Семён Яковлевич Ельников.
Единственное сохранившееся ещё довоенное фото.
Феодосия Ивановна Туманская вышла замуж за Якова Евсеевича Ельникова в самом начале двадцатого века. Для него это был второй брак. Да и она, поговаривали, пришла в дом мужа с дочкой. Уж больно непохож был старший ребёнок в семье – Лиза Ельникова на младших: Семёна, Серафиму и Ивана. Фотографий Якова в семейных альбомах не сохранилось. Разве что Женька сын Ивана как-то наткнулся на старый дагерротип с незнакомым, опёршимся на эфес шашки, бравым казачьим офицером. Говорили об отце в семье мало и неохотно. Не те времена. Да и говорить-то особо было некому: Серафима, Иван и Семен умерли, когда дети были ещё маленькими, а оставшаяся Елизавета, как, впрочем, и сама жена Якова, Феодосия умели хранить тайны Внуки знают о нём всё больше со слухов да обрывков разговоров старших. А ещё из собственных догадок и умозаключений.
Отец Якова, Евсей Михайлович происходил из местечка Ельниково, что затерялось между Курском и Белгородом. А сам Яков попал на Украину по делам государевой службы. Служил царю-батюшке в казачем полку. Дослужился до младшего офицерского чина. А когда женился на дочери сельского священника Феодосии, то осел на земле. Купил в Келегеях на Николаевщине мельницу. Завел хозяйство. Детки пошли один за другим. Лизу, дочь Феодосии среди иных не выделял. Любви и ласки всем хватало. В гражданскую пошёл защищать кровное от охочих до чужого. Не осилил. Где-то в таврических степях склевали вороны его порубленные косточки. Остались деткам в наследство только души светлые и сердца отважные. Да ещё руки золотые. А мельницу и хозяйство новая власть себе забрала. Только, удивительное дело, захирело хозяйство вскоре без настоящего хозяина.
А Ельниковы жили дальше. Феодосия с Лизой о младших заботились. Семен, что теперь за мужика в доме был, слесарному делу у кустарей учился. В совхозе «Красная Звезда» работал. А в конце двадцать седьмого на Днепрострой подался. Слесарил. Машинистом был. И одновременно учился в техникуме на механика. Всё семейство своё вскоре в Запорожье перевёз. Понимал: нехорошие дела в селе начинались. А в городе всем занятие нашлось. Да и сам он теперь стал для производства незаменимым. Толковых технарей по-прежнему не хватало. В тридцать втором после завершения Днепростроя стал работать на алюминиевом заводе. Женился на хорошей девушке. Дочка Валя родилась. Жили, правда, скромно: две комнатки в бараке 38, что на седьмом посёлке. Но зато дружно. А вскоре и Серафима с Иваном половинки свои отыскали. Вот только Лиза так суженого и не встретила. Нянчилась с племянниками, как некогда с их родителями.
Серафима замуж вышла за ответственного работника «военстроя», Костогрыза Алексея Трофимовича. Грех гневить Бога и жаловаться: детки здоровенькие, муж любимый, работа хорошая. Только когда его арестовали, не посмотрели, что товарищ Сталин обещал, что сын за отца не в ответе – вмиг из барака выселили и с работы уволили. Ну, её-то понятно: спала с врагом народа да не разглядела его преступного нутра. А деток невинных за что? Спасибо Семёну, что приютил. И ещё одному человеку спасибо, директору школы на Вознесенке , что на работу взял, не дал с голода детишкам помереть. Подростали детки безотцовщиной. Под женским присмотром. Ведь и Семёна в тридцать седьмом на Север услали. Не под конвоем, правда, по заводской разнарядке. В систему золотой промышленности – главным механиком прииска. Но, попробуй, откажись – «статья» вмиг найдётся. Известно ведь, кому золотодобыча подчинялась. Только в сороковом Семён домой вернулся. Больной совсем. И снова на алюминиевый. Там и трудился до самого последнего предвоенного дня.
А младший из Ельниковых, Иван, на метизном заводе работал. Своей семьёй жил, отдельно. Во втором бараке. Жена – Антонина, сынишка Женя. Но, связи со старшими, конечно, не терял, помогал, чем мог.
В конце весны сорок первого у Семёна и жены его, Елены Андреевны близнецы родились. Два сыночка к лапочке дочке. Светленькие такие! Забавные!
Когда началась война, директор Славский вытребовал для пользы дела у запорожского военкома особую отметку в повестках для заводчан: явиться в горвоенкомат Каменска-Уральского. А кому возможно – бронь выбил. Война ведь не завтра кончится. И спецы, ой, как нужны будут. Рисковал, конечно, что паникёром объявят, но ведь прав оказался.
Так что 16 августа Семён с семьёй и Серафимой с детьми погрузился в эшелон. Только уже в Синельниково догнал приказ: вернуться для организации эвакуации завода. Как ни умолял Семен жену ехать без него дальше, Елена не соглашалась. И Лиза с мамой тоже остались.
Семен тогда сутками пропадал на заводе. Даже ночевал не дома, а в заводских подвалах. До середины сентября под обстрелами и бомбёжками днем и ночью шел демонтаж оборудования. С этим же оборудованием на последнем эшелоне Ельниковы вновь добрались до Синельниково. И вновь были вынуждены вернуться назад: пути оказались разрушены, а впереди за Синельниково уже были немцы. Не успел эвакуироваться и брат Семёна Иван, что работал на демонтаже магниевого завода.
Уходить бы. Пока ещё была возможность. Хоть пешком. Только не судьба. 26 сентября 1941г. Елена Ельникова умерла в первой больнице после осколочного ранения: вышла из барака просушить мокрые детские пелёнки и попала под обстрел. Похоронить её в суматохе отступления удалось только третьего октября, когда в город уже входили немцы. Не выжили без мамы и младенцы. Как только не пытались их спасти Лиза и Феодосия, что только не делали – всё зря.
…О том, как жили Ельниковы два страшных года оккупации, рассказывают документы, сбережённые в запорожском архиве. Сохранились письма спасённых ими красноармейцев и советских граждан. Отчёты о диверсиях и убийствах оккупантов которые совершил Семён. Из пожелтевших бумаг многое можно узнать о подпольной группе Семёна и Лизы Ельниковых, входившей в партизанский отряд №117 им.Чапаева. Только кто их сегодня читает, эти справки и отчёты. Иное время на дворе. Иные интересы. И медальке «За победу над Германией», что вручили Семёну в декабре сорок шестого, цена в наши дни – целых пять долларов по обменному курсу. А брат Иван, что был мобилизован сразу же после освобождения города и погиб в бою под Белозеркой, даже такой не получил.
16 октября сорок третьего года на второй день после освобождения Запорожья Семёна назначили главным механиком ДАЗа. Позже откомандировали на восстановление разрушенной плотины, где он работал старшим механиком левого берега Днепростроя. Потом снова отозвали на алюминиевый завод. А в сорок шестом уволили как нетрудоспособного инвалида.
Всю жизнь Ельниковы подчинялся приказам. Поступали, как велели. Никогда ни о чем не просили у власти. И лишь однажды, во время войны, два года жили не по приказу, а по велению совести и сердца. Были сами себе и командованием и трибуналом. Не многие в эти годы прошли испытание на человечность. Ельниковы с этим справились с честью.
Семён Ельников умер через три года в возрасте сорока лет. А спустя несколько дней у семьи забрали одну из двух барачных комнатушек. Из тех самых, в которых Ельниковы прятали бежавших из плена красноармейцев. Так что дальше Ельниковы жили в одной комнатке. Все кто ещё оставался жив: Феодосия, Лиза, Валентина и дети Серафимы – Наташа и Вова. А ещё девушка, спасенная во время оккупации, Анна Самарская – Сарра Сас.
…В прошлом году ушла из жизни Валентина. Только в конце семидесятых она вместо своей комнатки в бараке получила малосемейку на улице Узбекистанской. И уже там, в начале нового века приютила бездомную соседку, которую нечистоплотные дельцы лишили жилья. Отстояла и в суде и в депутатских приёмных её интересы. Ездила на мизерную пенсию в Киев, ночевала в монастыре, простаивала в очередях за сиятельными подписями, но справедливости добилась. Не для себя – для малознакомой и даже неспособной «отблагодарить» нищенки.
Совсем старенькая стала Наталья, хотя и пропадает по-прежнему в погожие дни на даче.
И по-прежнему ухаживает за родными могилками на Капустяном кладбище Вова, Владимир Алексеевич Ельников, сын «врага народа» – невинно репрессированного и реабилитированного посмертно Алексея Трофимовича Костогрыза. Тихий человек с золотыми руками и светлой душой.
А ещё где-то очень далеко, за синим морем, на иерусалимсих красных каменистых холмах под вечно голубым небом святой земли есть тенистая аллея и стена где записывают имена праведников. Никто из Ельниковых там никогда не был. Но именно там навечно вписаны в мрамор имена запорожских праведников из барака – Семёна и Елизаветы.