Майские цветы
Перерывы в работе заполнялись музыкой. Заполнялись до того, что совсем вытеснили работу. Хорошие песни я любил слушать с детства, и хотя почти окончил музыкальную школу на баяне, довольно быстро освоил гитару, и стал подбирать любимые песни и петь их. Многие были на английском, пришлось изучать и его (в школе сам выбрал немецкий из-за военных находок, которых в то время в окрестностях Новороссийска было не меряно).
Так что в армию, да ещё после года жизни в Питере, я пришёл с огромным и разнообразным песенным багажом. И когда был в «хорошем настроении», всегда пел. От «Студента» (во французской стороне…), шедевров «Цветов» и «Девушка с распущенной косой…» до песен из Demis Roussos, the Beatles, Nazareth, Slade и т. д… Потолок - си-минор второй октавы мне это позволял. Пел для себя и друзей, но в армии всегда много слушателей.
И постепенно личный состав нашей роты возжелал иметь собственный музыкальный коллектив (а в стройбате всё покупается за собственные,заработанные деньги). Это дошло до комбата. И когда вторая рота, в г. Пахтакоре, купила аппаратуру и собрала состав ансамбля, но не было руководителя-вдохновителя («Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков», - Вл. Высоцкий), комбат решил отправить туда меня.
Заодно и в воспитательных целях, погасить мой «беспредел» в соблюдении воинской дисциплины. Вторая рота была на полгода старше призывом, в стройбате – полгода – большая разница, и туда «ссылали» наиболее отъявленных бойцов из нашей роты. Там уже были друг мой Борик из Нальчика, Чермен из Беслана и другие.
Кстати, Борик попал туда из-за меня, вернее из-за моего младшего брата, а также из-за песни о студенте. Он тогда работал водителем грузового уазика, и как то вечером приезжает из дальней поездки, кого-то за чем-то куда-то возил.
Говорит мне: «Пойдём, выпьем? Я тут подработал, пока шеф по разным конторам ходил». После двух бутылок вина меня осенило: «Ведь братцу моему сегодня 18 лет стукнуло!» Борик обрадовался: «Но это же другое дело, когда есть за кого выпить!»
Мы залезли в его машину и поехали за продолжением банкета. Ехали с песней о студенте, которую Борик очень любил. Я пел, он подпевал и отбивал такт руками, бросая при этом руль. Уже стемнело, и пируэты фар на дороге пост ГАИ заметил издали, инспектор замахал жезлом, но куда-там, машина с песней пролетела мимо, а из окна моя рука в зелёной форме показала им привет! Увидев ещё и армейские номера, они всё поняли: «Дикая дивизия», так нас прозвали в округе, преследовать не стали, а когда ехали обратно с ящиком вина и с той же песней, даже и не пытались остановить. Просто записали номер, а утром начальник ГАИ позвонил комбату.
Но это было ещё не всё. После ящика вина и песен на Борика нашло озлобление: сначала к другу моему Лёхе, но я их разнял; затем к «неуставным отношениям». Он разбудил нескольких «дембелей-азиатов» из роты с 4-го совхоза, приехавших к нам в штаб за документами на отправку домой, построил их и настучал им всем по лицам, как не пытался я его остановить. В чужой казарме они не сопротивлялись, но комбат наутро по виду их всё понял, и они сказали, кто. А тут ещё и звонок ГАИ. И Борика угнали в Пахтакор.
Так что я приехал не на пустое место и с заданием организовать концерт к 7-му Ноября, красному дню календаря, а дней оставалось мало….
В первый же день приезда мы с ансамблем собрались в клубе местного совхоза, где была наша аппаратура, и ребята, подключив её, попросили меня что-нибудь спеть.
- На сухую не играю и не пою! - пошутил я. Но они восприняли всерьёз.
- Ведь мне из дома посылка пришла! - вспомнил органист, Яша из Махачкалы, и ушёл.
Вернулся с ящиком, в котором было 4 бутылки шикарного дагестанского коньяка и убойная рыба. Вот это дело! День прошёл на славу! Пели под коньяк мои песни, бас, барабан и орган постепенно подстроились, и вечером Яша доложил ротному, что всё на мази, и коллектив к концерту 7-го ноября практически готов, нужно только как можно больше времени для репетиций.
Ротный отстранил всех участников от работы и даже разрешил ночевать в совхозном клубе, чтобы не терять драгоценное время на дорогу из части в клуб и обратно. Прибился к нам и постоянный дежурный по части, Андрей, немец по национальности, уговоривший меня взять его в ансамбль хоть на что-нибудь.
А так как он ни на чём играть и петь не умел, я взял его на бубен. Ансамбль назвали в честь нашей части –«1746 ОСТБ». Коротко и ясно! На репетицию даже заехали два политработника из штаба бригады в Ташкенте, послушали пару наших песен и сказали, что обязательно пригласят нас для выступлений в Ташкент.
«До «Яллы» нам, конечно, далеко, но почему бы и не съездить?»- подумал я тогда.
«Ялла» - великолепный узбекский ансамбль, их песня «Учкудук – три колодца» гремела по всему Советскому Союзу, хотя мало кто знал, что в г. Учкудуке три «зоны» разных режимов и урановые рудники.
Ротный повелел нам отыграть не только на концерте в части 7-го, но и на праздничном вечере в совхозе для трудящихся – хлопкоробов 5-го ноября. И дело пошло….
Вечер начался торжественно. Прибыл и наш ротный командир при полном параде, как почётный гость и для контроля обстановки. Стол был накрыт шикарный. Директор совхоза прочёл обязательную в те годы речь, поздравил всех присутствующих (а стало быть, и нас) с Праздником Великой Октябрьской Социалистической Революции, пожелал всем дальнейших успехов в труде и провозгласил праздничный банкет открытым.
Веселье началось, все ели, пили и танцевали под нашу музыку. Директор, проплывая в вальсе мимо нас, укладывал в предусмотрительно открытый мной футляр от гитары подхваченную со стола бутылку коньяка. Пока не уложил три штуки. Не пил только ротный. Он сидел за столом и никак не реагировал на призывы своих соседей. Просто ел и смотрел на нас, свой ансамбль «скрипка, бубен и утюг». От его взгляда мы чувствовали себя скованно, т.к. был он парень суровый, видавший многое и своим железным кулаком поддерживавший во вверенной ему роте надлежащую дисциплину.
Это заметил директор совхоза, подсел к ротному и уговорил - таки выпить первую рюмку. После третьей ротный пустился в пляс, танцевал под «шейк» какого-то гопака и отпускал шутки женщинам. Мы облегчённо вздохнули, и, сыграв для ротного ещё пару танцев, объявили «технический» перерыв.
Вышли с футляром во двор, куда нам вынесли по распоряжению директора пиалы и чашу с пловом. Благополучно выпили, закусили, перекурили и вернулись на сцену. Музыка и веселье перешли в бурное состояние, все напились и натанцевались на славу. Ротный по окончании банкета обнял меня, пожал руку и сказал, что никакому комбату он меня не отдаст.
«Будешь до дембеля проходить по строительной бригаде и получать на карточку хорошую зарплату, а дело твоё – только ансамбль!» - объявил он мне, разрешил «репетировать» до утра и с песней: «Вы слыхали, как поют дрозды, нет, не те дрозды, не полевые…», удалился по домам.
Мы ещё «порепетировали» и попадали спать. Кто где. Наутро репетиция продолжилась в том же духе. Нам ещё оставалось доставить нашу аппаратуру в расположение части. Решили отложить этот вопрос на праздничное утро, договорились с совхозом насчёт машины и к вечеру вернулись в роту на ночлег. Утром, под бравурные праздничные марши, доносившиеся из висящего на столбе репродуктора, в приподнятом настроении мы отправились в совхозный клуб за аппаратурой.
Выходя из роты, заметили батальонную «хлебовозку», которая привезла на концерт заместителя комбата по хозяйственной части. «Ну, к концерту всё готово, хорошо хоть не сам комбат пожаловал!» - подумали мы. Но всё пошло не так, как намечалось!
Пришедши в клуб, и не обнаружив там обещанную совхозную машину, мы, не выясняя причин отсутствия последней, решили не останавливаться перед трудностями и рванули за машиной в Пахтакор. Там у басиста был знакомый шофёр с грузовиком. Нашли шофёра в компании друзей, уже отмечавших годовщину Октября…. «С утра не выпил – день пропал!» Нас пригласили, и мы, конечно, согласились. Думаем, что немного выпить для настроения нам никак не повредит. Но оказалось, что не так уж и немного….
Позже мы, с новыми друзьями, уже маршировали парадной шеренгой с песнями по праздничному Пахтакору, забыв, зачем приехали туда. Потеряли где-то басиста вместе его другом-шофёром. Но чувство неисполненного долга взяло верх, и на какой-то попутке, на автопилоте, мы вернулись к клубу.
Десантировавшись из кузова строевым шагом (просто падая плашмя на землю), мы увидели грузящих аппаратуру в совхозную машину прапорщиков из нашей роты со злобными лицами. Поняв, что наша помощь не нужна, мы пришли в часть пешком. Андрюха, игравший на бубне, будучи постоянным дежурным по роте, открыл своими ключами дверь ротной гауптвахты и почему-то заперся там, выбросив ключи через зарешёченное окошко.
Рота, вся трезвая, уже сидела на лавках перед импровизированной сценой в ожидании концерта. Сбоку молча стояли ротный и зам. комбата, которым уже всё было понятно. Расставив и подключив привезенную аппаратуру, мы заиграли в неполном составе, без бас-гитары и бубна. Старались, как могли. Зрители молча слушали…. Но тут прибыли на сцену потерянный нами басист и освобождённый им из заточения бубен-музыкант.
Басист схватил гитару, заиграл на ней и запел в мой микрофон что-то своё…. Терпение трезвой в праздник роты лопнуло, басиста стащили со сцены и принялись бить. Поднялся шум и гам. Мы с немцем поняли, что концерт окончен, и тихо удалились за калитку…. Где-то до полуночи шатались и вернулись в вагончик – КПП. Там почему-то спал весь наш ансамбль.
Утром ввалился к нам ротный и учинил «разбор полётов». Причём от его «разбора» полёты были вполне реальные, не тронул он почему-то только меня. Может из уважения к моему музыкальному «таланту», или из-за того, что когда он подлетел ко мне, я читал на стене «обязанности солдата и матроса» и не обернулся, даже чувствуя его дыхание прямо мне в затылок.
Ещё раз устно «поблагодарив» нас за концерт, ротный удалился восвояси. А ко мне подошёл водитель нашей «хлебовозки» и посоветовал: « Залазь лучше в будку для хлеба и возвращайся с нами назад, в свою роту, пока цел!» Совет был дельный, и я попрощался с уже ставшим родным коллективом оркестра, залез в кузов и через три часа был пред светлыми очами комбата и его заместителей, где справедливо получил очередные «пять суток ареста».
«Никуда его отправить спокойно нельзя!»- заметил в который раз комбат. И я вернулся на работу в бригаду.
Но музыкальная тема по-прежнему занимала умы нашей части, и когда в рядах прибывшей роты «молодых» оказался парень с музыкальным училищем за плечами и барабанщик, игравший дома в джазе, вопрос снова встал ребром на повестке дня в штабе батальона.
Был составлен список нового состава, в руководители на этот раз я уже не попал, но остался на гитаре и с микрофоном. Руководителем и на органе стал парень с музыкальной «вышкой», петь взяли ещё Гришу из Абрау-Дюрсо, на бас – моего попутчика на ташкентскую гауптвахту, земляка Шурика, ну и барабанщика из джаза - на ударную установку….
Насчёт аппаратуры, пока приобретаем свою, договорились с клубом города Янгиера. Список был отпечатан и утверждён комбатом. Но не так всё просто, и пути состава ансамбля неисповедимы! Подходит ко мне друг мой Саркис:
- Я слышал, ты опять в ансамбле?
- Опять! - отвечаю я.
- А как же я? - спрашивает он.
- А на чём ты будешь играть? Ведь я уже не шеф и на бубен взять тебя не получится! - заметил я.
- С барабанами управлюсь, армяне – народ музыкальный, у нас врождённое чувство ритма! - подвёл итог Саркис.
Мы пошли к «юному» руководителю и велели ему идти к комбату и вносить изменение в список в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. «Скажи комбату, что лучшего, чем Саркис, барабанщика не найти во всей округе, а твой джазмен будет барабанить, когда мы уйдём на «дембель» - пояснили мы ему. Что парню делать, отказать нам он не смог. Пришлось идти.
«Опять неразлучная пара вместе!» - возмутился комбат. Но заподозрить в сговоре с нами «молодого» он не догадался и согласился. И снова пошла творческая жизнь….
Утром нас отвозили в город, в клуб, вечером забирали обратно, бывало, что и сами добирались на попутках, не в первой, весь день мы были предоставлены сами себе. Репетиции проходили успешно. Нас часто навещал наш с Серёгой друг Лёха, тоже, как и я, из Новороссийска. Он женился самым первым из нашей части, открыл, так сказать, сезон. Следует отметить, что выходить замуж за новороссийских ребят стало популярным среди русскоязычных местных девушек. Да оно и понятно, после этой «пустыни» приехать к морю….
Жена его, Люся, была из Янгиера, там жили её родители, и «молодые» часто навещали их. Откуда Лёха и приходил на репетицию, принося нам что-нибудь из домашней кухни. Мы, закусив, обязательно играли для него по просьбе товарищей, причём Лёха выступал в роли дирижёра.
Так как руководитель наш, Сашка, был с высшим образованием, играть нам пришлось с соблюдением всех музыкальных тонкостей и формальностей, буквально по нотам. Я открыл для себя массу неведомых доселе аккордов на гитаре. Саркису тоже пришлось попотеть с барабанами и тарелками, особенно его донимали «бонги», маленькие такие два барабанчика. Может, из-за размеров. Но хуже всех пришлось Шурику. Выписывать кренделя на бас гитаре ему давалось с большим трудом и занимало уйму времени, не в часть же гитару тащить.
Поэтому мы с Саркисом на периоды отработки техники Шурика стали уходить проболтаться по городу. Раз зашли перекусить в чебуречную, за стол к нам присели трое уже весёлых ребят. Когда я проснулся, сидя за столом, вздремнул, наверное, то обнаружил разгромленную чебуречную с удивлёнными лицами посетителей, заглядывающих снаружи, и Саркиса, который никак не мог дотянуться через окошко выдачи чебуреков до повара, прижавшегося к стенке. Рука Саркиса плавала у его испуганного лица.
Оказалось, что когда мы «обедали» вместе с новыми, «весёлыми» друзьями, одного из них стошнило прямо на пол, и они ушли. Бабка же, уборщица, принялась шуметь на Серёгу. Незаслуженного обвинения тот стерпеть не смог, и началось…. Полетели столы и стулья, посетители кинулись врассыпную…. Я оттащил Серёгу от чебуречного окна. Хорошо перекусили!!!
Прислали нам из дома запись песни «Отель Калифорния» группы «The Eagles», гремевшей тогда по всему миру, мы загорелись, надо её спеть. Дали послушать Сашке, чтобы расписал музыку, а вот текст…. Лёха предложил собраться вечером у него (а у жены его, Люси, в поселке у части было две комнаты в коттедже). Договорились, что Лёха жену, уже беременную к тому времени, отправит к родителям, чтобы не волновалась.
Принесли с собой всё необходимое для записи текста: водку, мясо, масло и т.д. Для верности привели Толика из Сочи, знатока не только медицины и йоги, но и английского. Заходим, спрашиваем Лёху: «Жена уехала?» «Уехала, уехала!» - отвечает Люся с дивана. Ну, что поделаешь с ней, и запись началась….
Когда я проснулся, Серёга ещё спит, Лёха с Толиком, лёжа на ковре и клюя носами, но живые, перещёлкивают магнитофон. Лёха повторяет пару слов песни, а Толик записывает по-английски. Кто бы видел этот «текст»…. А ведь у Толика был отработанный, печатный почерк, он же писарем служил в канцелярии роты. Ничего, переписал потом, как надо.
Вообще, Толик был парень уникальный. Со своей йогой он мог спать в «позе трупа» даже в воде и ходить с закрытыми глазами. Как-то справляли в моём вагончике день рождения, выпили за ночь впятером ящик водки, скушали таз пельменей и кастрюлю с мясом, которую принёс гражданский друг мой, Санёк (он потом признался нам, что это был не баран, а собака), а к семи утра нужно быть в части.
В тот день были выборы в Верховный Совет СССР, а армия докладывала о 100% явке избирателей самой первой. Мы так и привели Толика, с закрытыми глазами. Комбат, как увидел нас, сразу: «Этого ведите прямо на гауптвахту, хотя нет, пусть сначала проголосует!» Отвели Толика к урне для голосования, бросили бюллетени и утащили спать в его канцелярию.
Но песня вышла на славу! Нас заставляли повторять её по два раза, где бы мы ни выступали. И аппаратура у клуба была хорошая -"BIG-100", свою гитару, чешскую «Jolana», я полюбил сразу, в общем, «живи - не хочу»….
Но в одно утро комбат представил нам новую головную боль – выпускницу Харьковского института культуры, темой дипломной работы которой было поставить праздничный спектакль-концерт на 23 февраля для ветеранов войны, используя только самодеятельных артистов. Как она нашла нас – для меня тайна до сих пор. Может, политработники из штаба бригады, что приезжали в Пахтакор, ей присоветовали? Или сама была из этих мест?
Звали её Вероника Павловна. Это была довольно симпатичная и изящная, творческая особа, двадцати двух лет от роду. Но беспокойная и одержимая страстью к своему дипломному проекту.
В общем, ей нужен был музыкальный ансамбль - а мы уже есть. Нужен хор - призвали 18 наших гвардейцев-добровольцев, вы бы их видели, все лодыри собрались, один толще другого, а голосовые данные…. Впрочем, петь им довелось у одного на всех микрофона, так что это не важно. Ну и кинопроектор с экраном, и танцоры с флагами – были у клуба.
Я называю его клубом, хотя это был городской Дворец культуры. На стене его висел огромный портрет В.И. Ленина, изображённого в пол-оборота, причём одно ухо было огромным, а второго почему-то не было вообще, местный художник постарался, «Сальвадор Дали узбекского разлива». А перед Дворцом стоял монумент Ильича в кепке, если бы был в тюбетейке – вылитый аксакал. Тоже, наверное, работа узбекского скульптора!
По замыслу Вероники, действие постановки происходило с начала войны и до наших дней…. И всё это она должна была заснять на кинокамеру и записать на магнитофон. Долгие репетиции я описывать не буду, но она, неугомонная натура, измучила всех, включая танцоров с флагами и киномеханика, достала всех капитально! И вот наступил знаменательный день!
Ветеранов войны было тогда ещё много, слава им и почёт! Их собралось две трети зала, остальное пространство заполнило русскоязычное женское население. И действо началось….
Свет погас. На экране появились кадры кинохроники: немцы вторгаются на нашу территорию, форсируют Буг, пылят сотни танков,летят армады бомбардировщиков…. В этот момент я должен был играть мотив песни «Вставай, страна, огромная…». А у меня переключатель фузбокса был не педальный, а в корпусе гитары. Он не имел надписи «вкл./выкл.», и я каждый раз парился, включён он или нет. Фузбокс мой не только давал искажение, но и вдвое усиливал звук. Короче, я заиграл на включённом….
Не знаю, как Ветераны, их трудно чем - либо испугать после перенесённой войны, но остальные зрители точно были потрясены, такой стоял рёв гитары, да ещё под страшные кадры войны. Из-за кулис махала рукой Вероника, но не менять же звук в процессе игры! Кстати, потом, просмотрев запись, её это впечатлило. Дальше пошло, как по маслу. Лишь в конце, когда вышел наш упитанный хор и запел: «Идёт солдат по городу, по незнакомой улице…», я опять всё перепутал, и вместо хора первый куплет было слышно только меня и остальные инструменты.
Но, в целом, концерт удался, Ветераны были очень довольны, Вероника тоже, правда она переживала, как получилась запись, но всё вышло хорошо. Но зал не весь расходился, были слышны выкрики: «Калифорния». И с молчаливого согласия Вероники, после пятиминутного перерыва, нужно же «горло промочить», продолжили чисто мы, вызвав явное неудовольствие местных музыкантов, хозяев аппаратуры.
Кстати, тогда, на повторном исполнении «Калифорнии» я и сорвал свой голос. Оператор хозяев аппаратуры отключил на несколько секунд мой микрофон, а я, после «полоскания» в перерыве, подумал, что это меня не слышно, и пытался перекрыть голосом колонки BIG-100. С оператором мы позже рассчитались.
По окончании весь наш «отряд» стал грузиться в машину для отправки в часть, нам с Саркисом, как всегда, «места не хватило». Комбат, лично наблюдавший за погрузкой, довольный концертом, милостиво разрешил нам дождаться командирского ГАЗ-69 после доставки его в городе домой. Стоим мы, ждём…. Подходит к нам Гульнара, на свадьбе которой я был в ранее, и спрашивает:
- А где Гена ?" (муж её, Гена, пел в хоре)
- Увезли уже! А нам вот, места не хватило….
- Жаль, хотела с праздником его поздравить…. Так давайте хоть вас поздравлю! - и повела нас в местный ресторан…. Мы славно посидели, проводили Гульнару на попутках и пешком до части, где вызвали ей Гену. У меня в результате проводов оказались порваны брюки парадной формы и другие дефекты.
Утром, на разводе, комбат, поблагодарив всех участников концерта, отметил, что, как всегда, в общую бочку мёда ложку дёгтя подкинули «господа музыканты». Он имел в виду нас с Саркисом. И снова по пять суток записали нам в досье….
Но отпустил под присмотром играть концерт в 4-й совхоз, там, после призыва в армию, в 1-й роте мы проходили «карантин»…. Концерт прошёл нормально, всем на удивленье. После него к нам подошли местные подружки и пригласили к себе на 8-е марта, Международный женский день. «Местные парни, если не узбеки, то уголовники, алкоголики или наркоманы, и праздновать не с кем», - пояснили они.
Не ручаясь за весь ансамбль, мы с Саркисом пообещали приехать. Что такое 80 километров ради женского дня! И приехали на попутках 8-го марта. Девушки были очень рады, отвели нас в узбекский дом к своей молоденькой подружке, у которой почему – то не было ни отца, ни братьев, только мать. По мусульманским понятиям пригласить в дом может лишь лицо мужского пола.
И устроили нам рай, как будто праздник был у нас, а не у них. Мы с Серёгой, подобно падишахам, восседали на подушках, нам подносили еду и питьё, разве только не танцевали восточные танцы, да мы и не просили…. Я заметил, что на меня как-то странно поглядывает юная хозяйка, красоты необыкновенной, в национальной одежде и со множеством косичек, как в сказках «Тысяча и одна ночь», и её матушка. Тайна разрешилась утром, когда мы вернулись на завтрак в этот дом, после ночёвки в другом месте, куда нас утащили подружки.
Матушка сказала мне, что сваты к дочке приезжают постоянно, но она хочет замуж за русского. Повелеть ей некому, а я ей очень понравился. «Две тысячи и забирай дочку!»- добавила мама.
Две тысячи – не такая уж большая проблема, на стройке у нас доски, шифер кругом, арматура и т.д., можно и занять, в конце концов, да у них это и не деньги за невесту, обычно – пять, если красивая – десять, а если дочка начальника, то может быть и двадцать пять. Не в деньгах же счастье! Но…. Хоть она мне очень понравилась, я подумал, ну куда же мне жениться в таком юном возрасте, да и моя мама как воспримет? Завидев вернувшегося, такого, как я, «гвардейца кардинала», да ещё с неописуемой восточной красотой в обнимку.
Пришлось вежливо сменить тему, а тут как раз очередные сваты подъехали, вытаращив глаза от удивления на нас с Саркисом в зелёной форме в доме….
В общем, на третий день мы возвратились в часть, причём я остался холостым. И были тут же посажены за стол в штабе, писать объяснительные - где пропадали три дня. А ещё в начале службы один старослужащий посоветовал никогда не писать никакие объяснительные, если не хотим сидеть или в «дисбат». А если писать, то ахинею. Что мы и сделали, настрочив оба, слово в слово, что отсутствовали на одной лишь проверке по причине того, что ходили в степь собирать подснежники. Это в Узбекистане – подснежники! Комбат порвал бумаги и выгнал нас из штаба.
Но наконец-то мы приобрели свою аппаратуру. Конечно, куда хуже, чем городская, зато – своя. Расставили её в своём клубе, поездкам на «репетиции» в город пришёл конец. Пришло время придумать и название. Почему-то выбрали: «Майские цветы». «Майские» - понятно, дембель в мае, но почему «цветы»? Может, из-за любимых песен юности? Друг наш Лёха, а он был художником, вывел нам это название на бас-барабане по-английски, но отчего-то одним словом: «MAYFLOWERS», мы заметили, да было уже поздно – масляную краску не содрать. Саркис ещё и модернизировал свою ударную установку. Приходит с проверкой батальонный замполит.
- Что это у вас на барабане написано? - спрашивает он.
- "Майские цветы!"
- А почему не по -русски?
-По-английски, так в мире принято!
-А почему снято дно этого барабана и просверлены тарелки, какие-то винтики в них торчат?
-Для улучшения звука, товарищ капитан! – доложил Саркис и как лупанёт по тарелке, у всех от винтика с шайбой уши заложило.
-Понятно, - отметил оглушённый капитан и ушёл.
В следующий раз он сопровождал пришедших к нам комбата и его жену, людей очень интеллигентных и образованных, которые тоже не поняли, что написано на большом барабане….
–«Майские цветы» по-английски, так в мире принято! – с многозначительным видом ответил за нас замполит. Мол, он и то знает, не то, что некоторые….
-А тарелки с винтиками для улучшения звука! Демирчян! - скомандовал он Саркису.
Саркис – бах по тарелкам!! Всем по ушам!!! Замполит был доволен произведённым на супружескую пару эффектом….
Но вот и наступил последний наш в армии май! Чего мы никак не ожидали!!! Первого Мая, в День Международной солидарности трудящихся, праздничный концерт был неизбежен….
Собралось по этому случаю много народа, пришли жёны офицеров и прапорщиков, жители посёлка, даже с города приехали, в том числе и наши друзья-музыканты, попрощаться с нами. Они привезли с собой мою любимую чешскую гитару и сумку с прощальным набором «продуктов». Настроение у всех было праздничное и приподнятое.
Мы с Саркисом начали с концерт, «приподнявшись» привезённым набором и своими припасами, причём постоянно, в перерывах между песнями ныряли за кулисы догнаться…. Потом стали делать это во время песни. Я снимал гитару, Серёга выбирался из ударной установки, уходили, возвращались и, как «с добрым утром», продолжали играть, бывало, что и с сигаретой в зубах. Причём, у Саркиса стала ощущаться нехватка барабанных палочек. Хоть он и сложил возле себя их целый ворох. Как ни махнет по тарелке – палка в зале, среди танцующих! Друг наш Лёха собирал их и приносил на место.
На всю эту процедуру молча, стоя прямо перед сценой, взирали наш комбат с женой и замполит с начальником штаба….
Восьмого мая, на утреннем построении батальона, комбат спросил замполита:
- Завтра 9-е Мая, День Победы, праздник, и привозят с «карантина» роту молодых. Товарищ капитан, нам музыканты нужны?
– Нужны, но не эти! – ответил тот, имея в виду нас с Саркисом, и судьба наша была решена!
Вместо обещания комбата додержать нас до последнего дня демобилизации, 30 июня, я был выдворен из части в тот же день, а Саркис – через неделю….
Получил военный билет и двести рублей на дорогу домой.
- Все заработанное тобой ушло на вычеты за то время, когда ты не работал, - сказала мне главбух.
- Но мы - люди добрые и на дорогу тебе даём, да и не за деньгами же ты сюда прибыл, - заметила она и была абсолютно права.
Бросив в беседке фуражку и парадную форму и попрощавшись, я покинул часть и ушёл в посёлок на квартиру к другу своему Саньку. Туда же прибыли на прощальный банкет друзья-однополчане. Санёк и его новая жена были на работе….
Санёк, как его сажали, всегда разводился, а откинувшись, женился снова, понятно, уже на другой. Когда они пришли с работы, гости мои уже ушли, а я спал мёртвым сном на их единственной кровати, не на диванчик же узенький им спать ложиться. Так они и сидели, пока не пришла соседка-кореянка.
Невероятно, но она смогла разбудить меня и утащила к себе….
Продолжение следует....