Недавно мне посчастливилось побывать на южном берегу Крыма, под Ялтой. Природа этого края поразила меня своей красотой. Чёрное море простиралось далеко за горизонт, играя золотистыми бликами солнца, щедро посылавшего на землю свои горячие лучи. Зеленоватые волны нежно ласками прибрежную круглую гальку и, глухо шурша, уплывали в море. Недалеко от берега, в тихой заводи, словно разноцветные зонтики, красовались белые, голубоватые и бледно-розовые медузы. На фоне ярко-синего неба вырисовывались чёткие силуэты белых чаек, неторопливо машущих своими сильными крыльями.
Уходя на север, простирались мягкими контурами горы, покрытые ореховыми рощами и лиственными лесами. У подножия гор раскинулись чудесные сады и парки. Разнообразие пород их деревьев буквально поразило меня. Были здесь и пирамидальные, разливающие вокруг терпкий аромат кипарисы; и вечнозеленые туи, с тёмно-синими, будто тронутыми инеем, мелкими круглыми плодами; и гордые магнолии с прекрасными, словно из воска, цветами; веселые розовые и белые олеандры; строгие красавцы рододендроны, величественные, с мохнатыми стволами высокие пальмы.
Любуясь этой чарующей красотой, я оказалась на маленькой полянке. То, что я увидела здесь, заставило меня моментально перенестись мыслями в родной дом, разрушенный в войну попавшим в него снарядом.
Посреди покрытой голубым цветущим цикорием лужайки росла молодая пальма. Её нежно-зелёные узкие листья тянулись вверх к солнцу, позволяя ласкать себя мягкому ветерку, прилетающему с моря. Это деревцо напомнило мне подобную пальму, выращенную моей мамой перед войной. Трагической оказалась судьба её, но лучше сказать обо всем этом по порядку
Итак, незадолго до войны мама принесла откуда-то финиковую косточку и, поместив её в горшок с влажной землёй, сказала: «Ну вот, теперь и у нас своя пальмочка будет. Очень надеюсь, что косточка прорастёт». И действительно, через какое-то время в горшке появился бледно-зелёный росток, из которого вскоре сформировались листики, и пальмочка начала расти. Через два года это было маленькое деревце. Оно стояло в кадке, возле окна, и подставляло свои продолговатые зелёные листочки, хотя и не столь щедрому, как на юге, но все же тёплому солнышку. Нам очень нравилось это деревцо, и мы гордились тем, что благодаря заботам и стараниям нашей мамы, оно уютно чувствовало себя в нашей северной стороне. Люди, приходившие к нам, удивлялись и восхищались необычным для этих краев растением. А мы только радовались этому. Пальма же росла и поддерживала в нашем доме эту радость. Помню, как зимой, возвращаясь из школы, я первым делом обращала свой взор на окно, где сквозь кружево тюлевой занавески просвечивалась зелень пальмового листа. Мы очень любили, а потому холили и нежили пальму. В погожие дни мы выносили её во двор, на солнышко. И нам казалось, что пальма, просвечивая на ветерке узкими листьями, о чем-то разговаривает с ним, подняв высоко вверх свою зеленую макушку.
А как хорошо было пальме, когда шли грибные дожди. Стоя под их мягкими мелкими каплями, она блаженствовала, листья её преображались, меняя свою окраску на нежный бледно-зелёный цвет. Мы искренне верили, что пальма тихо шепчется с дождём, делясь с ним чем-то своим сокровенным. Долгими зимними вечерами, окончив уроки, я любила садиться на диван и смотреть на пальму. И тогда чудилось, что она рассказывает мне о своей прекрасной родине, об огромных волнах океана, о береге с перламутровыми огромными раковинами и жёлтым чистым песком, о своих тоненьких сестрах, кренящихся до земли под напором ураганного ветра. И тогда мне слышался шум морской волны и шелест листьев высоких, стройных пальм.
Но грянула война, и вскоре вражеские войска подошли к нашему городу. В жизни людей померкла радость: слёзы и страдания заполонили их глаза и души. Занятия в школе прерывались из-за воздушных тревог. Обуреваемая страхом, я опрометью бежала домой и успокаивалась только тогда, когда, открыв дверь, видела пальму. Она, несмотря ни на что,
продолжала вностъ в наш дом уют и покой. И мне в порыве благодарности хотелось сказать ей: «Спасибо, милая пальма!»
Те же чувства испытывала и мама. Возвращаясь домой из мастерской, где шила бельё для фронта, она, будто сбросив с плеч накопившуюся за день усталость, говорила: «А у нас дома, как до войны, тихо и спокойно. И всё благодаря пальме. Ишь, как приветливо встречает всех нас!»
Однако настал тот день, когда мы вынуждены были покинуть наш дом: на окраине города появились немецкие танки. Воспитанные в духе безграничного патриотизма, быть в плену у врага мы не хотели и не могли. Наскоро собрав вещи, мама подошла к пальме: «Попрощайтесь с ней, девочки», — сказала она. И мы с сестрой подошли к нашей любимице, чтоб в последний раз сказать ей искреннее спасибо. Живая, ярко-зелёная, она величественно стояла перед нами, будто благословляя нас в трудный путь. Затем двери дома заперли на ключ, и мы оказались в многотысячной толпе беженцев, покидающих уже полуразрушенный бомбами, весь в пламени пожаров город...
Возвратились мы домой лишь через три месяца после освобождения нашего города в январе 1942 года. Стояла снежная морозная зима. Нашу улицу, как и весь город, трудно было узнать. Половина её либо сгорела, либо была разрушена, но мы с надеждой искали свой дом. И вот он…
Вместо него — груда нагромождённых друг на друга кирпичей. Цел лишь единственный угол с перекошенной рамой окна, без стекол. В переплёте её шевелилось нечто коричневое, отдаленно напоминавшее засохшее дерево. Это была наша пальма. Она по-прежнему стояла у окна, протягивая к нему теперь уже засохшие, мёртвые листья, которые жалобно шелестели, скорбно встречая нас.
Все трое, мама, я и трехлетняя сестра, горько заплакали при виде этого страшного зрелища: нет дома, нет дорогой пальмы, которая столько лет согревала и радовала нас. И тем не менее, пальма оставалась для нас тем единственным, что было дорого всем в нашем доме. Ведь она одна, хотя уже мёртвая, дождалась нашего возвращения и теперь уже навсегда прощалась с нами.
Вот такой эпизод из моего трудного военного детства напомнила мне маленькая пальма, которую увидела я на зелёной лужайке под Ялтой. Не скрою, тихую грусть всколыхнула она в моём сердце, которая живет в нём и до сих пор. Это тоска по всему дорогому, что отняла у нас война. Но в то же время я радуюсь тому, что жизнь продолжается. И вот растёт на южном берегу Крыма молодая пальма, которая, я уверена, даст непременную возможность почувствовать себя счастливым, кто увидит ее.
(Впервые опубликовано 1 мая 2004 года в газете "Благовiст", Львов)