Я открыл глаза. Покалывание электрофореза закончилось, гель полностью превратился в жидкость. Сквозь ставшую прозрачной оболочку цисты пробивался неяркий белый свет. Мембрана раздалась по шву, и я вынырнул через узкое обтягивающее отверстие. Гулкий рокот агрегатов жизнеобеспечения, обычно еле слышный, ударил по отвыкшим ушам. Первым делом трясущимися руками я вытянул желудочный зонд и вдохнул горячий густой воздух, пропитанный резкими запахами машинного масла и антисептиков. Отдышавшись, неловко взгромоздился на край цисты и продолжил снимать кожные датчики и катетеры. Щелчок пневматической трубы у изголовья возвестил о прибытии капсулы бифидойогурта.
Вдали отсека коротко всхлипнул шлюз, лепестки его ушли в стены, впуская во мрак пучок света из ярко освещенной шахты. Круглое яркое пятно коридора разрезал силуэт. Человек, которого пока не получалось разглядеть, плавно перемещался в невесомости, уверенными легкими движениями отталкиваясь от поручней, укрепленных у оснований цист. У моей, второй с конца цисты, он затормозил, ловко извернулся, меняя положение в пространстве относительно меня, и намагнитил подошвы, прилипая к (теперь уже) полу.
- Доброй ночи, лейтенант. Дежурный Ян Ковальский. Вам нужна реабилитация?
Высокий и тонкий соломенный блондин выжидающе склонил голову. Может быть, даже настороженно. Он давно не видел живых людей.
- Что мне действительно необходимо, так это душ.
Ковальский жестом дворецкого указал на шлюз. Почти по Станиславскому поиграв мышцами, я спустил ноги в ботинки, которые тотчас отсоединились от пола и защелкнулись на ногах, и принял халат, который совершенно паучьим жестом достал из заплечного мешка дежурный. Халат был свернут нагрудной нашивкой наружу, цифра два. Мое первое пробуждение в качестве инженера по системам внутренней безопасности. Первая итерация, если говорить официальным языком.
- Если коротко, что у нас случилось?
Полы халата разлетались, пояс норовил ускользнуть змеей.
- Похоже, на корабле завелся призрак.
- Итак, Ян, судя по нашивке, это уже пятнадцатая вахта. Далеко же мы забрались! Ваш срок?
- Три года, господин лейтенант.
- Прошу, без чинов. Меня зовут Иван Иванов. Можно по имени, можно по фамилии, как удобно.
Ковальский вздернул бровь, чуть помедлил, выбирая.
- Иван.
Будто попробовал имя на вкус.
- Отлично. Итак, три года. Рановато на покой, а?
Мы рассмеялись, он чуть нервно. Конечно, это же только я, как только закончу с инцидентом, отправлюсь обратно в гибернацию, а ему еще два года трубить.
- Я понимаю, к чему вы ведете, Иван. Нет, это не глюки, хотя сначала я сам так подумал. Все есть на записях камер.
- Но ведь не было ни сигналов о неисправности, ни сработок охранных и тревожных систем? Зачем подняли именно меня?
Я все еще сомневался, что увижу что-то на записях камер.
- Системы должны были отреагировать. Я не верю в то, что так быстро свихнулся, тем более не верю во всякую потустороннюю чушь. Все же это ваша зона ответственности, я принял решение о вызове, и Система его одобрила.
Ковальский входил во вкус, вспоминал, что такое живое общение. Он все еще мало смотрел прямо на меня, говорил будто в сторону, будто сам с собой, хрустел пальцами, приглаживал плавающие ореолом волосы, небрежно стянутые в пучок на затылке отрезком проволоки, но речь его становилась все более многословной и менее официальной.
- Я бы на вашем месте вызвал капитана.
- Людей беспокоить по пустякам нельзя.
Я промолчал. Я не обиделся, конечно, разве что интонация уколола. Но он был прав. Чем ниже ранг, тем меньше получать по голове, тем меньше людей будет вызвано. А лететь еще долго.
- Данные видеонаблюдения по прошлым вахтам запрашивал? Может быть, это длится гораздо дольше?
- Система отказала, не мой уровень доступа. Я спрашивал соседей, у них ничего подобного не было.
Соседи. Конструкция корабля – четыре доли, полностью изолированные друг от друга, за исключением информационных каналов. Космический грецкий орех. Сосед может быть в каких-то десятках метров от тебя, но связаться с ним ты можешь только по сети.
- Часто общаетесь?
Ян замешкался.
- В последний год – как-то не особо. Разве что с Джейн Доу, она на втором посту. С Жаном Дюпоном мы сразу не сошлись, а Ганс Мюллер с четвертого вообще особым дружелюбием и разговорчивостью не отличился.
- Спорим, что все из вас общаются с Джейн поодиночке?
Смущенная улыбка мелькнула на лице Ковальского.
- Наверное.
Пискнул интерком, и Ян, отстегнув ремень, подплыл к стенному монитору. Камера поймала движение, на экране появилось миловидное женское лицо, обрамленное неестественно упорядоченными в условиях невесомости каштановыми волосами.
- Привет, Ян! Ну что, встретил?
Тут ее взгляд поймал меня на заднем плане, и она замолчала.
- Джейн! А мы как раз о тебе!
Сразу было заметно, что Ковальскому видеосвязь гораздо привычнее, чем собеседник из плоти и крови.
- Доброй ночи, лейтенант! Сержант Доу на связи.
- Без чинов, прошу! Зовите меня просто Иван.
- Джейн, извини, я с тобой позже свяжусь, мне надо покормить лейтенанта и ввести его в курс дела.
Ян отплыл в сторону шкафа и начал снимать с клипс тюбики с едой и груши с напитками.
- Иван, вам мясо или птицу?
Поверхностная проверка системы результатов не дала. Датчики и камеры работали исправно, я специально прогнал Ковальского по тем местам, где разгуливал призрак. А он действительно был. На самых границах видимости несколько раз проскальзывала неясная тень, в которой с трудом можно было распознать человеческую фигуру. Кучка темных пикселей, смещающихся карикатурными шажками из поля зрения, как в допотопной видеоигре. Все-таки система была предназначена не для фиксации правонарушений, а значит, все правила построения сети камер игнорировались. В нормальной системе безопасности камеры должны быть высокого разрешения, дабы гарантировать чувствительность распознавания движения, и должны находиться в зоне видимости друг друга. Здесь же, на корабле, камеры выполняли только общую наблюдательную функцию.
Температурные датчики работали исправно, но диапазон температур для тревожного состояния был слишком широк, так как рассчитывался на регистрацию аварий. Прокси-считыватели шлюзов тоже работали исправно. Я специально снял с себя право доступа в рубку и попробовал выйти. Не вышло, не вышел.
Я отослал Яна в каюту, обосновался в рубке, и через несколько часов кропотливой работы получил тепловую карту, разбитую на планировки этажей. Призрак обрастал плотью и кровью. Тепло вполне человеческого тела расцветило пустые коридоры шлейфами желтых оттенков. Этот (уже не) призрак спокойно разгуливал по всем палубам! Но как он тогда проходил через шлюзы? Почему его не замечали датчики движения? Я внимательно изучил таблицу прав доступа пользователей и, как всегда почти у самого конца, нашел.
vpupkin
Этот пользователь явно не был запланирован по штатному расписанию. Корневой доступ к системе. Даже у меня не было таких прав!
- Ну, здравствуй, Василий!
Я склонился над самодельной кроватью, обустроенной в углу инженерного криоотсека, и похлопал по плечу человека, который спал лицом к стене. Тот вздрогнул и, полуобернувшись, с силой дернулся вверх. Если бы не ремень, он взмыл бы к потолку.
Я нашел его, совместив тепловые карты по разным датам. Самые яркие пятна высветили наиболее частые места его пребывания. Кают-компания, санузел, медотсек и это логово. Его учетная запись была настроена на обход датчиков движения, освещение в его присутствии не активировалось, а его перемещения через шлюзы не регистрировались в системе вообще. Либо этот парень был гением, либо нашел лазейку в безопасности еще со времен отладки корабельных мозгов. Как бы то ни было, он был передо мной. Либо не такой уж одаренный, либо особо и не думавший заметать следы. Седой, морщинистый, пятнистый. Молодой парень. Обесцвеченные глаза его искали что-то под соседствующей цистой.
- Резак я забрал. Опасная штука, знаешь ли.
Я продемонстрировал ему изъятое импровизированное оружие, и он сразу сник. Бежать было некуда. Куда денешься с подводной лодки?
Он щурился в ярком свету кают-компании. Что-то бормотал себе под нос. Сидел в углу дивана, не удосужившись пристегнуться. Видимо, привык к невесомости за столь долгое время. Телосложение молодого парня, кожа старика.
- Итак, некто Василий Пупкин... Пупкин. Оригинальный выбор! Не будь у меня русских корней, я бы не понял юмора.
- Смешно. Да. Ты оценил.
Отвык, как Ковальский, от живого общения. Только сильнее. Намного сильнее. Сколько же он бодрствовал?
- Псевдоним?
- Псевдоним. Такой же, как ваш. И дежурного.
Это было правдой. Одним из правил для вахтенного персонала. Не знаю, кто его придумал и зачем, чиновников никогда не понять, а военных… Приказы надо не понимать, а исполнять.
- Да, но смешной же!
Он не ответил. Лишь пристально посмотрел на меня, все еще немного щурясь. Я отвел взгляд. Он заметил.
- Всего лишь последствия космических излучений, невесомости, неправильного питания и гигиены. Я вижу, как вы смотрите на меня. Вот что было бы с вами через десять лет. Скоро умирать.
Он, не глядя, ощупал нашивку с номером на груди своего комбинезона. Затертая, засаленная тройка.
- Я плохо вижу. Просто знаю тут все наизусть. Вы – чужеродное пятно, заметны.
- Кто ты такой? Откуда взялся? Как смог взломать систему? Почему не спишь? Зачем?
- Много вопросов.
Я опешил. Такой спокойный, он сидел, уже без напряжения, и теперь было видно, что взгляд его блуждает, не фокусируясь ни на чем, кроме меня. Я выбрал вопрос и повторил.
- Зачем?
- Протест. Память.
- Что-что?
- Пить. Я все расскажу по порядку.
Я принес ему грушу чая. Он сидел, медленно посасывая, собирая слова из осколков речевой памяти, потом неожиданно метко бросил опустевшую емкость в жерло утилизатора на стене и заговорил, будто читая текст. Он начал издалека, издавна. Многое я знал, но не перебивал его. Не хотел спугнуть.
- Крах искусственного бессмертия. Революция поставила ревитализацию вне закона. Умерших больше не перезаписывают, не воскрешают. Человеческая жизнь должна быть непрерывной. Культ души. Потом – перенаселение. Колонизация, бегство с загаженной матери-Земли. Поколение великой звездной стройки. Корабли-семена. Полностью доверять миссию автоматике нельзя, но человеческий персонал слишком недолговечен в таких жестких условиях. Под строжайшим секретом начинают готовить таких, как мы. Я, ты, он.
Он спорхнул с дивана, подлетел к стенному монитору и вывел изображение. Это был скан тела. Масштабирование, увеличение, и на экране появилась его собственная полупрозрачная голова. У основания черепа гнездилось нечто электронное, пустившее свои нити в кору головного мозга.
- Ревиталайзер.
- Я не верю. Да и что это доказывает?
- Медотсек рядом.
Он пожал плечами.
- Я все равно не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
- Сканы. Ходили слухи, что у некоторых влиятельных людей есть свои запасные копии. Разные, тридцатилетний, сорокалетний скан. Удобно. Мы – это самое и есть. Персонал. Расходный материал. Отработал свое – в утиль. Нужен еще раз – следующая итерация. Так это назвали.
- Но это моя первая...
- Уверен? Мы уже встречались.
Он умер очень быстро. Первичные симптомы инсульта легко пропустить. Видимо, когда он сидел передо мной, он уже был обречен. Я так и не понял, как он появился на корабле. Судя по следам в системе, он тут с самого старта, но член ли он экипажа, колонист или посторонний, я не знаю. Но это не важно. Благодаря ему я открыл глаза. И не знаю, как теперь быть.
С одной стороны – моя память. Я помню подготовку к отлету, помню заверения, что нас, экипаж, будут поднимать только по необходимости, помню мягкие объятия геля, мутнеющие стенки цисты... Помню сны.
С другой стороны – все вокруг. Номера на комбинезонах, псевдонимы, Ян Ковальский не видел своего сменщика, Джейн Доу тоже. Не сказал им, паника ни к чему хорошему не приведет. Очень хочется вызвать капитана. Но вдруг это просто бред спятившего колониста? Нет, людей будить нельзя. Людей...
Марио Росси. Так было написано на его рукаве. Очередной идентификатор неизвестного. Или его настоящее имя? Я порылся в системе. Это было его первое имя пользователя. Почему он его сменил? Для меня? Мы действительно встречались? И цифра три на комбинезоне может значить, что где-то рядом одна из цист выпустила нового его, молодого, четвертого, но полного памяти предыдущих трех? Не буду искать.
Я принял решение. Пусть даже все это правда, пусть я сейчас растворюсь в цисте до состояния бульона, как гусеница, но превращусь не в бабочку, а опять во вчерашнюю гусеницу. Пусть! Мы должны долететь. Людей нельзя беспокоить по таким пустякам. Я опускаюсь в теплое нутро цисты, я закрываю глаза. Людям свойственно закрывать глаза на мелочи жизни.