Сразу после колледжа я устроилась в больницу***. Работа мне нравилась, я ни разу не пожалела о том, что стала медсестрой. Это замечательно - помогать людям. Кроме того, меня всегда привлекала медицина. И даже сейчас, проработав уже столько лет, я продолжаю чему-то учиться, открываю для себя что-то новое. И дело не только в медицинской практике. Я общаюсь с людьми. Кем бы они ни были за стенами больницы, здесь все беспомощны и зависимы, и чем больше ухаживаешь за кем-то, тем больше узнаешь о нем. Люди любят поговорить, тем более, когда вынуждены целыми днями томиться от безделья. А я люблю слушать.
Шла первая неделя моей работы. В тот вечер привезли некую миссис Эллис Уинслоу. Боже мой! ей было девяносто два года. И выглядела она замечательно! Особенно глаза, яркие, голубые, они так и светились жизнью. Это, несмотря на то, что жить ей оставалось не более суток. Помню, как подошла к ней. Поправила подушки, ввела в вену иглу от капельницы. Меня поразило то, что старушка совсем не выглядела расстроенной или встревоженной. Я подумала, возможно она слегка не в себе … хотя нет, по всему было видно, что рассудок ей не изменил. Возможно, решила я, в таком возрасте люди уже по-другому реагируют на смерть. Скольких подруг она успела схоронить?
- Врач сказал, мне осталось не больше суток, - первая заговорила она.
Я смутилась, не зная, что ответить.
- Дитя мое, не волнуйтесь за меня, я счастлива. Мне удалось прожить замечательную жизнь, а теперь..., - старушка улыбается, - я ухожу туда, где меня ждут уже очень давно.
В ту ночь миссис Эллис Уинслоу рассказала мне историю своей жизни. Историю любви, больше похожую на роман, чем на нашу обыденную реальность.
Как же я любили моего Робби! - произнесла она. - Знаете Джуди (это мое имя), мы встретились, когда мне было шестнадцать, а Роберту едва исполнилось восемнадцать. Нас познакомила на каком-то семейном торжестве его кузина. Она так и сказала: «Знакомься, Эллис, это мои кузены Роберт и Стивен. А это, мальчики – Эллис». Я взглянула на Роберта, и у меня перехватило дыхание. Он был так красив! Стройный, загорелый, он излучал энергию и силу. А чего стоили эти карие глаза! Они постоянно смеялись, даже когда их обладатель пытался изобразить равнодушие или серьезность. Я смотрела на Робби, а он на меня. И в его взгляде я читала что-то особенное: плохо скрываемое восхищение, искреннюю радость, что-то, что наполняло меня бесконечным восторгом и нежностью. Конечно, и я была в те годы очень хорошенькой девушкой с фигурой балерины. Свои густые длинные волосы, я к празднику уложила волнами и приколола цветок, кажется, это была белая лилия.
Робби взял меня за руку и спросил, люблю ли я танцевать. Весь праздник мы были вместе. Я не могла скрыть улыбки, когда встречалась с ним взглядом. А он не упускал случая поухаживать за мной.
С того дня мы больше не расставались. Мы были воплощением самого счастья, воплощением любви, какой не бывает. Не было ни долгих объяснений, ни ревности. Мы любили друг друга, и не знали, что бывает по-другому. Я не представляла с собой никакого другого мужчину кроме Роберта, а он всегда был вежлив с другими девушками, не более того. Когда мы шли рядом, рука об руку, я чувствовала, что только с ним я это я. Мы были как одно целое, и в то же время с ним я могла быть самой собой и ничего не бояться.
Часто ему приходилось уезжать. У отца была небольшой завод в соседнем городке, Робби ему помогал. Я помню, как ложилась спать и, закрыв глаза, вспоминала его взгляд, и чувствовала как тону в безмерной глубине его глаз. Жаль, что я никогда не умела рисовать.
Каждый раз, когда Робби возвращался, я ждала его на вокзале. Мы бежали навстречу друг другу, и только заключив меня в объятия, он шептал: «Эл, Эл, любовь моя».
Кончилось лето. Роберту предстояло ехать в колледж. Мне возвращаться в школу. Мы без конца обсуждали, как будет писать друг другу. И еще не расставшись, я уже обдумывала содержание своих писем. В моем воображение они были бесконечно длинными.
Оставалось три дня до отъезда. Как сейчас помню, тот вечер. Я сидела у себя в комнате, перебирала летние вещи, собирала что-то для школы. Раздался телефонный звонок, и через минуту в комнату вошла мама. Первое, что она сказала: «Эллис, дочка, ты только не волнуйся. Робби в больнице, у него приступ аппендицита. Это совсем не сложная операция. Завтра ты сможешь навестить его». Разумеется, поначалу я толком и не поняла ничего. Только переспросила, точно ли его можно будет навестить. Перед сном долго молилась. И чем больше думала, тем страшнее мне становилась. Я знала, что операции несложная, но все же. Мой Робби будет лежать на операционном столе, его привяжут, поставят снотворное. Он ничего не поймет и не запомнит. Будет много крови, и потом шрам.
Мама, зайдя пожелать спокойной ночи, застала меня в слезах. Она ласково успокаивала, обнимала, а я все плакала, сама толком не понимая почему. Потом наконец-то заснула, не переставая просить, чтобы если что, меня сразу же разбудили.
На следующий день папа отвез меня в больницу, там уже были родители Робби. Ох, Джуди, я сразу поняла - что-то не так. Стало страшно. Казалось, если мне что-нибудь скажут, я этого не вынесу, я вообще ничего не хотела слышать и знать. Боялась подойти к его родителям. Мистер и Миссис Скотт были совсем разбиты: у нее заплаканы глаза; он весь осунулся и как-то уменьшился. Я пересилила себя и несмело поздоровалась. Миссис Скотт обняла меня. «Эллис, Эллис, - шептала она, - он в реанимации». Я почувствовала, что не могу стоять на ногах, не могу думать и чувствовать.
Но, не буду утомлять Вас подробностями. Скажу только, что около четырех часов мы провели в больнице. Папа не отходил от меня, звонил с больничного телефона маме. Врач удивился, увидев меня, но мистер Скотт, не смущаясь, сказал, что я невеста его сына. Потом врач вызвал их к себе. Робби умер. Никто не знал, что от рождения у него больное сердце. И он не перенес такой простой операции.
Мисси Уинслоу замолчала на некоторое время. Я тоже ничего не говорила, боясь ее потревожить. Потом она продолжила:
- Когда я услышала о смерти Робби, то не знала, как реагировать. Наверное, у всех так. Ты никак не можешь поверить, не можешь это принять. Я сидела на кресле в коридоре и молчала. И думала о том, что надо бы утешить миссис Скотт. Я не чувствовала жалости, на тот момент мной двигала скорее вежливость. Я встала. . .и потеряла сознание. Ох, лучше бы я и не приходила в себя. Не помогало ни одно успокоительное. Я кричала. Потом лежала, уткнувшись в потолок, время от времени выпадая из реальности. Это очень страшно, на какой-то миг ты перестаешь понимать, кто ты, где ты находишься. Потом приходишь в себя и понимаешь, что его больше нет! Сейчас, когда мне девяносто два года, я удивляюсь, как можно было так влюбиться, будучи шестнадцатилетней девчонкой? Но это так. В шестнадцать я влюбилась на всю жизнь.
Шло время. Робби похоронили. Я продолжала тесно общаться с его семьей. У них осталось еще двое детей, это помогало им пережить горе. А у меня не осталось никого. Я стала ко всему безразлична. И даже находила удовольствие в том, как тонула в слезах, впадала в меланхолию, часами ни с кем не разговаривала. Раньше я была непоседливой, а теперь подолгу могла сидеть у окна и смотреть на небо. Мне казалось, что и Робби смотрит на меня. Я сама себе удивлялась, как могла так измениться. Впрочем, мне было все равно. Я радовалась только школьным занятиям - они хоть немного отвлекали меня. Так прошла осень. Родители волновались. Но, слава Богу, им хватало благоразумия не вмешиваться. Близилось Рождество. Первый раз в жизни я ждала его с ужасом. Будет вечеринка! Гости! Поздравления! Мне придется улыбаться, чтобы не расстроить родителей и близких друзей. Я была в панике, а дни шли и шли. Тогда я впервые задумалась о своей жизни. Мне придется жить дальше, хочу я того или нет. Невозможно быть счастливой без Робби, но жить придется, и улыбаться, и пытаться радоваться хоть чему-то, иначе я просто сойду с ума. Но не будет ли это предательством по отношению к нему? Что если однажды я забуду его лицо, его голос? Перестану ощущать его присутствие, когда смотрю на небо?
И вот за день до Рождества я кое-что сделала. Было утро. За окном падал пушистый снег, и от этого в комнате становилось очень светло. Родители повели младшего брата на каток, я осталась одна. Дом был наполнен тишиной и спокойствием зимнего утра. Вся обстановка, все кругом излучало умиротворение. Даже тиканье часов не нарушало бесконечной протяженности момента.
Я достала из ящика все, что осталось у меня от Робби: открытки, заколка, которую он купил мне на ярмарке, наши фотографии. Вещей был немного - я не любила хранить и собирать. Около часа я рассматривала фотографии, перечитывала открытки. Слезы застилали глаза, капали на одежду, но я заставляла себя дочитывать до конца, вспоминать, чувствовать. В конце концов, с громкими рыданиями я повалилась на кровать. Никто не мог меня слышать, и я плакала громко и долго. Потом немного успокоилась. Подошла к окну, вдохнула в уставшие легкие свежий колючий воздух. Слезы мгновенно высохли, лицу стало больно от холода. Затем я умылась и выпила воды. Мне стало немного спокойнее. Вернувшись в комнату, я разыскала небольшую шкатулку. Она уже несколько лет пылилась без надобности и вот теперь пригодилась. Медленно, аккуратно я складывала в нее все, что напоминало о Робби, все, что нас связывало. Каждая вещь была как будто частью моего сердца, частью души, которая хотела навсегда сохраниться. Я долго держала в руках последнюю фотографию, не решаясь завершить начатое. Потом вслух сказала: «Робби, я бесконечно люблю тебя. И всегда буду любить, чтобы не происходило в моей жизни. Теперь должна жить одна, но всегда буду тебя помнить. Я навсегда остаюсь твоей Эл, девушкой которую ты знал и любил. Возможно, в будущем я изменюсь, но только не для тебя. Никто и никогда больше не назовет меня Эл - тебя больше нет и ее тоже. Для всех остальных я Эллис. И, начиная с этого Рождества, буду жить дальше».
Знаете, Джуди, после это мне действительно стало легче. Я поняла, что моя жизнь и моя радость - это одно, а память о Робби - совсем другое. И я никогда не предам нашей любви. А шкатулка с тех пор всегда была со мной. И ни один человек не заглянул внутрь».
«А вы, - не удержалась я,- когда-нибудь еще ее открывали?»
О, ну конечно же. День Рождения Робби, каждое Рождество, вернее за день до него. Но я намерено не делала этого часто. Ни к чему ворошить прошлое. Я двигалась вперед.
Когда мне исполнилось двадцать два года, вышла замуж. Его звали Джозеф Уинслоу. Он работал с моим старшим кузеном. Джозеф понравился мне внешне, понравилось спокойствие, которое ощущалось в каждом его жесте. К тому же, он был очень добрым. А я всегда ценила это качество в людях. Признаюсь, что не любила Джозефа. Никогда. Отвечая перед алтарем «да», я понимала, что делаю. Понимала, что не полюблю его и в будущем. Но он любил меня, был хорошим другом. Я подумала: почему бы и нет. Мне приятно его общество, приятно быть ему полезной. Я смогу стать хорошей женой. Смогу сделать его счастливым. И впервые почувствовала, что в тайне мечтаю о детях.
Наш брак оказался действительно удачным. Джо ни о чем не догадывался и был на седьмом небе. Я тоже была по-своему счастлива. Как я уже сказала, общество мужа меня не тяготило. Я полюбила наш дом, всячески старалась сделать его уютным; научилась готовить.
Спустя полгода я забеременела. У вас, Джуди, еще нет детей? Вы потом поймете, как я была счастлива, как благодарна Богу. Родилась девочка. Кэролайн - моя радость. После ее рождения я забыла обо всем. Что бы ни происходило, меня ничего не волновало - у меня была моя малышка. Спустя три года родился Крис. Мальчик, похожий на Джозефа, смотрел на меня его серыми глазами, улыбался его улыбкой. Сначала я испугалась, смогу ли Я полюбить ЕГО сына? День ото дня он становился все больше похож на отца, а для меня это имело все меньше значения. Я обожала сына и старалась вырастить настоящим мужчиной. И может быть, где-то в глубине души, хотела видеть его похожим на Робби. Не знаю, кажется, я и сейчас боюсь признаться себе в этом.
Когда я была с Кэролайн и Крисом - это и было счастье, больше ничего не было нужно. На меня снизошло долгожданное умиротворение. И вот, уже столько лет я живу с ощущением покоя и радости на душе. Да, моя жизнь была долгой и замечательной».
Эллис улыбается, смотрит на меня ласковыми голубыми глазами. Я не в силах отойти от нее. Сколько в ней нежности и доброты. Она молчит, а мне так приятно просто находится возле нее. Я забываю о том, как мало ей осталось.
- Джуди, проживите свою жизнь, так как вы этого хотите, но постарайтесь сделать счастливым хотя бы одного человека.
Она смотрит вдаль и произносит:
- Я чувствую, Роберт здесь. Он меня ждет. Он все еще любит.
Я была рядом, когда Эллис не стало. Она умерла спокойно, без боли. Теперь она с ним.
Я еще долго была под впечатлением от услышанного. И не важно, что смерть Эллис Уинслоу - первая, которую я видела, я бы все равно никогда ее не забыла.
Считается, что каждая история учит чему-то. Не знаю, чему научила меня эта, но спустя годы, я решила рассказать о ней. Бережно храня в сердце воспоминания, передаю их вам, хоть и не в силах передать тихого, ласкового голоса и взгляда сияющих глаз миссис Эллис Уинслоу.