СУТКИ ИЗ ЖИЗНИ НЕЗНАЮЩЕГО ПРОМАХА
Притча
Три охотника из лесного племени древлян, сгибаясь под тяжестью добычи, возвращались на стойбище с озера Непуганых Птиц. Оно расположено далеко, дорога туда трудная и опасная, поэтому только самые выносливые и смелые отваживались ходить на него.
Именно такими были Ястребиный Коготь, Звонкий Голос и Незнающий Промаха. Из-за осенней непогоды они пробыли на озере дольше, чем полагали, и теперь торопились, поскольку знали, что все запасы пищи у них дома кончились и голодные семьи ждут их с нетерпением. Но сегодня у них будет обильный стол, настоящий праздник.
Самая богатая добыча была у Ястребиного Когтя. Зато на груди у Незнающего Промаха красовался большой серый гусь – известно, насколько нелегко добыть эту чрезвычайно осторожную птицу.
По пути каждый планировал, как лучше распорядиться добычей. Думал об этом и Незнающий Промаха. Одна треть пойдет на уплату дани вождю племени – на содержание его самого, его помощников, воинов, охраняющих стойбище, а так же больных, калек и тех вдов и детей, которые лишились кормильца.
Остальное будет в его полном распоряжении. Завтра его жена будет обрабатывать добычу и засаливать ее впрок, а он отлеживаться после трудного перехода. А послезавтра он понесет часть добычи в соседе племя, полянам, и обменяет ее на соль и зерна злаков. Две утки надо будет отдать Хромой Рыси. Он был когда-то неплохим охотником, но медведь повредил ему ногу, и теперь он шьет для всего племени одежду и обувь, а также делает кремневые наконечники стрел и всякую домашнюю утварь из дерева и бересты.
Одну утку придется отдать соседу, Толстому Животу. Этот лодырь и бездельник никогда ничего не убивает и не приносит, живет только подаяниями соплеменников. Незнающий Промаха сначала давал ему просто так, из жалости к его голодным детям. Потом решил – все, хватит, дураков нет. Поставил условие – за каждую утку – вязанка хороших, сухих дров.
До стойбища оставался всего один переход, когда охотники догнали Хромую Рысь с охапкой бересты. Дальнейший путь продолжили вместе, и Хромая Рысь поведал охотникам новости.
Новостей оказалось много. Пока они охотились, в стойбище произошло восстание. Восставшие убили вождя, его жену, четырех дочерей и даже малолетнего сына, а так же всех приближенных и тех, кто выступил на его защиту. Хромая Рысь перечислил погибших – это были достойные люди, хорошие охотники.
От такой новости на душе у Незнающего Промаха и его товарищей стало нехорошо. А Хромая Рысь продолжал свой рассказ.
- Никакие мы теперь не древляне, а члены племени НТПВС, что означает Народно-Трудовое племя Всеобщей Справедливость. Дань вождю отменили, вся добыча объявлена общенародным достоянием.
Указывая на добычу охотников, он сказал:
- Все это теперь вам не принадлежит. Вам придется сдать это на ПРП – открыли такой приемно-распределительный пункт. Утаившие добычу объявляются врагами народа и подлежат уничтожению на месте без суда и следствия. Ко мне тоже теперь напрямую можете не обращаться – все, что я делаю, сдаю на ПРП, а они распределяют. Посещение соседних племен и какой-либо обмен с ними категорически запрещены, это приравнивается к измене и тоже караются смертной казнью, поскольку все соседи объявлены нашими злейшими врагами. В связи с этим войско увеличено в 10 раз – каждый третий мужчина племени теперь воин.
- Ну а кто теперь вождь племени? – поинтересовался Ястребиный Коготь.
- Нет теперь вождя, а есть Горячо Любимый Руководитель.
- Ну и кто же им стал?
- Бешеный Хорек.
- Чего-чего? Этот узколобый и злобный ублюдок – любимый, да еще и горячо? – переспросили охотники, и, не смотря на усталость, громко, на весь лес расхохотались.
Хромая Рысь испуганно замахал на них руками и приложил палец к губам.
- Тише, тише, не дай Лесной Дух, кто-нибудь услышит. Теперь в племени все друг за другом следят и друг на друга доносят. Каждую ночь кого-нибудь забирают, уводят в лес и с концами – никто больше этих людей не видел, а спрашивать боятся. Так что будьте осторожнее, языки особо не распускайте.
Обернувшись к Незнающему Промаха, Хромая Рысь сказал:
- А сосед-то твой одним из первых поддержал новую власть. Теперь он – большой начальник, его поставили заведующим ПРП.
От таких новостей охотникам стало тошно, их уже не радовало скорое возвращение домой. Но все-таки в душе у каждого теплилась надежда – вдруг все не так уж плохо, вдруг их попутчик сгустил краски.
Только на входе в стойбище, когда их плотным кольцом окружили воины из ООН (отряд особого назначения) и повели на ПРП, они поняли, что Хромая Рысь рассказал им все, как есть.
ПРП представлял собой крепкий, сложенный из вековых лиственниц амбар с широкими дверями с одной стороны и маленьким раздаточным окошечком с другой. К окошечку стояла длинная очередь.
Охотников завели внутрь, и Толстый Живот приказывал им сложить свою добычу в общую кучу.
Первым стоял Ястребиный Коготь. Он снял с одного плеча связку уток и положил в кучу. Вторая осталась у него на другом плече.
- Давай вторую – потребовал Толстый Живот.
- Вторую не отдам – твердо заявил Ястребиный Коготь.
- Как это не отдашь? Разве не знаешь, в каком племени теперь живешь? С частнособственническими пережитками пора кончать, у нас теперь все общее.
С этими словами заведующий ПРП шагнул к охотнику и протянул руку за второй связкой уток. Однако Ястребиный Коготь отскочил на шаг, ловко вскинул копье и наставил его в толстый живот Толстого Живота. И тут же рухнул, сраженный сразу несколькими копьями ООНовцев.
Указывая на окровавленное тело Ястребиного Когтя, Толстый Живот торжественно изрек:
- Так будет с каждым, кто поднимет руку на общенародное достояние!
Потрясенные охотники торопливо побросали добычу, вышли из ПРП и стали в конец очереди. Очередь удрученно молчала – говорить о чем-нибудь, кроме погоды, никто не решался, поскольку вдоль нее прогуливался с толстой суковатой еловой палкой начальник СБ (службы безопасности) Длинное Ухо.
Каждый, подходя к окошечку, получал свой пай и громко выкрикивал:
- Огромное спасибо лично Горячо Любимому Руководителю за неустанную заботу о нас!
Когда подошла очередь Звонкого Голоса, и он получил из окошечка одну утку, то молча двинулся в сторону своей хижины. Но Длинное Ухо загородил ему дорогу.
- Не слышу благодарности.
- Эта утка – одна из сорока, добытых мною – не могу понять, почему я должен за нее кого-то благодарить?
- Ах, ты не можешь понять? Сейчас поймешь – сказал Длинное Ухо и с размаху врезал охотника палкой по голове. Тот охнул, выронил утку, и, схватившись руками за голову, пошатываясь, поплелся домой. Начальник СБ подобрал утку и забросил ее назад в окошечко ПРП.
Теперь была очередь Незнающего Промаха. Широкая, едва умещающаяся в окошечке рожа соседа ехидно ухмыльнулась и на прилавок упал крохотный чирок.
- Это все? – изумился охотник – ведь я сдал …
- Отходи, не мешай – прокричал Толстый Живот – за то, что много сдал, получишь в конце квартала Почетную Грамоту. И еще на общем собрании племени тебя, возможно, изберут в Почетный Президиум.
Обида комом застряла в горле Незнающего Промаха, но Длинное Ухо уже стоял перед ним и ждал.
С трудом пересилив себя, охотник прохрипел положенные слова в адрес Горячо Любимого Руководителя и побрел к своей хижине со слезами на глазах. «Позор, позор» - стучало у него в голове. Он никогда не приносил домой чирков, куликов, чибисов и прочую мелочь, считая охоту на них уделом подростков.
Жена, увидав чирка, всплеснула руками и заплакала. Но тут же спохватилась, вспомнив, что по новым законам племени плакать запрещено, разрешается только радоваться и смеяться.
Незнающий Промаха повалился на лежанку, а жена высекла огнивом искру и развела в очаге огонь.
Вскоре в хижине вкусно запахло жареной дичью. Охотник был голоден, но от еды отказался, сказав, что сыт. Он видел, как жена отломила себе крылышко, остальное отдала детям. Те набросились на чирка, как волчата, и захрумкали его косточками. От этого аппетитного хрумканья в животе охотника начались спазмы, и он вышел из хижины.
Спустившись к ручью, он до отвала напился холодной воды и присел на камешке. Задумался, как жить дальше.
Уже стояла ночь. Было тихо, лишь журчала по камням вода. Вдруг внимание охотника привлек какой-то шорох. Он оглянулся и увидел, как вдоль ручья крадучись пробирается к своему жилищу сосед с гусем в руках.
Незнающий промаха стиснул зубы. «Ладно, суки, я вам теперь наохочусь. Накормлю вас гусями».
На следующий день он пошел на ближайшее болото, весь день пролежал там в камышах, питаясь кореньями, а вечером принес на ПРП … одного кулика.
ПО ЗАДАНИЮ ПАРТИИ
В 1975 г. в Москве была издана книга «Художники-передвижники» под редакцией В.В.Ванслова и М.М.Ракова. Когда составлялось ее содержание, то, само-собой, в нее была включена статья об оценке творчества этих художников В.И.Лениным – а без этого книга не увидела бы свет. Ведь передвижники внесли столь весомый вклад в культурную и социальную жизнь России, оставили в них такой заметный след, что ни один интеллигентный человек не мог не знать об этом и не оценивать этого. А поскольку В.И.Ленин, согласно советской мифологии, был не просто интеллигентным, а сверх интеллигентным человеком, гением интеллигентности, то никаких сомнений в том, что он такую оценку дал, ни у кого не должно было возникнуть. Если бы они возникли, если бы кто-то из авторского коллектива книги осмелился сказать, что нет у Владимира Ильича ни слова по поводу художников-передвижников, ему бы в идеологическом отделе ЦК КПСС как следует вправили мозги и заявили: «Этого не может быть, потому что этого не может быть».
Не знаю, вправляли ли мозги В.В.Шлееву, коему было поручено написание означенной статьи, но она таки была им написана и размещена на стр. 42-55 книги под заголовком «К вопросу об оценке В.И.Лениным творчества передвижников».
Начало статьи вполне вменяемое: «Многие годы считалось, что в литературном наследии В.И.Ленина нет упоминаний о художниках и о конкретных произведениях изобразительного искусства. Так, в 1938 г. в «Указателе имен писателей, художников, композиторов, сопровождавшем книгу «Ленин о культуре и искусстве» … были названы всего три мастера изобразительного искусства – великий немецкий художник А.Дюрер, а так же советские художники С.С.Алешин и Н.И.Альтман, упомянутые в текстах воспоминаний о Владимире Ильиче. (Ленин о культуре и искусстве. М., 1938, стр.312).
Казалось бы, ну и что еще надо, какие доказательства – нет у Ленина не только оценки творчества передвижников, но и вообще каких-либо упоминаний о них. Они для него как бы не существовали. Не тем была занята его голова, были у него заботы поважнее.
Это же подтверждается следующим абзацем: «Некоторые соратники В.И.Ленина, не очень ясно представлявшие многообразие интересов великого вождя, в своих мемуарах вообще утверждали, что в противоположность Плеханову, Ленин не интересовался ни картинами, ни художниками, ни картинными галереями…» (Воспоминание о Ленине, т.2, М.,1969, Стр.94).
Как это соратники могли «не очень ясно» представлять интересы Ленина и так лопухнуться, я не представляю. И склонен верить все-таки им, т.е. соратникам, а не Шлееву.
Ну а дальше идет откровенное «притягивание за уши» доказательств того, что великий вождь все-таки интересовался изобразительным искусством.
«Владимир Ильич любил картины, - вспоминает Н.К.Крупская, - Помню, как удивилась, когда Владимир Ильич забрал как-то у Воровского целый ворох иллюстрированных характеристик разных художников и стал подолгу по вечерам читать и рассматривать приложенные к ним картины». (Воспоминания о Ленине, т.1, М., 1969, стр. 347,394). Кстати, показательно, что Надежда Константиновна удивилась тому, что Ленин рассматривает картины. Это ли не подтверждение того, что данное занятие было ему вовсе не свойственно.
Итак, мы имеем с одной стороны несомненный факт, что ни одну художественную выставку Ленин не посетил, ни в одной картинной галерее не был, ни одного воспоминания о художниках-передвижниках в своем литературном наследии не оставил. А с другой, как утверждает Крупская, забрал у Воровского и рассматривал репродукции картин каких-то художников. Каких именно, Крупская не называет. Ну и что из этого следует? Какой из всего этого можно сделать вывод?
Да, в сложной ситуации оказался Шлеев. Ну и как он из нее выкрутился?
А вот как:
«С творчеством передвижников В.И.Ленин … знакомился по самым различным источникам.
Возможно, еще в конце 1880-х - 1890-х годов в прогрессивных журналах, которые он тогда читал, ему встречались рецензии на первые выставки передвижников, а в иллюстрированных изданиях репродукции с их произведений. Показательно, что в письме к сестре из Петербурга в октябре 1893 г. он писал: «В Москве с удовольствием схожу с тобой в Третьяковскую галерею или еще куда-нибудь» Вполне вероятно, что во время одного из приездов в Москву мог посетит галерею» (стр. 44).
А для меня это далеко не «вполне вероятно» Скорее всего, он все-таки сходил «еще куда-нибудь».
«Вполне допустимо предположить, что живя в Петербурге в 1893-1895 годах, Владимир Ильич мог осмотреть одну или две выставки произведений Товарищества передвижников …» (стр. 44)
«Более твердо и определенно можно говорить о знакомстве В.И.Ленина с творчеством передовых представителей русской художественной культуры второй половины XIX – нач. ХХ в. по иллюстрированным журналам, альбомам, книгам, которые он смотрел и читал». (стр. 44).
«Есть основания полагать, что «Ниву» в семье Ульяновых получали и в более позднее время, а Владимир Ильич обращал внимание на ее иллюстрации. В письме из сибирской ссылки, сообщая о своем намерении выписать «Ниву», он отмечает … что она дает «картинки еженедельно» (ПСС, т.55, стр.80)» (стр. 45)
« …Конечно, не все репродукции картин из «Нивы» имел возможность видеть Владимир Ильич, но, очевидно, некоторые произведения прочно сохранились в его памяти» (стр. 45).
«Характерен еще один факт. В 1910-1911 годах, живя в эмиграции, Владимир Ильич познакомился с выпущенным в России … альбомом картин художника-передвижника Н.В.Орлова «Русские мужики» (стр.45).
«Наконец, весьма интересно сообщение Н.К.Крупской о том, что живя в Кракове, Владимир Ильич нашел у знакомых «каталог Третьяковской галереи и погружался в него неоднократно» (ПСС., т.55, с,347)» (стр. 45).
«Удалось выяснить, что это был каталог 1905 г. Наряду с картинами XVII – нач. XIX в. в иллюстрациях этого каталога … широко представлено творчество передвижников …» (стр.46).
«С творчеством русских художников второй половины XIX – нач. ХХ в. В.И.Ленин знакомился и по различным статьям в журналах, которые он использовал для своих трудов … Статьи эти … касавшиеся … общих вопросов оценки передвижничества, не могли пройти мимо внимания В.И.Ленина» (стр.46).
«Есть основания полагать, что с идейно-художественной борьбой вокруг творческого наследия Н.К.Ярошенко и, в частности, со статьями М.Неведомского и Н.К.Михайловского был знаком В.И.Ленин. Журналы «Начало» и «Русское богатство», где печатались материалы полемики между Неведомским и Михайловским … определенно читались Лениным. Более тог, в журнале «Начало» N5 была помещена статья самого В.И.Ленина и он, вероятно, читал помещенную здесь одну из статей М.Неведомского … Высокая оценка В.И.Лениным творчества Ярошенко хорошо известна … однако до сих пор не выяснено, на основании каких источников так хорошо был знаком Владимир Ильич с биографией Ярошенко. … Вполне допустимо, конечно, что в руках В.И.Ленина был изданный еще в 1908 г. альбом репродукций Н.А.Ярошенко.
… Но все же более вероятным представляется, что биографические сведения о художнике Владимир Ильич почерпнул именно в журналах, откликнувшихся в 1898-1899 г. на смерть Ярошенко.
… Учитывая общие эстетические позиции Владимира Ильича, очевидно, что он не мог согласиться с оценками, даваемыми М.Неведомским творчеству Ярошенко, передвижничеству в целом» (стр.53).
Вот такое гадание на кофейной гуще – «возможно», «вполне вероятно», «определенно», «очевидно», «вполне допустимо». Да ничего тут не определенно и не очевидно. Если бы он читал статьи М.Неведомского и не был согласен с его оценками, данными передвижничеству, то непременно выступил бы со статьей по этому поводу – не утерпел бы, знаем мы этого халерика-духарика. А коли не выступил, то и не хрена строить предположения на сей счет.
Абсолютно непонятно, на основании чего автор статьи делает вывод, что высокая оценка В.И.Лениным творчества Ярошенко общеизвестна. Ну и сделай ссылку хотя бы на одно высказывание вождя по поводу творчества этого художника. А коли сослаться не на что, тогда извините, это всего лишь общие слова, голословное утверждение.
Ну и где тут оценка В.И.Лениным творчества передвижников? Автор с большими потугами, на основании косвенных показателей, а больше полагаясь на догадки и предположения, весьма не убедительно показал нам, что В.И.Ленин, возможно видел в каталогах и журналах репродукции картин передвижников. Что же касается их оценки, то тут вообще глухо – в статье нет и намека на такую оценку.
Вот так бывает, когда статьи пишутся по заданию партии. Трудно доказать недоказуемое и Шлееву, при всем старании, это не удалось.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЭЗИИ ПАВЛА ВАСИЛЬЕВА
Потому ли, что вырос в степях, по соседству с Казахстаном, или есть все-таки в крови гены скифов и печенегов, но люблю степь и неравнодушен ко всему, что связано со Средней Азией. Меня совершенно не волнуют народы Севера, Китай, Вьетнам, Бирма и т.д., а вот во всех пяти наших бывших азиатских союзных республиках я побывал и хотел бы побывать еще.
Даже в Семипалатинск каждый раз ездил с удовольствием – чем-то влечет меня к себе этот старинный купеческий город. Люблю встречаться, говорить с людьми из азиатских республик, люблю их музыку, песни, кухню, мелкие детали быта, их базары, мечети, мавзолеи на кладбищах, их седобородых стариков. Даже верблюдов, которые стали сегодня редкостью, тоже люблю.
Именно поэтому так дорог мне Павел Васильев, единственный в русской литературе певец, в чьем творчестве с такой силой прозвучали темы Прииртышья, Семиречья, Туркестана.
Не перестану завидовать и восхищаться, как он всего несколькими словами создает неповторимый образ степи:
Над пестрою кошмой степей
Заря поднимет бубен алый
Где ветер плещет гибким талом
Мы оседлаем лошадей
Дорога гулко загремит
Горячий воздух в ноздри хлынет
Спокойно лягут у копыт
Пахучие поля полыни
И все, и больше ничего не надо - степь расстелилась перед нами.
А вот образ Средней Азии:
Хитра рука, сурова мудрость мулл
И вот опять над городом блеснул
Ущербный полумесяц минаретов
Сквозь решето огней, теней и светов.
Немеркнущая, ветреная синь
Глухих озер. И пряный холод дынь
И щит владык, и гром ударов мерных
Гаремным пляскам, смерти, песне в такт
И высоко подъяты на шестах
Отрубленные головы неверных!
Вот она, Средняя Азия – вся тут. Какой сгусток сведений – в десяти строках вмещено больше, чем в некоторых длинных монографиях.
Точно так же сжато и лаконично дан образ Гражданской войны в этих местах:
Проказа шла по воспаленным лбам
Шла кавалерия сквозь серый цвет пехоты
На всем скаку хлестали по горбам
Отстегнутые ленты пулемета
Какая емкость, какая сила в каждой строке, в каждом слове!
А вот о моем любимом Семипалатинске:
Зноем взятый и сжатый стужей
В камне, песках и воде рябой
Семипалатинск, город верблюжий
Коршуны плавают над тобой
Здесь, на грани твоей пустыни
Нежна полынь, синева чиста
Упала в иртышскую зыбь и стынет
Верблюжья тень твоего моста
Как все точно. Хотя, конечно, Семипалатинск с тех пор сильно изменился – в мое время верблюд в нем был уже редкостью. Но все остальное осталось, как было – и зимняя стужа, и летний зной, и пески, и рябая вода в Иртыше, и горбатый железнодорожный мост через него.
Горьки озера! Навстречу зною
Тяжелой кошмой развернута мгла
Но соль ледовитою белизною
Нам сердце высушила и сожгла
Мое детство прошло на этих соленых озерах, и уж я-то знаю их вкус и запах. А вот выразить все это словами так кратко и емко, как это сделал поэт, ни за что бы не смог.
А вот из «Бахчи под Семипалатинском»:
Змеи щурят глаза на песке перегретом
Тополя опадают. Но в травах густых
Тяжело поднимаются жарким рассветом
Перезревшие солнца обветренных тыкв.
Многие годы я имел дело с бахчами, в том числе и под Семипалатинском, запинался там об эти самые тыквы, но никогда не приходило в голову сравнить их с солнцем. А ведь как точно! Как это здорово, что в простом, обычном, привычном и будничном поэт видит то, чего не видим мы. И лишь взглянув на мир его глазами, мы поражаемся и восхищаемся тем, на что раньше не обращали внимания.
Наклонись и прислушайся к дальним подковам
Посмотри, как распластано небо пустынь
Отогрета рука в шалаше камышовом
Золотою корою веснушчатых дынь
Бывал я в таких, насквозь пропахших дынями шалашах, только не камышовых, а сделанных из стеблей кукурузы. Слышал, как ее листья жестко, будто жесть, шелестят от ветра. Поэтому все так знакомо и так близко.
А как владеет Васильев музыкой слова!
Камыш высок, осока высока
Тоской набух тугой сосок волчицы
Слетает птица с дикого песка
Крылами бьет и на волну садится
Или вот еще:
В черном небе волчья проседь
И буран пошел в бега
Будто кто с размаху косит
И в стога гребет снега
Какие у него яркие, свежие, никогда и никем ранее не применявшиеся образы:
На косых путях мороза
Ни огня, ни дыма нет
Только там, где шла береза
Остывает тонкий след
Шла береза льду напиться
Гнула белое плечо …
Пьет казак из Лебяжья – вина!
Сапоги блестят до колен
В пышной гриве его скакуна
Кумачовая вьюга лент
Жаркий ветер, жги и тумань
У алтайских предгорий стынь
Для казацких душистых бань
Шелестят березы листы
Здесь долго ждали улыбок наших
Прямая дорога всегда права
Мы пьем кумыс из широких чашек
И помним – так пахла в степи трава
Кочевники с нами пьют под навесом
И в меру закат спокоен и ал
Меж тем, как под первым червонным экспрессом
Мост первою радостью затрепетал
Можно до бесконечности находить и находить у него такие вот жемчужины – они рассыпаны во всем его творчестве, оно все состоит из них. Считаю, что Павел Васильев для нас, жителей Алтая и Северного Казахстана, то же, что Александр Пушкин для всего русского народа, или Сергей Есенин для центральной России.
Тем более жалко, что он так мало пожил - его в 1937 г., в возрасте 27 лет, расстреляли в застенках НКВД.