Сидим как-то с подругой, разговариваем о том, о сём, о детях.
По детской теме затронули и наследственность. Галка мне и рассказывает:
«Не знаю, у кого что, а у нас по наследству чихание передаётся, по отцовской линии. О прадеде сказать ничего не могу,
мой отец родился уже после его смерти, ничего о нём не знает. А своего деда о прадеде я, в своё время не сообразила расспросить, о
чём весьма жалею.
Так вот, дедуля мой был интереснейшим для нас человеком. Он всю жизнь читал, как первоклашка, по складам, речь была замедленная – следствие перенесённого в молодости паралича. Тем не менее, читать любил: Библия, разные книги по религии, в газетах предпочтение отдавал политике.
Едва я научилась бегло читать, по просьбе деда стала для него чтецом. Толстенная Библия издательства 19 века с соответствующим шрифтом. Но я быстро приспособилась, бойко шпарила, дед даже сердился, чтобы помедленнее читала, ибо обожал меня прерывать и комментировать прочитанное.
В школе в то время нас воспитывали в духе атеизма, потому часто с дедом спорили, есть Бог или нет. И каждый раз он меня добивал вопросом: «А кто ж создал солнцу, луну и звёзды?» Ответа
внятного не было. Да и до сих пор этот вопрос открыт.
И была у дедули одна характерная особенность – чихание.
Чихал он обстоятельно, словно ритуал соблюдал. Со смаком подготавливался и издавал… Невозможно передать словами его громогласное, раскатисто-переливчатое «Апчхи!» Мы, три внучки, даже подметили одну закономерность, которая для нас была бесплатным представлением.
После обеда старики, как правило, ложились отдохнуть. Обедать же дедушка любил тоже основательно. Перед тем, как сесть за стол, достанет из своего схрона бутыль, нальёт стограммовый гранёный стаканчик «красненького», для аппетиту, как он говорил, но не более, не обращая внимания на бабушкину воркотню. Сядет, окинет взглядом стол и кратко, негромко рыкнет:
«Бапк, иде струч?»
«Глаза разуй, зли чашки лежит!»
Сунет горькую перчину в чашку, потолчёт, помешает, попробует, крякнет довольно, наломает в чашку кусочки хлеба.
Встанет, перекрестится, хлопнет стопочку, сядет и шумно, деревянной ложкой (железные не любил) выхлебает борщ. Борщ -- основное блюдо, остальное – так, дополнение для разнообразия. Я пробовала его борщ – жгучая жуть! А деду – в кайф!
Встанет из-за стола, поблагодарит Господа и – на кровать. А мы тут же вертимся, но не шумим, ибо бабушка тоже прилегла, посапывает. Деда подмаривать начинает, кряхтит. Мы затихаем в ожидании действа. Маленькую хатку вдруг сотрясает мощное, с подхрапом: «А-а-апхрчхи!»
Бабушка, словно эхо, моментально отзывается, страдательно-обиженно и возмущённо: «Де-эд! Обомри твой живот, чтоб ты лопнул! Опять спужал!»
А ей в ответ снова, правда чуточку слабей: «Га—ахпрхчи!»
«Ах, чтоб тебя разорвало, старый!» – негодует бабуля. Мы – в лёжку от смеха! Загадываем, на сколько чихов хватит деда, считаем. Звук с каждым разом слабеет. Отчихавшись, дедушка умиротворённо засыпает. Но бабушка его опережала. Вскинувшись после первых чихов, она быстро проваливалась в сон, привыкла.
У моего отца точно такая же реакция на сытную еду. Бывает, чихать начинает прямо за столом. Если случаются гости – ретируется в коридор.
Что касается меня самой, чихание настигает неожиданно, независимо от приёма пищи. Меньше пяти раз не чихаю. Могу и больше дюжины. Иногда, к случаю, даже загадываю желание; если чихну энное количество раз, значит, сбудется.»
«И сбывалось – спрашиваю Галку – хотя бы один раз исполнилось желание?»
«Да я как-то об этом сразу забывала. Хотя случаи положительные точно были. Надо всё-таки понаблюдать бы»
Толчок к дальнейшему разговору был дан: стали вспоминать у кого что сбывалось…