Заметка о романе Карта и территория

Князь Процент
«Мать честная, да вы все просто помешались на детях! Чуть только вас приголубишь, как вы заводите болтовню о младенцах!

...почему, когда любишь женщину и все у вас с ней чудесно, она непременно хочет превратить тебя и себя в воспитателей целой кучи сопливых младенцев, которые орут с утра до ночи и путаются у вас под ногами, мешая наслаждаться уединением? Господи спаси, неужели это так страшно – быть только вдвоем?»

Ф. Бегбедер «99 франков»

Человеку свойственна боязнь смерти.

Страх вообще суть природное свойство людского рода. В чистом смысле слова бесстрашный - то есть не умело скрывающий свой страх, а именно не испытывающий такового – человек вряд ли может быть признан психически здоровым. Опуская покамест метафизику и человеческое к ней отношение, признаем, что в силу одного только природного инстинкта самосохранения всякий нормальный человек при наличии угрозы его жизни стремится избежать смерти.

Сказанное, конечно, представляет собой камень в огород, например, курильщиков, любителей злоупотреблять алкоголем и прочих подобных им личностей. С Вашего позволения – чтобы придерживаться критериев нашей классификации людей на нормальных и ненормальных по такому признаку, как отношение к смерти, – я буду относить перечисленных субъектов к ненормальным.

Итак, если во время перехода на зеленый свет пешеходного светофора на Вас вдруг понесется автомобиль, Вы, будучи нормальным человеком (и даже будучи человеком с сигаретой в зубах), который вдобавок не окаменел от ужаса, постараетесь отпрыгнуть.

На ум и Вам, и мне, конечно же, приходят всякого рода истории типа следующей, когда-то рассказанной мне моим папой: некогда в одной школе учитель проводил урок, в ходе которого дети учились выдергивать чеку из гранаты, и случилось так, что одна из гранат по трагической ошибке оказалась боевой; поняв это, учитель отступил с ней в угол, отвернулся от класса, сгруппировался и прижал гранату к себе; он попал в рай, конечно же.

Это что касается метафизики. Конечно, вспоминаются еще христианские мученики (на ум приходит великолепный роман «Камо грядеши»), идущие в безнадежной ситуации на таран летчики (не очень кстати, но припомнился чудесный клип на песню «Big guns» группы «Skid row») и другие достойные люди.

Человек инстинктивно ищет бессмертия в своем потомстве. Думаю, каждому из нас хоть единожды, да приходилось слышать оправдывающую обзаведение детьми фразу о том, что, мол, страшно умереть и не оставить ничего после себя в этом мире. Однако, как и в анекдоте со старым умирающим евреем, по иронии судьбы не испытывающим жажду и с досадой отвергающим протягиваемые заботливыми внуками стаканы, велика вероятность того, что при смерти Вам и мне будет глубоко наплевать, что мы там оставляем после себя на Земле. Кто-то из нас умрет в забытьи, кто-то внезапно, кто-то успеет пожалеть, что угробил свое здоровье курением, почти все захотят пожить еще, многие озабоятся отблесками адского пламени, но мало кто примется подсчитывать детей и внуков.

Впрочем, трудно не согласиться с тем, что следующие строки способны вселить спокойствие и чувство семейного единения во многих скептиков:

«Но пусть мой внук

Услышит ваш приветный шум, когда,

С приятельской беседы возвращаясь,

Веселых и приятных мыслей полон,

Пройдет он мимо вас во мраке ночи

И обо мне вспомянет».

Однако не будем забывать и другие строки, говорящие о бессмертии вне зависимости от наличия и качества потомства:

«Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит –

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит».

Не могу удержаться здесь от того, чтобы процитировать завершающее четверостишье последнего стихотворения:

«Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца;

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца».

Я считаю эти четыре строчки выдающимися, потому что они позволяют вывести сразу несколько посылок, причем посылки таковые могут в зависимости от личности читателя быть как истинными и взаимодополняющими, так и отчасти неверными; в последнем случае читатель волен опираться на те, что нашли отклик в его разуме.

Посылка первая: вдохновение существует. Само существование вдохновения являет собой оправдание творчества – как, например, оправданием половых отношений, обусловленных сексуальным влечением, выступает функция продолжения рода.

Вторая посылка: существует и Бог, а это, если отбросить всякую белиберду и скверную казуистику, хорошая компания. Бог видит тебя постоянно, знает твои хорошие качества, с Ним можно поболтать, etc.

Посылка номер три: Бог велит. Бог это не Христос из жестокого и глупого анекдота, где Иисус с недоумением посмеивается над созданным Им две тысячи лет назад и, оказывается, существующим до сей поры клубом рыбаков-любителей. Бог это не божок из «Путевых картин», захмелевший и завалившийся спать на какой-нибудь звезде, как это описывалось в «Коже для барабана». Бог не просто создал мир, Он продолжает присматривать за ним вообще и за каждым из нас в частности, и подчас неподвластным разуму образом благодаря этим маленьким присмотрам и получается такой хороший большой присмотр за всем летающим шариком.

Четвертая посылка: труд автора, искусство как деятельность угодны Богу, потому что веление Божие обращено к музе. Строителю вовсе не обязательно строить непременно храмы, чтобы угодить Господу; достаточно просто быть хорошим строителем, хорошо выполнять свою работу. Также и автору текстов вовсе не обязательно писать лишь о религии да Божьей благодати; важно лишь писать хорошо.

Пятая: следствием написания хорошей книжки не обязательно должен являться земной венец. Автор волен никому не показать свою книгу, и от этого она не станет лучше или хуже. Публика может плохо отнестись к книге автора, и от этого книга не будет ни хуже, ни лучше. Наличие же Бога, да еще неравнодушного к музе, позволяет автору находить благодарного читателя, не выходя из своего кабинета; уверен, Всевышнему не привыкать к роли невидимого друга.

Шестая посылка: не спорь о своем творчестве. Скажи все, что ты считаешь нужным сказать по данному предмету, в тексте, а потом молчи, какие бы слова ни звучали.

Пятую и шестую посылки можно объединить в одну; из них также следует замечательный вывод: забей на читателя, он, в общем-то, не сильно нужен. Смех смехом, но единственная причина публикации всех моих текстов это чувство солидарности по отношению к тем авторам, чьи книги развлекали меня на протяжении моей жизни; ибо, если бы все они попрятали все написанное в столы, жизнь моя была бы донельзя скучной. Как сказал герой «Расширения пространства борьбы», «если бы я мог провести всю жизнь за чтением, мне ничего другого и не хотелось бы; я знал это уже в семь лет» (М.Уэльбек «Расширение пространства борьбы», Спб., 2010, стр. 17). Вспомним также замечательную фразу Умберто Эко «И в том литературном лесу мне хотелось остаться навсегда» (У. Эко «Шесть прогулок в литературных лесах», Спб., 2007, стр. 267).

Герой романа «Карта и территория» Джед Мартен являет собой пример того, как творческий человек большую часть своей жизни проводит за любимым занятием. Он социализирован, насколько это необходимо для бесперебойного функционирования творческой мастерской, однако в целом далек и от родственных связей (с престарелым отцом он видится раз в году за рождественским ужином, и, хоть этот день важен для обоих, видеть отца чаще Джед не желает), и от траты большого количества времени на любовные связи (девушки, причем весьма красивые, у Джеда бывают от случая к случаю, при этом возникают и исчезают из его жизни они самостоятельно, он лишь не возражает против присутствия той или иной в определенный период времени и философски относится к процессу расставания), и от дружеских связей (наибольшую симпатию Джеда из всех персонажей романа заслужил здорово похожий на него нелюдимый писатель).

Баснословное богатство, свалившееся на Джеда на одном из витков его карьеры, явилось следствием, с одной стороны, его трудолюбия, а с другой – умелой работы его пиар-менеджера и галериста. «Джеда самого, всего месяц назад, выделил из общей массы закон спроса и предложения, богатство осыпало его внезапно дождем искр, избавив от финансового ига, и вдруг он понял, что уйдет из этого мира, к которому, по сути, никогда и не принадлежал, а его человеческие связи, и без того скудные, постепенно засохнут, иссякнут и жизнь его будет напоминать элегантный салон кроссовера «ауди-олроуд», такого мирного, унылого и совершенно безразличного ко всему» (М. Уэльбек «Карта и территория», М., стр. 296).

Такая отрешенность от внешнего мира напоминает строки из книги о другом визионере: «Кашмарин унес с собою еще один образ Смурова. Не все ли равно какой? Ведь меня нет, - есть только тысячи зеркал, которые меня отражают. С каждым новым знакомством растет население призраков, похожих на меня. Они где-то живут, где-то множатся. Меня же нет. Но Смуров будет жить долго. Те двое мальчиков, моих воспитанников, состарятся, - и в них будет жить цепким паразитом какой-то мой образ. И настанет день, когда умрет последний человек, помнящий меня. Быть может, случайный рассказ обо мне, простой анекдот, где я фигурирую, перейдет от него к его сыну или внуку, - так что еще будет некоторое время мелькать мое имя, мой призрак. А потом конец» (В. Набоков «Соглядатай», Спб., 2010, стр. 145).

Однако Джед вовсе не лишен бытовой смекалки и умения делать выводы на основе анализа происходящего вокруг него. Свидетельством тому может послужить следующее его остроумное наблюдение: «Насколько он успел заметить, человеческое бытие строится вокруг работы, которая составляет его большую часть и осуществляется в учреждениях различного масштаба. По истечении трудовых лет начинается более краткий период, отмеченный развитием всякого рода патологий. Некоторые особи на наиболее активной стадии своей жизни пытаются объединиться в микроячейки под названием семья с целью воспроизводства себе подобных; обычно эти попытки ничем не кончаются, «такие уж нынче времена», лениво думал он, попивая кофе со своей любовницей…» (там же, стр. 115).

Случилось так, что Джед, занимаясь, чем хотел, не создал семью и не стал отцом; большинство жителей – особенно женатых и замужних – нашей планеты, слыша о таких вот добившихся успеха свободных людях, всерьез отмечают, что те стали усиленно заниматься творчеством, потому что их постиг ряд неудач в личной жизни: или с ними попросту никто не стал встречаться, или отношения развалились, или этот человек в силу каких-нибудь заболеваний попросту не способен к брачному сожительству, а то и попросту гомосексуалист (вспомним, что говорили про героя Хью Гранта в фильме «Реальная любовь»).

С присущей большинству глупостью придерживающиеся указанного мнения люди чаще всего ошибаются: не состоящие в браке и не имеющие детей творческие люди посвящают много времени творчеству вовсе не потому, что свободны от перечисленных обязательств; они свободны от этих обязательств потому, что им нравится заниматься творчеством и совсем не хочется погружаться в семейные дрязги и ворох детских пеленок. Можно писать книжки, можно завести ребенка, а можно воспитывать собачку, все это явления примерно одного порядка, а именно – хобби, и вовсе не стоит осуждать других людей за то, что у них хобби иное, чем у большинства (барахтаться в детских хворях и прочей ерунде).

«Элен в итоге призналась мужу, что придерживается именно такой точки зрения: с собакой так же забавно, как и с ребенком, и даже гораздо забавнее, чем с ребенком, и если она и собиралась раньше иметь детей, то только из конформизма, ну еще в какой-то степени чтобы порадовать маму, но в сущности детей не любит, в сущности она никогда особо их не любила, да и он детей не любил, если вдуматься не любил за их неистребимый природный эгоизм, тупое неуважение к закону и врожденную безнравственность, вынуждающую прибегать к изнурительному и почти всегда безуспешному воспитанию» (стр. 328 – 329).

Я вовсе не хочу сказать, что роман является рупором идей чайлдфри, однако главный его герой, осознанно или нет, является носителем этой симпатичной философии.

В число героев книги затесался и человек, чья фамилия красуется на обложке, при этом выведен он довольно откровенно и по-доброму. Жестокое убийство Уэльбека в третьей части романа заставляет вспомнить уже цитировавшуюся здесь книжку о прогулках в литературных лесах, где описывается рассказ Д. Челли «Как я убил Умберто Эко» (У. Эко Указ. соч., стр. 227 – 229). Еще мне пришла на ум давнишняя статья Л. Данилкина, опубликованная в одном томике с книгой Б. Акунина «Особые поручения», где автор почему-то делает вывод, что за образом Декоратора прячется сам писатель, а убийство его героем ход, дескать, потрясающий (Б. Акунин «Особые поручения», М., 2001, стр. 318).

В общем и целом, роман хорош. Некоторые пассажи вызывают у меня стилистические замечания; впрочем, язык книги довольно выразителен, а сама она написана со вкусом. Эта с достоинством рассказанная история художника, творческой личности и очень честного человека заслуживает прочтения, более того, с того самого дня, как я поставил книжку на полку, я кошусь на нее с желанием прочитать сызнова.

Напоследок пара-тройка цитат, особенно мне полюбившихся:

«Став предметом финансового договора, сексуальная деятельность словно удостаивается прощения, кажется безобидной и в каком-то смысле даже освящается библейским понятием труда как проклятия» (стр. 58);

«…молодые горожане в первой фазе романа, богатые, без детей, весьма привлекательные с эстетической точки зрения, готовые восхищаться всем напропалую в надежде создать фонд общих прекрасных воспоминаний, которые пригодятся им с наступлением трудных времен и даже помогут, кто знает, преодолеть кризис любовных отношений» (стр. 103);

«Но весной в Ирландии невыносимо, тут такие великолепные закаты, знай себе переливаются всеми цветами радуги, и конца-края им не видно, прям опера, мать твою, однажды я проторчал тут всю весну, думал – сдохну, по вечерам буквально лез на стенку, потому что ночь никак не наступала» (стр. 157 – 158).