дальше мы переходили на технику, 7-8 классы – прицепщиками на трактора, копнильщиками на комбайнах, а 8-9 классы штурвальными на комбайнах.
Целый месяц мы ремонтировали комбайн, Разобрали его почти весь, подваривали и латали жестяную обшивку, выявляли дефекты, выбраковывали сомнительные подшипники. Не разбирали один мотор, его капитально ремонтировали в моторном цехе, и всё же дядя Петя ещё зимой, когда в цехе ремонтировали его мотор, сам участвовал в его дефектовке и сборке.
- Ну, Петро, теперь ты со своим помощником все гектары с тоннами заберёшь, нам ничего не оставишь, - подначивали дядю Петю его друзья – комбайнёры.
- Смейтесь, смейтесь, а мы вам нос утрём, верно, Павлик? Премия наша будет.
- Утрём, ещё как утрём, дядя Петя.
Комбайнёры обычно штурвальными брали своих детей, жён, но в этот год его жена пошла в декрет, а дети были ещё дошколята. Так что мне сильно повезло попасть штурвальным к хорошему комбайнёру. Мои друзья Юра Самарин, Толик Гудименко уже второй год работали штурвальными со своими отцами, часто рассказывали о кочевой жизни комбайнёров.
Хорошо запомнился день, когда после окончания ремонта мы впервые прокручивали комбайн. Молотилка шумела, выбрасывая пыль, вентилятор продувал воздухом почти весь комбайн, соломотряс проталкивал несуществующую солому, вытряхивая из её колосков последние зёрна. Транспортёры бежали, неся мнимую солому и зерно. В комбайне все крутилось, бежало, двигалось, гремело, и этим всем мне предстояло управлять. Было страшно, сумею ли я?
В начале июля за нами закрепили трактор ДТ-54 Василия Триголос. Он и потащил наш «РСМ» в бригаду. В тот же день мы подсоединили к комбайну хедер и дядя Петя сделали первый прокос на своей загонке. Я стоял рядом, изучал его работу, вслушивался в работу агрегатов комбайна. А как приятен шелест спелого золотистого зерна, выгружаемого шнеком комбайна в кузов автомашины. Вот уже и полный кузов, тогда прыгаешь с мостика комбайна в кузов и деревянной лопатой или просто руками разгребаешь по углам теплое, сыпучее золотистое зерно, чтобы оно не рассыпалось на ухабистой полевой дороге.
Комбайн «Сталинец» с трактором ДТ-54.
Раннее утро. Все ещё спят, а я - штурвальный уже смазываю подшипники комбайна.
Ночевали мы здесь же в поле у комбайнов на соломе. Постели себе каждый привозил из дома.
Здесь острее чувствуешь свою причастность к чему–то большому, чувствуешь, что и ты привносишь свою лепту в то, что называется ХЛЕБ, который всему голова. Сейчас на поле главные мы и наш агрегат – комбайн.
Завтраки, обеды и ужины привозит повар на машине, Сюда же приезжает топливозаправщик, учётчик на своём велосипеде, механик на автомехмастерской с набором запчастей. Приезжает с парторгом И.С.Почкуновым или с председателем месткома И.П.Клименко библиотекарь Е.Ф. Горбунова с книгами, со свежими газетами, выпуском стенгазеты «Кто у нас впереди». Они сообщают нам итоги хода уборочных работ, какая бригада впереди, кто и сколько намолотил, что творится в мире и в стране. Сейчас мы центр совхозной жизни, всё крутится вокруг нас. Все стараются обеспечить бесперебойную работу комбайнов, надо успеть закончить уборку в сжатые сроки, до начала дождей.
В короткие перерывы на уборке.
И вот впервые я на мостике комбайна за штурвалом. Справа от меня под рукой рычаг газа на храповичке, штурвалом я регулирую высоту среза хлебостоя. Хедер вместе с косой, мотовилом и бегущими планками на брезентовом транспортёре со свежескошенной массой поднимается или опускается штурвалом. Гидравлики пока ещё нет, но поднимается хедер не тяжело, жатка сбалансирована специальными грузами. Здесь важно не хватануть косой землю или камень, но нельзя и завышать высоту среза.
Под мостиком находится приёмная камера и молотильный барабан, куда поступает срезанная масса на обмолот. В комбайне всё крутится, движется, качается, стучит и гремит. Поначалу казалось, что невозможно в этом шуме судить о работе агрегата. Но пройдёт некоторое время и в этом шуме можно выделить шум работы молотилки, основного двигателя, а самое главное, надо не пропустить посторонний шум от поломки. Это может быть свист рассыпавшегося подшипника, трескотня сработавшей храповой муфты, стук сломанной планки транспортёра, да мало ли поломок может случиться у агрегата напичканного множеством движущихся деталей. Тогда надо потянуть за деревянную ручку, закреплённой на длинной проволоке, идущей к выхлопной трубе трактора. Резкий свисток даст команду трактористу остановить движение агрегата. Надо искать поломку и устранять её.
Из камеры поднимается соломенная пыль, ко всему этому дополняется пыль, поднимаемая гусеницами трактора. Поэтому на моих глазах пылезащитные очки, а на лицо уже через двадцать минут работы садится толстый слой пыли.
Через два дня я на мостике уже работаю самостоятельно. Мы с дядей Петей работаем по очереди. Рано утром и поздно вечером при свете фар работает комбайнёр, в это время хлебная масса отсыревает и барабан может «хапнуть» массу и заклинить. В этот момент, если поймать раззяву, могут случиться большие поломки транспортёров. Тут он уже сам работает с большим вниманием, пока ещё не доверяет мне.
Огромное жёлтое солнце, разгоняя освежающую утреннюю прохладу, начинает подниматься из-за горизонта. Далеко по полям разносятся резкие хлопки работающего пускового двигателя трактора, следом начинает работу дизельный мотор трактора, пустив из трубы в небо чёрный клуб дыма. Чуть слышится рокот бензинового двигателя комбайна.
Вот уже по полю медленно двигаются уборочные агрегаты, впереди трактор ДТ-54, за ним комбайн, а за комбайном прицеплен копнитель для соломы. За ними лёгким ветерком в сторону относится пыльный шлейф, который теряется среди ровных рядов копёшек соломы. С каждым днём ряды копёшек начинают занимать всё большую и большую площадь поля. Вскоре они покрывают всё поле, и оно становится каким-то безжизненным, пустым. Зайцы, куропатки и прочая живность покинули это поле, вслед за ними и мы с комбайнами, со своим временным станом переезжаем на соседнее поле. Всё начинается сначала, разбиваются загонки, вначале на поле появляются первые прокосы с первыми копнами соломы. Кажется, что по полю, по которому ветер гоняет светло-жёлтые, хлебные волны, медленно движутся грохочущие корабли. Они вычерпывают своими жатками с руками – мотовилами эти волны. Вот уже притихшие, опустошенные от зерна волны сложены в копны, а золотистое зерно – в бункер. Это итог годового крестьянского труда. Вскоре с поля свезут к фермам в стога и солому, в поле останется только жнивьё, с отрастающей зелёной травкой. Поле будет готово к новому жизненному циклу. Вновь в поле зайдут тракторы с плугами, вспашут зябь, зимой земля будет отдыхать под снежным покрывалом, а весной… Весной она вновь примет семена, чтобы, как и положено природой, вновь заколоситься спелым колосом.
Работа шла своим чередом, мы были в числе передовых по намолоту, но дядя Петя неожиданно заболел. Кость большого пальца правой руки начала гноится. Врачи назначили ему ежедневные процедуры в Быково. К 9 часам утра он ехал на мотоцикле в Быково, а возвращался к обеду или после обеда. В это время мы работали сами и, вроде бы, справлялись неплохо.
И всё же больной палец не даёт возможности полноценно работать ему на мостике. Теперь уже с раннего утра и до позднего вечера приходится работать мне одному. Но если раньше агрегат на завтрак и обед не останавливался, то сейчас его приходилось глушить. За неделю болезни дяди Пети мы скатились в середняки.
Серьёзных поломок у нас не было, но один раз всё же мы простояли почти целый день. Застучал двигатель комбайна. Его характерный стук я вовремя услышал и остановил комбайн. Внимательно послушали с трактористом дядёй Васей и пришли к выводу, что надо разбирать мотор. Пока мы снимали поддон картера, приехал на своей реммастерской механик Крютченко Андрей Васильевич. На третьем цилиндре провернулся шатунный вкладыш, надо менять. Хорошо, что у механика в запасе были вкладыши. Мы уже затягивали болты картера, когда подъехал на своём мотоцикле комбайнер.
- Вот чёрт, говорил я зимой мотористам, что надо ставить новые вкладыши, а они твердили, что, согласно регламенту, вкладыши ещё менять не надо. Вот тебе и не надо.
Заливка масла, кривой ключ на старт, и в загонку.
Вскоре комбайнёр выздоровел, и мы стали работать в полную силу, намолот у нас пошёл вверх, как и номер нашего комбайна в строчке соцсоревнования.
Последнее поле косили в приподнятом настроении, скоро домой!
Вечером приехал директор совхоза Павел Иванович Антонов с известием, что комбайны, машины нашей бригады направляются на уборку в соседнюю бригаду. Надо помочь соседям убрать поля пока не пошли дожди.
Там нам дали поле самое худшее, колдобины и до половины стравленное совхозным стадом овец. Конечно, на этом поле мы много не накосили, но подачу отчёта об окончании уборки совхозом в райком ускорили.
А в передовики в тот год мы так и не вышли.
Уборка закончилась, и мы с комбайном возвратились в МТМ. У оврага, недалеко от МТМ был установлен пожарный насос, и мы с брандспойта после очистки мыли комбайн от пыли. После провели его консервацию и сдачу комбайна на стоянку механику совхозного мехдвора.
Уборка закончена, Комбайн законсервирован до следующего года, а мне жалко было расставаться со старшими товарищами, у которых почерпнул и знания, и опыт работы, работы в коллективе, ответственности за порученное дело. Была и гордость за причастность к большому делу – уборке зерна. И наше зерно засыпано в закрома Родины, и из нашего зерна испекут пышные булочки, караваи душистого хлеба.
«День урожая» в Кисловском лесу. 1962 год.
В начале октября в совхозе проходил «День урожая», на него были приглашены и ученики Кисловской школы, работавшие на каникулах в совхозе. Конечно же, там были и штурвальные, копнильщики, рабочие зернотоков, это в основном были мальчишки, но были и девчонки, а вот на бахчах и плантации больше было девчат. Учащимся вручали подарки, конечно не бог весть какие, мне, например, вручили две книги, но было так приятно принародно получить из рук директора совхоза П.И. Антонова эти скромные книги. На празднике играл духовой оркестр из Быково, приехали продовольственные и промышленные магазины с дефицитными товарами. Невдалеке, в живописных местах Кисловского леса, накрыты бригадные, праздничные столы, рядом со столами в больших казанах варились премиальные бараны. Застолье продолжалось до позднего вечера, а некоторые из заядлых выпивох и ночевали под деревьями, надеясь на продолжение гулянки на следующий день.
На следующий год меня направили штурвальным к Геннадию Гаврилову. Он учился в Саратовском институте на факультете механизации сельского хозяйства и уже перешёл на третий курс. Комбайнером он будет работать первый год, но со своим отцом лет шесть работал штурвальным.
Ох, и намучились мы с комбайном в том году, его к уборке готовила рембригада, а им нужно было только количество, лишь бы вытолкнуть комбайн на линейку готовности. Такие «скороспелые» комбайны обычно давали приезжим из города комбайнёрам. Так что ни премии, ни подарков за уборку мы с Геннадием в тот год не получили, да и заработки наши были весьма скромные. Редкий день комбайн не ломался, хорошо ещё, что до конца уборки он дотянул.
Это был последний мой сезон работы в совхозе. За время учёбы в школе на каникулах я работал на плантации, бахчах, сенокосе, штурвальным, отвозил на автомобиле зерно от комбайнов, подменяя отца. За эти годы получил хорошую практику работы в совхозе. Следующим летом я поступал в институт, и твердо был уверен, что в сельском хозяйстве я работать больше никогда не буду.
«Не зарекайся…», гласит русская поговорка, и верно, через 27 лет я снова стал работать в сельском хозяйстве. Как всё же работа в колхозе, а затем в совхозе мне помогала организовывать крестьянское хозяйство. В своей жизни я создавал с нуля две районные организации: «Сельхозэнерго» и Быковский Филиал ПТУ-44. И вот теперь пришла очередь создавать на голом месте своё крестьянско-фермерское хозяйство.
После окончания школы я поехал поступать в Московский «Физтех», но, похоже, что я сильно переоценил свои школьные знания. Меня «вышибли» с первого же экзамена. Зато в Волгоградском пединституте на физико-математическом факультете на вступительных экзаменах получил средний балл 4,7 и легко был зачислен в студенты.
Студент пединститута. 1966 год.
Учился я легко, за четыре года я не пересдавал ни единого экзамена. Со второго курса работал лаборантом в лаборатории сегнетоэлектрики у Сары Львовны Раппопорт. Планировал продолжить учёбу в аспирантуре, но жизнь рассудила совсем по-другому.
Женился на Здобновой Валечке в 1968 году и поехал по направлению в Красноярский край город Артёмовск «сеять доброе, вечное…».
Сельский учитель. Красноселец. 1969 г.
И носила меня жизнь, а вернее мой неугомонный характер по городам и весям от Красноярска до Минска, учился всю жизнь, не только в институтах, на курсах, но и самостоятельно самообразованием по книгам. Я по образованию учитель, инженер – электрик, инженер – проектировщик машиносчётных станций.
Ещё шире спектр моих должностей: учитель, мастер электромонтажа, инженер, начальник машиносчётной станции, директор вечерней школы, главный инженер «Сельхозэнерго», инспектор народного контроля, парторг совхоза, главный энергетик района, заведующий филиала ПТУ и, наконец, фермер.
Рабочих специальностей, которыми овладел за свою жизнь и которым обучал людей не счесть.
С какими только людьми меня не сводила жизнь, от академика до бомжа. И с каждым находился общий язык и интерес. Сейчас очень жалею, что не вёл записей в дневнике, но всё же в памяти очень многое сохранено. Впервые мысль о написании книги мне приходила в 1983 году, когда я работал парторгом в совхозе «Приморский», даже начал делать записи в дневнике, но потом «заела» текучка, а мой, только что начатый дневник, где-то затерялся.
С таким неугомонным, непоседливым мужем, другая бы жена давно разошлась, однако моя верная жена Валечка, нет, она не была «декабристкой», не следовала за мною на очередную учёбу или работу, её корни глубже, она славянка, «Ярославна». Как Ярославна, Валя ждала дома у очага своего неугомонного мужа, воспитывала детей. Она всегда и во всём была мне опорой и единомышленником.
Вместе с женой меня ждали Вера и Андрей.
Моя семья в 1987 году.
Я часто задавал себе вопрос, почему я в жизни так сильно разбрасываюсь, не занимаюсь, как это делают другие, одним делом, и ведь до шестидесяти лет не мог себе ответить на этот вопрос. А сейчас я могу ответить на этот давний и застарелый вопрос. Жизнь вела меня к основному, главному моему делу – написать книгу о нашем селе, о наших людях, о нашем Заволжье, о потерянной пойме, напомнить пожилым и рассказать молодым об ушедшем, таком непостоянном и запутанным для России времени – о двадцатом веке.
Мои первые книги.
Только выйдя на пенсию в шестьдесят лет, я вдруг почувствовал неодолимое желание написать книгу о крестьянской жизни в Заволжье, о людях Заволжья.
Что я и сделал! И, надеюсь, делать это дальше.
Быково, Кислово, Николаевск, Волгоград. 2008 -2010 г.г.