Пропавшие звёзды

Юлия Грицай
 Опубликовано в журнале «Что есть истина» номер 27,28

                Пропавшие звёзды

                Киев. 1068 год.

                Часть первая.
 

   - Вот и всё! Закончил я работу. Теперь можно и на торг нести. – Сказал Василько, а сам всё продолжал рассматривать. Он, в который уже раз, придирчиво разглядывал свою работу, искал, что бы ещё исправить. Но, как ни старался он найти огрехи, их не было.
 Ведь Василько в свои молодые годы стал уже таким мастером в ювелирном деле, что знаем был на весь Киев. Работу он закончил ещё вчерашним вечером, а сегодня утром решил поглядеть ещё раз, уже при солнечном свете.
 На куске белого холста он разложил два десятка пар серебряных колтов – подвесок, сделанных наподобие шестиконечных звёзд. Осеннее солнце не жгло, светило ярко, и в его лучах блестела тонкая грань чеканки, переливаясь радужным цветом. На каждой подвеске был свой, особенный для каждой пары узор, что образовывали мельчайшие серебряные бусины – числом больше тысячи на каждую. Казалось, они были не простыми украшениями, пусть даже и безупречной работой киевского мастера, а настоящими звёздами, что падают с неба ранней осенью.
 Скоро станут носить их киевские, новгородские и черниговские красавицы. Заблестят они затейливыми узорами, оттеняя бездонную синеву глаз, служа надёжным оберегом от всякого зла своим хозяйкам.
 А, может, путь их лежит далеко от русских земель. Увезут их иноземные купцы и продадут диковинный киевский товар в дальних странах. Ведь не раз на торгу останавливались иноземные гости, рассматривали работу киевского ювелира и говорили: ” Да, весьма искусны мастера русов. Никто лучше их не делает украшения из золота с эмалью и серебра с чернью”.
 Но не всем подвескам работы Василько предстояло пойти на торг. Одну пару сделал он не на продажу, а для своей жены, и сейчас рассматривал те самые колты. Василько держал  подвеску, а самому казалось, что в руках его не холодное серебро, а мягкие шелковистые косы Желаны.
 Серебряная звезда выскользнула из его пальцев, упала обратно на холст, и Василько обернулся назад. Жена его, Желана, вышла из избы наружу. На руках она держала сына, их первенца, что родился полгода назад. Вслед за Желаной из дверей выбежал Доброшка, который приходился Василько племянником. Отроку шёл двенадцатый год, он жил в доме у Василько и был у него подмастерьем.
 Вот это и был весь род Василько. А когда-то у него было много родни, да никого не щадили моровые поветрия, что прокатывались, подобно пожару по Киевской земле.
 Но, как после пожара вырастает новая зелень, так  вновь поднимается человеческий род, заживают старые раны. Теперь Василько надеялся, что снова будет у него большая семья.
 А для новой большой семьи нужен был большой дом. Ведь изба, в которой он жил, была уже совсем ветхой. Построил её в своё время ещё дед Василько, и теперь весь её
 вид - старые побуревшие брёвна, покосившиеся стены, говорили о почтенном возрасте. Хотя и много зарабатывал киевский мастер, но большую часть прибыли съедали княжеские подати. Пожалуй, жить в таком доме было стыдно для именитого киевского мастера.
 Так давно уже думал Василько, и намеревался всю выручку от последнего заказа потратить на новую избу.
 Василько поглядел ещё раз на своё ветхое жилище и представил, как здесь вырастет дом на зависть всем соседям. Он повернулся к жене и сказал ей:
   - Ну, Желана, неси новую рубаху! Пора уже и на торг мне идти!
 Но Желана не успела и шагу ступить, как в ворота их дома постучали. Да не так, как стучали бы пришедшие в дом гости, а так, как ломают ворота осаждённой крепости. От удара ворота тоненько скрипнули и повисли на одной петле.
 Небрежно отодвинув покосившуюся створку, в ворота зашёл рослый дружинник, а за ним ещё десятка два воинов. Все они были при полном вооружении, будто собрались в поход, а у нескольких воинов за плечами были мешки из дорогого сукна.
 Василько не успел ни рассмотреть их, ни даже спросить, зачем они выломали двери в его доме, как старший из воинов обратился к нему:
   - Ты кто такой? Как тебя звать?
 Такие слова полагалось бы говорить Василько, как хозяину дома, да кто бы чувствовал себя хозяином, когда подобные гости в дом приходят. Потому Василько сказал спокойно, стараясь не повышать голос:
   - Имя моё – Василько. Я – мастер, златокузнец. Какое у вас дело ко мне?
 Но на его вопрос воин отвечать не спешил. Он оглядел дом Василько, его самого, и особенно внимательно – жену ремесленника. От взгляда воина Желана попятилась назад, спряталась за спину мужа. Так и заметил княжеский дружинник колты на белой холстине.
   - Что же, Василько, дело у нас к тебе то же, что и ко всем людям киевским. – Сказал воин, не отрывая взгляда от блестящего серебра. – По приказу  князя Изяслава Ярославича велено дознаться нам об убийстве новгородского епископа Стефана. Сам воевода Коснячко розыск учинил. Ведомо ли тебе об этом?
   - Ведомо, а как же. – Сказал Василько, не задумавшись ни на мгновенье.
 Да и кто в Киеве не слышал об этом деле. Вот уже десятый день весь стольный град только о том и говорил. Ведь на Подоле был убит и ограблен Стефан, епископ новгородский. Случилось это средь бела дня, да убийц епископа не видал никто. Говорили, что великий князь рассердился так, что и ближние бояре боялись с ним заговаривать. Также всем известно было, что князь поклялся перевернуть Киев вверх дном, но разыскать и наказать дерзких убийц.
   - Ведомо, говоришь. – Подозрительно протянул воин. – Никому в Киеве не ведомо, а он один всё знает. Чудное дело!
 Василько же ничего странного в этом не видел – от подобных новостей в стольном граде невозможно было бы спрятаться. Он с полным непониманием глядел на воина, который подошёл к нему поближе.
   - Да, чудное дело, - повторил воин. – Я вижу, что тебе многое известно. А вот сейчас и мы обо всём дознаемся!
 Он махнул рукой своим дружинникам. Двое воинов зашли за спину Василько, а один из них взял свёрток холста с лежавшими в нём подвесками и принёс своему предводителю. Тот мельком взглянул на украшения и вновь обернулся к своим воинам:
   - Вот, удача, какая! Да ведь это драгоценности, похищенные у епископа! По всем приметам вижу, что они! Теперь мы убийц быстро сыщем.
 Василько рванулся вперёд, но тут же почувствовал, как в спину укололо его лезвие меча. Воин ухмыльнулся, глядя ему прямо в глаза – ведь сила сейчас была на их стороне. Василько захотелось сейчас размахнуться и ударить изо всех сил его по роже. Но он прекрасно понимал – ударь он воина сейчас и это будет последним, что он сделает в своей жизни. Потому он ответил, стараясь говорить спокойно:
   - Да разве они могут принадлежать епископу? Ведь они мои! Я же их на продажу сделал! Откуда же могут взяться у епископа женские колты?
   - Откуда могут взяться? А про сие дознается воевода Коснячко! А тебе, как я погляжу, известно, какие ценности были у епископа?
   - Нет, неизвестно! Но украшения эти…
   - А, выходит, что неизвестно! А если бы было по-иному, значит, что и к убийству ты был причастен! Теперь же воевода дознается обо всём. Забирайте!
 К нему подошёл один из дружинников, взял из рук свёрток холста и начал пересыпать украшения в мешок. Колты сыпались в мешок, издавая звенящий звук. Предводитель недовольно нахмурился и спросил у своего дружинника:
   - Что там у тебя ещё есть?
   - Чаша стеклянная, великая вельми.
   - Ох, и дурень ты! Перебьёте же всё. Давай другой мешок!
 Дружинники принесли другой мешок. Предводитель предусмотрительно заглянул внутрь, вытянул из него наугад расшитую блестящими нитками женскую рубаху из греческой паволоки и высыпал в неё колты. Серебряные звёзды сверкнули в последний раз во дворе Василько и изчезли в темноте мешка. Вместе с ними исчезла и новая изба, о которой он мечтал.
 Предводитель ещё раз оглядел ремесленника и его семью и спросил у своих людей:
   - Всё на сегодня? Это последний двор? Тогда пойдём!
 Он обернулся и пошёл обратно, к разбитым воротам. Вслед за ним к выходу двинулись его воины, кроме тех двоих, что стояли у Василько за спиной.
 В то же мгновение Доброшка закричал и вцепился в одного из воинов. Тот развернулся и ударил Доброшку так, что с размаху отрок отлетел под ноги Желане. Она бросилась поднимать его.
 Тут уже Василько не выдержал и попытался ответить им. Но воины оказались быстрее. Не успел он и шагу ступить, как получил удар между лопаток, от которого потерял равновесие и упал на землю рядом со своим племянником.
 Все княжеские дружинники вышли на улицу, прочь со двора. А за их спинами оставался двор ремесленника, в коем они так старательно выполняли княжеский приказ по розыску убийц новгородского епископа.
 Самому же Василько теперь пришлось разбираться с последствиями усердной службы княжеских дружинников.
 Первым и главным последствием было то, что Василько был ограблен в своём доме княжескими дружинниками. Это оказалось куда хуже, чем, если бы он встретился в степи с разбойниками или кочевниками-половцами. Весь его заказ, над которым он трудился с самой весны, пропал. Вместе с ним пропали и его надежды на лучшую жизнь.
 Ну, а другим было то, о чём думать Василько вовсе не хотелось. И вот сейчас, когда он помогал встать племяннику, отряхивал пыль с одежды, изо всех сил старался спрятаться от своих мыслей. Ведь чувствовал он себя так – хуже не придумаешь.
 Лишь недавно он ощущал себя сильным и умным, хозяином в своём доме. А теперь княжеские слуги унизили настолько, что Василько уже сам себя и человеком то не чувствовал. Казался же он себе вовсе пустым местом, вроде беспомощного щенка, что был утоплен в ведре воды. Потому молчал и не мог посмотреть в глаза жене.
 Сама Желана не выдержала первой и заговорила, но муж её беспокоился зря – злилась она совсем не на него:
   - Что же это твориться! Будто тати! И это дружина княжеская! Да они ведь хуже печенегов! Что же дальше делать будем? – Сказала она и повернулась к мужу.
 Вот именно этого вопроса он и опасался. Конечно, он должен был что-нибудь предпринять. Но что? Да и кто бы на его месте смог найти выход?
 Василько огляделся по сторонам, будто бы стены родного дома могли подсказать ему, как следует поступать. А потом вдруг посмотрел наверх и увидел то, чего не замечал никогда.
 Там, в высоте над Подолом, где жил работный люд, возвышалась Гора – сам стольный град Киев. Прекрасный город, обнесенный высокой крепостной стеной, сиял куполами храмов. Даже отсюда видна была крыша каменных княжеских палат и множества боярских теремов. Казалось, что город парил над зелёными киевскими полями, над всей Русской землёй.
 Но Василько чувствовал сейчас совсем иное. Стольный град придавил его своей тяжестью, не давая даже глубоко вздохнуть. Ведь там, на Горе, жил великий князь, бояре, воеводы, гридни княжеской дружины. Все те, кто могли приказывать, а не подчиняться.
 Хотя стольный град можно было обойти за одно утро, он правил всей Русской землёй. Разве могла существовать сила, способная противостоять подобной тяжести?
 От невесёлых мыслей, совсем далёких от их сегодняшних неприятностей, его отвлёк голос племянника.
   - Я к самому великому князю жаловаться пойду! Вот они у меня посмотрят!
   - Да замолчи ты, глупый! – Прикрикнула на него Желана. – Да кто же тебя, отрока, к великому князю пустит! Мало нам несчастий на сегодня!
   - Нет, жаловаться надо идти. – Решительно сказал Василько. – Ведь это были воины из молодшей дружины. Это беззаконие они сами и учинили, по своей воле! Не мог же воевода отправить их грабить людей киевских! Только для начала я спрошу совета у отца Алексия. Он мне и подскажет, к кому лучше идти с жалобами, кто нам может помочь.
   - Правильно, - согласилась с ним Желана. – Только отец Алексий тебе советом и поможет. К нему надо идти.
 Так Василько и отправился за советом к священнику. Собирался он недолго – просто вышел со двора на улицу. Даже сломанные ворота чинить не стал – ведь рассчитывал совсем скоро вернуться обратно.
 Всем людям киевским, да и тем, кто часто бывал в стольном граде, отец Алексий хорошо  известен был. Но, повернись его судьба чуть-чуть по-другому много лет назад, знали бы о нём далеко за пределами родного Киева.
 В то время, лет пятнадцать назад, служил он ни где-нибудь, а в главном русском храме, в Святой Софии. Тогда состоял он при самом митрополите и пользовался его полным доверием. Да иначе и быть не могло. Ведь Алексий был одним из учеников митрополита. Перенял он тогда всю учёность книжную, владел пятью языками да переводил церковные книги. Прочил его владыка Иларион в епископы, да не сложилось.
 При новом князе Изяславе Ярославиче сместили самого митрополита, а вслед за ним и всех его учеников. Новый митрополит, прибывший из Константинополя, отправил их подальше от митрополии русской да поставил на их места своих людей. Так и пришлось Алексию проститься с мечтой о сане епископа.
 Вот с тех самых пор и стал Алексий настоятелем старой церкви Святого Ильи на Подоле. Крестил и венчал работный люд, учил детей грамоте, а для тех, кто в грамоте не силён был, письма писал.
 Потому и надеялся Василько на помощь священника, который хорошо знал все обычаи Горы и мог подсказать, к кому лучше пойти с жалобами на беззаконие дружинников.
 Василько шёл быстрым шагом по дороге к церкви, и как ни занят он был мыслями о своих неприятностях, начал замечать совершенно непонятные вещи. В это время положено было торгу быть уже в самом разгаре, а он вроде бы, и не начинался вовсе. Главная рыночная площадь была заполнена людьми, но никто не торговал, почти все лавки были закрыты. Люди стояли, казалось, без всякой цели, только смотрели вдаль – туда, в сторону южных степей за Днепром.
 Василько же слишком торопился, чтобы разглядывать народ. Ему надо было перейти всю площадь, чтобы попасть на противоположную сторону, к церкви Святого Ильи. Он изо всех сил начал пробиваться сквозь толпу. Но это оказалось совсем нелёгким делом – людей было слишком много, и пропускать его никто не собирался.
   - Да разойдитесь же, люди добрые! Пропустите меня! – Кричал Василько, расталкивая людей. Он уже несколько раз ударил кого-то локтем, в другое время ему бы ни за что не удалось избежать крупной ссоры на торжище. Но сегодня никто не обращал внимания даже на такие вещи.
   - Эй! Ты кто такой, чтобы мы по твоему слову расходились? Боярин, что ли? Стой себе спокойно. – Ответил ему какой-то человек из толпы.
 Одет он был в тёмный кафтан из дорогого, да уже изрядно изношенного сукна. Только это и успел разглядеть в нём Василько и обратился снова:
   - Пропустите! Мне в церковь надо, беда у меня случилась!
   -  Вот как! Беда у него случилась! У тебя одного, что ли? А мы все здесь зачем? Стой спокойно, не толкайся!
 Не успел Василько спросить у него в ответ, что же такое случилось в Киеве, из-за чего доброго человека и в церковь не пропускают, как его самого окликнули:
   - Василько! Ты тоже здесь?
 Он обернулся в сторону и увидел своего приятеля – стеклодува Стояна. Он подошёл поближе к Василько и вновь спросил его:
   - Давно тебя не видел. Говоришь, несчастье у тебя? В чём дело?
 Василько оглянулся по сторонам. Пожалуй, ему следовало быть осторожнее – ведь в такой толпе его услышать мог любой. А что за люди стояли вокруг, о том ему неизвестно было. Потому он шёпотом на ухо Стояну стал рассказывать о своих сегодняшних несчастьях.
 Стоян и до конца не дослушал его слова да ответил так, что услыхали все вокруг:
   - И это всё? А я уж и подумал, что пожар в твоём доме. В моём дворе эти дружинники тоже утром были, да забрали одну чашу. Говорили, что это чаша для причастий новгородского епископа. Какая же она епископа, когда я её, два дня, как сделал? Теперь у нас дружина княжеская стала хуже, чем разбойники. Да только не до того сейчас. 
 Василько несказанно удивился его словам. Что же могло быть хуже такой жизни, в которой честный человек с добрым именем не чувствовал себя в безопасности в родном городе и каждый день пострадать от беззакония власти?
   - Как это, не до того? Что же такого могло случиться? 
   - Пока ещё никто не знает, да новости уже скоро будут. Известно ли тебе, что сегодня утром князь Изяслав вернулся в Киев – один, без братьев, и только с малою дружиной?
 Об этом Василько ещё ничего не знал, ведь он только вышел из дому и не мог слышать о городских новостях. Но он прекрасно понимал, что это может означать – войско русичей было разбито половцами.
 Всего лишь три дня прошло с тех пор, как князь Изяслав вместе со своими братьями – Святославом и Всеволодом, выступили в поход против половцев. Никто в Киеве не ждал так скоро возвращения князя. Ну, а тем более не ждал известий о поражении.
 Все люди киевские надеялись, что вернётся в стольный град князь Изяслав с победой, ведя за собой пленных половцев да великую добычу. Никто из них не сомневался в благополучном исходе войны. Ведь, прошли уже более тридцати лет со времени победы князя Ярослава над печенегами. И с тех самых пор на Руси начали забывать о постоянной опасности со стороны Дикого Поля. Спокойно отправлялись в путь на юг, в Константинополь, купеческие караваны. Крестьянин выходил в поле без оружия, не опасаясь, что его самого убьют кочевники, а его семью уведут в рабство.
 Да, видимо, пришёл конец лучшим временам, вернулись на Русскую землю дни отцов и дедов, с тех самых пор, как пришли в степь новые кочевники – половцы. Теперь у киевлян появился новый грозный противник, потому и придётся им вспоминать, как жить, ежедневно ожидая нападения кочевников.
 Все эти мысли в одно мгновенье пронеслись в голове у Василько. Вот как, выходит, что Киев находится в страшной опасности и все его сегодняшние неприятности могут оказаться просто пустяком.
   - А что же вся дружина, вернётся ли? Да сам князь, что дальше делать будет? – Спросил Василько у Стояна. 
 Но ответил ему вовсе не вовсе не Стоян, а тот самый человек в тёмном кафтане, что так рассердился на Василько:
   - Видно, нет больше войска! Вся дружина в степи погибла, вот как! А что сам князь, говоришь? Да стоит ли о нём? По всему видно, что войско он бросил да вернулся в Киев только со своей охраной!
 Слова услыхали все вокруг, и они разом разорвали тревожную тишину, что стояла на торжище. До сих пор все стояли молча и только ждали новостей с поля битвы. Но сейчас услыхали те слова, что были у каждого на уме, только каждый боялся признаться в этом даже самому себе. Ведь люди киевские уже услыхали о бегстве князя, но всё ещё надеялись на благополучный исход битвы, даже вопреки здравому смыслу.
 Конечно же, виноватым остался тот, кто первым решился сказать правду:
   - Эй, ты, Гюрята-купец! Ты что несёшь? В своём ли уме? Беду накликать на нас решил?
 Так закричали на него со всех сторон. Но тот человек, которого назвали купцом Гюрятой, в долгу не остался:
   - Это я беду накликал? Кто такое сказал, тот сам из ума выжил! Правду я говорю! Разбили половцы наше войско!
   -  Да разве ты был там? Видал ли половцев?
   - Нет, я там не бывал! Да только половцев скоро под стенами города все увидят! Наденут они арканы на шеи всем вам, если и дальше будете тут без дела стоять, будто бараны!
 Толпа вокруг него зашумела, и для всех, кто хоть немного знаком был с нравами Подола, стало понятно, что дело идёт к драке.
 Гюрята стоял, заложив руки за пояс, и с вызовом глядел на окружающих его людей. Хотя противников у него было немало, никто из толпы не решался ударить первым. Люди смотрели на Гюряту с какой-то тревогой, будто бы один человек мог угрожать всем им.
 Но не успел кто-либо сделать и шагу в его сторону, как с противоположного края площади послышались крики. Толпа вмиг забыла о Гюряте, и все разом повернулись в ту сторону.
 Люди изо всех сил пытались разобрать, что же там произошло, но пока ничего не было видно. Всё потонуло в сплошном море человеческих голосов, в котором было невозможно что-то разобрать. Василько и Стоян тоже пытались увидеть, хотя бы что-нибудь там, впереди, но все их усилия были напрасны. Однако же, что-то случилось на торговой площади.
 И тут на площади закричали так, что казалось, слышал это не только Подол, но и весь Киев:
   - Едут! Едут!
 Как не была заполнена народом площадь, толпа начала медленно продвигаться в сторону ужасных воплей. Вот только теперь и стало возможным разглядеть, что же там произошло.
 На торговую площадь въехали две телеги, за ними следом шла толпа людей. Их были не менее трёх сотен – шли мужчины, вооружённые топорами и кольями, женщины вели за собой детей. Одежда их была покрыта пылью, все они были слишком утомлены и смотрели безразличным, ничего не выражающим взглядом. Судя по их виду, все они были жителями окрестных с Киевом деревень. Да ещё, похоже, было, что проделали они весь этот длинный путь до Киева пешком за одну эту ночь.
 Никто из киевлян ещё не успел спросить у них о том, что же привело их в город, как вновь раздались ужасные вопли. Толпа расступилась за один миг, будто бы на торжище начинался пожар, и телеги проехали на середину площади.
 Теперь даже Василько и его соседи, которые стояли в стороне, смогли увидеть, что же стало причиной горестных криков. На телегах  лежали пять раненых воинов из княжеской дружины, что уходила воевать с половцами.
 Так они вернулись из похода домой. Все воины были без сознания, они лежали, тяжело дыша, и никак не реагировали на окружающую суматоху.
 А люди вокруг них засуетились, первый испуг уже прошёл и каждый человек, кто стоял на площади рядом с ними, старался помочь. Кто-то принёс воды и пытался напоить раненых. Потом со всех сторон закричали, что надо послать за старой зелейницей, что жила на окраине Подола, ведь в Киеве никто лучше её не мог лечить раны. Двое киевлян бросились, было бежать за ней, да вся толпа закричала на них, что они пошли вовсе не в ту сторону, а надо было идти назад, на самую окраину оружейной слободы.
 Пока они возвращались назад, да расспрашивали верную дорогу, Василько подошёл к телеге и заглянул в лицо одному из воинов. Поначалу Василько он показался знакомым, но потом он понял, что никогда его раньше не видел. И ещё он понял, что человек перед ним умирает и уже никто, даже самая лучшая в Киеве ворожея, не сможет ему помочь.
 Звенья его кольчуги были рассечены половецкой саблей от шеи почти до пояса, рана на груди была косо перевязана куском грубого полотна. Из-под повязки медленно сочилась тёмная кровь, и с каждым его вдохом струйка крови вытекала изо рта.
 Василько отошёл от телеги в сторону и быстро перекрестился. Ему вдруг стало жутко от ощущения близкой смерти и неизбежной опасности, что угрожала сейчас всему городу. Неужели от всей киевской дружины остались лишь эти пятеро тяжелораненых воинов? Похоже, что это именно так и было.
 Но правду всё равно необходимо было узнать. Пока все люди вокруг помогали раненым, Василько подошёл поближе к крестьянам, что стояли на площади. А они, как ему показалось, не очень то и хотели говорить здесь, перед киевским народом.
 Но ждать дальше и оставаться в неизвестности, не было сил не только у Василько, но и у всех, кто собрался сейчас на площади. Потому, лишь только он подошёл к крестьянам, тут же их обступила толпа, и Василько оказался на виду у всего Подола.
   - Что же случилось? Как к вам попали эти воины? – Спросил у них Василько. Он чувствовал себя как-то неловко, ведь впервые в жизни оказался в центре внимания такого множества людей. А потом подумал немного и вновь сказал. – А где же князь? Видели вы его?
 Только лишь Василько спросил о князе, прямо к нему, растолкав всех остальных, выбежал один из крестьян. Василько даже отступил на шаг, будто испугавшись его безумного и отчаянного взгляда. Крестьянин закричал прямо ему в лицо:
   - Да, видели мы князя киевского! А как же нам не видеть! Он же у нас всех коней отобрал, после того, как дружину половцы порубили!
 На него зашикали соседи, но он только отмахнулся в ответ:
   - Чего испугались, овцы! Всё же пропало вчера. А кто голову снимет – половцы или князь, всё равно теперь.
 После его слов по всей торговой площади пошёл гул, будто волновалось бурное море. Толпа стала медленно продвигаться на середину, туда, где стоял Василько. Теперь у него за спиной люди стояли плотно, один за другим, будто стена.
 Из-за спины крестьянина вышел другой, преклонных лет человек, он положил ему руку на плечо и спокойно начал говорить:
   - Люди киевские! Пришли мы защиты у вас просить! Вчера через наше село проехал князь Изяслав. Половцы разбили княжескую дружину, и князь бежал обратно в Киев. Охранники князя отняли всех коней, что были в селе. Они спешили и бросили нам этих раненых воинов. Тогда мы поняли, что если уж дружина киевская не смогла победить половцев, то и нам надеяться не на что, и надо бежать от них. Дома свои мы сожгли, и все пришли сюда. Скоро половцы разграбят все сёла за Днепром и придут сюда, если их не остановить. Помогите нам, люди киевские! Ведь у нас общий враг!
 Эти спокойные слова произвели гораздо большее впечатление, чем все вопли и крики до этого момента. Теперь, когда выяснились все обстоятельства поражения киевской дружины, неизвестность была позади. Но правда, открывшаяся перед киевлянами, могла привести в отчаянье кого угодно.
 Толпа продолжала напирать всё больше и больше, и Василько пришлось подойти совсем близко к стоящим крестьянам. Теперь их окружили плотным кольцом, и они смешались с толпою киевских жителей. Крики слышались со всех сторон, и уже тяжело было разобрать, кто здесь киевлянин, а кто нет.
   - Что же дальше будет? – Закричали с противоположной стороны площади. – Как будем от половцев спасаться?
   - Известно, как! Надо воевать идти, пока они к городу не подошли! – Понеслось им в ответ.
   - Воевать они надумали! Сам великий князь дружину в поход водил! И где же она теперь?
   - Так что же нам, сидеть в городе и ждать, пока половцы сюда не придут?
   - Нет! Бежать надо, пока не поздно!
   - Да куда бежать то?
   - Дело говорите! – Выступил вперёд купец Гюрята. – Если дружина княжеская не смогла разбить половцев, то спасаться от них надо. Пойдём и переселимся отсюда в Греческую землю.
 Навстречу ему выбежал один из киевских мастеровых. Он подскочил к нему почти вплотную и крикнул прямо в лицо:
   - Тебе, купец, есть куда бежать! Небось, торгуешь с греками и свой двор в Царьграде имеешь? А всем нам куда деваться? Куда мы пойдём? У нас другого дома, кроме Киева, нет! Что нам теперь делать?
 Хотя этот вопрос задавал себе каждый, из стоящих на площади, ответил на него один Гюрята. Все люди вдруг замолчали и повернулись к нему одному. Гюрята почувствовал на себе взгляды всего Подола, но не смутился, а выступил вперёд. Он поднял руки над головой и сказал так, что услышала его вся площадь:
   - Люди киевские! Придётся нам воевать с половцами, другого выхода нет! Но нам нужны кони и оружие! Потому потребуем всё это у князя и воевод, пока не поздно! Вперёд! На Гору!
 Казалось, вся площадь только и ждала этих его слов. Каждый человек, едва услышав их, почувствовал, что именно они и были у него в мыслях. Ведь сейчас это был единственный выход из несчастья, что случилось в киевской земле. Если великий князь не мог защитить Киев, его жители заставят князя сделать это.
 Толпа расступилась так, что Гюрята, рядом с которым были Василько и Стоян, оказались впереди всех остальных. Люди на площади зашумели, и начали продвигаться вперёд, в сторону дороги на Гору.
 Василько бежал вместе со всеми, поднимаясь вверх по крутой улице. Этот путь он проделывал часто, почти каждый день. А сейчас у него было странное чувство – Василько показалось, что это не он поднимается наверх. Нет, что-то странное начало происходить вокруг него. Всё это похоже было на землетрясения, которые бывают в Греческой земле.
 Земля будто бы уходила из-под ног. Гора, застроенная теремами и храмами, стремительно опускалась вниз. Улица, по которой они бежали на Гору, была настолько крутой и неудобной, что в дождливую погоду подниматься по ней было просто невозможно. А вот сейчас, как ему казалось, она сама тянула их наверх. Подол и Гора разом стали похожи на огромные весы, в которых одна чашу вдруг начала резко перевешивать другую.
 Василько остановился на мгновенье, переводя дух, но тут же в спину его начали толкать люди, что бежали следом. Так и пропало его странное чувство, всё быстро встало на свои места. Улица всё так же вела наверх, из-под ног выскальзывали и падали вниз мелкие камешки. А Гора всё также была наверху, но уже совсем близко.
 Едва они оказались на Горе, как вся толпа остановилась, не зная, как же действовать дальше. Но их нерешительность длилась не больше мгновения. Гюрята быстро огляделся вокруг. В какую сторону им надо было идти в первую очередь?
   - Туда! – Махнул рукой Гюрята. – Пойдём ко двору Коснячки. Он же главный воевода в Киеве. Коснячка должен нам помочь!
   - Верно! – сказал Василько – Воевода должен оборонять город, а то без его ведома дружинники только и делают, что ходят по дворам да грабят киевских мастеровых.
 Василько и не ожидал, что ответом на его слова станут дружные крики всего народа. Выходит, что в это утро пострадало немало киевлян. Бывало ли такое раньше в Русской земле? Об этом Василько не знал, да и раздумывать было некогда. После его слов все люди бросились бежать в ту сторону, куда указывал Гюрята. 
 Вскоре они оказались возле хором воеводы Коснячки. Люди обступили плотным кольцом высокий тын боярского двора, и подошли к самим воротам. Они пытались заглянуть внутрь, туда, где виднелись островерхие крыши теремов. Но это было совсем не просто, ведь двор воеводы был выстроен не хуже иной крепости. Оставалось вырыть ров вокруг двора, и смело можно было держать оборону.
 Как ни пытались люди заглянуть во двор воеводы, но всё было бесполезно, пока Гюрята не начал стучать изо всех сил в дубовые ворота высотою в два человеческих роста. Долго не было ответа на его стук, пока над воротами не показалась голова молодого челядина. Должно быть, он с другой стороны он приставил лестницу, и так оказался выше ворот и всей толпы народа. Челядин оглядел собравшихся у ворот боярского дома и спросил их перепуганным голосом:
   - Люди добрые! Почто вы пришли сюда?
 Гюрята отошёл от ворот назад на пару шагов и крикнул в ответ ему:
   - Все мы, люди киевские, пришли сюда, потому, что вече так решило! Говорить хотим с воеводой! Зови его сюда!
 Голова мгновенно скрылась за воротами, а народ остался ждать появления воеводы.
 Гюрята беспокойно прохаживался возле тына, он щурился, глядя на полуденное солнце. Становилось жарко, почти так же, как и летом. День начал клониться в свою вторую половину, а ответа воеводы всё ждали и ждали.
 Первым устал от вынужденного безделья Гюрята. Он подошёл к воротам и прислушался, но там было всё так же тихо. Шумели вокруг лишь те, что пришли сюда с вечевой площади. Пора уже было что-то предпринимать.
 Гюрята заглянул в щель между брёвнами, стараясь увидеть, что же происходило внутри усадьбы.  Но разглядеть ему ничего не удалось, ни челяди, ни самого воеводы он так и не увидел. Теперь ему всё стало ясно.
 В такие дома, как у воеводы Коснячки, он находил дорогу много раз. Но всякий раз одно только золото раскрывало ему любые ворота. А теперь пришло время действовать совсем по-другому.
 Он начал распоряжаться киевлянами, будто опытный воевода. И никто из народа не стал спорить с Гюрятой, словно так и надо было – ломать ворота боярской усадьбы.
 Василько первым взялся за бревно, а за ним ещё два десятка человек. Они со всего размаха ударили им в ворота. От первого удара они не раскрылись, лишь полетела пыль во все стороны. А потом они разогнались и ударили изо всех сил ещё раз.
 От удара внутри сломались запоры, и ворота раскрылись. Теперь путь внутрь, в усадьбу, был свободен.
 Василько вбежал внутрь вместе со всеми киевлянами. В то же мгновенье он подумал, что ещё сегодняшним утром ворота его собственного дома сломали княжеские дружинники. Тогда он и подумать не мог, как всё обернётся. А к чему всё это придёт, сейчас Василько и представить себе не мог. Да и не до того ему было.
 На просторном дворе боярской усадьбы не было ни души. Гюрята бросился к дверям самого высокого из теремов. А за ним следом внутрь вбежал Василько, да ещё десяток человек, что держались рядом с Гюрятой.
 Они оказались в сенях дома воеводы. Солнечный свет пробивался сквозь разноцветные царьградские стёкла, отчего на полу плясали красные и синие солнечные зайчики. Здесь было совсем пусто, и только морда огромного медведя смотрела со стены на тех, кто явился непрошенным гостем в дом воеводы.
   - Здесь тоже никого, - сказал Гюрята. – Куда все они подевались?
 Василько посмотрел налево и увидал боковую дверь, что была наполовину спрятана под медвежьей шкурой. Он открыл её и оказался в маленькой боковой горнице. Большую её часть занимал стол, на котором были разложены книги и стопки листов пергамента. Василько хотел уже выходить обратно, ведь там тоже не было никого, как вдруг заметил на столе нечто такое, от чего не смог оторвать взгляд.
 На куске пергамента лежала пара серебряных колтов – одна из тех двух десятков, что украли у него сегодня утром княжеские воины. Василько взял их в руки – да, верно это они и были. Ведь свою работу он бы не спутал ни с какой другой. Это была та самая пара, которую он сделал для Желаны. Они засверкали в руках Василько особенным блеском, будто приветствовали настоящего хозяина. Как же они попали сюда, в дом воеводы?
 Василько наклонился над столом, рассматривая всё, что там лежало. На том листе, где лежали колты, было написано:
   - Чаша стеклянная - одна, колты серебряные – одна пара.
 Василько задумался, что бы сие могло значить. А потом понял вдруг, о какой чаше идёт речь. Ведь это были те самые вещи, что похищены были у киевских мастеровых. Выходило, что княжеские дружинники грабили народ вовсе не без ведома воеводы. А позже ещё и делились с ним. Потому они и были так уверены и не сомневались в своей безнаказанности.
 Вот как всё и было! А Василько понял, что напрасно надеялся на справедливость да на княжеский суд.
 Однако, справедливость на свете всё же была. В этом Василько убедился, едва лишь  взглянул в другой раз на стол воеводы. Под листом пергамента стоял маленький ларец, заполненный до краёв золотыми монетами. Василько наклонился над ларцом – там были сплошь одни златники, отчеканенные ещё при князе Святополке. Опальный великий князь, отчеканенный на монетах в императорском венце, казалось, хитро улыбался, глядя на Василько.
 Он вытряхнул из ларца монеты, все до единой, да и забрал их с собой,  вместе с колтами. Потом  Василько вышел наружу и разыскал Гюряту и всех остальных. Оказалось, что им не удалось разыскать воеводу. Лишь только Коснячка услышал о приходе людей киевских, так сразу и сбежал из своей усадьбы, опасаясь народа.
 Когда же Гюрята услыхал о том, что воевода записывал украденное у мастеровых имущество, то не удивился ни капли:
   - Вот оно как! Выходит, что нет никакой разницы, кто ограбит нас – воеводы наши или половцы. Тогда идём прямо на княжеский двор – пусть князь Изяслав разбирается со всеми. Уж теперь-то мы до правды доберёмся!
 Народ киевский, едва услышав слова Гюряты, повернул в сторону великокняжеских палат. Казалось, все люди единодушно признали купца своим предводителем.
 Людской поток заполнил улицы Киева, и смута захлестнула город, словно бурное море. 


                Часть вторая

 Где же спрятаться от бури, где найти тихий островок среди волн житейского моря? Только в доме, за надёжными стенами. Да всякий ли дом станет защитой, спасёт от опасностей?
 Бывает, что не найдёшь там ни мира ни покоя. Кто женится у богатого тестя на жене злообразной прибылей ради,  тот в своём доме покоя не знает. Куда лучше в доме, где муж и жена живут по заветам Господа и в любви меж собой пребывают. Там есть и мир и покой. Пойду туда.
 И, правда, в доме боярина Яна Вышатича было спокойно и не было там ни ссор, ни суеты праздной. Именно там и сидел сейчас Феодосий, игумен  Печерского монастыря.
 Хотя Феодосий известен был среди киевлян, как отшельник, что большую часть времени проводил в монастыре в пещерах над Днепром, в доме боярина он был частым гостем. И каждый раз с радостью его встречали Ян Вышатич и жена его Марья.
 Феодосий сидел за столом, что сплошь уставлен был постными кушаньями, приготовленными заботливой хозяйкой. Но запахи свежеиспечённых пряников, медов да киселей, хоть и напоминали ароматы райских садов, не могли отвлечь Феодосия и боярскую чету от благочестивых бесед.
 Рассказ Феодосия так увлёк Марью, что она глаз с него не сводила да боялась вздохнуть, чтоб не пропустить ни одного слова:
   - И спросил тогда Авраам «Какую жертву я должен принести тебе, Господи?» А Господь ответил тогда Аврааму « Принеси мне в жертву своего сына единственного – Исаака.»
 Марья ахнула, да спохватилась, что может помешать Феодосию рассказывать. Она оглянулась на мужа, но Ян вряд ли мог сейчас её успокоить. Ведь он тоже в первый раз слушал эти слова из Святого Писания.
 А Феодосий продолжал рассказывать:
   - Авраам взял своего сына Исаака да и отправился с ним в путь. По дороге Исаак спрашивал отца своего, какую жертву они будут приносить Господу, да Авраам не отвечал ему. Так они и пришли на гору, предназначенную для жертвы.
 Тут Феодосий замолчал, но только для того, чтобы выпить воды. Но, казалось, что его слушатели не могут выдержать даже этих несколько мгновений. Ян и Марья едва сдерживались, чтобы не заставить его продолжать дальше. Ведь Феодосий остановился в самой страшной части рассказа.
 Марья наклонилась к нему поближе, и Феодосию пришлось продолжать:
   - Авраам связал Исаака и положил его на алтарь. Но едва он занёс нож, как появился ангел божий. Он отвёл руку Авраама и указал ему на агнца. Тогда Господь сказал Аврааму « Вот жертва для меня!»
 Марья радостно вздохнула. Ведь именно так, счастливым концом и должны были заканчиваться все благочестивые истории. Но рассказ Феодосия заставил её глубоко задуматься:
   - Кто же знает, какие испытания нам Господь приготовил? И как же мы встретим их, да и наш смертный час?
 Феодосий хотел сказать ей что-то, но в то же мгновение распахнулась дверь, и в горницу вбежал челядин Яна. Он закричал им с порога:
   - Ян! Смута в Киеве! Народ уже княжеский терем громит!
 Ян сорвался с места и выбежал наружу, а вслед за ним и Марья. Про Феодосия они тут же забыли, и он остался совсем один.
 Феодосий посидел немного за столом, но ни боярин, ни его жена так и не вернулись. Вести о смуте в городе нисколько не встревожили Феодосия. Ведь мыслями он пребывал далеко отсюда и ничто в мирской жизни его не занимало. Тогда Феодосий решил возвращаться обратно в монастырь.
 Он вышел со двора воеводы на улицу и направился по дороге к днепровским пещерам. Но на улицах Киева сейчас было такое столпотворение, что пройти было тяжело. Люди двигались сплошным потоком в сторону великокняжеских палат. Наверное, все жители города вышли из своих домов, и на узких улицах невозможно было разминуться.
 Феодосию же надо было идти совсем в противоположную сторону, но как он ни старался, вырваться из толпы не мог. Люди шли только в одну сторону, и пропускать его никто не собирался. Так Феодосию пришлось подчиниться и идти вперёд вместе со всеми киевлянами. Поток людей вынес его на площадь перед великокняжескими палатами. На этой площади Феодосию предстояло провести до самого вечера этого долгого осеннего дня.
 Перед княжескими палатами собралось несколько тысяч человек. И вся эта огромная толпа людей требовала только одного:
- Князя слышать хотим!
- Пусть князь к нам выйдет!
 Но выходить к народу князь не спешил, хотя толпа кричала всё громче и громче. Один из ближних бояр пытался перекричать их всех, да всё напрасно:
   - Люди киевские! Почто вы пришли сюда?
   - Уходи прочь! Мы не к тебе пришли, а к великому князю! – Так отвечали ему из толпы.
 Но боярин не унимался, продолжал кричать им в ответ:
   - Я здесь по слову великого князя! Сам же князь занят сейчас неотложными делами! Говорите, почто пришли сюда, а то ответите перед князем за смуту!
   - Какие ещё дела, когда половцы на Киев идут!
   - Да ты не пугай нас! Всё равно на войну идти!
 Вперёд выступил Василько:
   - Мы хотим с половцами воевать! Пусть князь даёт нам оружие и коней!
   - А зачем вам, люди киевские, оружие?
   - С половцами воевать! Как же мы без оружия будем! – Прокричал ему в ответ Василько. – Дружину княжескую разбили, Киев теперь без защиты остался!
 Василько удивился про себя, как же боярин мог не понимать такой простой вещи. Но сам он к боярскому роду не принадлежал, до сих пор с князьями не беседовал, и не знал, что мысли сильных мира сего идут вовсе по другому пути.
 Кажется, только сейчас боярин и понял, чего добиваются от него собравшиеся киевляне. Он собрался с духом и снова обратился к толпе:
   - Люди киевские! Я передам ваши слова великому князю Изяславу Ярославичу! Ждите здесь ответа!
 Боярин поспешно покинул площадь и скрылся за дверями княжеских палат. Вся многотысячная толпа киевлян осталась ждать ответа великого князя.
 Это вынужденное безделье пережидал каждый по-своему. Большинство людей просто стояли и разговаривали, обсуждая, что же ответит великий князь и где сейчас половцы.
 Один только Гюрята сидел себе спокойно, молчал и разглядывал купола Софийского собора, что возвышались над всем городом. Это равнодушие здорово удивило Василько. Ведь купец, который оказался во главе смуты, не мог безучастно ждать, что же будет дальше. Василько наклонился к нему и спросил купца:
   - Как думаешь, что же князь нам всем скажет? Когда будем с половцами воевать?
 В свою очередь Гюрята с не меньшим удивлением сказал ему в ответ:
   - Ты разве не понял до сих пор ничего? Забыл уже, что было в доме воеводы?
 Но Василько по-прежнему ничего не понимал. Купец, вместо того, чтобы пуститься в объяснения, тихонько сказал ему на ухо:
   - Я бы дорого дал, только бы заглянуть сейчас, что же делается в княжеских палатах!   
 Но сколько бы не предложил купец, но заглянуть внутрь княжеских палат он никак бы не сумел. А я же с вас платы никакой не потребую, да и пойдём теперь туда, где собрался великий князь киевский со своими боярами.
 Изяслав Ярославич  ходил из угла в угол, мерил шагами просторную горницу великокняжеских палат. Он поглядывал то на одного, то на другого боярина, но каждый из них опускал голову, избегая встретиться взглядом с князем. В другое время любой старался высказаться, чтобы его слово услышали первым. Но теперь советовать князю стало слишком опасно – виноватым быть не хотелось никому.
 Изяслав походил ещё немного, но ни одна здравая мысль и ему так и не пришла. Он грозно поглядел на бояр – от его взгляда они потупились ещё больше, но по-прежнему молчали.
 Наконец князь не выдержал и обратился к ним:
   - Что же делать будем? Как унять смуту в Киеве?
 Никто из них вперёд не вышел, только боярин Чудин сказал тихонько, как бы про себя:
   - Дружины у нас мало, а люду на площади собралось много – почти весь Киев на улицы вышел. Не совладать им с народом.
 Да, это было верно, ведь большая часть княжеской дружины полегла на Альте, сражаясь с половцами.
   - А может быть, мы черниговские полки в Киев вызовем? На подмогу нашим – вместе они смутьянов разгонят. – Сказал им один из бояр, стоявший от князя дальше всех.
 Тут же ему возразил Чудин:
   - Ты, Вышеслав, как я посмотрю, вовсе ума лишился! Не надо было тебя на площадь посылать. Как же смогут сюда черниговские полки успеть? На это не один день нужен, а времени у нас мало.
 Вышеслав тотчас же отступил назад. Но отмолчаться ему не дали, сам Изяслав обратился к боярину:
   - Сказывай, Вышеслав, что на вече решили, чего народ хочет?
 Прежде у него великий князь ответа никогда не спрашивал, говорить всегда доставалось куда более знатным. Но сегодня Вышеслав был уже не рад такой чести, да деваться было уже некуда:
   - Люди киевские хотят с половцами воевать. Требуют дать коней и оружия для похода. Может, дадим? Степняки же со дня на день к Киеву подойдут. Так и смута вся закончится.
 Но удачным для Вышеслава этот день так и не стал. Выслушав его совет, князь только сказал с досадой:
   - Мы народу оружие дадим, а он против нас и пойдёт! Это никуда не годится! Нельзя и говорить о таком деле!
 Снова князь и бояре задумались, ища выход из беды. До сих пор в палате было совсем тихо, но теперь с площади стал слышен шум многотысячной толпы, который не могли заглушить даже толстые каменные стены.
 Князь всё так же растерянно оглянулся по сторонам, но теперь, наконец-то нашёлся советчик. К Изяславу подошёл Тукы, брат Чудина, и сказал ему на ухо:
   - Вот что, княже, надобно теперь постеречь князя Всеслава. Как бы народ киевский его из поруба не выпустил!
 Хоть и тихо сказал это Тукы, но услыхали его все бояре и согласно закивали. Каждый из них понимал, что это означает. Понимал это и князь Изяслав.
 Так видно на свете устроено, что если приходит на ум какая-то важная мысль, то уж всем сразу. Так что потом уже и не дознаться, кто первый додумался до того, что потом покажется понятным для всех.
 Немногим ранее, чем сказал своё слово чудский боярин, Стоян обратился к Гюряте:
   - А почто мы без дела сидим? Ведь сейчас в порубе маются наши соседи, которых воевода Коснячка обвинял в смерти епископа. Может, пойдём и отпустим их?
   - И то верно, - согласился с ним Гюрята. – Ведь неповинные люди страдают. Бери сейчас сотни две молодцов и иди туда. Освободите заодно и князя Всеслава.
 Освобождать невиновных киевлян и князя Всеслава нашлось немало охотников, куда больше двух сотен. И немудрено было, ведь князя Всеслава любили в народе.
 Хоть и княжил он далеко отсюда – в Полоцкой земле, но в Киеве хорошо знали и самого князя и дела его. Рассказывали, что не чуждается он простого народа, всегда может выслушать и помочь человеку в беде. Говорили также, что Всеслав  уважает старинные обычаи и прежнюю веру. Известно даже было, что у князя в Полоцке находили приют волхвы, что не желали отрекаться от родной веры. И волхвы те прозвали князя Всеслава «Вещим».
 Но хотя и прозывался князь Всеслав «Вещим», от несправедливости в жизни он немало пострадал. И виной этому была давняя вражда с Изяславом и его братьями, несмотря на то, что приходился он Ярославичам роднёй. 
 Заманили они Всеслава на переговоры, целовали крест и клялись, что не причинят ему вреда. Когда же Всеслав пришёл туда без охраны, его захватили в плен. Так что уже много месяцев был князь в заточении.
 А ведь всякий понимает, что если кто-нибудь от властей пострадал, значит, хороший он человек.
 Потому, лишь только освобождённый Всеслав появился на площади, приветствовал его весь народ. Да так, что радостные крики многотысячной толпы услыхали и в княжеских палатах.
 Изяслав подошёл поближе к окнам и прислушался – да, не было никакого сомнения, люди  на площади кричали:
   - Всеслав! Князь Всеслав с нами!
 События нескольких последних месяцев всплыли в памяти киевского князя. Вспомнился ему и тот день, когда обманом заманил он князя Всеслава на переговоры. Теперь для него пришло время расплачиваться за свой грех.
 Но вслух о своих мыслях князь говорить не стал, ведь надеялся он исправить положение. Потому Изяслав и обратился к Чудину:
   - Надобно позвать сюда воеводу. Пусть Коснячка берёт дружину и идёт на площадь. Пора сию смуту разгонять.
   - Да что ты, княже! Ведь Коснячка давно уже из Киева сбежал – народ первым двор его разграбил. Где он теперь прячется - неведомо. А дружины у нас мало осталось, про это и народ киевский знает.
 Вот так и получалось, что выхода у князя не было никакого. Изяслав вновь оглянулся по сторонам, да только теперь и заметил, что из ближних бояр рядом почти никого не осталось. Подле него стояли только Чудин со своим братом да Вышеслав. Все остальные бояре поспешили покинуть князя, лишь только услыхали об освобождении Всеслава.
 Теперь князю стало страшно по-настоящему. Выходило, что перед лицом неминуемой опасности он остался один. Изяслав обратился к братьям, да так тихо, что сам едва расслышал свой голос:
   - Что же делать теперь будем?
 Чудин и Тукы разом и ответили ему:
   - Бежать надо, княже! Пора уже!
 В это же самое время вся площадь ликовала. Тысячи людей радовались так, как никогда в жизни. Казалось, что все они были счастливы только от одной мысли, что им удалось сделать нечто необычайное. Ведь они по доброй воле, сами пришли сюда на площадь. И теперь от них зависела дальнейшая судьба Киева и всей Русской земли.
 Это чувство было необычным и пьянило посильнее хмельного. Оно охватило разом весь народ. Незнакомые люди поздравляли друг друга, будто сегодня был большой праздник. Каждый старался подойти поближе к освобождённым киевлянам и князю Всеславу, который стоял на площади, ещё не вполне осознавая произошедшей с ним перемены. Он щурился, глядя на заходящее солнце, на огромную толпу народа. Всё казалось Всеславу непривычно ярким после темноты киевского поруба.
 Хотя всё внимание народа было обращено на освобождённых, лишь только на крыльце княжеских палат появился боярин Вышеслав, люди разом обратились к нему.
   - Эй, боярин! Сколько же нам ждать? Когда князь Изяслав выйдет?
 Вышеслав быстро перекрестился и сказал народу:
   - Люди киевские! Князь Изяслав к вам не выйдет! Уехал он из Киева!
 За один миг на площади всё затихло, настолько необычной была эта новость. Но сегодняшний день был необычным весь – с утра до вечера, потому люди быстро нашлись:
   - А что же нам теперь делать?
   - Про это я ничего не ведаю! Князь Изяслав ничего мне не приказывал!
  А потом Вышеслав добавил от себя, уже совсем другие слова, совсем не те, что передавал ему великий князь:
   - Живите теперь сами, как хотите!
 Сказал это боярин Вышеслав и отошёл в сторону, а потом поспешно скрылся в толпе. Но киевлянам было уже не до него.
 Пожалуй, все люди, собравшиеся сегодня на площади, получили самое необычное предложение в своей жизни. Теперь князь и бояре оставили Киев, и народу самому придётся решать, как же жить дальше.
 Поначалу все просто озирались вокруг, ведь был нарушен привычный жизненный уклад. Конечно же, в прежние времена только народное вече могло выбрать или прогнать князя. Но было это давно, и от таких порядков все уже давно отвыкли. Потому новая обстановка была необычной во всём.
   - Как же дальше жить будем? – Сказал Василько, хотя мысль эта приходила на ум каждому.
   - Да хорошо будем жить. – Ответили ему. – Без князя прекрасно заживём! Не нужна нам эта власть!
   - Никакого толку от власти нет! Только подати платим!
 Каждый старался высказаться, голоса неслись со всех сторон, и на площади вновь начиналась перебранка.
   - Как это, не нужна? А кто же будет с врагом воевать?
   - А князь Изяслав много с половцами навоевал?
   - Да, только теперь вовсе некому будет! Кто будет дружиной командовать?
 Снова вперёд выступил Гюрята и сказал:
   - Князь Изяслав проиграл половцам, да только потому, что не большого ума человек! Все про сие знают, чего уж теперь! Но враг у нас как был, так и остался! Потому снова надо решать, как воевать со степняками!
 Сейчас Гюрята, в который уже раз за сегодня, оказался в центре внимания всего народа. Вновь взгляды тысяч людей были обращены на него.
   - А чем же Гюрята, не князь? – Крикнул Василько – Пусть он теперь нашим князем станет!
 Со всех сторон понеслись возгласы одобрения. Всего лишь за один день купец смог заслужить уважение всего Киева. Потому самому достойному из народа и следовало стать новым князем.
 Однако и несогласных нашлось немало. Для Василько это стало неожиданностью, но вперёд вышел Стоян и сказал:
   - Да как же Гюрята может быть князем, если он не от рода княжеского? Как же он управлять сможет?
 И это тоже было верно – ведь каждый знал, что только люди из княжеского рода обладали особыми достоинствами, гораздо больше простых людей. А если кто и не обладал, то это было исключением, а вовсе не правилом. Потому многие на площади согласились с ним.
   - А вот есть князь Всеслав! – Продолжал Стоян. – Пусть он будет князем киевским!
 И вот только сейчас мнение народа стало единодушным. Все люди в один голос выкрикнули имя князя Всеслава. В тот самый день вече выбрало Всеслава великим князем. Так и началась в Киеве новая жизнь. 



                Часть третья.

 Как ни долог был тот осенний день в Киеве, сколько не тянулся он, а всё же уступил место новому. Да, новый этот день не был похож на прошедший – ещё вчера было ясно, по-летнему грело солнце. А сегодня небо затянуло серыми тучами, пошёл мелкий дождь.
 Но главным было то, что день принёс всему Киеву надежду на новую, лучшую жизнь при князе Всеславе. Потому сегодня вновь все горожане вышли из своих домов, чтобы услышать слово великого князя.
 Этим утром вышел из дому и Василько. И вновь он не знал, что принесёт ему новый день, с чем вернётся он обратно. Желана проводила его до ворот, которые так и не починил он вчера. Да впереди теперь было много времени, достаточно для мирных трудов.
 Так же как и Василько, на площадь спешили все жители Киева. В их числе был и игумен Феодосий, что поднялся рано утром и отправился на Гору. Этим он немало удивил монастырскую братию, что не привыкла видеть своего настоятеля занятым чем-либо иным, кроме молитвы да чтения божественных книг.
 Да видно таким необыкновенным был новый день, что все жители Киева оставили свои привычные занятия, чтобы участвовать в городской жизни. Вновь на площади перед великокняжескими палатами собралась многотысячная толпа. Вновь люди пришли, чтобы услышать слово своего князя. Да только в это утро в Киеве уже княжил Всеслав из Полоцкой земли. 
 Князь Всеслав вышел на площадь к собравшемуся народу. Теперь он уже не выглядел растерянным после внезапного освобождения. Нет, наоборот, Всеслав казался полностью уверенным в себе. Ведь он вернулся к власти, в свою привычную обстановку, и князя не могли смутить взгляды многотысячной толпы народа.
 Всеслава разглядывали все киевляне, но более всех женщины, которых немало собралось на площади. Новый великий князь хорош был собой, и засматривались на него все киевлянки. Да и кто бы из них остался равнодушным к высокому росту и статной осанке молодого мужчины. Но более всего в облике князя привлекал его взгляд – взгляд тёмно-карих глаз, который приковывал внимание всех вокруг.
 Вдруг Всеслав сделал то, чего совсем не ожидали от князя. Он поклонился в пояс народу на площади и сказал:
   - Спасибо вам, люди киевские! Доброе вы дело сделали! Не за себя я благодарю, а за тех людей, что вы вчера вместе со мной освободили! За тех, кто без всякой вины пострадал!
 Ответом Всеславу было одобрение всего народа. Всего одним лишь этим поступком он сразу, в один миг, заслужил уважение киевлян. Со всех сторон слышались только такие слова:
   - Вот да князь! Такого в Киеве ещё не бывало!
Князь Всеслав продолжал, обращаясь к собравшимся киевлянам:
   - Всех этих людей князь Изяслав посадил в темницу без всякой вины, только чтобы дознаться про убийство епископа…
 Всеславу не дали договорить, кто-то из толпы выкрикнул:
   - Так кто же убил епископа? Чья здесь вина?
 Всеслав всего лишь мельком взглянул в сторону того человека, что прервал его речь, он спокойно продолжал дальше:
   - Верно, говорите, настоящих убийц новгородского епископа надо разыскать! Справедливость должна быть во всём!
 Князь начал распоряжаться народом. По его приказу на площадь привели слуг епископа Стефана и принесли его вещи. Народ на площади стеснился ещё больше, люди толкались, стараясь оказаться поближе. Всем было любопытно поглядеть, как же новый князь будет разыскивать убийц.
 Князь Всеслав сказал так громко, что услыхала его вся площадь:
   - Дайте мне вот эту книгу!
 Десяток человек сразу бросились в сторону, где лежали вещи епископа. В руки князю передали Библию.
 Всеслав спросил, обращаясь к слугам епископа:
   - Верно ли, что эта книга принадлежала епископу Стефану?
 Слуги согласно кивнули. А народ на площади недоумевал, какое же отношение имеет книга к убийству. И зачем же она могла понадобиться князю?
 Всеслав взял в руки Библию и закрыл глаза. Он молчал и ни с кем не заговаривал, казалось, Всеслав прислушивается к чему-то внутри себя. Или говорит с кем-то невидимым. Так продолжалось довольно долго. Люди со всех сторон начали перешёптываться, с удивлением глядя на князя.
 Наконец Всеслав открыл глаза и осмотрелся вокруг. Он подошёл к слугам епископа, не выпуская Библии из рук. Всеслав медленно прошёлся вокруг них, заглядывая в глаза каждому. А потом князь остановился возле одного из монахов, что при жизни служили епископу. По виду это был совсем ещё не старый человек, но сгорбленный, как от множества прожитых лет. Он стоял, глядя в землю, будто не умел смотреть прямо в глаза. Даже когда к нему подошёл Всеслав, монах не поднял головы, а посмотрел на князя искоса.
 Всеслав снял с шеи ладанку на золотой цепочке и поднёс её на вытянутой руке поближе к монаху. Князь не шевелил рукой, но ладанка не висела спокойно. Она вдруг начала выписывать круги и змейки вокруг монаха. Всё это время Всеслав молчал, не обращая никакого внимания на шум любопытной толпы у себя за спиной.
 Наконец ладанка остановилась, и князь повесил её обратно на шею. А потом указал на монаха, обращаясь к толпе:
   - Вот он, убийца! 
 Толпа народа охнула, и киевляне, все, до единого, изумлённо уставились на князя. Сам же Всеслав обернулся к монаху и спокойно сказал ему, будто спрашивал о чём-то обыденном:
   - Сказывай, зачем же ты убил господина своего?
 Монах поднял голову и посмотрел на князя таким взглядом, что смутился даже самоуверенный Всеслав. Он вдруг отступил на шаг назад, подальше от странного монаха.
   - Дознался, всё-таки… Верно говорят о тебе, княже, что с погаными язычниками знаешься… Как же ты проведал?
 Монах смутил князя всего лишь на мгновенье, Всеслав быстро взял себя в руки и продолжал прежним уверенным тоном:
   - Я здесь в своём праве и не тебе холоп, у меня спрашивать! Признаёшь, что убил епископа?
   - Признаю, чего уж теперь.
 Толпа киевлян охнула вторично, ведь всё происходящее было слишком необычным. Кто-то из народа крикнул, указывая на монаха:
   - Вот стерво какое! И не думает отпираться!
 Монах обернулся на крик, но кто это сказал, было непонятным. Теперь на него с ненавистью глядел весь народ. Ведь из-за убийства епископа безвинно пострадали многие киевляне. А настоящий убийца оказался совсем близко.
 Всеслав ещё раз повторил свои слова:
   - Зачем же ты убил своего господина?
 Монах ещё раз пристально поглядел на князя, и князь отвёл взгляд в сторону.
   - Убил его… И ещё раз убил бы, пса. Пёс паршивый, дьявол в шкуре агнца…
   - Так за что же ты его убил?
   - Было за что, княже. Я тоже был в своём праве. Пёс этот издевался надо мной. Голодом морил неделями и бил железом. Говорил, что смиренью учит. А сам пил и ел с княжеского стола. И вот так шесть лет к ряду!
 В толпе зарыдала женщина, видно её чувства не выдержали напряжения этого долгого дня.
 Всеслав же продолжал дальше спрашивать монаха:
   - А куда же ты дел имущество епископа? Где его золото?
   - Я его в Днепр выбросил, чтоб на разбойников подумали. Не нужно золото мне было. Его ненавижу…
 В сторону монаха из толпы полетел камень. Но бросавший размахнулся слишком слабо, и камень упал возле ног Всеслава, который стоял ближе к народу. Всеслав с гневом закричал в сторону народа:
   - Эй, кто там нелепие творит? Это княжий суд!
 Всеслав махнул воинам, и по его приказу они увели с площади монаха, на казнь.
 Вся площадь молчала, поражённая увиденными событиями. Такого в Киеве прежде не бывало. Невиданное это было дело, чтобы новый князь так, одним махом разыскал убийцу. А ведь с этим не справился воевода князя Изяслава вместе со многими сотнями подчинённых ему воинов. Истинно, что удивительного князя поставили над собой киевляне!
 Так сейчас думал каждый человек из народа. Люди тихо переговаривались между собой, никто не решался спросить у Всеслава о чудесном событии, свидетелями которого стали жители Киева.
 Наконец любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами. Вперёд вышел пожилой мужчина, богато одетый и с гривной на шее, и обратился к Всеславу:
   - Скажи нам, княже, как же ты сумел дознаться, кто был убийцей епископа? Что же сие такое было? Не волхование, ли?
 Князь спокойно ответил ему:
   - Да, верно. В этом деле мне родные боги помогли! 
 Всеслав с довольным видом глядел на толпу, явно наслаждаясь впечатлением, которое он произвёл на народ. Его словам несказанно удивились все вокруг. Так, чтобы князь киевский принародно заявлял о своей принадлежности к языческой вере! Видано ли было такое прежде? Ведь все  князья, после Владимира, старались показать себя твёрдыми в христианской вере и непримиримыми в борьбе с язычниками.
 Но перемены так внезапно обрушились на народ киевский, были так стремительными и неожиданными для всех. Они громоздились одна на другую, и образовали стену, которая прочно отделила прежнюю жизнь от новой.
 Тот человек, который решился задать вопрос князю, обратился к нему снова:
   - Княже, как же теперь понимать тебя? Выходит, что ты, князь, язычник?
   - Да, так оно и выходит! Я от своей родной веры не отказывался!
 А ведь это и так стало уже понятным для всех киевлян. В то же мгновенье в толпе послышались и совсем другие голоса. Множество людей с одобрением восприняли слова нового князя, а кому-то они вовсе не понравились. Но никто из народа не остался равнодушен к словам Всеслава.
 Но более всех других слова князя смутили игумена Феодосия. Они затронули в его душе струны, о которых не догадывался никто, даже братия Печерского монастыря.
 У игумена Феодосия была давняя мечта, которая и привела его в монастырь. С самой ранней юности он мечтал пострадать за веру. Феодосий  вдохновлялся, читая жития святых, желая повторить их подвиги. Однако, окружающая его жизнь не предоставляла для этого ни малейшей возможности.
 Хорошо было тем, кто жил во времена Рима. Вот тогда истинная вера делала лишь первые шаги, и тот, кто был христианином, подвергался смертельной опасности. Это давнее время прославило имена многих святых.
 Совсем не то, что было сейчас. Ведь в Киеве не было Колизея, и язычники-императоры не отправляли на смерть тысячи людей, что не могли отречься от веры. Нет, на Руси всё было совсем не так. Здесь христианство также делало первые шаги, но находилось оно под неизменным покровительством князей и бояр. Конечно же, в русских землях оставалось ещё немало язычников, но они тихо сидели по дальним сёлам, и не осмелились бы преследовать Феодосия.
 Так что до сих пор Феодосий терпел притеснения лишь от родной матушки, которая ни за что не соглашалась отпускать сына в монастырь. Но она делала это единственно из любви к сыну, что прекрасно сознавал Феодосий.
 Но вот в Киеве начались нежданные перемены, и появился великий князь-язычник! Тогда игумен Печерского монастыря задумался: «Вот как! Правду говорил когда-то владыка Иларион – киевские князья подобны императорам византийским. Княгиня Ольга – Елене, а Владимир – императору Константину, что просветили греков в истинной вере. А теперь выходит, что новый князь Всеслав – это Юлиан-отступник!»
 Едва Феодосий вспомнил императора, который пытался вернуть людей обратно в язычество, как воображение нарисовало ему картины будущего преследования христиан. Однако, не успел Феодосий в мыслях представить себя в грядущих событиях, как киевляне обратились к своему князю:
   - Княже, как же мы дальше жить будем? Нам обратно в язычество переходить?
 Всеслав ответил людям киевским:
   - Нет, всё теперь по-другому будет! С этого дня никаких притеснений в вере! Каждый, будь он  христианин, или язычник, может свободно свою веру исповедовать! А если кто из русичей станет преследовать иноверцев или осквернять чужие храмы, вот тогда и наказание его ждёт! Будь он богатый или убогий, челядин или свободный, сразу мне, великому князю, противен будет!
 Слова князя Всеслава обрадовали киевский народ, ведь они обещали мир в ближайшем будущем. Каждому хотелось верить, что именно сейчас прекратятся все беды и начнётся лучшая жизнь.
 Лишь один человек не разделял настроения киевского народа. Только игумен Феодосий был не рад веротерпимости нового князя. Тайная мечта его – мученический венец, который Феодосий уже готов был принять, растаяла, как утреннее облачко.
 Всеслав уже готов был уйти с площади, но услыхал недовольный голос купца Гюряты:
   - Княже! А как же половцы? Когда мы будем с ними воевать?
 Всеслав внимательно поглядел на купца, который вчера едва не стал великим князем, и на окружавших его людей. Это они – киевские купцы и ремесленники, свергли Изяслава и поставили  его над собой князем.
 В ответ на слова Гюряты, Всеслав спокойно сказал, обращаясь ко всему народу:
   - Сегодня отправим малую дружину на восток. Пусть разведают всё о половецком войске. А после их возвращения и будем воевать со степняками. Все же люди, что вчера не побоялись выступить против Изяслава, будут награждены. Пусть теперь они называются боярами киевскими.
 С такими словами великого князя спорить никто не стал – слишком лестными были они для простых киевлян. С тем и ушли с площади князь Всеслав и многотысячная толпа киевлян.
 День едва встретил свой полдень, а Василько уже успел вернуться домой. Новости, с которыми он вернулся, были полнейшей неожиданностью для его семьи. Да что там! О таком подумать прежде не мог никто, ни один из жителей Киева.
 Только утром, выходя сегодня из дому, Василько был простым ремесленником, одним из тысяч в стольном Киеве. А сейчас он вернулся, получив от великого князя боярское звание. Да, ещё он стал теперь и небедным человеком – благодаря золоту из дома воеводы. Такие перемены в жизни необходимо было обдумать, как следует.
 Потому и обсуждал сейчас Василько вместе с женой, как же им жить дальше. Он оглянулся по сторонам, рассматривая закопчённые бревенчатые стены. Вот теперь и сбылась их мечта о новом доме! Украденное княжескими гриднями вернулось к нему, умножившись в несколько раз.
   - Пора бы начинать строиться, осень уже! – Сказал Василько, обращаясь к жене. – Построим такой дом, не хуже, чем на Горе стоят!
 Конечно же, при новом положении именно такой дом и должен быть у Василько. Он не сказал это вслух, но Желана и так поняла его. Да, следовало строить настоящие боярские палаты – никак не меньше.
   - Успеем ли мы? И месяц не пройдёт, как заморозки начнутся. Можем и не успеть!
 Как Желане не хотелось стать хозяйкой в новом доме, но сомневалась она не зря. На улице шёл холодный дождь, и выходило, что время для строительства не подходящее.
   - Верно говоришь! – Согласился с ней муж. – Не успеем мы до морозов. Работы тут много будет. Потому и подождём до весны. А там, как снег сойдёт, построим настоящие палаты!
 Так они и решили – ведь до весны может ещё многое измениться. Но жизнь их будет теперь меняться только к лучшему, в этом они не сомневались.
 Потому, надёжно спрятав до весны золотые монеты, киевский боярин Василько начал новую жизнь. Он ещё раз оглядел по сторонам свою избу. Василько старательно искал себе дело, которым прилично бы было ему заняться в своём новом звании. Однако, ничего достойного не приходило ему на ум. Все прежние занятия казались ему скучными и давно надоевшими. Кроме того, он понятия не имел, как же должен вести себя настоящий боярин.  Что прилично было ему делать, а что нет.
 Потому, и решил Василько вновь спросить совета. Он встал и направился к выходу.
   - Ты куда идёшь? – Спросила его жена.
   - Я? К отцу Алексию. А то новостей за два дня столько накопилось, надо бы ему рассказать.
   - А ворота кто чинить будет? – Крикнула ему вслед Желана. 
 Но Василько её уже не слушал. Он вышел наружу и пошёл под дождём  прямо к дому священника.
 Отец Алексий был уже дома, служба в храме в этот час давно закончилась, и священник был свободен от своих обязанностей. Но ещё никто из жителей Подола не видел его сидящим без дела. Каждый день вокруг него крутилось десяток детей, которые приходили учиться грамоте.
 Но сегодня отец Алексий был дома один. Он сидел за столом, на котором лежали толстые книги. Их было там много, не меньше, чем с полдесятка. Но священник сейчас не читал книг. Он старательно писал что-то на листах бересты.
   - А, это ты, Василько! Проходи! – Отец Алексий обернулся к нему. – Проходи, давно я тебя не видел.
 Василько сел за стол, рядом с ним.
   - Ну, сказывай, как живёшь, какие новости в твоём доме?
   - Да, я ещё вчера шёл к тебе, отец Алексий. Хотел совета спросить. Но тут в Киеве такое началось!
 Василько начал рассказывать священнику о событиях двух последних дней. Конечно же, о вчерашнем восстании в Киеве отцу Алексию было известно. Но для Василько было важно поделиться с ним новостями о переменах в своей жизни. Тем более, что о первых шагах нового князя священник ещё ничего не знал.
 Выслушав рассказ о великом князе-язычнике, священник задумался. Хоть и много повидал он на своём веку, но в жизни вновь открылись совершенно неожиданные стороны. О таких переменах он прежде и подумать не мог.
   - Вот как было! Сказал, говорил великий князь о том, что можно будет исповедовать любую веру? И сам признался перед народом, что язычник? Чудны дела твои, Господи…
   - Я не о том говорю. Как же жить дальше?
   - Да что тебя беспокоит? Живи теперь да радуйся!
   - Я не о том вовсе говорю. Как же мне теперь в новом звании жить? Так, как и раньше? Или по-другому? Ты же о разных обычаях знаешь, вот и посоветуй мне!
   - Вот о чём ты говоришь! Да тут ничего сложного нет! – Священник усмехнулся, глядя на Василько. – Привыкнешь со временем! Боярином стать – это куда лучше, чем холопом! Даже не сомневайся!
 Василько смутился, услыхав такие слова – будто он и сам не мог догадаться, как же ему повезло в жизни! Сейчас он почувствовал себя совсем как десять лет назад, когда мальчишкой приходил к священнику учиться грамоте. В те, не столь уж давние времена, он постоянно чувствовал неловко, когда не мог запомнить начертания букв. Всё, что казалось таким сложным, оказывалось лёгким и понятным после объяснений отца Алексия.
 Потому, чтобы как-то отвлечься, он спросил священника:
   - Отец Алексий, а что ты сейчас пишешь?
 Этот вопрос был вовсе не праздным – ведь священник занимался тем, что переписывал и переводил книги. Посвящал он этому то немногое свободное время, что находилось в его распоряжении. Переписка книг давала священнику дополнительный заработок, который был совсем не лишним для его семьи.
 Но Василько всегда думал, что для отца Алексия книги были не только заработком. Наверное, они были его самым любимым делом, о котором священник рассказывал с большой охотой.
 Как бы подтверждая его мысли, отец Алексий начал с увлечением рассказывать:
   - Да, знаешь ли, замыслил я дело одно. Поначалу взялся, думал, что быстро осилю. А теперь я сомневаться начал, хоть вовсе бросай! Только жалко мне бросить. Может быть, что кроме меня одного с такой работой никто и не справиться!
   - Что же за дело такое? – Спросил у него Василько. Не то, что бы его это так заинтересовало, но уж больно хорошо было сейчас просто сидеть и разговаривать со священником о вещах учёных и значительных. Возможно, именно так и надо было вести себя настоящему боярину.
   - Начал я с греческого переводить. Сейчас у нас в Киеве немало грамотных людей, не то, что раньше. Да книг ещё мало. А ведь существует множество греческих и латинских книг, только немногим из русичей они понятны. Потому я и взялся переводить. Ведь как же это будет замечательно – на нашем языке читать Гомера!
   - Кого читать, отец Алексий?
   - Вот, ты сего не знаешь! А когда я переводить закончу, любой из русичей, кто грамоте обучен, сможет прочитать книги великого эллина!
 Священник взял в руки одну из книг, и открыл её перед глазами Василько. Он заглянул  в раскрытую книгу – конечно же, греческая грамота была полностью для него непонятна. Отец Алексий продолжал рассказывать дальше:
   - Гомер – это великий поэт эллинский. Жил он давно, за семь веков до Христа. Сочинял он песни и пел их перед эллинским народом. Слушали их и князья и народ. А песни его были о великих людях, что жили в прошлом. С тех самых пор и до сего дня греки знают его имя.
   - Да, совсем, как певец Боян. Его песни теперь все в Русской земле знают, и до сих пор не забыли, хоть уже десятый год пошёл с тех пор, как он умер.
   - А ведь, верно ты говоришь! Если бы тот, кто эти песни сочинил, сейчас твои слова услыхал! Он всегда мечтал, чтоб его стихи сравнялись с эллинскими.
 Священник задумался, вспоминая прошлое. Что его так взволновало, Василько не знал. Помолчав немного, отец Алексий продолжал дальше:
   - Это – «Одиссея». Повесть Гомера о путешествиях царя Одиссея, о его  возвращении домой с войны. Написана она стихами, для меня несложно  будет её перевести. Но, пожалуй, я не смогу написать её такими же стихами. Чтобы любой из русичей, кто станет её читать, чувствовал то же самое, что и эллины, которые впервые услыхали повесть Гомера. Хотя, следует мне попробовать.
 Он начал читать, переводя на ходу, прямо из книги. Поначалу Василько слушал невнимательно, но длилось это не долго. Всего лишь несколько стихов, и он уже не мог думать о чём-либо другом, даже о своих собственных делах. Он словно бы оказался там – посреди бушующего моря, на бесконечном пути домой.
 Ни о каких сомнениях священника не было и речи. Хорошим был его перевод или нет, но стихи разрушили преграду между выдуманным миром и настоящим. Так, вслед за рассказчиком, Василько оказывался то в подземном царстве, то на острове циклопов. Прекрасные волшебницы звали в свои объятья, обещая колдовскую любовь и забвение от забот. Невиданные чудеса окружили его со всех сторон. Василько вдруг захотелось оказаться там, в ином мире, пробужденным к жизни эллинским поэтом.
 Священник перевернул страницу и замолчал. Он внимательно разглядывал греческую книгу, сверяя с ней свои записи, не обращая внимания на своего первого слушателя.
 А Василько в мыслях всё ещё был там и переживал услышанное. Эллинские стихи показались ему похожими на самый удивительный узор, на замечательное украшение, которые он видел в своём воображении. Но сделать такие вещи он не мог, как не старался.
 Священник наконец-то оторвался от своих книг и обратился к Василько:
   - Понравилось? А я чем дальше пишу, тем больше и сомневаюсь.
   - А когда же ты, отец Алексий, всю книгу переведёшь? – Спросил его Василько, которому не терпелось прочитать теперь историю до конца.
   - Если бы и я сам это знал! Хотелось бы скорее закончить, да времени у меня мало. Кто же знает, когда я всё это успею?
 Но Василько чувствовал, что уже не сможет уйти из дома священника просто так. Выдуманный мир захватил его настолько, что казался уже более живым, чем настоящая жизнь. Потому он снова спросил священника:
   - Отец Алексий! А других книг у тебя сейчас нет?
   - Есть одна. Её я недавно закончил с греческого переводить. Называется она – «Сказание об Индийском царстве».  Весьма любопытная, немало в ней разных диковин. Да правда ли в ней всё это? Про сие мне не ведомо, я там не бывал.
 С этими словами священник указал ему на книгу, которая лежала на столе в стороне от других. Василько взял её со стола и сказал священнику:
   - Отец Алексий! А может я эту книгу у тебя куплю?
   - Конечно же, можешь. Мне никакой разницы нет – тебе её продать или в лавку относить. Забирай сейчас!
 Так, купив у священника книгу, Василько вернулся обратно. Едва он пришёл домой, как тотчас же принялся её читать.
 Сия книга, «Сказание об Индийском царстве», была написана одним греческим путешественником. Отличалась она от всех прочих описаний чужих земель, весьма распространенных в то время, своей необычайной правдивостью. Ведь греческий путешественник, написавший её, в первых строках признавался, что сам он в Индии никогда не бывал. А книгу написал по рассказам арабских купцов, приезжавших в Константинополь. Такая откровенность не могла не понравиться читателям и вызывала полное доверие.
 Василько углубился в чтение удивительной книги. Благодаря греку, который из-за скромности своей так и не раскрыл перед читателями своё имя, каждый мог представить себе далёкое Индийское царство. В воображении киевского ремесленника мелькали картины, одна удивительней другой.
 В его мыслях появилась земля, в которой не было снега и мороза. В лесах множество удивительных зверей, а на берегах рек индийцы собирали драгоценные камни, которых было там больше, чем речного песка. Много ещё было в Индийском царстве разных диковин, всех и не перечесть. Но более всего воображение Василько поразила одна картина.
 По широким улицам города верхом на слоне едет индийский царь. А следом за ним, держась на почтительном расстоянии, идут его жёны. А жён у индийского царя немало – не один десяток, и нравов они нестрогих. С малых лет обучаются они любовным премудростям. Об этом мог узнать каждый, кто читал удивительную греческую книгу.
 Василько почти уже ясно различал индийских красавиц, чьё одеяние составляла одна лишь фата, обёрнутая вокруг тела. Но тут со двора послышались крики, и от приятных мыслей его отвлёк голос Желаны:
   - Ты когда же ворота починишь? К нам во двор уже все соседские псы сбежались? Второй же день ворота сломаны, куда это годится!
 Боярин Василько вздохнул, закрыл свою книгу и отправился чинить ворота, не переставая думать о чудесах Индийского царства.
 

                Глава четвёртая.

 Люди киевские! Все, и стар, и млад, и знатного рода, и простого! Все, кто богат, кто каменных палатах живёт, у кого дома полные сундуки серебра! И те, кто беден, кто работает на хозяев от зари до зари, а палат каменных не построил! Приходите на пир к великому князю киевскому!
 Всех встретит с почётом князь Всеслав. На пиру льются реки греческих вин и мёда хмельного. Целый день веселиться будет народ. Никто с того пира не уйдёт без угощенья и подарков. Ведь празднует Всеслав своё восшествие на престол киевский.
 Думаете, что лишь вчера стал Всеслав великим князем киевским? Нет, третий месяц пошёл уже с тех пор, как начал он править. Но каждый день собирает к себе народ со всего стольного града. И не перестают веселиться на пирах люди киевские, так же, как и в первый день правления Всеслава.
 Ведь уже одной своей щедростью заслужил князь Всеслав уважение Русской земли. Все, кто приезжал в Киев из Тмутаракани, Новгорода и Чернигова, восхищались новыми порядками в стольном граде. О такой весёлой жизни не мечтали и наши предки, кто жил и при князе Владимире, и при славном князе Святославе, и при Игоре Старом. При нынешних днях померкли рассказы о старине, никто уже и не вспоминал о прежних временах.
 На пользу новому князю пошло и то, что поход на половцев так и не начался. Степняки не посмели идти на стольный Киев, побоялись они напасть на хорошо укреплённый город. Собрав свои шатры, откочевали они на восток, за Дон. С того времени никто на рубежах Русской земли о половцах не слышал.
 Также не было слуху и о князе Изяславе, пропал он без всякой вести, сгинул из Русской земли. Выходит, что не осталось врагов у князя Всеслава, и мог он править в Киеве только по одному своему разумению.
 Потому и пировали сейчас русичи на княжьем дворе, славили великого князя. Приходили к Всеславу жители всего Киева, но самые почётные места занимали те, кого наградил князь боярским званием, кто привёл его на великокняжеский престол. Этих новых бояр числом было семь десятков, и они старались не пропускать ни один из княжеских пиров.
 Василько прошёл на своё место подле великого князя. Он бегло оглядел обстановку палаты, ставшую уже привычной за три месяца. Огромный зал был пышно изукрашен. Стены были расписаны искусным художником, изобразившим картины, более всего радовавших глаз здешних жителей – сценами весёлых праздников. Скоморохи и танцовщицы, изображённые на них, веселили нарисованных гостей, поднимавших заздравные чаши во славу щедрого хозяина. Своим весельем они призывали зрителей не оставаться в стороне от праздника и не думать о каждодневных заботах на пиру.
 Пожалуй, больше не было ни в одной из христианских стран такой огромной и богатой палаты. Об этом много раз говорил князь Ярослав, по приказу которого она и была построена. Тогда Ярослав потратил немалые средства, но ему удалось удивить иноземных посланников. И не только приезжих франков и шведов, но даже и арабов и византийцев. Не знал тогда князь, что каждый день будет приходить туда простой киевский народ, приглашённый новым великим князем. А из старых боярских родов мало кто бывал на пирах у Всеслава, лишь один Ян Вышатич их не пропускал.
 Когда все приглашённые расселись по своим местам, в палату вошёл князь Всеслав. Если кто-либо увидел бы его сейчас, никогда бы не поверил, что князь провёл в заточении в порубе много месяцев. Теперь на каждого он производил впечатление сильного и самоуверенного человека, истинного правителя.
 Всеслав занял своё место во главе стола и едва заметно кивнул. Тогда и началось веселье.
 Все гости княжеской палаты поднялись со своих мест и дружно, в один голос сказали:
   - Слава великому князю Всеславу Брячиславичу!
   - Слава! Слава!
 Голоса нескольких сотен людей неслись по княжеским палатам, отражаясь от каменных сводов. Слышны они были и на улице, где были поставлены столы, для тех, кому не хватило место под крышей княжеского дома. Так и началось веселье!
 После первой заздравной чаши в зал начали заходить слуги с огромными блюдами. Всё, чем богата была киевская земля, что ещё недавно бегало, летало и плавало по её просторам, было принесено для угощения княжеских гостей. Жареные лебеди и гуси, огромные осетры, кабаньи и медвежьи окорока проплывали перед гостями, чтобы занять достойное место за столом. А затем и в желудках многочисленных гостей.
 Вслед за угощеньем в зал вбежало с десяток скоморохов. Звуки дудок и бубнов, весёлые песни оглушили всех. Да как же им было не стараться для щедрого хозяина, что не жалел богатств и уже третий месяц без перерыва развлекал своих гостей.
 Среди всеобщего шума и веселья никто не обратил внимания на одинокого юношу, который скромно стоял в дверях, не решаясь войти в зал. На первый взгляд ничто бы его не выделило из толпы киевской молодёжи – длинные светло-русые волосы, перехваченные кожаным ремешком, чистая белая рубаха. Ничто бы не отличило его от других, если бы не гусли, которые юноша застенчиво прятал за спиной. Так бы он и простоял в стороне, пока один из слуг не окликнул юношу:
   - Эй! Ты кто таков будешь? Как твоё имя?
   - Моё?
   - А чьё же?
 Такой простой и невинный вопрос необычайно смутил его. Юноша собрался с духом и ответил, но так тихо, что слуга едва расслышал его:
   - Моё имя – певец Боян.
 И не зря он смущался, ведь услышав его слова, слуга подошёл к нему поближе и хлопнул по плечу:
   - Врёшь! Не может того быть! В Киеве всякий знает, что певец Боян умер!
 Подобные слова смутили его ещё больше, и юноше пришлось оправдываться, что назвал такое знаменитое имя:
   - Верно, умер певец Боян. А я внук его младший, в честь деда меня и назвали.
   - Вот как! Ты, выходит, тоже певец? И тоже песни слагаешь?
   - Да, знаю все песни, что дед мой пел. И древние былины, что на пирах поют.
   - Так ты же самый нужный нам человек! Ведь на сегодняшний вечер гусляра у нас нет! Я сейчас князю о тебе скажу, а ты пока тут посиди!
 Слуга подбежал к Всеславу, и, наклонившись к нему, рассказал о внуке знаменитого певца. Князь выслушал новости, и с любопытством поглядел на Бояна. Эти несколько мгновений молодой певец не знал, куда деваться. Но его опасения оказались совершенно напрасными, князь милостиво кивнул, разрешив внуку Боянову петь перед гостями.
 Но время для песен ещё не настало, не до того было сейчас многочисленным гостям великого князя. Чаши, наполненные греческим вином, занимали их гораздо больше. Да кто бы на их месте отказывался от щедрого угощения? Конечно же, и не мы с вами!
 И Василько не отказывался, поднимая вместе со всеми заздравные чаши. Но тут он вдруг начал прислушиваться к разговору, который вели между собой Стоян и Гюрята:
   - Скажи, Гюрята, и как же ты живёшь теперь? Доволен ли?
   - Ты о чём меня спрашиваешь, не пойму?
   - О, да всё ты понимаешь! Я о твоей женитьбе говорю! И как тебе с двумя жёнами жить? Доволен ли?
   - Конечно, доволен! Тебе ли об этом не знать! Ты же у нас первый, кто вторую жену в дом привёл.
 Гюрята и Стоян переговаривались через весь стол, и к словам их начали прислушиваться все гости. Такой любопытный разговор никого из киевлян не оставил равнодушным. Ведь за это недолгое правление Всеслава многие охотно воспользовались разрешением князя свободно исповедовать языческую веру.
 А что в вере христианской считалось грехом, то язычеством всячески поощрялось. Прежде на Руси считалось достоинством быть женатым на нескольких жёнах. Так бы мог сказать всякий, кто хоть немного знаком был с обеими верами.
 А те, кто в религиях действительно разбирался, сейчас бы здорово поспорил. Но не было в те времена никого, кто бы равно понимал и в христианстве и в язычестве. Никогда не собирались вместе волхвы и христианские епископы, не вели между собой богословские споры, не читали друг другу священные книги. А не то бы пришли они к совершенно неожиданным выводам, ведь главным для обеих вер была любовь.
 Но для гостей великого князя бесплотная христианская любовь была далека и непонятна. Похоже, думали они сейчас о том, как бы кровь разогнать.
 Разговор между Гюрятой и Стояном никого не оставил равнодушным, в него живо включились все гости. Каждый старался высказаться о столь любопытном вопросе, да и похвалиться любовными подвигами.
   - Эй, а ведь у нас один Василько от соседей отстаёт! Он себе вторую жену ещё не взял! – Крикнул со своего места Стоян.
 Да, это было верно! Из всех, кого назвал князь Всеслав боярами, один Василько не взял себе второй жены. О том, что этим Василько выделялся из всех остальных, говорили ему новые бояре уже не первый раз. Кажется, это становилось любимой шуткой на княжеских пирах. Пора уже было и Василько что-то отвечать:
   - Что же вы ко мне привязались? Поговорить больше не о чем, что ли?
   - Да, мы думает, что же сему причина?
 Василько промолчал, не зная, что им ответить. По правде говоря, не всем женитьба на многих жёнах была по силам, но положение обязывало. Да и не оставляли Василько мысли о порядках в Индийском царстве. Вот куда хотелось попасть ему! Так он и задумался всерьёз о том, чтобы привести в дом вторую жену. Всего лишь одна мелкая, незначительная мысль мешала ему. Как же отнесётся к этому Желана? Наверняка, ей это не понравиться! Только обида Желаны и мешала ему принять решение.
 Как бы отвечая его мыслям, в разговор вмешался купец Гюрята:
   - Да зачем же ему вторая? Видал я его жену – красавица, что и говорить!
   - Это верно! – Поддержал его Стоян. – В невестах Желана была первой красавицей на всём Подоле! Сколько к ней женихов сваталось! Василько тогда мне сказывал, каких трудов ему стоило уговорить отца её выдать дочку за него замуж. Да что поделаешь – любовь! Только теперь всё изменилось! Ты же Василько теперь боярином стал! Так что, не отставай теперь! Я тебе и сватом стану, если захочешь!
 Теперь на Василько смотрели все, даже сам князь. Похоже, что друзья не намерены были отставать от него. Так что приходилось Василько, хотел он этого или не хотел, дать ответ прямо сейчас.
 В тоже мгновение он и представил себе предполагаемую женитьбу. В  воображении появилась картина будущей жизни с двумя хозяйками в его доме. Но, привлекательного в ней было не так уже много. Потому Василько ответил именно так:
   - Да как же вторую жену приведу? Некуда мне её приводить. У меня и лишнего места в доме нет! Вот, когда весна придёт, тогда и посмотрим!
 Гости разочаровано вздохнули. Но, прежде чем кто-либо из них успел сказать ответ Василько, князь Всеслав махнул слуге. Ведь настало время послушать гусляра, пока ещё гости не перепились окончательно и не потеряли способность внимать его песням.
 На середину зала вышел Боян. По обычаю гусляров он поклонился в пояс великому князю и всем гостям. Пока они с любопытством разглядывали внука знаменитого сказителя, Боян молчал, не решаясь начинать свою песнь. Так бы и молчал молодой певец, пока князь не обратился к нему:
   - Какую же былину ты нам будешь петь?
   - Какую прикажет великий князь.
   - Да неужто ты их все знаешь?
   - Многие знаю – которые на пирах мой дед пел.
   - А ведома ли тебе былина о князе Кие и его походе на греков?
   - Ведома, великий князь!
 Гости одобрительно зашумели, ведь им пришёлся по душе выбор князя. Для них, истинных киевлян, было приятно слышать, что Всеслав, потомок пришлых князей уважает основателя стольного града.
 С разрешения великого князя Боян начал петь древнюю полянскую былину.
 Кто знает, когда родился первый киевский князь? Пятьсот или шестьсот лет назад? Былина об этом не говорила. Зато она сохранила удивительные подробности рождения будущего князя. Ведь родила его молодая волхва. Родила она, будучи девой, без мужа, от одного лишь волхования. Рождённый столь чудесным образом, он обладал удивительными способностями:
   - Коли был Кий десяти годов, обучался он многим премудростям.
     А первой премудрости обучался он – оборачиваться ясным соколом.
     А другой премудрости обучался он – оборачиваться серым волком.
     А третьей премудрости обучался он – оборачиваться гнедым туром – золотые рога.
 Конечно же, странно было, если бы столь необычные способности не нашли своего применения. Потому, придя в возраст, начал Кий собирать вокруг себя дружину молодецкую:
   - Стал себе Кий дружину прибирать.
     Прибирали  себе дружину он три года.
     И прибрал он дружину числом в семь тысяч.
 Для такой огромной дружины полянские земли оказались слишком тесными. Тогда Кий повёл дружину на юг, к богатым греческим землям.  Перекликаясь волчьим воем, шли в поход полянские молодцы. И пришли они к стенам крепости Адина:
   - Крепка стена белокаменна.
     Ворота у города железные.
     Крюки, засовы все медные.
     Стоят караулы денны и нощны.
 Казалось бы, что для полян, незнакомых с греческим военным искусством, крепостные стены будут непреодолимой преградой. Но не для воина-чародея, каким был первый киевский князь. Благодаря волховским способностям, Кий заколдовал своих воинов и превратил их в муравьёв. Без труда муравьиное войско проникло внутрь крепости. Адина стала лёгкой добычей для полянской дружины:
   - Ходит дружина его по крепости.
    А рубят они и старого и малого.
    А оставляют только по выбору
    Душечек красных девиц.
 Долго ещё дружина князя Кия разоряла окраины греческой земли. Пока наместники городов не откупились от полян богатыми дарами и не вынудили их вернуться домой. На том былина и закончилась. Что было дальше – всякий знал. Вернувшись в родные края с богатой добычей, князь срубил первую крепость. Так и начался стольный град Киев.
 Едва Боян замолчал, закончив петь былину, он оглянулся на гостей и великого князя. Но беспокоился молодой певец совершенно напрасно – его первое выступление перед народом прошло удачно. Никто не ругался, не кричал на него. Наоборот, всем пришёлся по сердцу молодой сказитель.
 Вот и сейчас они всё ещё были под впечатлением от услышанной былины, переживая вновь и вновь события древних времён.
   - Вот люди были в старину! Какие подвиги совершали! – Сказал Стоян. – Пойди, попробуй взять штурмом такую мощную крепость!
   - Это разве крепость – Адина? – Возразил ему Гюрята. Купец часто спорил с ним, не упуская случая высказать своё мнение. – Бывал я в тех краях не раз. Да разве там стены? Их же пёс перескочит! Что их там штурмовать? Нашли, чем нас удивить!
   - Ты думаешь, Гюрята, что в былине правды нет? Не веришь, что князь Кий в походы на греков ходил?
   - Отчего же, верю. Только я не понимаю, что же здесь такого славного – захватить захудалый греческий городишко!
   - Да что тут непонятного? – Вмешался в их разговор Василько. – Ведь это же когда было? Давно. Тогда нашим предкам греческая земля казалось далёкой. Дороги туда были неведомы, да и опасны. Прямо как сейчас – Индийское царство. Теперь то каждый знает про Царьград и греческую землю. Многие там бывали. Другое в былине удивительно!
   - Да, это так и есть! Верно ты догадался! – Согласился с ним Гюрята. – В старину удивительные вещи случались! Чудеса наяву бывали, чародеи среди людей жили, вот как! В нынешнее время таких нет!
   - Как это – нет! – Крикнул Стоян. Он привстал из-за стола и наклонился к Гюряте. – А наш князь?! Всякий знает, что он у волхвов обучался! Весь Киев его чародейство видел! А ты не веришь!
 Все они разом повернулись и поглядели на Всеслава. Пришлось князю вновь, как  и в самый первый день правления доказывать свои способности. К тому же, Всеслав не забывал, что купец мог бы сейчас занимать его место.
   - Да ты, Гюрята, как я погляжу, у нас Фома-неверующий! Что же, уже и глазам своим не веришь? Ведь я на кресте поклясться могу, что обучался у полоцких волхвов! Ведь так всегда было принято в княжеском роде!
 С этими словами князь снял с шеи золотую цепь, на которой висели крест и ладанка в форме солнца, и показал его Гюряте. Гости с любопытством поглядели на них. Ведь это была та самая ладанка, при помощи которой Всеслав разыскал убийцу епископа.
   - Всё хотел тебя спросить тебя, великий князь, что это у тебя за ладанка удивительная? – Обратился к Всеславу Стоян. – Скажи нам, коли это не тайна!
 Слегка запинаясь от хмельного, князь ответил ему:
   - Нет, не тайна! Про таких, как я, говорят, что «родились в рубашке».  Волхвы посоветовали моей матери хранить ту рубашку. Вот с самого рождения я и ношу её в ладанке с собой. Она мне удачу приносит!
 Эти слова произвели огромное впечатление на народ. Ещё бы не поверить в чудодейственную силу ладанки! Ведь неслыханная удача – попасть из поруба прямо на великокняжеский престол! Как же тут усомниться!
 Похоже, что возвращались в Киев времена давних князей-чародеев. Так подумал каждый. Люди с надеждой посмотрели на Всеслава.
   - Скажи нам, княже, а будем ли мы весной с половцами воевать? – Спросил его Гюрята.
   - Подумаешь, половцы. – Небрежно ответил ему князь. – Пришло время для истинно великих дел. Весной идём в поход на Индийское царство!
 Ответом ему было молчание всего зала. Настолько люди были поражены величием планов киевского князя.
   - А как же мы попадём туда? - Спросил его Василько. – Ведь дороги туда неведомы. Купцы в Индийское царство едут по целому году, а то и не по одному. Как же нашей дружине в такой далёкий поход идти?
 Князь только и сказал в ответ:
   - Ничего проще этого дела нет! Ведь волхвы открыли мне великие тайны. Ведаю я, как попасть из Киева в Тмутаракань за одну ночь. Так что можно стоять вечерню в Киеве, а заутреню – в Тмутаракани!
 Это поразило гостей несказанно – если из Киева в Тмутаракань можно добраться за одну ночь, то и дорога в Индийское царство труда не составит!
 Народ начал обсуждать предстоящий великий поход. А в самом углу стола сидел певец Боян, внук Боянов. Сочинял он сейчас песнь о будущем походе князя Всеслава в Индийское царство. Если князь обещал так быстро обернуться с походом, то и песнь о нём запаздывать не должна! Так и слагал Боян новую былину, держа в уме, как образец, былину о походе князя Кия в греческую землю.
 А со стен на всех на них смотрели нарисованные гости. И казалось сейчас народу, что вместе с ними веселятся они, поют, пляшут, и поднимают заздравные чаши, славя доброго князя Всеслава Брячиславича.
 В это же самое время на другом конце Киева, на Подоле, сидела дома одна жена Василько, Желана. Пламя лучины мерцало, то выхватывая, то вновь погружая во тьму окружающие предметы. В доме было совсем тихо, сын её давно спал. А племянника не было – пользуясь отсутствием хозяина дома, Доброшко гулял с приятелями, сколько хотел и возвращался, когда ему вздумается.
 Потому, ничто постороннее не отвлекало Желану от работы. Вот уже в который раз, кажется, в четвёртый, распускала она только что вытканный холст. Желана с раздражением глядела на ткацкий станок, будто он был в этом виноват. Она путала нитки, распускала холст, потом снова начинала ткать. Но раз за разом запутывалась всё больше и больше. Пока не поняла, что испортила ткань окончательно.
 Тогда она махнула на всё рукой и бросила работу. Желана отошла в сторону и села на скамью. Вот сейчас мысли, которые она старательно гнала от себя, отвлекаясь на работу, набросились на неё, как свора голодных псов.
 В полной тишине и одиночестве они мучили её, не давая покоя. Ещё недавно она казалась себе счастливой и довольной жизнью. Но три месяца назад случилась смута в Киеве, и начались перемены. Они не оставили в стороне никого, даже их дом.
 Кто бы мог подумать, что радости они Желане не принесут. Казалось бы, получил Василько боярское звание, значит, небывалая удача пришла в их дом. Но не тут-то было!
 Вот уже третий месяц, вечер за вечером, пропадал Василько на княжеских пирах. А она каждый день оставалась дома одна.
 Соседи верно думали, что новый боярин и его семья стали жить богато. Но великий князь на пиры звал, раздавал народу звания, но не деньги. Что бы деньги водились в доме, надо было работать, как и прежде.
 Но Василько потерял всякую охоту к ремеслу. Всё чаще отдавал он делать заказы племяннику. Говорил, мол, пускай отрок учится. Украшения,  сделанные племянником, заказчики возвращали обратно на переделку. А порой и вовсе отказывались от покупки.
 Деньги в доме перевелись, и Желана, которая всегда жила в достатке и в доме отца и у мужа, поняла, что значит настоящая бедность.
 А Василько всё это ничуть не волновало. Целыми днями пропадал он на княжеском дворе, а всё время, когда бывал дома, без перерыва читал книгу об Индийском царстве.
 В чём была причина этих переменах, Желана до сих пор понять не могла. Неужели дело было в этой книге?
 Пора было найти ответы на все вопросы, пока у неё ещё хватило на это душевных сил.
 Тогда Желана открыла «Сказание об Индийском царстве». Поначалу она робела, ведь грамоту она знала совсем немного. До сих пор ей приходилось читать лишь короткие записки, о том, какой товар за какую цену куплен. Столь длинных книг ей читать ещё не приходилось.
 Но опасения её оказались напрасными, читать книгу никакого труда не составило. А вот понять её, что же так заинтересовало мужа, Желана не могла.
 « Есть в Индийской земле камыши, на них пряжа растёт».
 Диво, что и говорить, только стоило ли оно того, чтобы просиживать над книгой каждый день.
 Желана продолжала читать дальше, углубляясь в написанное, и совершенно его не понимая. В другое время её бы заинтересовало описание роскошных индийских тканей и украшений, но сейчас ей было не до этого. Она читала всё дальше.
 « Водятся в Индийском царстве петухи, на них люди ездят».
 Вот это да! Если до сих пор Желане и казались правдоподобными описания индийских чудес, то подобная диковина раскрыла ей глаза. Нет, и кто-то же написал такую глупость! Но теперь ей стало понятным – Василько ума лишился, если верит во всю эту чепуху!
 Она всегда считала мужа человеком умным и рассудительным, но тут здорово в этом усомнилась. Что-то здесь было не так.
 Желана с досадой захлопнула книгу, так и не получив ответов на свои вопросы.  Может, порчу кто навёл? Но врагов у них не было, или ей так казалось?
 Желана продолжала сидеть и раздумывать, но никаких здравых мыслей ей на ум не приходило. Что-то подсказывало ей, что дело всё-таки в книге.
 Желана вновь взяла книгу, но свою страницу она уже потеряла. Книга раскрылась на середине, на том месте, где чаще всего читал её Василько. Едва Желана взглянула туда, как пришла в ужас. И как то люди решились написать подобное в книге? Описание индийских нравов смутили бы кого угодно.
 Так вот о чём постоянно думал её муж! За одно мгновение Желана стало всё понятно. Множество жён индийского царя, вторые жёны их соседей – всё это сложилось в её голове в ясную картину. Василько, вслед за другими новыми боярами решил взять себе вторую жену.
 Никогда прежде её так не оскорбляли, никогда она прежде не чувствовала, что её душа тоже способна болеть. Чего же не хватало Василько, в чём он не знал отказа? Разве он больше её не любит, что решился привести в дом вторую жену?
 Или всё-таки, не решил? Ведь соседи так поступили сразу, как только князь разрешил языческие обычаи.
 Первой её мыслью было зашвырнуть Сказание об Индии в печь. Но она понимала, что это ей уже не поможет, уже было поздно. Надо было спасать их семью, но как это сделать? Желана долго думала, пока ей на ум не пришло решение.
 Да, это был самый верный и надёжный выход. Завтра она пойдёт к зелейнице, и та поможет ей сохранить дом. Это была её единственная возможность.
 Желана долго сидела за столом и думала, и не заметила, как заснула. Она не слыхала, как вернулся племянник, а потом и муж. Она спала и видела во сне, как спасает Василько от опасных чудес Индийского царства.


                Часть пятая.

 В том году зима поздно пришла в Киев. За ночь земля покрывалась толстым снежным ковром, а днём его смывал дождь. Лёд и грязь, снег и вода шлёпали под ногами, студили душу до самого сердца.
 Так продолжалось почти до Рождества, или кому было более угодно жить по указам нового великого князя, до праздника Коляды.
 Но никогда бы киевлянам так не запомнилась погода, не случись в то же время большой беды. Знающие люди говорили, что по дворам ходят навии, невидимые духи умерших. Забирают они за собой, на тот свет, души живых. Говорили об этом тихо, боясь накликать беду и на свой дом.
 Ведь забрали навии из мира живых маленьких детей. Те, кто едва вышел из колыбели, отправлялись вслед за безжалостными духами. И ни молитвы, ни заговоры не помогали безутешным родителям удержать своё дитя, избавить его от ранней смерти.
 Всё начиналось с лихорадки, которой в это зимнее время мало кто бы  удивился. Потом у дитяти закладывало горло так, что уже дня через три дышать оно не могло. Душа младенца покидала маленькое тело, унесённая жестокими навиями.
 Пятый день болел уже младший сын боярина Яна Вышатича. Мальчик лежал на кровати, укрытый куньими одеялами. Он дышал всё тише, грудь его едва заметно подымалась под толстым меховым одеялом. Ведь горло мальчика было заложено гноем, и вдохнуть он уже не мог. Маленькое сердце ещё билось, но лицо его было мертвенно-бледным. На него уже упала тень навии, посланника мира мёртвых. Уже тянул призрак ребёнка на тот свет, и это понимали все. И отец его, боярин Ян Вышатич, и челядь, собравшаяся сейчас вокруг мальчика.
 Казалось, даже мать смирилась с неизбежным. Все эти пять дней провела Марья у постели больного сына. Марья не спала, молилась, не отходя от мальчика, а беду отогнать не могла. Горе пришло в её дом, так же как и в сотни других домов в Киеве. И ни двери, ни многочисленная челядь не могли прогнать безжалостных духов. Сын уходил вслед за ними.
 Марья держала в руках свечу, которая почти уже догорела и капала горячим воском ей на руки. Она же смотрела, не отрываясь взглядом от пламени, и не чувствовала, как воск жжёт пальцы. Марья, казалось, не видела ничего вокруг. Она не слышала, как тихо переговариваются за её спиной няньки, как вздыхает, боясь заплакать в голос Ян.
 Похоже, она способна была слышать только слова священника, шёпотом повторяя за ним слова молитвы. Один только голос священника слышала Марья, молилась вслед за ним, но смысл молитвы ускользал от её сознания.
   - И безропотно положил на алтарь Авраам сына своего единственного, Исаака, ибо это была жертва, которую требовал себе Господь.
   - Положил на алтарь сына своего… - прошептала Марья.
 Похоже, что последние слова молитвы словно пробудили её. Марья вздрогнула, огляделась вокруг. Сын её был ещё жив, а они отпевали его, как мёртвого. Бог не слышит её молитвы, он требует от неё невозможной жертвы. Выходит, она молилась не тому?
 Марья вдруг поняла, как же она ошиблась. Она поглядела на сына – он ещё дышал, значит, время у неё было. Марья вскочила на ноги и бросилась к выходу. Она не видела, как испугались её странного поведения Ян и вся челядь. Марья уже бежала вниз с Горы на Подол.
 Марья бежала по киевским улицам, не обращая внимания на лужи и лёд под ногами. Хотя она сама никогда не бывала там, но слышала от челяди рассказы о лучшей ворожее в Киеве. В недавнее время служанкам часто попадало от боярыни, за то, что они ходили к ней. Марья наказывала девушек, которые ходили гадать и привораживать любимых.
 А теперь и сама боярыня пришла сюда. Марья толкнула двери и оказалась в доме ворожеи. Она и не стала рассматривать обстановку, ведь та, ради которой она проделала путь на Подол, была здесь.
 Марья вцепилась в руку ворожеи, закричала прямо ей в лицо:
   - Спаси сына моего, спаси! Всё тебе отдам, что захочешь! Всё забирай! Сына моего верни!
 Марья снимала с пальцев перстни с самоцветами, их набралась целая горсть. Она сунула ей в руки горсть блестящего золота и индийских самоцветов. Хотя ворожее давали огромное богатство, она молча смотрела на Марью, не понимая, чего хочет от неё сейчас эта женщина. Марья истолковала её молчание по-своему:
   - Мало золота тебе? Чего ты ещё хочешь? Я всё тебе отдам, только скажи!
 Марья показалось, что она понимает, чего хочет от неё ворожея:
   - И это я тебе отдам! И душу отдам! Только скажи ему, что сын у меня при смерти! Пусть не даст ему умереть! А если умер, пусть обратно вернёт! Я ему и душу отдам!
 Она отступила на шаг от ворожеи. Марья так и не решилась произнести вслух имя дьявола, ведь это и так ей было понятно. Всем известно было, что волхвы и ворожеи – это слуги дьявольские. Но не похоже было, что ворожею обрадовало предложение Марьи. Она переспросила боярыню:
   - Говоришь, сын у тебя при смерти? Или умер уже? Так?
 Марья кивнула, уже не имея сил произнести это. Тогда ворожея решительно сунула обратно, в руки Марьи золотые перстни:
   - Если при смерти он, помочь не смогу! Уходи!
 Марья только на мгновение замолчала, а потом вновь попыталась отдать ворожее золото:
   - Забирай всё! Только помоги мне! Прошу тебя, помоги!
 Ворожея оттолкнула Марью, и перстни рассыпались, выпали у неё из рук. Они разлетелись по полу, заблестели на земляном полу диковинными красками. Ворожея бросилась подбирать их. Пока она наклонилась, собирая украшения, Марья стояла и безучастно молчала. Только сейчас она смогла немного прийти в себя и рассматривала обстановку дома лучшей ворожеи Киева.
 Взгляд Марьи скользил по деревянным полкам, заставленными горшками, связкам сушеной травы под потолком. Здесь, в этом доме не было ничего необычного, тех вещей, что должны были быть в домах слуг дьявольских. Не было адского запаха серы, не кипели котлы с колдовским зельем. Только запах сушёной мяты стоял под потолком.
 Ворожея собрала перстни и отдала их в руки Марье. Стоило лишь Марье взглянуть ей в глаза, как она поняла свою ошибку. Нет, не дьяволица, не ведьма стояла сейчас перед ней. Просто старая женщина, живущая своим ремеслом, которая и сама не слишком высоко его оценивала.
   - Уходи, боярыня, уходи. – Тихо сказала ворожея.
 Марья и сама уже поняла, что она ошиблась, что здесь ей тоже не помогут. Оставалось Марье возвращаться домой, назад, к своему горю.
 Марья обернулась и медленно пошла к выходу. Едва она вышла наружу, как почувствовала слабость в ногах. Силы оставляли её, идти дальше она не могла. Перед глазами поплыл белёсый туман, почти такой же, как зимнее небо над головой и грязный снег под ногами. Небо и земля слились вместе, закрутились волчком перед глазами. Теряя сознание, Марья успела схватиться за руку женщины, которая пришла к дому ворожеи. Последнее, что она видела, была серебряная звезда, что мелькнула и тут же погасла у неё перед глазами.
 Желана пришла в дом ворожеи в надежде, что она поможет ей, излечит от тоски, а мужа от глупых мыслей. Она вовсе и не думала, что вместо этого ей самой придётся кому-то помогать. Что же это за неизвестная, богато одетая женщина, которая потеряла сознание у неё на руках? Что привело её сюда, к дому киевской зелейницы?
 Что-то подсказало Желане, что обратно, в дом зелейницы, ей вести незнакомку не стоит. Благо, её дом был совсем близко, всего через один из дворов отсюда.
 Сознание возвращалось к Марье постепенно. Первым, что она почувствовала, был твёрдый край скамьи, на котором ей неудобно было лежать. Потом она услышала тихий детский плач и открыла глаза. В первое мгновение Марье показалось, что её безумная просьба была услышана – она попала в преисподнюю, и слышит голос сына. Ведь она предлагала душу дьяволу в обмен на жизнь сына, и теперь должна уже быть в аду. Конечно же, это был ад, ведь здесь было темно, душно и воняло дымом.
 Но, едва Марья присмотрелась к окружающей обстановке, то поняла, что попала вовсе не в ад. Нет, это был не ад, а изба простого киевлянина. Такими домами был застроен Подол, и Марье до сих пор редко приходилось в них бывать.
 Изба топилась по-чёрному, и дым был повсюду. Он давал мало тепла, только щекотал в носу и резал глаза. Однако, дым не мог спрятать бедной обстановки, состоявшей из стола и деревянных лавок. Сплошную пелену дыма рассеивала лучина, горевшая в противоположном углу избы.
 Тусклый огонёк освещал молодую женщину, которая качала на руках ребёнка. Она смотрела только на ребёнка, не замечая ничего вокруг.
 Марья взгляда от них оторвать не могла. Сейчас она боялась вздохнуть, чтобы их не потревожить. Будто её собственная жизнь перетекла туда, к матери с младенцем. Марья чувствовала, что пока они её не видят, она может жить их жизнью, пусть немного, даже несколько мгновений.
 Ведь надежды для неё самой уже не осталось. Марья подумала, что отдала сейчас бы всё, что имела. Она бы променяла богатства боярского рода – земли, золото и многочисленную челядь, на бедный дом на окраине Подола. Лишь бы оказаться сейчас на месте Желаны и держать на руках своего сына, живого и здорового.
 Но всё было бесполезно. Чтобы ни предложи она сейчас – золото или душу, никто бы не услышал её. Потому, как высшая сила не торгуется с людьми, а сама выбирает, кому стать жертвой у неё на алтаре.
 Марья вздрогнула от мыслей, казавшихся ей такими простыми и кощунственными. В то же мгновение и Желана подняла голову, посмотрела на неё.
   - Вижу, пришла ты в себя уже. Легче тебе стало?
 Марья только кивнула в ответ, не имея сил сказать это вслух, ведь её душили слёзы. Желана подошла к ней поближе. Она внимательно рассматривала Марью, её дорогой наряд, вышитый жемчугами и самоцветами. Желана не понимала, что же могло привести её к дому ворожеи. Какая беда привела её на Подол, от какого горя она просила защиты?
 Наконец любопытство пересилило все другие чувства, и Желана спросила у Марьи:
   - Что же за беда у тебя случилась?
 В том, что только несчастье могло привести её сюда, Желана не на миг не сомневалась.
 Марья тихо ответила ей, удивляясь, что говорит об этом вслух, ведь ещё недавно она и подумать об этом боялась:
   - Сын у меня умер.
 Вот сейчас Марья и почувствовала, что сына её больше нет на свете. Теперь она поняла, насколько бессмысленной была попытка спасти сына при помощи ворожеи.
 Желана растеряно глядела на Марью – вот, какое горе на свете бывает. Нет, ни соперница, ни завистники привели её на Подол. У этой женщины, богатство и власть которой должны были защищать её от всех бед, случилось несчастье, хуже которого уже не бывает.
 Желана вдруг почувствовала, как сами собой, по её щекам текут слёзы. Ревность, обиды и тревоги последних дней слились в единый клубок. Её чувства не выдержали напряжения, и Желана заплакала над чужим горем, как над собственным.
 Марья с удивлением посмотрела на неё. Неужели эту чужую для неё женщину могло взволновать несчастья Марьи? Сквозь дым и полумрак она внимательно пригляделась к ней.
 Но, ни дым, ни тоска не помешала Марье разглядеть жену ремесленника. Появись такая красавица среди её челяди, это заставило бы боярыню не на шутку забеспокоиться. Перед ней сидела женщина, которой не было ещё и двадцати годов. Льняная рубаха, вышитая красными узорами, казалось, не прятала, а только открывала гибкое тело. Синие глаза блестели от слёз и в них отражались блики от серебряных колтов.
 Неужели молодость способна так чувствовать чужое горе? А красота не спасает от бед? Есть ли в этой жизни счастье, и куда же мне бежать, чтобы найти его? Все эти мысли в одно мгновение пронеслись в сознании Марьи. Она сама и не заметила, что больше не может сопротивляться отчаянию. Сейчас оно вытеснило все другие её чувства, и Марья зарыдала.
 Так сидели они и плакали над горем друг друга.
 Прошло совсем немного времени, и Марья почувствовала, что ей становится холодно. Дыма стало меньше, и изба начала остывать. Желана и сама заметила это и обернулась к печи.
 Неожиданно Марья поняла, что плакать она больше не может, и ей стало легче. Лишь только она осознала своё горе, как оно вдруг притупилось, спряталось куда-то в глубину сознания. Она поправила одежду и волосы, и сказала Желане, которая возилась у печи:
   - Пойду я. Пора мне, и дома ждут давно.
 Наверное, так оно и было. Должно быть, Ян Вышатич отправил слуг разыскивать жену по всему Киеву.
   - Пойдём, - сказала ей Желана. – Провожу тебя на Гору.
 Желана проводила Марью до её дома, а потом вернулась обратно на Подол. К тому времени вернулся домой и Василько. Оказалось, что был он у отца Алексия. Священник звал их к себе, ведь завтра было Рождество.
 На следующий день погода в Киеве изменилась. С полуночи подул морозный ветер, лужи быстро затянуло ледком. А на стольный город Киев, на боярские палаты на Горе, и на избы рабочего люда на Подоле, тихо, словно птичье перо, падал снег.
 Но не все люди в Киеве праздновали Рождество. Ведь испокон веков на Руси этот день был посвящён богу Коляде.
 Уже полгода Солнце убывало, теряло свои силы, уступая место тьме и холодам. День становился всё короче и короче. А два дня назад наступила самая долгая ночь в году. В ту ночь, говорили, умерло Солнце. Две ночи подряд Солнце было во власти тёмных сил, а сегодня день начал расти. Не много, всего на несколько мгновений день стал длиннее. Но в этот день свет победил тьму, и родилось новое Солнце.
 Теперь день за днём оно будет прибавлять силы, приближая весну, неся тепло и людям и диким зверям полевым.
 Так продолжалось всегда, год от года, век от века. А следил за установленным порядком бог Коляда. По его воле вращался небесный свод, и сменялись времена года.
 Как же нам не славить бога, по велению которого весна сменяет зиму! Множество поколений сменилось на нашей земле, и все они чтили доброго бога. От дома к дому в этот день ходили люди, пели песни в честь Коляды. Верили наши предки, верим и мы сейчас, что недаром поём мы славу богу. Нет, так вместе с ним мы боремся с тьмой и помогаем родиться новому Солнцу.
 И сейчас по всему Киеву ходили колядники, ряженые в овечьи шкуры, и пели под окнами каждого дома:
   -  Добрый вечер тебе, щедрый наш хозяин!
   -  Радуйся! Ой, радуйся земля – Солнце народилось!
 Никто не оставался в стороне от небывалой радости. Колядников приглашали войти в дом и разделить угощение с хозяевами.
 Но в прежние времена в праздник были не только песни и застолья. Этот день не обходился без поучения волхвов. А они говорили о том, что если люди перестанут жить по Правде, тогда и прекратиться установленный порядок. Тогда Солнце погаснет, и звёзды пропадут, и прекратиться на земле всякая жизнь. Потому и следует людям почитать предков и жить по законам, установленными богами.
 Хотя и разрешил князь Всеслав языческие обычаи, но прежних киевских волхвов давно уже не было на свете. Так что некому было учить в людей в Киеве. Поэтому ходил народ по улицам и просто пел славу доброму богу Коляде:
   -  Радуйся! Радуйся! Радуйся свет!
   -  Радуйся свет! Солнце народилось!
Одни люди в Киеве пели песни в честь языческого бога, а отец Алексий вернулся домой после рождественской службы. В этот вечер в церкви Святого Ильи прихожане услышали благую весть о рождении Спасителя.
 Вот уже тысяча лет прошла с тех пор, как родился в далёком Вифлееме Иисус. Сын Божий пришёл в наш мир, чтобы научить людей милосердию и любви к ближнему. Он дал людям Новый Завет, чтобы указать путь к истине и спасти заблудшее и погрязшее в грехах человечество.
 Тысячу лет светит над миром Вифлеемская звезда, что зажглась над землёй в день рождения Спасителя. Многие годы освещает она и Русскую землю.
 После службы в дом священника пришли гости. Народу было немного, пришла лишь родня священника и Василько с женой. Пока гости рассаживались вокруг праздничного стола, Василько разговаривал со священником:
   - Скажи, отец Алексий, ты уже перевёл греческую книгу? Когда я смогу прочитать её?
   - Знаешь, Василько, всё никак не закончу. Я, вот, думаю, что дело к завершению идёт, а до конца ещё далеко! Времени у меня мало, что тут поделать!
 Василько внимательно посмотрел на него. Даже ему, киевскому мастеру, далёкому от книжной учёности, было понятно, как не соответствует облик священника окружающей его обстановке. Навряд ли в Киеве нашёлся человек, способный сравниться с Алексием. Его знания могли бы найти лучшее применение и в митрополии и при княжьем дворе. Служа в церкви на Подоле, священник просто терял время.
 Потому Василько и решился сказать ему:
   - Отец Алексий, ты бы сходил к князю. Попроси его определить тебя при Святой Софии. Князь Всеслав про старые обиды и не знает, да и времени много прошло с тех пор. Он на греков оглядываться не будет, не то, что Изяслав. Ты же учёный человек, и не твоё здесь место!
   - Спасибо тебе, Василько, на добром слове! Только обратно в митрополию мне не вернуться. Чтобы почёт у князя Всеслава заслужить, надобно быть волхвом! Вот такие теперь времена! Так что дело сие безнадёжное. Да и у князя Всеслава, должно быть, заботы иные. Слыхал ли ты, что Изяслав объявился?
   - Да ну! И где же он?
   - В Польше. Где же ещё ему быть! Король польский с ним в родстве, вот и подался наш Изяслав у поляков помощи просить. Просто так это дело не закончится, помяни моё слово!
 Священник и его гости расселись за столом. Едва они приступили к праздничному ужину, как двери дома открылись, и на пороге появился гость, которого не ждал никто.
   - Феодосий! – обернулся к нему отец Алексий. – Что у тебя случилось?
   - Почто ты думаешь, Алексий, что я пришёл к тебе, ведомый одними лишь заботами?  Нет, в день святого праздника я решил увидеть тебя. Мир вам, добрые люди!
   - А, - только и сказал в ответ ему Алексий. – Рад видеть тебя. Проходи к столу, Феодосий.
 Алексий несказанно удивился приходу Феодосия. Они были знакомы друг с другом уже много лет, ещё со времени митрополита Илариона. Но четырнадцатый год пошёл с тех пор, как прогнали из Святой Софии  Алексия вместе с другими учениками русского митрополита. И за все эти годы Феодосий навестил своего старого знакомого в первый раз.
 Остальные гости не знали об этом, да и дела им не было до игумена. Но началу рождественского ужина сегодня всё время что-то мешало. Едва Феодосий уселся за стол, и матушка подвинула ему блюда с угощением, как двери снова открылись.
 В жарко натопленную избу они впустили целое облако морозного воздуха и десяток новых гостей. Сначала на пороге появился человек, одетый в овечьи шкуры шерстью наружу. В руках он держал длинный шест, верхушка которого была увенчана деревянным солнцем, выкрашенным в красный цвет. А за ним в дом священника зашли и остальные колядники.
 С песнями и плясками, немного вразнобой, ибо были гости уже изрядно навеселе, подошли они к праздничному столу. Подыгрывая себе на бубнах и дудках, запели они колядку в честь нового солнца. Но лишь несколько мгновений звучала песнь в честь языческого бога. Как ни весело было сейчас колядникам, священников Алексия и Феодосия они узнали.
 Языческие песнопения тут же прекратились, оборвавшись на полуслове. И колядники и гости Алексия напряжённо вглядывались друг в друга.
 Язычники – догадался Феодосий. С гудением на дудках и плясанием служат они языческим идолам. Снова в мыслях игумена мелькнула картина жизни первых христиан в некогда языческом Риме. Сейчас, как мыслилось Феодосию, должно было случиться нечто ужасное.
   - Стоян! Ты ли это? – Выкрикнул из-за стола Василько – Не узнал тебя сразу!
  - Василько! – Крикнул ему в ответ человек, снимая с головы овечью личину. – Со светлым праздником тебя!
 С этими словами Стоян отложил в сторону шест с новорожденным солнцем и подошёл обнять соседа. И хотя Стоян не объяснил, с каким именно из праздников он поздравил Василько, тот необычайно обрадовался появлению соседа.
 Разглядывая их со стороны, отец Алексий сказал, как бы думая вслух:
   - Если князь повелел не чинить вражды между людьми разных вер, то мы и не будем. Садитесь с нами за стол!
 При этих словах он оглянулся на Феодосия. К всеобщему удивлению игумен никак не возразил против приглашения колядников за стол. Феодосий смотрел на Алексия так, будто они оба знали великую тайну, известную только им двоим в целом мире.
 Казалось, получив приглашение за стол, колядники тут же примутся за угощение. Но не тут-то было. Порядок, установленный много веков назад, они помнили даже во хмелю.
 Выстроившись в ряд перед столом, они запели:
   - Ой, Коляда, Коляда!
   - Небесный владыка!
   - Даруй лета счастливые
   - Сего дома хозяину!
   - Сему хозяину и хозяйке!
   - Чтоб имели счастье и долю
   - На весь год и до веку!
 Только после пропетой колядки гости расселись за столом. Теперь, снявши овечьи личины, они были такими простыми киевлянами, как и родня Алексия. Но с удивлением разглядывал их только Феодосий. Все остальные хорошо знали друг друга.
 Глядя на праздничное застолье, Феодосий крепко задумался:
 - Вот ведь как! Выходит, что люди киевские и во Христа веруют и в Коляду? Что же это на Руси – двоеверие какое-то? Разве бывает такое?
 В этот миг и понял Феодосий, что не суждено ему пострадать на Руси за веру христианскую. Не такой народ здесь живёт, не выйдет у него ради спасения их душ подвиг свой совершить.
 Но гости сейчас были далеки от религиозных мыслей. Сейчас они беседовали между собой, обсуждали последние новости.
   - Стоян! – Сказал Василько. – Ты же сегодня у князя был! Что там говорят о прежнем князе Изяславе? Ведомо ли что о нём?
   - Да не того сейчас великому князю! – Ответил ему Стоян. – Он сейчас сватом у Гюряты стал. В третий раз уже!
 Потом Стоян повернулся к Желане и сказал так, будто бы его слова должны были обрадовать больше всех жену Василько:
   - У нас один Василько в дом себе второй жены не привёл. Но ничего, к весне мы и его уговорим!
 Потом он заговорил с одним из колядников, совсем уже о других вещах. Так и не увидел Стоян, как посмотрела на него Желана.
 Гости ели и пили, радуясь рождению Спасителя и нового Солнца. И всем, собравшимся за праздничным столом в стольном Киеве, да и мне сейчас, мечталось об одном.
 О том, что также неизбежно, как весна сменяет зиму, наступит жизнь, в которой каждый полюбит ближнего, как самого себя. И взойдёт тогда над землёй солнце правды. И воссияет над миром свет разума.      
   

                Часть шестая.

  Заиграем на златокованых гуслях и споём славу походу великого князя Всеслава Брячиславича. Услышат наши песни в дальних странах, не забудутся они в грядущих веках.
 Только так, верно, и думали киевляне, выступая в поход под началом князя Всеслава. Но шли они войною не на диких половцев, и не на далёкое Индийское царство. Нет, путь они держали на запад, навстречу с князем Изяславом.
 Король польский Болеслав снарядил целое войско на помощь своему неудачливому родственнику. Лишь только весною растаял снег, и просохли дороги, князь Изяслав во главе польского войска пошёл войной на Киев.
 А против него выступило киевское ополчение. Люди киевские вышли защищать всё то, что завоевали они, подняв восстание. Да и великого князя Всеслава, что был избран на княжение народом, словно в давние времена.
 Но не суждено было певцам слагать былины о воинских подвигах. Едва Всеслав узнал от разведчиков, что впереди не малая дружина князя Изяслава, а сильное войско польского короля, так и бросил он своих сторонников. Сбежал князь ночью, тайно, никто и не заметил, когда и как. То ли волховскими чарами глаза отвёл, то ли не просто не могли помыслить киевляне, что надобно им присматривать ещё и за своим предводителем. Никто не ведал, как сие случилось, но когда хватились его киевляне, Всеслав был уже далеко, на пути в Полоцкое княжество.
 Брошенные великим князем, люди киевские вернулись обратно домой. А князь Изяслав вместе с польским войском подошли к стенам Киева и встали лагерем. Будто чужеземный завоеватель, что ждёт ключи от покорённого города. Целый день, с утра до вечера, стоял князь Изяслав под киевскими стенами.
 Весь этот день провёл князь, не выходя из шатра. Долгие месяцы унижения и жизни на чужбине из милости польской родни закончились. Теперь он возвращался в Киев полным хозяином.
 Потому Изяслав и не желал прислушиваться к братьям Святославу и Всеволоду, что целый день пытались уговорить его не наказывать жителей Киева.
   - По правде говоря, - в который раз сказал ему Всеволод. -  Мы в этом восстании сами и виноваты! Не отступи мы тогда от войны с половцами, собери ополчение из горожан, тогда бы и не было ничего!  А теперь нужно поступить так, чтобы не вызвать чрезмерного возмущения в народе. Потому, я и говорю тебе, брат, не наказывай никого. Не будешь же ты казнить всех киевлян! А выбрать из них, кто виноватее других будет, сейчас невозможно!
 Всеволод обернулся к Святославу, и тот согласно закивал. Но великий князь не слушал доводы братьев. Он говорил им в ответ одно и то же:
   - Люди киевские и есть главные виновные в учинённом беззаконии. Посему они сполна отвечать и будут!
 С этими словами князь Изяслав отвернулся от родных братьев, и поглядел на польского короля Болеслава, ища его одобрения. Но король польский изо всех сил делал вид, что происходящие события его не касаются, и высказываться не стал.
 Неизвестно, чтобы ещё сказали братья друг другу, но тут в шатёр вошёл один из княжеских гридней и обратился к Изяславу:
   - Княже, игумен Феодосий пришёл. Просится говорить с тобой. Впустить его, или как? 
  - Зови его.- Сказал князь Изяслав, довольный уже тем, что не придётся ему выслушивать поучения от младших братьев.
 В княжеский шатёр вошёл Феодосий. Он оглядел собравшихся, и спокойно, с достоинством обратился к Изяславу:
   - Княже! Пришёл я говорить с тобой, ибо ты есть великий князь киевский. Покажи же всем пример христианского владыки и вспомни о заветах Господа нашего Иисуса Христа. Ведь учил нас Спаситель прощать врагов своих и любить ближнего, как самого себя. Ведь Иисус простил Петра, что трижды отрекался от него. Поступи же ты, князь, как истинный христианин – прости народ киевский. Прояви милосердие к людям и стань добрым пастырем для заблудших овец своих.
 Выслушав слова Феодосия, князь Изяслав побледнел от ярости. Он сделал шаг в сторону игумена и закричал ему в лицо:
   - Ах, ты, стерво! – Князь едва сдержался, чтобы не сказать вовсе непотребные слова. – Ты кого учить вздумал! Думаешь, твои советы здесь кто-то слушать будет!
 Феодосий молчал, глядя в глаза князю, а Изяслав продолжал кричать на него:
   - Вон отсюда, немедленно! И благодари бога, что я тебя живым отпускаю! Ведь всему Киеву известно, что ты дураком родился! И я знаю, как тебя родная мать в подвале запирала, чтоб ты в монастырь не сбежал! Такой болван учить меня вздумал! Выбросьте его отсюда!
 Едва князь произнёс последние слова, как по его приказу в шатёр вошли двое гридней. Они подхватили Феодосия под руки и выволокли из шатра наружу. Без лишних церемоний они вытолкали его из княжеского лагеря, наградив на прощание игумена пинком под зад.
 От пинка Феодосий растянулся, упал лицом в весеннюю грязь. Но едва он поднялся, как гридни пнули его ещё раз. Посмеиваясь, они наблюдали, как поднимается Феодосий.
 Старательно выполняя приказ князя, гридни не знали, кого они сейчас бьют. Не знали, что перед ними основатель Киево-Печерской Лавры, самого почитаемого монастыря на Руси. Откуда было им знать, что перед ними будущий святой! Кто бы из гридней мог подумать, что их потомки будут идти в Киев неделями, чтобы помолиться в Лавре и попросить у Святого Феодосия Печерского помощи во всех горестях своих. Кто же это знал тогда!
   - Ничего, небось, в Колизее страшнее было! – Подбадривал себя Феодосий, вставая из лужи.
 Не знал и Феодосий тогда, что против власти на Руси пострашнее идти будет, чем против голодных львов в Колизее. Ведь правители легко могут погубить не только тело, но и душу.
 Не догадывался Феодосий, что именно сейчас и сбылась его мечта, и пострадал он за веру христианскую.
 Князь Изяслав не послушал ни доводов родных братьев, ни тем более Феодосия. Он вошёл в Киев, приказав схватить всех зачинщиков мятежа. Среди тех, кто привёл к власти князя Всеслава, оказался и Василько.
 Все, кому князь Всеслав даровал боярское звание, разом оказались в заточении.
 Желана без труда разыскала двор боярина Яна Вышатича. Также легко пропустила её внутрь боярская челядь. Обрадованная первым успехом, Желана решила, что и дальше ей должно повезти.
 Ведь боярин был для неё единственной возможностью спасти мужа. Всё время недолгого княжения Всеслава Ян Вышатич оставался в Киеве и знал княжеских  приближённых. От его слова зависело, кого из людей киевских казнить, а кого миловать.
 Желана увидела боярина на крыльце его обширных палат. Она думала, что сумеет поговорить с Яном спокойно и уверенно, но вдруг все подготовленные слова разом исчезли из её сознания.
   - Что тебе? – Небрежно спросил её Ян. – О чём просить пришла?
 Пожалуй, до сих пор простые люди обращались к Яну с одними лишь просьбами. Так что подобного поворота событий боярин не ожидал.
 Желана развернула и отдала в руки боярину узелок из небеленого полотна. Ян едва заглянул внутрь, так и обомлел. Узелок был полон златников, в руках у неизвестной простолюдинки было целое богатство.
   - Что это? – Удивлённо спросил у неё Ян.
   - Золото, - с не меньшим удивлением ответила Желана. – Для тебя, боярин. Пришла я за мужа просить, чтобы отпустили его. Зовут его Василько, златокузнец. Он сейчас в порубе, вместе с другими киевлянами по слову великого князя. Помоги ему, скажи, что не виноват был, что не был боярином у князя Всеслава.
 С этими словами Желана отдала в руки боярину узелок с золотыми монетами. Но Ян не собирался забирать их. Он огляделся по сторонам – двор был полон челяди, его люди ходили неподалёку и могли прекрасно слышать всё.
 Как же, скажи! Ян тут же вспомнил молодого златокузнеца, что сидел на пирах у Всеслава. Если бы он согласился взять сейчас деньги, то мог бы всё потерять. Любой из челяди мог бы донести на него князю Изяславу. А своим положение у князя Ян дорожил больше, чем золотом, которого и у самого боярина водилось немало.
 Потому Ян решительно вернул Желане золото. Но женщина, похоже, не понимала, что боярин отказал ей в помощи. Желана чувствовала, что это её единственная возможность спасти Василько.
 Потому она отчаянно вцепилась в руки Яна. Желана изо всех сил, которых боярин никак не мог ожидать от женщины, пыталась отдать ему золото.
   - Забери, боярин! Это всё, что есть у меня! Больше у меня нет ничего! Спаси моего мужа! Убьют его же! Помоги мне!
   - Не надо мне твоего золота! – отпихивал её руки Ян. – У меня и самого оно есть! Уходи!
 Ну, не драться же ему с этой бесноватой! Так думал Ян, оглядываясь по сторонам. Дело принимало позорный оборот. Он и Желана по-прежнему были на виду у всей боярской челяди.
 Споря с Желаной, Ян так и не заметил, что совсем близко у него появился свидетель. Приоткрыв двери, их разговор видела и слышала Марья, его жена.
   - Помоги мужу моему, - уже в полном отчаянии закричала ему Желана.
   - Нет! И не проси меня.- Сказал ей Ян. – Иначе хуже себе самой сделаешь.
 Теперь и Желана поняла, что пришла она сюда напрасно и помощи у Яна не получит. Пальцы её разжались, и она выпустила узелок из рук. С глухим стуком монеты посыпались на землю.
   - Забирай своё золото и уходи скорее! – Громко сказал ей Ян, так, чтобы услыхали все вокруг.
 Сначала Желана наклонилась, чтобы подобрать монеты. Но едва она увидела отчеканенный на монете образ бывшего князя Святополка, как отшатнулась и не смогла взять их в руки.
 Сейчас она почувствовала, каким тяжёлым было золото, сколько крови пролилось из-за обладания великокняжеским престолом. Золото жгло ей руки и не могло принести ничего, кроме беды. Зачем оно ей было теперь?
 Желана обернулась и медленно пошла к выходу. Она не видела, как на крыльцо вышла Марья, и тихо сказала мужу:
   - Не отказывай ей. Если можешь помочь, то помоги.
 Желана не слышала слов Марьи, она не слышала уже ничего. Едва она вышла за ворота, как почувствовала, что ей хочется исчезнуть отсюда как можно быстрее.
 Перенестись бы за один миг в дом на Подоле, закрыть за собой двери, и не пускать туда никого. Пусть не появляются там ни непрошенные гости, ни несчастья.
 Едва Желана подумала об этом, так и бросилась бежать прочь от дома боярина. Но странное дело – Гора, будто не отпускала её. Она уже несколько раз теряла дорогу, блуждала по давно знакомым улицам Киева. Желана пыталась бежать быстрее, но ноги не хотели её слушаться.
 Желана выбежала на площадь перед княжескими палатами. Сначала она хотела уйти отсюда, ведь дорога на Подол была совсем в другой стороне. Но лишь мгновение осмотрелась она по сторонам, и уйти уже не смогла.
 Не то, чтобы уйти отсюда, но и пошевелиться Желана не могла. Не отрывая взгляда, она смотрела на площадь.
 А там, перед княжескими палатами, на столбах были развешены головы киевлян, казнённых князем Изяславом. Он не пощадил никого из тех, кто привёл к власти Всеслава.
 Изяслав добился своего, запугав жестокой казнью киевлян. Площадь, многолюдная во всякий день, сейчас была пуста. Лишь немногие отважились выйти на улицу. Скоро вести о жестокостях великого князя разнесутся по всей округе.
 Желана шла по площади, всматриваясь в лица казнённых. Были здесь те, кто ещё недавно сидел на пирах великого князя-чародея, замышлял великие воинские походы. Были там и Гюрята и Стоян, и ещё многие из соседей Желаны. В один день князь Изяслав казнил семьдесят человек.
 Но Василько среди них не было. Правда это была или нет? Или это только так казалось Желане?
 Она не отрывала взгляда от казнённых, и не заметила, как столкнулась с каким-то человеком и едва не упала. Желана едва не бросилась бежать снова, но остановилась, узнав его.
 Это был Боян, внук Боянов. Конечно же, он не мог принести Желане никакого вреда. Молодой певец стоял, неотрывно глядя на убитых. Желана осталась рядом с ним.
 Им осталось только стоять и смотреть, не имея возможности что-либо изменить. Боян глядел сейчас на мёртвых киевлян, чувствуя, что он тоже причастен ко всем происходящим событиям. Ведь он уже успел сочинить песнь о походе князя Всеслава в Индийское царство, переделав её из древней полянской былины о князе Кие. С его лёгкой руки песнь разошлась по Киеву, хотя поход в Индийское царство так и не состоялся.
 Если бы можно было вернуть всё обратно! Так думал сейчас певец Боян. Не знал он о том, что былина о князе Кие скоро забудется в народе. Будут помнить только его песнь о князе-волхве Всеславе.
   - Ни хитрому, ни удачливому божьего суда не избежать. – Сказал певец Боян, говоря сейчас, как бы, с самим собой.
 Хотя Боян сказал вслух только это, Желане без слов стало понятно, о ком он говорит. Слова его были не о князе Изяславе, казнившем киевлян. Нет, он говорил о Всеславе, что предал людей, которые привели его к власти.
 Но вернуть всё обратно и изменить случившееся, никто уже не мог. Желане оставалось только вернуться домой и гадать, помог ли ей боярин Ян Вышатич.
 Да, Желана не знала тогда, но Ян Вышатич спас Василько от казни. По слову боярина Василько отпустили, объявив не причастным к восстанию.
 Лишь только Василько выпустили из поруба, ему надо было бы вернуться домой. Но он не мог, ведь отпуская его, боярин Ян Вышатич рассказал Василько, благодаря кому он получил свободу.
 Вместо своего дома, неожиданно для себя самого, Василько пришёл домой к отцу Алексию.
 Хотя сейчас была уже глубокая ночь, Василько всё ещё сидел у священника. Когда он пришёл домой к Алексию, на улице начинался дождь. Священник думал, что Василько переждёт у него плохую погоду и уйдёт домой.
 Но весенний дождь давно уже закончился, в доме священника все уже спали, а Василько всё никак не уходил. Алексию тоже хотелось спать, но просто так выставить Василько за двери духу у него не хватало. Он рассказал священнику о последних новостях и сидел без дела, глядя на стены. Наконец, чтобы как-то рассеять молчание, Василько сказал:
   - Отец Алексий, а перевёл ли ты до конца греческую книгу?
 Алексий с удивлением посмотрел на него. До разговоров ли об «Одиссее» было им сейчас? Но Василько всего лишь хотел отвлечься от мучивших его мыслей. Потому ещё раз спросил священника:
   - Когда её можно будет прочитать?
   - Нет, не закончил ещё. Теперь уже не знаю, смогу ли я перевести её до конца.
 Алексий ещё раз внимательно посмотрел на него и продолжал:
   - Я, вот о чём думаю. Смог бы царь Одиссей вернуться домой, если бы дома его не ждали? И ждали бы его, если бы известно было, как вольготно проводит он время в дальних странах? Ты что думаешь?
   - Не знаю, - честно ответил ему Василько. – Так, когда книгу закончишь?
   - Ох, Василько, до книг ли в Киеве сейчас? И почему ты думаешь, что только книги меня и занимают? Может, они для меня сок лотоса, который я пью, чтобы не видеть, какая жизнь на самом деле? Ведь только в книгах жизнь разумно устроена, а в жизни я такого не видал.
 Алексий вдруг сказал то, что было на самом деле у него на душе. Но он видел, что Василько совсем его не понимает. Тогда он просто сказал ему:
   - Отчего домой не идёшь?
 Василько только и развёл руками в ответ. Не мог он вернуться домой. Только в этот вечер Василько и понял, какие удивительные возможности подарила ему судьба. И как он, да и все остальные – князь Всеслав и все люди киевские, бездарно растратили их.
 А ведь за эти месяцы так много можно было сделать! Но никто и не думал воевать с половцами, никто не собирался изменять к лучшему жизнь народа в Киеве. И не стоит обвинять в бездействии одного лишь князя Всеслава. Никто из простых людей ничего полезного не совершил.
 Василько подумал, что хотя бы новую избу он мог бы построить. Да, и такой малости он не сделал. Вот какая хорошая печь в доме священника. Можно было и себе сделать такую же, а не топить по-чёрному и сидеть в дыму.
 Пока он сидел и раздумывал, Алексий спросил его уже напрямую:
   - Почему ты до сих пор здесь сидишь?
   - Не знаю, как мне жить дальше. Может, ты подскажешь?
   - Как же я могу ответить тебе, если очень часто не знаю, как же жить на свете мне самому?
 Потом Алексий помолчал немного и тихо сказал ему:
   - Шёл бы ты домой, Василько, а? Ведь жена тебя давно уже ждёт, а ты всё у меня сидишь. Иди, а то, совсем поздно будет.
 Говоря это, священник всего лишь хотел отправить Василько домой. Но он понял его слова по-своему.
 Василько вышел от священника и направился домой. В эту ночь закончилось его удивительное путешествие, которое Василько совершил, не выезжая из родного города. За несколько месяцев он побывал и боярином, приближённым князя, и заключённым в темницу, ожидающим казни. В мыслях он посетил и волшебное Индийское царство. И всегда, как это ни странно, дома его ждали.
 Но об этом Василько сейчас не думал. Он просто шёл домой по улицам Подола.
 Вдруг он наступил в лужу, которых много было сейчас после проливного дождя. Василько всмотрелся в грязную воду и замер.
 Ведь ночь была ясная, лунная, а звёзды в воде не отражались. Такого быть не могло, если только не сбылись предостережения волхвов. Да, выходит, что звёзды на небе пропали, и мир не выдержал человеческой глупости и подлости, прекратив своё существование. Неужели, это так?!
 Василько поднял голову и посмотрел на небо. Нет, звёзды по-прежнему были на месте, сияя в небе тысячами огней. А на востоке небо уже светлело, приближалась заря нового дня.
 Выходит, что жизнь сегодня не заканчивалась.
 Василько открыл двери и вошёл внутрь. К его удивлению, дома никто не спал, ждали его возвращения.  Племянник сидел за столом, клевал носом, но уходить спать не хотел. Желана делала вид, что пряла, каждый миг выглядывая в окно. Она поправляла то свою одежду, то волосы, на которых блестели серебром подвески-звёзды.
 За эти месяцы бури промчались над Киевом, многократно сдвинув с места привычный порядок, сменив князей и бояр. Но они не смогли изменить уклада в этом доме, даже сдвинуть со своего места ни единой миски. Старые бревенчатые стены были надёжным укрытием от житейских бурь.
 Василько понимал, что говорить сейчас ему что-либо будет лишним, но всё равно сказал:
   - Вот я и вернулся.
Желана в ответ только обняла его. Василько почувствовал, что сердце у него сейчас бьётся как-то странно, то замедляясь, то выскакивая из груди. Наверное, и жена слышала это сейчас. Потому Василько снова сказал ей:
   - Ничего. Мало ли, что в Киеве случается. Всё равно, мы проживём.
 Да, и как же можно было ему сейчас не поверить. Без боязни, можно было бы жить на свете, лишь зная о том, что дома нас всегда кто-нибудь ждёт.