А. Галяткин и Ю. Фадеева
Мой Гоголь
«Тиха украинская ночь…»
- Куда же ты несешься, наша книга? – спросил Ёгус Грумс.
Алекс, не обращая на него внимания, продолжал все быстрее набирать текст
- Дай ответ! – потребовал Ёгус. – Не дает ответа… Прекрати печатать, Алекс, я пришел. Вот остановился пораженный чудом созерцатель! Редкая птица долетит до середины твоего повествования.
Алекс не отвечал. Тогда Ёгус сел в кресло-качалку и, раскачиваясь все сильнее, принялся бубнить:
- Подними мне веки! Подними мне веки! Подними…
- Довольно! – не выдержал Алекс.
- Хватит печатать, остановись на минутку! В каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно...
– Что ты хочешь?! – прикрикнул Алекс
- Хочу получить ответ на важный вопрос, - спокойно сказал Ёгус и перестал раскачиваться.
- Быстро спрашивай и больше не мешай!
- Ответь: жив ли тот русский классик, который додумался покупать чужие мертвые души и сдавать их под залог?
- Гоголь?
- Он. И если ты такой умный, то почему мы с тобой до сих пор не сделали так же?
- Я персонажами не торгую, - гордо ответил Алекс.
- А зря. Вон их у тебя сколько! Некоторыми можно и приторговывать. Так жив ли гениальный коммерсантЪ?
- Говорят, зарыли живьем. В Москве. Ты биографию-то почитай, если так интересуешься мертвыми душами.
- За что зарыли?! – изумился Ёгус.
- За все хорошее.
- Вот звери. Надо бы выкопать и расспросить, как у вас проворачиваются такие сделки с мертвыми душами. Нам же деньги нужны.
Алекс усмехнулся и продолжил печатать.
- Ну, я пошел, мне пора, - задумчиво сказал Ёгус.
- Куда?
- В Москву, в Москву! Дымом дымится подо мной дорога, гремят мосты, всё отстает и остается позади!
Ёгус исчез на несколько дней. А когда вернулся, принес мне свой новый текст и сказал, что деньги есть, но у Гоголя их нет, да и не было никогда, и мы вообще не там их ищем.
Текст Ёгуса Грумса
Эх, царство Москва - Ёгуса тоска. В Москве все найдешь, кроме Гоголя. Всех могил в Москве не перекопаешь, но Москва нелюдей боится, хоть и упырей видала. Так что кладбищенский сторож, как заметил меня, сразу же показал нужную могилу и сам откопал гроб. Я вежливо постучал по крышке, но в ответ мы со сторожем услышали только храп.
- Когда храпун откроет рот, плюнь туда три раза - и будешь спать спокойно, - посоветовал сторож народный метод и деликатно оставил нас с Гоголем.
Наконец Гоголь простонал:
- Поднимите мне веки…
- Полно вам, Николай Васильевич, просыпайтесь уже! Дело чрезвычайной важности.
Открыв глаза и увидев меня, Гоголь в панике стал ощупывать свой нос.
- Успокойтесь, нос на месте, и я не Ковалев. Вы только скажите, где здесь, в вашей Москве, можно прикупить недорого мертвых душ? И спите дальше.
- Вы ревизор? Из третьего отделения? – испугался Гоголь. – Это не я, господин проверяющий! Это все Пушкин с Жуковским! Они меня надоумили такой сюжет выбрать!
- Да я вообще не человек. Скорее бог, чем призрак, не вашей книги. Я же Ёгус Грумс с хутора близ Диканьки!
- Что ж вы по кладбищам-то шляетесь, порядочных людей беспокоите? – рассердился Гоголь. – И здесь мне покоя нет! Пойду искать себе другой приют…
Классик встал, отряхнулся и собрался было куда-то идти, но вдруг уснул, прислонившись к своему черному могильному камню. Мне стало жаль Гоголя. Я погрузил его в экипаж и повез к доктору Алтынову. Говорят, в России не осталось толковых докторов. Мол, все они давно уже в Швейцарии да в Германии. Врут!
Доктор Алтынов уехал на вызов к матерому поэту, который решил расстаться с жизнью, и нам с Гоголем пришлось долго ждать в приемной. Гоголь клевал носом. Каждые пять минут к нам подходила злая старая женщина. Подметая и без того сверкающий паркет и всякий раз нарочно задевая нас веником, она приговаривала: «Ходют и ходют, скверны носют. Уж барин приедет – он вам покажет. Уберите ноги! Ишь, развалились…» Лишь тогда мой Гоголь приходил в себя. От ужаса перед встречей с грозным Алтыновым у него потел нос. Наконец двери распахнулись. На пороге появился огромный человечище: шуба, шапка, в глазах огонь! Он сразу же коршуном набросился на моего Гоголя и начал трясти его за грудки:
- Все стишки пишешь, гнида? – дико кричал он. – Убью! – и замахнулся тростью.
Мой Гоголь весь скукожился, обхватил голову руками и жалобно застонал. Пришлось мне за него заступиться:
- Пощадите, доктор! Он же прозаик и драматург. А стишата – ни-ни.
Алтынов несколько секунд внимательно рассматривал пациента, а затем в задумчивости произнес:
- Не взыщите, господа, но проза и драматургия – не мой профиль.
- Ну доктор! – возразил я. – Может, все-таки возьметесь? Это ж Гоголь! Неужто не читали?
- Читать произведения своих потенциальных пациентов – не в моих правилах. Иначе случись что – а клиническая картина смазана, симптомов нет как нет, - начал объяснять Алтынов.
- Он недавно один свой роман поэмой назвал, - заметил я без особой надежды, но доктор вдруг заинтересовался:
- Признаюсь, ваш случай довольно любопытный, - сказал он и пригласил нас в кабинет.
- На что жалуетесь, сударь? – участливо спросил доктор у совершенно подавленного Гоголя, который все посматривал с опаской на алтыновскую трость.
- На погоду, - с трудом вымолвил он.
- Что ж… Вот как мы с вами сейчас поступим, - деловито сказал Алтынов. – Я произнесу слово, а вы в ответ сразу же скажите первое, что придет на ум. Только ни в коем случае не раздумывайте. Готовы?
Гоголь обреченно кивнул.
- Котлеты!
- Эполеты, – мгновенно отозвался мой умный Гоголь.
Доктор многозначительно посмотрел на меня и сказал:
- Можно вас на пару слов?
Когда мы вышли в приемную, он спросил:
- Вы ему кто? Родственник?
- Опекун, - ответил я, предчувствуя недоброе. – Что с ним, доктор?
- Ничем порадовать не могу. Случай запущенный. Вероятнее всего, у больного отвращение к миру вследствие вытесненной склонности к стихоплетству.
- Спасите! Помогите! – взмолился я.
- Увы, медицина здесь бессильна.
- Ну доктор! Деньги есть!
- По правде говоря, имеется один метод, - неуверенно произнес Алтынов. – Мой, авторский метод. Однако испытания на больных я еще не проводил, так что за последствия не ручаюсь. Можем попробовать прямо сейчас, если вы, сударь, как опекун возьмете всю ответственность на себя.
- Беру! – согласился я. Надо было спасать моего Гоголя.
Когда мы вернулись в кабинет, Гоголь по своему обыкновению снова задремал. Алтынов растолкал его так, что тот даже подпрыгнул.
- Скажите-ка мне название какого-нибудь из ваших произведений! – потребовал доктор.
- Ревизор, - сказал Гоголь.
- Прекрасно. Рифма открыта! А теперь – первое, что приходит на ум.
- Позор, - ответил Гоголь.
- Замечательно. Рифма закрыта! Будьте любезны – следующее произведение.
- Вий.
- Рифма открыта, - кивнул Алтынов. – Продолжайте, прошу вас.
- Кий.
- Рифма закрыта.
- Портрет – скелет, шинель - полишинель, - монотонно твердил Гоголь.
- А теперь – самое главное – ваша поэма!
Тут мой Гоголь и сломался.
- Я больше не могу, я устал, - запричитал он и начал клевать носом.
- Не спать, не спать! – подстегивал пациента Алтынов, стуча тростью по столу.
- Мертвые души, - наконец признался истерзанный Гоголь, - а потом вдруг изрек: - Били баклуши! – и весело рассмеялся.
- Что они делали? – переспросил ошарашенный Алтынов.
Гоголь повторил каламбур.
- Ха-ха-ха-ха! – Алтынов радовался как ребенок. – Сработало! Мой авторский метод работает ! Дорогой вы мой, - доктор направился к Гоголю с распростертыми объятьями, возбужденно размахивая тростью. Гоголь на всякий случай отступил на пару шагов.
– Здоровы! Теперь вы полностью здоровы! – торжествовал Алтынов. - Ничего не бойтесь. Вы родились поэтом, так позвольте себе быть им! Хватит уже прозы, к черту старую жизнь и судьбу!
Когда мы вышли от моего великолепного Алтынова, у Гоголя изменился цвет лица.
- Я хочу есть, - сказал бывший больной.
- В трактир! – радостно крикнул я извозчику.
После украинского борща я поинтересовался:
- Куда вы теперь, Николай Васильевич?
- Доктор велел начать новую жизнь. Прежний Гоголь умер для всех, так что поеду-ка домой, на Украину. Вот только бумаги нужные выправлю.
- Да вы годами будете их выправлять! Что же вы, наших департаментов не знаете? Чего доброго – опять заболеете. Лучше положитесь на меня, господин поэт. Вот вам документ на имя пана Макульского. С такой бумагой вы нигде не пропадете. Только усы отрастите попышнее – и никто вас никогда не узнает.
- Спасибо вам за все, - расчувствовался мой Гоголь. – Расскажите же перед нашей разлукой, где вы отыскали такого гениального доктора!
- Алтынова-то? Да это же любимый персонаж моего нового романа. Крепкого вам здоровья и побольше гениальных стишат!