Пять дней первой недели Великого Поста

Татьяна Богдан
                Пять дней первой недели Великого поста.
   
ГОСПОДИ И ВЛАДЫКО ЖИВОТА МОЕГО, ДУХ ПРАЗДНОСТИ НЕ ДАЖДЬ МИ!
( Статья взята из интернета )

Можно было ожидать, что великий Подвижник Христов начнет свою молитву прошением об удалении от себя какого либо другого порока, а не праздности; потому что праздность, по обыкновенному понятию, не есть что либо важное и опасное. Некоторые готовы почитать  ее даже за состояние завидное. Но человек Божий смотрит на вещи иначе; видит в праздности первого врага своему спасению; и потому в первую очередь молит Господа об освобождении от него.

Но что худого делает праздный человек, когда он  ничего не делает? В том то и дело, что ничего не делает; ибо человеку всегда надобно что-то делать. В самом деле, если Сын Божий о себе самом и Отце своем говорит: << Отец мой доселе делает, и Азъ делаю>>.
То человеку ли предаться праздности? Деятельность наше назначение: для этого именно даны нам бытие и жизнь; для этого именно снабжены мы силами и способностями. И как земная жизнь наша вообще не долговечна; а между тем в продолжении ее, мы должны заслуживать целую вечность блаженную, или злополучную; то праздность рассматриваемая с сей стороны, есть уже великое преступление против нас самих; ибо всякий, праздно проведенный, час, ведет за собою потерю не только для внешней жизни, но и для вечности.

 Неупотребление данных от Бога сил на дела благие уподобляет человека рабу, сокрывшему свой талант в землю, и уготовляет ему плачевную участь сего раба; то есть : ,,  И еже мнится имя, взято будет от него”.
Точно будет взято! Кем?  И Правосудием Божием – в свое время, а теперь самою праздностью; ибо порок сей, по самому свойству своему таков, что ослабляет, сокращает, и наконец, отъемлет, у нас наши силы и способности.

 В самом деле, перестаньте напрасно ходить и употреблять свои ноги: если это не употребление продлится долго, то вы потеряете, наконец способность ходить, едва будете в состоянии встать и стоять на ногах. Как с телом, так и с душою. Всякая способность души, - упражняемая, возрастает и усиливается; оставляемая в бездействии, слабеет и портится.

Что, например, живее по природе и не умолкающее нашей совести? Но не упражняемая, не хранимая, препятствуемая в ее деятельности, и совесть слабеет, умолкает и засыпает: человек становится бессовестным. Тем скорее вянут и слабеют от неупотребления другие душевные способности: например, для человека, долго не молившегося, трудно поставить себя потом в молитвенное состояние и на несколько минут; человек, не упражнявшийся в посте, не может пробыть без пищи и одного дня.
Но праздность опасна не одним тем, чего лишает, но и тем, что приводит за собою. Что же она приводит? Порок и развращение.

Если бы душа наша была подобна бесчувственному инструменту, который, когда прекращают на нем игру, остается спокоен; то можно было бы без вреда оставлять ее в бездействии.  Но с душою, по ее духовной природе, подобного бездействия быть не может:  происходит тоже, что с полем, оставленным без возделывания; поле покрывается худыми травами, душа худыми мыслями и чувствами.

 Поэтому праздность справедливо можно назвать готовою и самородною почвою для всего худого и греховного. Никто так не обуревается множеством нечистых помыслов и желаний греховных, как человек праздный: мысль его, не утвержденная ни на каком предмете, носится всюду, и подобно врану Ноеву, всегда останавливается на том, что манит чувственность; воображение в таком случае обыкновенно рисует пред собою образы обольстительные, которые

случалось когда- либо видеть.  Память представляет случаи, когда страсти находили себе преступное удовлетворение. Ум плодит – то разные замыслы житейские, то сомнения о предметах священных. Сердце располагает к разным страстным движениям. Кроме того, праздность имеет то зловредное свойство, что производит в человеке скуку, заставляющую искать развлечений и забав, которые у праздного, обыкновенно состоят из того, что вредит душе, поскольку обращаются около предметов самых чувственных, если не прямо богопротивных.

 И здесь то, корень и источник различных пристрастий к забавам, от которых страдают люди праздные, тем забавам, которые губят здоровье и честь, расстраивают состояние, делают самого значительного в обществе человека вовсе не тем, чем он мог и должен быть.
Не забудем, наконец при оценке праздности и того, что для большей части людей порок ее влечет за собою недостатки и бедность; а бедность заставляет обращаться к непозволительным средствам приобретения: и так как праздный человек, по привычке к неге, бывает обыкновенно наклоннее других к чувственности и удовольствиям, то искушение пользоваться незаконно трудами других чрез то самое для праздного, еще более увеличивается. Пересмотрите людей, заключенных в темницах, вникните в причину их преступлений и увидите, что большая часть их произошла в начале своем, а именно от праздности.

Все это знали святые Божии человеки и ничего так не старались избегать, как праздности. Казалось самая жизнь пустынная и созерцательная, освобождала их от трудов, тем паче телесных: тем паче много ли у них оставалось и времени от молитв общественных и домашних? Но зная опасность праздности, они брали с собою труд в самыя пустыни, не разлучались с ним  при совершении дел самых высоких.

Кто, например, это сидит у холма пустынного в Фиваиде, поет псалмы и в то же время плетет корзины? Это святило Египта, Антоний Великий. Корзины эти пойдут в Александрию и променяются на укруги хлеба, которыми столетний старец подкрепляет по временам немощь своей плоти. Кто это во мраке ночном, при свете лампады или луны, занимается деланием шатров и палаток? Это святой Павел.

 Днем проповедует Евангелие мудрым Еллинам, а ночь употребляет на скинотворство, дабы не быть ни кому в тягость скудным содержанием своим. Кто это в малой хижине Назаретской стучит млатом, действует пилою, трудится с утра до вечера над древоделием? Это святой Иосиф, воспитатель Господа Иисуса и хранитель Матери. Т руды рук его доставляют пропитание святому семейству.

 Вообще у Святых людей время разделено было между Богомыслием и трудолюбием. Первым правилом их было питаться не от чужих, а от собственных трудов. Труда этого, при всей скудности их внешнего состояния, ставало им даже на то, чтобы помогать ближним, питать алчущих, одевать нагих и искупать пленных.

Но что же, спросят, делать тем, кто самим состоянием своим удалены от трудов, тем паче телесных? Что делать? Изобрести себе труд по своим силам и обстоятельствам. Ведь изобретаем же мы себе удовольствия, почему не изобрести и труда? И мало ли чистых и полезных предметов для занятия души и сердца, самых членов тела? Одно необозримое поприще благотворительности может представить каждому для этого все, что нужно. Каков бы ни был труд, только б был безгрешен и занимал силы наши, и цель будет достигнута. Ибо праздность уничтожается не одним телесным трудом, а и всяким.

Рассуждая, таким образом о труде и праздности, мы имеем в виду, братья, состояние человека вообще, или паче состояние человека, не возрожденного еще Благодатию Божией, не начавшего жить во Христе. Для человека же облагодатствованного, непрестанная деятельность духовная есть уже святая  необходимость; ибо он должен непрестанно восходить от силы в силу.

 Праздность в этом случае есть прекращение самого восхода, а прекращение восхода тоже, что отступление назад. Ибо они, как испрашивается в молитве церковной, и среди сонного безмолвия просвещаются зрением судеб Божиих.
Имея столь высокую цель бытия ( ибо мы все предназначены к одному и тому же) да воззовет, братья, и каждый из нас вместе с святым Ефремом:

-Владыко живота моего, дух праздности не даждь  ми!

Не даждь, да дни мои, которые так малы и кратки, преходят в суете мирской и бездействии. Не даждь, да таланты мне вверенные, погребаются в земле забвения лености. Не даждь, да по недостатку любви к трудам соделаюсь в тягость подобным себе и постыжду в себе образ Твой! Сотвори, да буду бодр на всякое дело благое, да непрестанно труждаюся над возделыванием существа моего для вечности, и да все, что ни делаю, делаю для славы Твоей, Господи, а не из угождения себе самому!  АМИНЬ.