Быть может, в этом счастье человека –
Ему нигде не скрыться от любви.
На облаках,
В лесах,
В студёных реках –
Повсюду вижу я
Глаза твои…
Поэт Геннадий Лутков
ГЛАВА 28. ПОСТАВЬ СЕБЯ В УГОЛ
Как-то Яся позвонила Полине по рабочему телефону. День только начался. Такой ранний звонок не был типичным для Яси.
- Поля, можно мне приехать к тебе сейчас?
Голос подруги был расстроенным.
- Что случилось? С тобой беда? – спросила Полина.
- Потом объясню. Так, можно приехать? По пути на вокзал заеду к тебе ненадолго.
- Я тебя жду.
Фраза «по пути на вокзал» у Полины не вызвала никаких вопросов, так как Яся принадлежала к людям командировочным.
Полина положила телефонную трубку, взяла кошелёк и пошла в магазин. По пути думала:
- Что-то у Яси стряслось. Давно их уже там трясёт, как при землетрясении. Не буду расспрашивать, захочет – сама расскажет. Заедим её проблему вкусным бутербродом, и запьём кофе или чаем..
К приходу подруги на рабочем столе Полины лежали яркие полотняные салфетки, на них – тарелочки с бутербродами. В большой металлической кружке булькала вода, нагретая технической палочкой-выручалочкой советских служащих (в чьих «конторах» не было буфетов и столовых) – кипятильником.
Когда после развала СССР пришло время откровенных разговоров (Полина говорила: «Когда открыл рты «обслуживающий персонал»), выяснилось, что кипятильниками пользовались «наши люди» и за рубежом. Даже солисты и солистки, балерины и артисты балета (мужчины) Большого театра, выезжая на гастроли, брали кипятильники с собой; умудрялись, кроме чая и кофе, варить с его помощью супы. Вот почему в зарубежных гостиницах с приездом «русских» пахло супом.
Почему? А потому что выезжающим за рубеж «простым русским» выдавали (обменяв на их же деньги) 40 долларов. Ах, у вас есть возможность купить больше? Размечтались! Таково постановление партии и правительства СССР! Извольте, подчиняться.
А как же чувство собственного достоинства и острое состояние унижения? Ответ мог быть таким: «Спрячьте их поглубже в карман вместе с 40 долларами. Не делайте из мухи слона. За рубежом вы должны быть, прежде всего, патриотами Союза Советских …И патриотам кушать хочется? Ничего, вернётесь домой, отъедитесь».
У Яси был понурый вид, но глаза блестели, как у человека, принявшего важное решение.
Она тяжеловато села на стул. «Тяжеловато», потому что потихоньку набирала вес; а ещё у неё начали побаливать суставы ног. Яся относилась к категории людей, которые принимают лекарство, когда уже совсем плохо.
Для неё «курс лечения» был так же экзотичен, как для курильщика врачебный совет: «Бросьте курить! Иначе…». И Ясе врачи говорили сакраментальное «иначе» по поводу её гипертензии, а теперь вот ещё и полиартрита, донимавшего её болью в суставах.
Докторам она со смехом отвечала: «Зато я и без синоптиков знаю, какая будет завтра погода; раз мои суставы ноют, значит, к перемене погоды. А когда я со своей командой выезжаю в командировку на съёмки, мне не надо прислушиваться к сводкам погоды по радио. Суставы ноют – быть дождю. Я предупреждаю об этом оператора».
Чтобы дать подруге время перевести дух, Полина сказала с весёлой улыбкой:
- Хочешь свежий анекдот?
- Мне не до анекдотов, - вяло махнула рукой Яся.
- Я это поняла по твоему голосу и виду. Но… Ты жива и пришла ко мне на своих ногах. Это уже повод для радости. Как твои домочадцы? Все живы, здоровы?
- У них всё нормально.
- Слава Богу! Это ещё один повод для радости. Ты меня напугала. Пей чай и ешь бутерброды. Уверена, что ты сегодня ещё не ела.
- Кусок в горло не лез.
- Сейчас полезет.
- Ладно, ты умеешь уговаривать. Только не чай, а кофе.
- А твоя гипертония?
- У меня теперь все дела с гипертонией. И все мои дела беременные. Одной болячкой больше, одной – меньше… Переживу. Если с молоком, то кофе можно. В газете прочитала, что сливки и молоко то ли сворачивают кофеин, то ли его съедают. Везде борьба, даже в кофе.
Полина отпила кофе из своей чашки:
- Слушай анекдот. Мужик узнал, что ему изменяет жена. Душа его не могла этого перенести, и он решил повеситься. Нашёл верёвку, сделал петлю, встал на табуретку, накинул петлю на шею…И тут он увидел на шкафу бутылку водки. Недопитую. Жена спрятала. А с пола бутылку нельзя было увидеть.
Мужик схватил бутылку, снял петлю с шеи, слез с табуретки и сказал себе:
- Выпью и повешусь. Несколько минут не имеют значения.
Он выпил. Водка в нём заиграла. Мужик засмеялся: «А жизнь-то продолжается». И раздумал вешаться.
А теперь, дорогая, рассказывай, что произошло? В какие края ты собралась ехать?
- Марк заболел, - ответила Яся таким тоном, словно она сама была на грани жизни и смерти. - На рассвете позвонила его сестра, сказала, что его увезли в больницу. Я еду к нему.
Полина подошла к Ясе, приложила руку к её лбу:
- Может, у тебя температура? Инфлуэнца, как говорили в былые годы? Нет, лоб у тебя холодный.
- Да, не шути ты! Всё серьёзно.
- Объясни популярно, какое отношение сейчас ты имеешь к своему первому мужу?
- Он заболел. Я хочу помочь.
- Марк тебя позвал?
- Нет, сестра об этом не говорила.
- Тогда зачем ты едешь? Непрошенной. А ты, дорогая, не забыла, что он женат?
- С женой он давно не живёт.
- Кто тебе это сказал?
- Он сам. Ты же знаешь, что мы давно уже друзья. Когда он возвращался в Москву, мы ходили в кафе, подолгу разговаривали обо всём. Не говорили только о нашей с ним жизни, эта тема была под запретом.
Когда он вышел, если можно так выразиться, в отставку, то вернулся в столицу нашей родной республики. Получил квартиру.
- И быстренько женился, - с жаром послала Полина упрёк в адрес Марка.
- Для меня это было неожиданностью. Со второй женой Марк давно развёлся. Появились некие послабления для дипломатических работников, можно было и холостякам работать за рубежом. Как рассказывал, он этим быстро воспользовался. Ему помогло и то, что его ценили в дипломатическом корпусе СССР; его даже привлекали иногда, как консультанта, при появлении спорных вопросов.
- Фу ты, ну ты! – с иронией сказала Полина. – Служил, служил и дослужился до чина незаменимого консультанта. Интересно, приходилось ли твоему Марку хоть иногда восклицать, как Чацкому, герою комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно»?
Полина говорила в несвойственной ей манере обличителя. Но только лишь затем, чтобы отвлечь подругу от тяжёлых мыслей.
Бывают ситуации, когда требуется побыть в роли актёра сатирического театра.
- Не говори так о Марке, - заступилась за своего бывшего супруга Яся. - Он умный, энергичный человек. Добился того, что у него есть, своим трудом.
И всё же, по тону Яси можно было догадаться, что она тайно испытывала торжество, оттого что и второй брак Марка распался. Да и третья его женитьба – ни то ни сё. Это был один из вариантов реабилитации её – первой жены.
- Пытался объяснить, - продолжала рассказывать Яся, - почему развёлся со второй женой. Намекал, что она оказалась неинтересной. Сказал: «По всем протоколам неинтересной…».Но я не стала слушать.
- Ну, мужики! – Полина всплеснула руками. - Не перестаю удивляться их изобретательности по использованию русского языка. Какой умник! Придумать же такое: по всем протоколам не интересная!
Они посмеялись. Яся немного успокоилась. Разгладились хмурые морщинки на её лбу, повеселели глаза.
- Я тоже - за дружеские отношения с бывшими мужьями, - сказала Полина. - Ошибаюсь, или это так, на самом деле: ты на что-то надеялась? Не только на дружеские отношения с Марком?
- Сама не знаю.
- Значит, если бы ещё раньше, до отставки с дипломатического поста, Марк предложил бы тебе снова стать его женой, ты бы согласилась?
- Может, и согласилась бы. Тогда. А сейчас я так от всего устала! Разочаровалась и в замужестве. Павел отбил у меня всякую охоту быть женой. Скорее, я бы согласилась быть любовницей своего первого супруга. Звучит заманчиво: любовница своего мужа! – Яся, наконец-то, улыбнулась.
- Да, дорогая, - рассмеялась Полина, - не повезло тебе. Была бы ты взрослой в тридцатые годы, всё было бы по-другому. После революции тысяча девятьсот семнадцатого года мужчины и женщины не вступали официально в брак.
Помнишь, призыв Александры Коллонтай (она же Домонтович), кстати, коллеги Марка по дипломатической работе: переспать с мужчиной (женщиной) так же просто, как выпить стакан воды? Я могу сомневаться, что именно Коллонтай сказала эту фразу, Может, ей просто её приписали.
Но я не сомневаюсь, что в первые годы революции пышным цветом цвела так называемая «свободная любовь». Ты знаешь, что я люблю копаться в архивах, читать всякую литературу прошлых веков. Так вот, в архивах можно найти плакаты с экзотическими требованиями и призывами.
Передаю своими словами: девушка (женщина) в любой момент, когда ему приспичит, обязана удовлетворять половые потребности мужчины; иначе она не комсомолка, а отсталый элемент, подлежит осуждению. Наверное, девушек и из комсомола за половую несговорчивость выгоняли.
Некоторое время после революции существовали коммуны, в которых вместе жили мужчины и женщины. Секс там был по принципу: все со всеми. Рождающихся младенцев отдавали в детские дома -«без права переписки» с родителями.
Если кто-то из коммунаров хотел создать семью, то этих людей осуждали, как несознательных, как не разделяющих главный принцип революции: всё общее. И женщины – общие. Наверное, и загсов не было. Если жили вместе, то о них говорили: муж и жена.
Владимир Маяковский не был официально женат на Лилии Брик, а её считали его женой, а потом – и вдовой, когда он застрелился. Лилия была его и Осипа Брика женой. Повезло бабе! Два мужа, и никакого порицания со стороны общественного мнения.
- Ничего нового ты мне не сказала, - ответила на «лекцию» подруги Яся. – В истории разных стран можно накопать такие примеры отношений мужчин и женщин, что утверждение раскрепощённой Коллонтай о половом акте, как о выпитом стакане воды, - наивно, детский лепет.
Было распространено кровосмешение. В сексуальную связь, причём нередко - добровольно, но чаще, преследуя какие-то свои цели, вступали родные братья и сёстры, матери и сыновья, отцы и дочери…
К рабам запускали женщин, там были оргии, за ними могли наблюдать все желающие. А, что такое, по-твоему, гаремы и официальное многожёнство? Разврат!
- Интересно, - задумчиво, как будто задавала вопрос только себе, сказала Полина, - а Владимир Ульянов-Ленин и Надежда Крупская были официально женаты? Ведь они стали супругами ещё тогда, когда в России правил царь.
Где-то мелькнула информация, что они венчались в церкви. Они же оба были из дворянского сословия, а дворяне венчались в церкви. А было ли у них то, что потом стали называть «Свидетельством о браке»? Я сомневаюсь.
Яся уставилась на Полину. Долго смотрела, не отводя глаза. Потом суровым тоном, как лейтенант солдату, отчеканила:
- А вот Ленина ты не тронь!
Полина рассмеялась:
- Прости, прости, подруга. Я забыла, что Ленин – твой кумир.
- Зачем ты его трогаешь? Что тебе за дело, было ли у него «Свидетельство о браке»? Что он для тебя плохого сделал? – сердито вопрошала Яся.
- Прости. Оставим эту тему. Просто, мне было бы интересно это узнать. А что плохого в моём интересе к биографии человека, которого называют «вождём пролетариата»? Такие выдающиеся люди должны быть примером для всех остальных сограждан.
- Ты вспомнила Чацкого, - всё так же сурово продолжала Яся, - а помнишь его слова: «А судьи кто?»?
- Всё-всё-всё! Сдаюсь. - Полина подняла руки вверх. – Когда две бабы, поговорив о любви и о мужчинах, начинают рассуждать о политике – это уже, как говорили в старину, финтифанты.
- Даже тебе я не позволю… - не сдавалась Яся.
- А я достигла того, чего хотела, - сказала весело Полина, - ты отвлеклась от Марка, его болезни. Отрезвела, как после холодного душа. Я права?
Яся на вопрос не стала отвечать. Съела бутерброд, допила кофе и собралась уходить.
- Посиди ещё немного, - попросила Полина, - мы не договорили. Кто же тебе сказал, что Марк не живёт с третьей женой?
- Он сам. Мы с ним иногда разговариваем по телефону, поздравляем друг друга с праздниками, днём рождения.
- Идиллия! – засмеялась Полина.
- Понимай, как хочешь. Он там не один, родная сестра его давно перебралась в столицу республики. Она тоже сказала мне, что жена Марка ушла жить к своей дочери от первого брака. Но они не разведены.
- Вот видишь, не разведены! Ты просто, как Мария Магдалина, веришь всему, что говорит мужчина.
- Она ему не готовила еду, они постоянно ссорились. Сестра сказала, что Марк сильно похудел.
- Значит, по-твоему, он бедный, несчастный? А, может, повод был, что жена перестала твоему Марку готовить? Не все же такие всёпрощающие, как ты, дорогая! Мужчина может быть талантливым дипломатом, писателем, инженером, но страшным занудой в семье.
- Он – отец моих детей.
- Вот пусть дети и съездят к нему. Святое дело! Они спокойно могут навестить отца, и для них не важно, женат он или нет. Тебя – бывшую жену – могут спустить с лестницы, а их - нет. Сыновья узнают, в каком он состоянии, поухаживают за ним в больнице. А ты передай ему узелочек с чем-нибудь вкусным.
- Ты, конечно, права, подруга. Сестра не оставит Марка, они очень дружны. Сказала мне, что брат для неё – как ещё один ребёнок.
- Великовозрастный ребёнок! – фыркнула Полина. – Даже – пожилой ребёнок. Сестра и брат – понятно, родная кровь. А ты-то в их семье уже давно кто? После развода с тобой он ещё дважды женился. И ни с одной женщиной не смог ужиться. Меня берёт сомнение, получается, что все три женщины были… стервами, а он – хороший, а с ними – мученик? Не верю!
Тебя не тошнит от его романов?
- После нашего развода…
- Он тебя бросил! Променял на какую-то педагогическую даму с ребёнком. Ой, дорогая, какая смешная мысль пришла мне в голову: твоему Марку повезло с педагогами. Ты ведь по первой профессии -учительница.
Наконец-то, Яся начала улыбаться. Вытерла глаза. Съела ещё один бутерброд, подлила в свою чашку кофе, выпила. Подкрасила губки, поправила волосы.
- Да, дорогая, - Полина всё не отпускала Ясю, желая отворотить её от мысли о поездке, - мы забыли об одном важном обстоятельстве: ты замужем. Надеюсь, ты не сказала Павлу, что собралась ехать к своему бывшему мужу, чтобы быть при нём сестрой милосердия?
- Пока нет. Он рано ушёл на работу. Я решила: возьму билет на поезд, и тогда просто поставлю его перед фактом.
- А если он ответит: «Поезжай и не возвращайся»?
- Да, что ты, подруга! Он так не скажет, ещё и на вокзал проводит. Я же ему безразлична. Ему, по-моему, никто не нужен. Человек в футляре!
- Как-то я прочитала, - сказала Полина, - об отношениях поэтессы «серебряного века» Зинаиды Гиппиус с мужем, писателем Дмитрием Мережковским. На восьмом году их супружеского союза поэтесса влюбилась.
Что же муж? Возмущался? Нет! Помогал своей Зи-Зи собираться на свидание к тому мужчине, и провожал её до места встречи. И у вас с Павлом, получается, почти так же? «Хочу любить. И не могу…», - это из стихотворения Гиппиус.
- Страдалица! – взволнованно прокомментировала Яся услышанное. – Гиппиус жила чувствами, не была земной. Как и я. Только она – «женщина-девушка», а я – «женщина-женщина».
Насколько я знаю, Гиппиус своими стихами и поведением учила всех: на первое место в жизни ставить собственные интересы.
- Услышал Господь мои молитвы! – Полина погладила Ясю по плечу, - кажется, ты начала здраво рассуждать. Что ты решила: едешь или нет?
- Ты заставила меня засомневаться. Я прежде хотела поговорить с тобой, потому что ты рассудительная, умеешь всё разложить по полочкам.
- Ты мне льстишь! Известный приём: чужую беду руками разведу.
- Я – не Мария Магдалина, а Валаамова ослица. Поняла это после разговора с тобой. – Яся заплакала. Слёзы бежали и бежали по её щекам, окрашенным волнением. - Хотела поехать к Марку и ухаживать за ним. Давно не держу на него зла. Хотя он меня обижал. И предал! Не поеду!
Я вспомнила стихи Сергея Есенина:
Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья…
Глупое сердце, не бейся.
- Рада, что не поедешь, - Полина погладила Ясю по другому плечу. – Я отношусь к тебе, как к сестре. И не хочу, чтобы ты унижалась, и чтобы тебя унижали, топтали твоё самолюбие. Твоя поездка к Марку была бы большой ошибкой. Если бы он нуждался в тебе, хотел бы покаяться, то позвонил или попросил свою сестру тебе позвонить и пригласить.
Многие мужчины, серьёзно заболев, начинают объясняться в любви своим бывшим жёнам, просят прощения, каются, говорят о своих ошибках…
Муж одной моей давней знакомой, женщины уже в летах, был жутким ловеласом. Не пропускал ни одной юбки. Так как он занимал высокий пост, то у него была возможность соблазнять девушек. А какие-то из них его соблазняли, преследуя меркантильные интересы.
И вдруг он заболел, ему стали отказывать ноги. Врачи уложили его в постель и запретили двигаться. Детей у них не было, близких родственников – тоже. Вся тяжесть по уходу за ним легла на жену, на её, уже слабые, плечи. Я использовала свои служебные связи для того, чтобы над ними опеку взяло Общество Красного Креста.
Так вот, эта моя знакомая, часто со смехом, пополам со слезами, говорила:
- И куда подевались его любовницы? Почему их нет, когда надо его вымыть, подставить ему горшок, поменять постельное бельё, накормить?
- Да, Марк меня не звал, - Яся достала платок и начала вытирать слёзы; ткань быстро стала мокрой. - Значит, он во мне не нуждается. Так и запишем. Да, и что я ему скажу: «Здравствуй, я приехала?». А возле его койки в больнице сидит жена… После разговора с сестрой Марка я очень расстроилась, поэтому и решила ехать.
- А что с ним?
- Какая-то проблема с поджелудочной железой.
- Успокойся, подруга, от такого не умирают.
- Не поеду! – Яся сказала это твёрдо, но слёзы опять полились по её щекам. – Я никому не нужна. Сыновья, женившись, стали тянуть одеяло с меня на себя. Теперь у них главное в жизни – их семьи. Не спорю, но я осталась их матерью, а они отпихиваются от меня так, словно, я – ненужный предмет в квартире. Вот Марк ничего этого не видит и не слышит. Как и многие мужчины-отцы.
- Что ты говоришь! – возразила Полина. – У второй его жены была дочь-подросток. Не сахар - девочки в этом возрасте. Представляю, как она относилась к новому «папочке». Хотя, они ведь уехали с ним за рубеж. А это – щедрый подарок судьбы для учительницы школы из небольшого городка и её дочери.
- Яся, - сказала Полина, - довольно себя мучить. И не будем больше говорить о Марке. Он уже давно – не герой твоего романа. А ты – не героиня его романа.
В комнату, где находились Полина и Яся, всё время кто-то заглядывал. Многозначительно посматривали: пора приниматься за дела, рабочий день в разгаре!
- Сходи куда-нибудь, дорогая, - провожая Ясю, посоветовала Полина.- В кино или в Третьяковскую галерею. Там никогда не бывает скучно. Или поезжай в… Кукуй.
- Куда-куда ты меня отправляешь? – рассмеялась Яся.
- В Москве так много интересных мест! Не обойдёшь и за целую жизнь. Кукуй – так называли в Москве в семнадцатом-восемнадцатом веках поселение, в котором жили иностранные граждане разных профессий. Яуза там протекала.
Конечно, его, как поселение, давно уже нет, а речку спрятали под землю. Теперь там Бауманские улицы. Если ты бывала в тех краях, не могла не обратить внимания на небольшие дома, их условно можно назвать «купеческими». Может, в них и жили иностранные специалисты. А ещё там есть прекрасный православный храм.
- Кукуй! Ты меня развеселила. Как переводится название, не знаешь?
- Пока не знаю. Но лучше всего, поезжай домой и …поставь себя в угол.
- Поставить себя в угол? Как это понимать? – Яся даже вернулась от порога.
- Я перечитала воспоминания современников о Льве Толстом. Лев Николаевич, в передаче литератора Петра Сергеенко, рассказывал о своих встречах с Иваном Сергеевичем Тургеневым.
Тургенев придумал для себя наказание. Если он в чём-то провинился, то надевал на голову высокий колпак и сам себя ставил в угол. Поставит себя в угол и стоит.
Хороший способ наказания. Как ты думаешь? Нам бы, живущим в конце двадцатого века, надо тоже ставить себя в угол время от времени. И анализировать свои поступки.
- Ты права, - Яся засмеялась по-настоящему весело, а не вымученно.- Можно постоять коленями на горохе. Тогда и поймёшь, как много глупостей мы делаем. Не поеду!
Полина не была уверена, имела ли она право так настойчиво убеждать Ясю не ехать к Марку.
- Не хочу, дорогая, чтобы ты потом меня упрекала в том, что я тебя отговорила от поездки. – Полина взяла руку Яси и погладила её. - Ты – взрослый человек, совершеннолетняя. Как решишь – так и будет. Ты – не христова невеста, у тебя есть муж. Последнее слово за тобой.
Я – лишь человек, смотрящий на твою ситуацию со стороны. Только, если ты согласна с утверждением, что со стороны виднее, можешь прислушаться к моему мнению.
Вернусь домой и поставлю себя в угол. Почитаемый мною Тургенев придумал хорошее наказание. Наверное, стоя в углу, можно лечиться от гонора. У нас у всех много гонора. Откуда это «добро»? Представляю гонор – как продукт души, побитой крапивой.
Подруги посмеялись. Яся потянулась к Полине и поцеловала её в щёку. Эти женщины не были склоны обниматься и целоваться при встречах и прощаниях. Объятия и поцелуи - не обязательно признак хорошего расположения людей друг к другу. Более верный критерий – поступки.
Яся ушла. Полина была уверена: не убедила подругу на все сто процентов. Яся – увлекающаяся натура. Она живёт страстями, ищет идеалов. Чувства ей нужны, как воздух её лёгким. И не важно, к кому направлены её жалость, симпатия… К бывшему ли мужу или к кошке. Ей надо было участвовать в чьей-то жизни, в каких-то событиях. Без этого такие люди, как Яся, чувствовали себя ненужными, потерянными (или – растерянными).
Такое случается с женщинами (и с мужчинами), у которых нет дела, захватывающего их целиком, наполняющего их жизнь страстью, по силе сходной с любовью к мужчине. Что за дело? Шитьё, выведение каких-то сортов цветов или овощей, ткачество, роспись по дереву, коллекционирование, вышивание, кулинария, фотографирование… Или растворить себя в ком-то. Например, как милая дама в рассказе А.П.Чехова «Душечка».
Можно перечислить ещё миллион подобных дел, и назвать их хобби, увлечениями. А на самом деле – это творческая работа, как работа художников, скульпторов, поэтов, архитекторов, изобретателей…
Человек – свободная личность. Кроме семьи и работы, он – для душевного отдыха – ещё может заниматься тем, что отвлекает его от переживаний разного рода, от непонимания близких и дальних, от зависти коллег, от измен мужа (жены) и друзей (подруг), от недостатка денег, одиночества (не одиноких в привычном понимании этого слова)…
Было ли что-то такое у Яси? Не было. Какое-то время она писали короткие сказки. Набралось на книжечку. Она показала рукопись в одном из издательств. К сказкам отнеслись благосклонно, но надо было: здесь кое-что переделать, а там дописать. Казалось бы, работай дальше!
Но у Яси к тому времени уже не было никакого стимула ни переделывать, ни дописывать. Её душило разочарование, как душит человека бронхиальная астма. Нередко она испытывала такие душевные спазмы, что ни охнуть, ни вздохнуть. Отчего и физически себя чувствовала нехорошо.
К тому же, второй её двоюродный муж относился скептически к её литературным занятиям. Яся предлагала Павлу прочитать сказки и сказать своё мнение. Не прочитал ни одной!
А пишущим людям (не всем, но есть такие) нужен читатель или слушатель. Для вдохновения. Иначе – творческая апатия, застой в мозгах.
Во времена А.Пушкина, Н.Гоголя, Л.Толстого и А.Толстого, Ф.Достоевского (здесь я поставлю многоточие) часто устраивались вечера, на которых литераторы читали свои, ещё не напечатанные, произведения.
Комедию «Горе от ума» А.С.Грибоедов напечатанной не увидел. Цензура наложила запрет. А потом во цвете лет писатель погиб. Но комедия была хорошо известна. Во-первых, её переписывали и таким образом распространяли, то есть она «ходила» по России в списках. Во-вторых, автор её читал коллегам-литераторам, и не только им. Богатые москвичи и петербуржцы, созывая гостей, подавали им «на десерт» какого-нибудь известного поэта или прозаика.
Из письма А.С.Грибоедова другу С.Н.Бегичеву (июнь 1824 г.):
«…Кроме того, на дороге мне пришло в голову приделать новую развязку; я её вставил между сценою Чацкого, когда он увидел свою негодяйку со свечою над лестницею, и перед тем, как ему обличить её; живая, быстрая вещь, стихи искрами посыпались, в самый день моего приезда, и в этом виде читал я её Крылову, Жандру, Хмельницкому, Шаховскому, Гречу и Булгарину, Колосовой, Каратыгину, дай счесть – 8 чтений. Нет, обчёлся – двенадцать; третьего дня обед был у Сталыпина (так в письме – В.Ф.), и опять чтение, и ещё слово дал на три в разных закоулках. Грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет…».
Ирония Павла к её литературной работе отбила у Яси охоту продолжать писать. Это было, конечно, большой глупостью. Но так случилось.
Родной муж слушал бы её сказки, хвалил, даже, если бы что-то в них ему не нравилось, деликатно бы посоветовал что-то исправить, добавить… Но он никогда бы не посмел иронизировать. Ирония – это насмешка.
А двоюродному мужу было всё равно: обижается жена или нет; нападёт на неё депрессия или нет.
…Из кухни Павел вытеснил Ясю окончательно. А если она пыталась что-то приготовить, он насмехался, дескать, руки не оттуда у тебя растут. Да, и не любила Яся варить супы и чистить кастрюльки, на что многие женщины – матери семейств – употребляют (слово «тратят» не подходит здесь по моральному принципу) значительную часть своего времени и сил.
Сыновья её выросли, обзавелись супругами и детьми. И, как написано в Библии, прилепились к жёнам. Пока жили все в одной квартире, Яся, как бабушка, нянчилась с внучкой и внуком. Потом жена Алексея сбежала, внучка стала недоступной.
А Семён, вместе с женой, делал всё возможное, чтобы отлучить Ясю-бабушку от внука; нотации читали: не так накормила, не так одела, не так уложила спать, не так взяла на руки… На всё лето ребёнка увозили к родителям Валентины, там и невестка жила.
Получив «красный диплом» после окончания технического вуза, Валентина никогда не работала по специальности; стала домашней хозяйкой. И навсегда оказалась под пяткой (или – под башмаком) у мужа.
Скорее, больше жён, находящихся под башмаком у мужа, чем мужей – под каблуком у жены.
Пыталась ли Яся объясняться с сыновьями? Такое случалось, но изредка. Яся считала, что выяснять отношения с детьми так же трудно, как и вынашивать их в своём чреве. Уж когда Алексей и Семён (чаще был недоволен матерью Семён) совсем её допекали своими упрёками или «заявляли свои права», припёртая к стенке и крайне огорчённая, Яся могла послать их «по матушке». А потом пила лекарства и плакала там, где её слёз никто не видел.
Между съёмками фильмов часто случались большие перерывы. На лавочке возле дома Яся никогда не сидела. Подруги и приятельницы жили в разных концах Москвы – не наездишься. Выручали книги, Яся любила читать.
В советское время трудно было найти дом и квартиру, где не было бы библиотеки. Народ разными путями приобретал книги: покупал в магазинах (включая букинистические); подписывался на собрание сочинений, если перепадал талончик от местного комитета, или был вхож в Лавку писателей; получал книги в обмен на определённые килограммы макулатуры…
Позже о домашних библиотеках стали говорить с ухмылкой, дескать, люди собирали книги, приглашали гостей и хвастались. То есть перестали при гостях, как было раннее, ставить своё чадо на стол и просить его рассказать стихотворение, а начали хвалиться книгами. И, вроде бы, домашняя библиотека, особенно, если в ней были недоступные всем книги зарубежных писателей и фолианты, добавляла престижу хозяевам.
Чего только в нашей жизни не бывает! Безусловно, кто-то приобретал книги, ставил их аккуратненько на полки и… не читал. Но большинство читало.
И чему удивляться? Какие развлечения были у советских людей (чиновников и иже с ними не беру – это выходцы с других планет)? Кино, официозное телевидение, официозные газеты; летом скатать «дикарём» к морю («дикарём», потому что дешевле), в туристские поездки за рубеж мало кого пускали…
Вот народ и читал книги, пытаясь не только отвлечься от обыденности и развлечься, но и что-то узнать о жизни в других странах.
У Марка, как комсомольского, а потом - и партийного работника, была возможность собрать хорошую библиотеку. Переезжая в Москву, они всю её взяли с собой. Уходя к другой женщине, Марк взял лишь те книги, которые имели отношение к его профессии. Об остальных сказал: «Это детям». Но Яся подозревала, что Марк оставил библиотеку именно ей – как благодарность, что она научила его не просматривать, а читать книги.
Чтение успокаивало её, но когда в квартире многолюдье, где и когда читать? Вот Яся и рвалась куда-нибудь, где могли быть новые оттенки чувств, новые знакомства, другие, не такие, как в её семье, натянутые отношения; где её уважали, ничего от неё не требовали, ни в чём не упрекали.
Вполне возможно, что и к заболевшему Марку она рвалась, чтобы поменять обстановку в своей жизни. Хоть на сутки.
Изболевшаяся душа ищет такого же покоя, как и изнемогшая в трудах любая часть человеческого тела.
Надо рассказать немного о Полине. В столицу республики, где жила тогда Яся с семьёй, Полина приехала с мужем, который после окончания института должен был отработать три года на предприятии по профилю профессии.
Сначала Яся познакомилась с супругом Полины. Два этих харизматичных человека просто не могли не познакомиться – увлекающиеся, легко влюбляющиеся (это не та любовь, когда в сердце попадает стрела Амура) в людей. Потом на каком-то вечере муж представил Полину Ясе. С Марком Полина так никогда и не увиделась. Яся везде была одна, говорила, что супруг занят на работе.
Яся с семьёй переехала в Москву раньше. Когда Полина с мужем вернулись домой, Яся уже была с Марком в разводе. Конечно, они перезванивались, изредка ходили друг к другу в гости, встречались на каких-то творческих вечерах, которых, это надо признать, в советское время было в изобилии.
Но подружились они значительно позже, можно даже уточнить – когда их дети стали взрослыми. У Яси была Мисси – няня, экономка, домработница. А Полина одна совмещала все эти роли, плюс была женой и служащей. Поэтому у Полины всегда был дефицит времени, которое она хотела использовать для себя любимой.
Они не были подругами в полном смысле этого понятия. Для их отношений в богатом русском языке ещё не найдено слово. Если в разговорах и употреблялось «подруга», то лишь в значении «моя милая», «дорогая», или, как обращалась к Ясе её соседка Людмила Петровна, «девушка». Беседуя с кем-то, мы редко повторяем имя или имя-отчество того, с кем разговариваем. Употребляем и другие слова, например, «уважаемый», «коллега», «любезный»…
У Яси были подружки, можно сказать, на все случаи жизни. С одной она говорила о киносъёмках, с другой – пела под гитару, с третьей – обсуждала коварство мужчин, делилась впечатлениями об оргазме…Полина не знала, кого из этих подружек Яся называла подругой. Они никогда об этом не говорили. А у Полины подруга была, но не Яся.
Однако Полина дорожила дружбой с Ясей, так как эту женщину можно было назвать «женщиной высшей пробы»; так оценивают золото.
Полина знала, что, приглашая в гости её или кого-то другого, Яся никогда не скажет: «Только учтите, у меня дома хоть шаром покати… Поиздержалась. Кое-что я, конечно, приготовлю».
Нет, это не из репертуара Яси. Если бы у неё, действительно, в доме ничего не было - ни пить, ни есть (у кого подобного не случается?), она бы пошла к своей Людмиле Петровне и взяла бы у неё денег взаймы, или заложила бы в ломбарде какую-нибудь «тряпку», но гости бы ушли от неё сытые и довольные.
…Местный комитет профсоюзной организации «конторы», в которой работала Полина, организовывал поездки в различные исторические места СССР. Полина приглашала Ясю. Так они объездили всё «Золотое кольцо России», включающее старинные города Сергиев Посад, Переславль-Залесский, Ростов, Суздаль, Владимир и другие.
Бывали поездки с ночёвкой в местных гостиницах. И ни разу Яся, наевшись, не сказала Полине: «Заплати за меня в кафе. Я не рассчитывала, что мы зайдём в кафе». Нет, Яся была другой. Она бы не зашла в кафе, «если бы не рассчитывала».
Никакого такого лукавства, жмотства, скупердяйства, желания что-то получить «на халяву», пожить за чужой счёт! Наоборот, Яся готова была оплатить чей-то обед, даже, если бы на завтра у неё не было бы денег на троллейбус. Конечно, они одалживали какие-то суммы друг у друга, но так как обе жили скромно, то, прежде всего, рассчитывали на свой кошелёк.
Вроде бы, это мелочи. Но именно честные намерения скрепляют дружбу людей. Не ты – мне, а я - тебе. Принцип дружбы другой: сегодня у меня это есть – возьми. И без всяких клятв в верности!
Но только, если честные намерения с обеих сторон.
Есть такая присказка: если человек обманул тебя один раз – значит, он подлец; если этот же человек обманул тебя ещё раз – значит, ты дурак.
Яся и Полина подружились на такой почве: помогать людям в случае необходимости, не хапать то, что тебе не принадлежит, не искать для себя выгоды в дружбе… А ещё Ясю природа наделила «золотыми» качествами: она никому не завидовала, не плела интриги, никого не хаяла, не разводила сплетни.
Но, при всей своей мягкости характера, она могла сказать в глаза любому (независимо от ранга) всё, что о нём думает, защитить от несправедливых нападок коллегу. Причём о последствиях для себя она не думала.
Был такой случай. Анна Ивановна, воспитательница детского дома, в котором Яся была во время войны (и которую она называла «мамой»), после победы над фашистами, вернулась в свой родной город. Вышла замуж, родила дочь, а та, повзрослев, – тоже родила дочь.
Время шло. Анна Ивановна состарилась, похоронила мужа, стала болеть. Дочь её жила отдельно от матери. А когда внучка заневестилась, то привела то ли ухажёра, то ли мужа в квартиру бабушки. И не стало Анне Ивановне житья.
Молодёжь вела себя нагло, без спросу опустошала холодильник, за собой не убирала, посуду не мыла. На замечания внучка отвечала грубостью. Дочь Анны Ивановны со своей дочерью справиться не могла, говорила матери: «Терпи! Это наш крест».
Яся долго ничего этого не знала, потому что Анна Ивановна ни словом не обмолвилась, ни по телефону, ни в письмах. Но когда дело уже дошло до того, что внучка решила отправить бабушку в интернат для престарелых, и занять её квартиру, Анна Ивановна позвонила Ясе и, рыдая, всё рассказала.
Яся взяла билет на поезд и поехала к Анне Ивановне. Она не устраивала скандалов. Купила в магазине продукты и бутылку водки. Накрыла на стол. Пригласила пообедать дочь Анны Ивановны, внучку и её ухажёра.
Анне Ивановне Яся сказала:
- Мама, что бы вы не услышали, не вмешивайтесь.
За столом все вели себя чинно. Дочь и внучка с Анной Ивановной были нежными.
Когда обед закончился, Яся произнесла такую речь:
- А теперь прошу всех вас хорошо запомнить: я не дам в обиду Анну Ивановну. Я не позволю вам её терроризировать. Ни в какой интернат для престарелых она не поедет. Анна Ивановна, ваша мама и бабушка, заработала эту скромную квартиру тяжёлым трудом. Теперь вы хотите её отсюда выселить? Сами заработайте себе квартиру. Ишь, какие ушлые!
Во время войны Анна Ивановна, не доедая и не досыпая, берегла нас, детишек, которых ей поручило государство в трудную годину. А вы, молодые и здоровые, издеваетесь над заслуженным человеком! Я вам этого не позволю.
Внучка сей же час переезжает к матери. Я помогу собрать чемодан. И не смейте, сударыня, появляться у бабушки до тех пор, пока не возьмётесь за ум. Я уже была в домоуправлении, оставила там свой адрес и телефон. При первой же вашей попытке выселить Анну Ивановну, мне сразу же сообщат.
Вам трудно раза два в неделю купить продукты Анне Ивановне и вымыть в её квартире полы? Вы перетрудились? Завтра у меня встреча в районном комитете Общества Красного Креста. Думаю, что мне удастся договориться, чтобы к Анне Ивановне приходила патронажная сестра Красного Креста.
Везде, где только можно, я оставлю свой телефон. И буду сама регулярно звонить. Посмейте только ещё как-то обидеть эту добрую женщину. Вы будете иметь дело со мной! А также с милицией и местной властью.
У Анны Ивановны всё наладилось. Родственники её то ли испугались угроз Яси, то ли совесть у них проснулась.
А вот себя так защищать Яся не умела.
Иногда она звонила Полине ночью:
- Настроение такое, что домой идти не хочется.
- Приезжай ко мне, - предлагала Полина. – Ты где? Ночь на дворе. Что же ты, как бездомная!
- Можно сказать, что я бездомная, - чувствовалось, что Яся готова была заплакать. - Там меня никто не ждёт. Сама о себе я думаю, как об отработанной батарейке. Заряд вышел, надо выбросить. Сейчас я в Доме кино. Думаю, а не найти ли мне здесь топчанчик и заночевать?
- Если рядом с вахтёром, то почему и нет! Шучу. Дорогая, ты здорово всё преувеличиваешь. Не обращай ни на кого внимания, живи, как и раньше, свободной женщиной.
Недавно я вычитала в статье одного умного учёного, что женщина обладает большей внутренней свободой, чем мужчина; что она, как кошка, гуляет сама по себе.
- Вот-вот, мне сейчас крыша нужна, по которой кошки гуляют. – По голосу Яси нельзя было определить, шутит она или всерьёз.
- Что ты такое говоришь? – всполошилась Полина. – Зачем тебе на крышу?
- А чтобы вниз головой! – сказала и рассмеялась Яся.
- Девушка дорогая, что за мысли? Бери такси и приезжай ко мне. Я встречу тебя у подъезда. Посидим, чайку попьём. А захочешь – шампанское откроем.
- А водка у тебя есть? – спросила Яся.
- Есть. В каком русском доме её нет! Приезжай, я тебя жду. Мне не нравится твоё настроение.
- Спасибо, подруга, за приглашение. Прости, что звоню тебе ночью. Знаю, что ты поздно ложишься спать…
- И никогда не выключаю телефон. Учти это на будущее.
- Я знаю. Нет, поеду домой. Поговорила с тобой, и легче стало. Фильм дурацкий посмотрела. Одни упрёки и интриги. Как и в моей семье.
- А то приезжай ко мне, - снова предложила Полина. – Позвонишь Павлу и скажешь, что мы вместе были в Доме кино. А теперь час поздний и ты останешься у меня.
- Нет, поеду домой. Не волнуйся. О крыше я пошутила. И с крыши не буду бросаться, и яд цикуты, как Сократ, принимать не буду. Не дождутся! Как говорил товарищ Ленин, мы пойдём другим путём.
Пожалуй, у Полины был сильнее характер и сильнее воля. При внешней мягкости. Она была более эмансипированной, если можно считать, что «советские» женщины были эмансипированы (эмансипация – от лат.emancipatio, освобождение от зависимости, подчинённости, угнетения, от предрассудков).
Если бы муж сказал ей то, что сказал муж Ясе: если ты попробуешь со мной развестись, я тебя убью, Полина бы ответила так:
- Прежде чем ты меня убьёшь, я тебе на голову надену кастрюлю с горячим борщом.
И надела бы. А Яся лишь утёрла слёзы и осталась женой Павла. Почему? Может, поверила в угрозу. Или к тому времени ей уже было всё равно: как жить и с кем жить? Её тайна.
Женщина – такая же биологическая особь, как и мужчина. Они равны перед людьми и Богом. Чувство превосходства, которое лелеет в себе какая-то часть представителей земной мужской компании, рождено от недоумства (от слова «недоумок»).
Крепкие мускулы и пенис – не пропуск в первый ряд человечества.