Встретимся у фонтана
© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова
А потом запели муэдзины с минаретов, и появилось над морем солнце. Никто не исполняет приказаний так неукоснительно, как солнце, если приказать ему утром взойти на Востоке.
Мы со старпомом уже привыкли к этим религиозным песнопениям по утрам: наш пароход заходил в этот турецкий городок каждую неделю. Пение слышалось со всех мечетей, и разносилось над древними стенами крепости, над узкими улочками, в которых трудно было разминуться двум ослам, над базарами, над чайными, ароматными кофейнями, отелями на набережной, над ресторанными столиками, зависающими одной ножкой над тёплой и парующей, как пунш, водою, над полосатыми яликами, пахнущими рыбой. Городок был маленьким и компактным. И набережную, и рестораны для туристов совмещал с рыбной гаванью.
Как только допели муэдзины, на набережную выскочил местный чудак – юный барабанщик пятидесятилетнего возраста. Барабанщик зимою и летом ходил в одних шортах, весь день бегал улочками города, и неутомимо стучал в свой здоровенный турецкий барабан, что-то напевая.
- Добрые люди, просыпайтесь! Злые люди спать ложитесь! – перевёл старпом. Он знал несколько тюркских слов, но обычно этого не афишировал, особенно на базаре.
- А о глупых людях он ничего не поёт? – поинтересовался я.
- Два идиота. Можно было собраться на эту рыбалку ещё летом, но мы героически дождались декабря. Бр-р, - меня передёргивало от одного вида загорелого торса юного барабанщика. Погода была целиком зимняя, влажная и холодная, над морем висел туман.
- Летом нас что-то не очень-то приглашали – не согласился старпом, поднимая капюшон своей тёплой аляски. Счастливчик. Я мог лишь натянуть на уши вязаную шапочку.
Круглосуточная чайная для злых людей была на весь городок только одна – у фонтана на набережной. Фонтан имел неевропейскую функциональность – в нём мыли ноги. Фонтан был мраморным, с надписью. Из надписи выходило, что соорудили его на карманные деньги погибших в битве моряков. Дикари-с. Я пытался спроецировать подобную ситуацию на свою цивилизованную державу, и не мог. В лучшем случае у меня строился скромный домик начальника похоронной команды. В худшем – всё в тот же день пропивалось.
Возле сооруженного погибшими моряками фонтана мы и поджидали нашего местного друга, попивая крепкий турецкий чай из стаканчиков, по форме похожих на наши украинские горшочки-глэчики, но маленькие-маленькие. Мы выпили по три стаканчика, когда появился Нико.
- Привет. Давно ждёте? – Нико пристойно говорил по-английски. Собственно потому мы и познакомились.
- Жена проснулась, когда выходил, объяснил он причину опоздания. Наверное, турецкие жены тоже не одобряли рыбалку.
***
Звали нашего проводника в местных кругах как-то более изыскано, но сам он себя называл Нико, привыкнув общаться с иностранцами, которых летом в этот курортный городишко наезжало даже с избытком. Летом ему было кого возить на рыбалку, даже за деньги. Нас же он пригласил бесплатно, но зимой. Даже пообещал, что деньги за рыбу мы разделим поровну.
- И пропьём – дополнил предложение старпом.
Мы дохлебали чай и пошли вдоль воды, спотыкаясь о швартовы. Солнце уже оторвалось от горизонта и завтракало клубами тумана над волнами. Большие и маленькие сейнеры с оранжевыми, красными и синими корпусами один за другим шли на выход из гавани. На самом конце мола ещё одна местная знаменитость – капитан порта Хабеш – махал каждому рукой и запоминал, кто сегодня вышел в море. Записывать Хабеш не любил, а может, не умел. Должность «лиман башкана» традиционно принадлежала старейшему рыбаку города. Хабешу было уже за семьдесят, и он помнил, как во время войны в городке выхаживали наших раненых. До Крыма отсюда около 160 морских миль, и вывезти сюда раненых из Севастополя было безопаснее, чем на Кавказ. Хабеш даже фото нам показывал. Вот так. Оказывается, в той войне нейтралитет Турции был дружественным по отношению к нам, однако кто ж из историков вам теперь признается.
- С нами пойдёт мой напарник, - объявил Нико.
- Лодка – моя, сетка – его.
- Напарник – небритый пузан в рыбацкой штормовке – был не в восторге. Но помалкивал. Лодка всё ж таки была не его. Он молча кивнул нам, пропуская в белый, вылизанный до блеска ялик, и отвязал верёвку. Нико запустил двигатель, и ялик бойко побежал вдоль волнолома. Напарник правил навесным рулём, стоя на корме. Он рулил ногою, засунув руки в карманы штормовки. Был в этом какой-то шик и презрение то ли к нам, то ли к мелкой, но каверзной волне в гавани.
Хабеш пересчитал и нас.
- Храни вас Аллах! – крикнул он нам по-турецки, когда мы выходили из порта в залив.
- Аякже, - по-украински ответил старпом.
Местные обычаи мне нравились. Рыбаком здесь мог стать каждый владелец любой лодчонки и сетки. То, что у нас называют браконьерством, в Турции считают рыбной ловлей. Улов можно тут же и сдать в рыбную лавку, которая есть в каждом квартале, и заработать на этом честные, пахнущие рыбой лиры. Турецкие рыбаки выходили в море затемно, совсем ни потому что были злыми людьми: им требовалось сдать улов в лавку раньше, чем проснутся домохозяйки.
Шлюпка у Нико была ухоженной. Борта сверкали свежей белой и синей краской. Нарисованные на бортах глаза. Надпись «Машаллах». Такие глаза и надпись-талисман турки рисуют даже на бамперах грузовиков. И они поначалу с недоверием относились к нашему «слепому» пароходу крымской линии, до тех пор, пока наш капитан ни махнул на всё рукой и велел вывести то самое « С нами Аллах» на нашей белой рубке. Вот тут турки и стали нашими постоянными пассажирами, а мы стали уважаемыми людьми в городке. Нам даже открыли кредит в припортовых барах и ресторанчиках. И теперь мы могли честно отвечать на чудаковатый турецкий вопрос при знакомстве:
- В каком ресторане у тебя табуретка!- прежде всего, спрашивал любой турок.
- У Марата, - честно отвечал старпом.
В турецком ресторане, чайной или бильярдном клубе обычно не увидишь женщин. Зато каждый мужчина каждым вечером ходит играть в нарды, карты, кости или смотреть футбол в какое-то строго определённое место. Таковы обычаи. У Марата мы с Нико и познакомились в своё время. Там собирались рыбаки и прочие портовые гуляки. Тогда у Нико ещё была работа механика и открытый у Марата кредит. Теперь же у него просили сначала показать деньги.
За молом шлюпку стало качать не по-детски, однако наш невозмутимый рулевой даже не вынул рук из карманов, лишь шире расставил ноги. Чтобы не чувствовать себя совсем уж пассажирами, мы принялись помогать Нико перекладывать с места на место ящики, буйки, бочонок с водою, канистру с топливом, пластмассовое ведро, щётку на длинной ручке и прочее снаряжение.
Вообще-то, в кредит жила большая часть городка, в котором все всех знали, и не запирали на ключ лавок, идя обедать, ювелирные магазины были без сигнализации, и было даже непонятно, зачем в городке существует тюрьма, полицейские и каких именно злых людей отправлял по утрам спать упомянутый юный барабанщик. Это приводило к недоразумениям.
Один наш предприимчивый матрос, в первый же день нашего пребывания в городке, очень удачно нашёл «ничейные» часы на полу в кожаной лавке, совсем безлюдной. Ну да, брошенная на произвол кожаная лавка без продавца и часы валяются. Какой наш матрос растеряется? Полиция ждала его прямо у нашего трапа. Нет, вы проникнитесь тоже. В этом пятидесятитысячном городишке украсть, кроме залётного матроса, было некому.
До сих пор помню нашего первого пассажира на Ялту. Прилично одетый коротышка в тёмном плаще (он ведь собирался на Север) боролся с раза в три большим его чемоданом, таща его по набережной к нашему борту, а потом устал, бросил его метрах в тридцати от трапа и поинтересовался у меня:
- Сколько времени до отхода! Два часа? – и пассажир тут же развернулся и пошел в бар к Марату пить пиво, забыв о чемодане.
На набережной было людно, прогуливались не только молодые мамаши с детьми, но и подозрительная портовая босота.
- Присмотри за чемоданом на всякий случай, - сказал я матросу. Тому самому, оказавшемуся в дальнейшем единственным часовым воришкой этого городишки. Знал, кому поручить. С грехом пополам мы тогда это неприятное недоразумение с часами уладили в полиции. И знакомство с англоязычным Нико очень нам в том помогло.
Оказывается, в этом городе таки можно было оставлять чемодан на улице. Дикари.
Я посмотрел на пассажирский причал и наш белый пароходик под ним. Вахтенный матрос, тот самый, позёвывая, стоял у трапа и трепался о чём-то с нашим коком, уже разбуженным пением муэдзинов. Удобно, будильник не нужен.
- А в тюрьме сейчас макароны, - сказал я старпому. Мы не успели позавтракать, собираясь на рыбалку.
А потом мы почти сразу влетели в полосу тумана стелившегося над самой водой, и исчезли из вида окружающего мира. Только голова нашего неразговорчивого рулевого продолжала торчать над этим молочным киселём.
Да, наш пароход, тоскующий матрос у трапа, как-то незаметно стали для жителей городка такой же неотъемной и привычной частью местного пейзажа, как и громадный белый паром из Стамбула, украшавший собою городок по пятницам. К его приходу, на набережной и пассажирском причале, собиралась толпа аборигенов под руку с женами в платках и детьми на трёхколёсных велосипедах. Набегали на причал откуда-то продавцы кукурузы, фундука, мороженого и зачем-то чистильщики сапог. А и то правда, вдруг какая-нибудь столичная штучка пожелает проездом почистить туфли в городке, а чистильщика и нет под рукой. Учитывая то, что стамбульский паром стоял в городишке минут двадцать, как раз этого на причале и не хватало.
- Какой сегодня день? – спросил я старпома.
- Пятница, - подтвердил тот.
***
Равномерно стучал дизелёк. Солнце доедало туман. Но пока он ещё клубился меж волнами. Ветер задувал с моря. Мы уже привыкли к качке небольшой шлюпки в большом морском заливе и грелись разговорами.
- Красивая у вас набережная, - сказал я Нико. На ней теснились небольшие гостиницы и ресторанчики, выходившие фасадом прямо к воде.
- Не жалко было стены крепости разрушать, чтоб место под отели расчистить? - спросил старпом.
- А это не мы. Это во время того морского боя. Адмирал, как его, забыл фамилию, - рассказывал Нико. – Он блокировал нашу эскадру в заливе, став на якоря как раз тут, где мы сейчас, и никого не выпускал из порта, хотя войны не было. Ну, раз войны нет, наши моряки тоже на него не нападали целую неделю. А потом к нему подошла подмога, и он сжёг и нашу эскадру, и город, и стену крепостную развалил. Он тогда впервые применил новое изобретение – артиллерийские бомбы, и стены не устояли. Их ещё Митридат возводил.
- Какой Митридат?- не поверил я.
- Евпатор, - сказал Нико. В нашем городе находится усыпальница его рода, и он сам похоронен.
- Стоп. Евпатор похоронен в Керчи на горе Митридат, - возразил старпом.
- Сам видел? – спросил Нико.
- Ну-у…
- Вернёмся на берег, покажу тебе его могилу, - уверенно пообещал Нико.
- Чтоб ты знал, Митридат отравился цикутой, чтобы не попасть в плен к римлянам, - стоял на своём старпом.
Они принялись спорить с таким азартом, словно нашли общего родственника, и теперь не могли поделить его наследство.
Берега уже скрылись из виду, и только вдалеке, словно уже не на краю земли, а на небе виднелись горы в снеговых шапках.
- И как мы найдём ту чёртову сетку? – решил я вернуть спорщиков из седой старины.
- Этот парень найдёт, - успокоил Нико, имея в виду небритого напарника.
- Это его сетка, и он найдёт её ночью, днём, в сумерках и в тумане.
- В подтверждение его слов «этот парень» зачем-то втянул воздух носом и положил руль на борт. Двигатель фыркнул и заглох. Мы прибыли на место.
- Разбирай вёсла! – весело скомандовал старпом. Ему не терпелось согреться.
Через пять минут согревающей гребли небритый рулевой выловил из-за борта небольшой пластиковый буёк, и они с Нико принялись выбирать сначала тонкий капроновый шнур, а затем уже и сеть, старательно, как парашютные стропы, укладывая её на дно лодки. Сеть состояла из двух частей с разной ячеёй: большой – на камбалу и поменьше – на мелкую рыбёшку.
- Что-то давно не ел я камбалы, рассмеялся старпом. Он был оптимистом.
- А султанки не хо-хо? Или пикши, – я был, как мне тогда казалось, реалистом.
Первые метры мережи принесли всего пару чахлых рыбёшек неизвестной породы. Потом пошла красная шипастая барабуля, она же султанка. Нико оптимистически приготовил большой ящик. Он был из партии старпома.
- Сколько метров сетки?- поинтересовался я.
- 700 – ответил Нико.
- Нормально, - оценил старпом, словно был старым бердянским браконьером, а не штурманом пассажирского парохода. Похоже, он просто перемножил количество барабулек из первых метров мережи на 700. Выходило 2100 султанок.
Но тут «этот парень» неожиданно выругался в самый разгар старпомовских подсчётов. И переводчика нам не требовалось. Выходит, не только Митридатово наследство было у нас общим.
- Путана! - повторил он и указал вперёд, где кричала, суетилась и носилась в небе целая стая бакланов и чаек. Бакланы камнем падали в воду, сложив крылья, как сверхзвуковые истребители, ракетами вылетали из-под воды, дрались друг с другом и чайками, защищая добытую рыбу. Это было даже прикольно, нам всё ещё не было понятно, почему ругался напарник.
- Бакланы едят рыбу из нашей сети, - объяснил Нико.
- Вот я вас! – закричал старпом. Но что он их? Ответом ему служил ехидный хохот чаек.
Почти вся барабуля, которую приносила теперь сеть, была выклевана по самые гланды, вернее – жабры. Оба напарника ругались, уже друг с другом. Об этом мы теперь догадывались лишь по интонациям. На нас как раз наползла очередная полоса тумана, такая плотная, что мы корму нашей шлюпки почти не видели.
- Чёрта с два такую рыбу примут в лавку, - сказал я старпому хмуро. Уже с полчаса я мечтал лишь о том, когда мы, наконец, закатимся к Марату и согреемся, у него в баре печка есть, и кое-что покрепче, чем чай. Какие уж там заработки?
- Наше дело – грести, - не унимался старпом. Он ещё верил, что наловит камбалы, которая покроет все наши убытки от бакланов.
Но лучше бы он промолчал. Потому что в тот же миг мы услыхали пароходный гудок прямо над головами. И то был не какой-то там писклявый гудочек сейнера, а низкий, пробирающий до мочевого пузыря, бас морского гиганта. Казалось, даже вёсла завибрировали в уключинах от этого утробного звука. Так могла гудеть лишь иерихонская труба или паром на Стамбул.
Нико кинулся к дизельку, его напарник орал что-то отчайдушное, мы навалились на вёсла. Я ещё никогда так не грёб, даже на Кубок Чёрного моря. Я вцепился в весло как графоман в карандаш, и не мог остановиться, ни тогда, когда старпом на очередном гребке поймал лопастью леща на волне от парома и покатился на пайолы, ни тогда, когда Нико наконец запустил дизелёк, потому что я видел, как в пяти метрах за нашей кормой вынырнула из тумана Китайская стена. Коварная стена, верхушка которой терялась в облаках, разгуливала по морю, подстерегая несчастных рыбаков, которых не уберёг Аллах. Высокий белый борт парома был так близко, что были видны потёки ржавчины из-под заклёпок, и удивлённого стюарда в дверях над трапом, побритого не лучше нашего рулевого.
- Они что, все по пятницам не бреются? А если бы дизелёк не запустился? – спросил я у старпома, бросая, наконец, весло. На корме парома кто-то кормил хлебом чаек и накидал нам полный ялик хлебных крошек.
- Чайки уже накормлены, - отмахнулся от очередной порции хлеба старпом.
- С чего бы это дизелёк не запустился бы? Надёжная немецкая машина. «МАН», - прочитал старпом клеймо завода-изготовителя.
- А Нико – всё же механик.
И тут дизелёк и вправду заглох.
- Путана, - выругался небритый напарник, а Нико заглянул в топливный бак.
Пусто. Старпом передал ему канистру.
- Просто горючего забыли долить, - утешал он то ли меня, то ли уже себя.
Каверзный «МАН» на новой порции горючего отказывался работать. Нико пробовал и так и сяк, посадил аккумулятор, крутил ручку, но дизелёк фыркал, и … и всё.
Я плеснул из канистры себе на ладонь, и сказал старпому:
- Водянистая какая-то солярка.
- Где топливо брали? – спросил старпом у Нико
- На вашем пароходе, у механиков, - отвечал наш товарищ. И вправду ну где ж ещё.
- Всё ясно, - шепотом сказал я старпому. – Нахимичили.
И вправду, кто ж ещё, кроме наших соотечественников, додумается продать разбавленную солярку рыбаку идущему в море.
- Вернёмся – яйца плоскогубцами пооткручиваю, - пообещал старпом.
- Ну, наше дело – грести, - засмеялся я. Неожиданно ко мне вернулось хорошее настроение. Я вспомнил фразу старпома, сказанную по другому поводу:
- Серёга, поверь мне как специалисту, хуже – не будет.
***
Солнце садилось в волны. Городок располагался на полуострове, и море окружало его с трёх сторон. Снова пели муэдзины с минаретов.
- Добрые люди, спать ложитесь! Злые люди, просыпайтесь! – барабанил неутомимый барабанщик.
Злее человека, чем наш старпом, когда мы, наконец, ввалились в бар к Марату, во всём городишке точно нельзя было найти. Догребли. Как же. Если бы не бдительный Хабеш, мы б ещё до сих пор греблись в холодном неспокойном заливе, подменяя друг друга на вёслах.
- Марат, ты всегда поишь нас паршивым дешевым виски, - прямо с порога заявил старпом бармену.
- Не волнуйся, Нико, мы угощаем, - сказал я.
- Подать мне самого дорогого виски, без содовой и без льда! – заказал старпом.
Марат почесал затылок, созвонился с хозяином бара, и достал с самой витрины покрытую пылью бутылку с чёрной этикеткой. Стакан старпома тоже не устроил, и Марат заменил его на пивной фужер.
- До краёв, - скомандовал старпом.
Все находившиеся в кабаке посетители притихли, и молча наблюдали, как он ухватил фужер с виски и одним махом опрокинул его в себя. Выдув всё виски, он защёлкал пальцами, ища закуску и, так и не найдя ничего подходящего, сорвал папаху с какого-то турка у стойки, занюхал мерлушкой и выписал голомозому хозяину шапки звонкого леща.
- Тихо, тихо, выпивка за счёт заведения, - бросился успокаивать жертву Марат.
- Спокойно, это выгодный клиент.
- Виски всем! - успел объявить старпом, прежде чем я отобрал у него деньги.
Когда, так и не найдя никакой закуски, кроме орешков, старпом тихо уснул в углу, мы с Нико собрались нести его на пароход. Но бармен и тут не дал нам проявить заботу о боевом товарище:
- Я сам, заявил бармен Марат и закинул старпома на спину.
- В следующий ваш рейс приглашаю на охоту, - сказал Нико
- Встретимся у фонтана, - согласился я.
- А знаешь, я вспомнил имя того адмирала, - ни к селу, ни к городу произнёс вдруг Нико.
- Ну, того, что развалил крепостную стену и сжёг бомбами весь город. Нахимофф. Был такой?
- Ну, понятно, кто кроме наших на такое способен, - подумалось мне.
На фото из инета Синоп