Ему представили ее в церкви, разумеется после службы,когда сидящие во время службы на задних рядах прихожане, поднялись, и остались стоять у своих мест, почтительно дожидаясь пока уважаемые и значимые персоны с первых рядов пройдут через центральный проход.
Впрочем почтительность, которую они показывали всем своим видом, чуть наклоняя в полу-поклоне свои тела, и этим будто бы отдавая дань уважения проходившим к выходу богатым и известным, а так же весьма влиятельным прихожанам, была не единственным чувством, побуждающим их так себя вести.
Внешне, приличия были соблюдены.
Ни в их позах, ни на их лицах совершенно незаметно было чувство самого обычного, вульгарного любопытства к тем персонам, которые теперь оказавшись от них в такой непосредственной близости, были предметом их ежедневных обсуждений, разговоров, а попросту сплетен, которыми они занимали себя во время, свободное от посещения церкви, тщательного приготовления собственной персоны для посещения оной, ну и конечно же, сиесты!
Двери церкви раскрылись настежь, выпуская выходящих из нее прихожан, и впуская внутрь жаркий воздух, напоенный густым приторным цветочным ароматом.
Этот воздух, поступающий в церковь, добавил движения крови в жилах прихожан, возвращая их из экстаза молебна, в обычное земное состояние.
По стоящим у кресел задних рядов прихожан, стал пробегать шепоток: Они вслух, негромко, называли имена людей, шествующих мимо них. Они и так их всех прекрасно знали в лицо. Но, вероятно озвучивание их имен добавляло им удовольствия.
Их горячая испанская природа требовала полного наслаждения жизнью.
Это особая черта национального характера: не только получить наслаждение, но и еще рассказать об этом наслаждении так, что бы насладиться им вдвое или втрое.
Основная часть прихожан с первых рядов прошла, и герой, характеристику которому, а так же описание его внешности- ибо она это стоит, мы дадим позднее,стремительно двинулся к выходу, потому как национальная черта, о которой мы говорили выше, была присуще ему вполне да еще от самого рождения.
Но, двинувшись, он точас же остановился и замер, пропуская еще одну влиятельную прихожанку, которая поотстала.Она шла не спеша,слегка нагнув свою маленькую головку, покрытую полупрозрачной вуалью мантильи.
Движения ее изящного, похожего на статуэтку тела были плавны, нетропливы. В ее легкой поступи сквозило спокойное достоинство и некоторая скромность, что несомненно выделяло ее из всех предшествующих ей людей, от которых веяло уверенность и гордостью.
Я сказала бы и гордыней, но врядли это качество , считающееся греховным, уместно было в стенах церкви, даже у них. Уж во всяком случае, их гордыня, которая несомненно имела место, была умерена ими до возможной малости.
Стоящие рядом с героем прихожане,провожая глазами фигурку женщины зашелестели одними губами:" Донна Анна, Донна Анна".
Хуан!- звонкий мужской голос принадлежал мужчине, который прошел перед донной Анной несколькими секундами раньше и завидев нашего героя, попятился, шагая назад.
Донна Анна вынуждена была остановиться, так как мужчина преградил ей дорогу. Мужчина понял всю бестакность своего поведения и тут же повернулся к ней,склонясь в поклоне.
- Сеньора, примите мои извинения. Я невольно... я увидел старого знакомого и не узнал- наши дороги разошлись так давно. Если это оправдывает мою неуклюжесть, прошу простить меня за ненамеренное оскорбление Вашей милости. А вот и он!- Тут мужчина протянул руку нашему герою, и герой шагнул в его объятья.
Прихожане с задних рядов, собравшись направиться к выходу, остановились. Они не особенно верили в манну небесну, но надо же- какой подарок судьбы они получили с небес, и как неожиданно! Они стали свидетелями неприличного, почти скаберзного поведенеия в церкви!
В близком присутсвии дамы, здоровались, сжимая друг друга в медвежьих обятиях, два сеньора.
И если один из них, приносивший извинения донне Анне, был им знаком под именем достопочтенного отпрыска дома де Вильягра, то другой, стоявший раньше среди них, и под плащом которого они не разглядели ранее великолепный камзол, чудную серебрянную перевязь и тонкой работы кинжал на поясе, сейчас внезапно открывшиеся их взгляду из-за энергичных взмахов руками обоих сеньоров, был лицом неизвестным.
Остановившись, с нескрываемым удовольствием они наблюдали всю эту сцену.
Донна Анна растерялась. Традация патриархального улада испанской аристократии, к которой она принадлежала,велела ей тут же испариться, исчезнуть незаметно, то есть попросту обойти эту парочку, да отправится к поджидавшей ее у дверей церкви компаньонке.
Но их сложные, почти танцевальные " па", которыми они выражали свою радость , взмахи рук и перемещения по ширине прохода не оставляли ей ни малейшей возможности сделать хоть шаг, не коснувшись их тел.Она замерла. И напрасно- это сослужило ей плохую службу.
Неосторожным взмахом руки отпрыск дома де Вильягров сшиб мантилью с ее головы. Костяной гребень выскочил, и волосы, собранне им в пучок рассыпались обжигающей черной волной по ее плечам.
Прихожане с задних рядов задохнулись радостью наслаждения созерцания такого позора. Они застыли и даже перстали перешептываться, настолько они были поражены великолепием такого кощунства в церкви.
Обнимающиеся остановились. Хуан оказался проворнее. Он метнулся к сиденьям и достал из под одного мантилью и гребень из-под другого.
Отпрыск дома де Вильягра, достаточно молодой и миловидный человек, тщетно пытался сохранить достоинство.Но он еще не приобрел, сделаем поправку на возраст, необходимой выдержки, самообладания и невозмутимости, несмотрия на свою природную принадлежность к испанским грандам.
Он силился, он даже закусил губу, что бы не расхохотаться, но не смог, и засмеялся, обнажая в безудержной мальчишеской радости два ряда белоснежных, безупречно очерченных, крепких зубов.
Донна Анна приняла мантилью и гребень из рук Дона Хуана, именно так его и представил отпрыск дома де Вильягров ей несколько позднее.
Донна Анна никогда не попадала в такие ситуации, поэтому она и не знала выход из них. Когда Дон Хуан отнял свои руки от ее рук и глядя ей в глаза извинялся за своего товарища, кузнечные молоты бились у нее в голове- она не слышала ничего.
Она вцепилась глазами в глаза Дона Хуана, потому что была близка к обмороку.
Держась за них взглядом, как за последнюю нить связующую ее с миром живых, мысленно возблагодарила Бога за то, что напоследок она узрела красоту его души (именно это качество она приписала прельстивому горению глаз дона Хуана) она свалилась прямо на руки подоспевшей вовремя компаньонке.
Тьма поглотила ее, и откуда-то сверху она услышала взволнованный голос отпрыска дома де Вильягра:" Позвольте рекомендовать Вам, сеньора:... Донн Хуан! А...это вдова Командора, Донна Анна!"
Никогда ее не представляли кому бы то ни было более странным способом.
...
На лицах выходящих из церкви "прихожан с задних рядов" светилось неподдельное блаженство.