(по мотивам русской народной сказки)
- Мама, а что ты делаешь?
- Видишь, нитку пряду. Смотри, сколько я с папы шерсти начесала!
- А с меня начешешь? Я так люблю, когда ты мне чешешь спинку!
- У тебя шерсть ещё короткая, и ты не так линяешь, как папа. Я тебя просто так почешу, когда закончу.
- А зачем тебе нитка?
- Как зачем? Шкурку себе новую буду вязать.
- А почему у тебя своей тёплой шкурки нет?
- Это долго объяснять, Мишутка. Может, в другой раз? Давай я тебе лучше сказку расскажу, про медведей.
- Не хочу про медведей, хочу про тебя, ты ещё в прошлый раз обещала!
- Ладно, расскажу, только не кричи, бабушку с дедушкой разбудишь! Вот, слушай:
когда-то, в давние-давние времена, мы были единственными разумными существами на Земле. Питались мы ягодами, грибами и кореньями, зверей не трогали, и они нас тоже. А потом пришли Другие. Они питались мясом и убивали зверей. И нас тоже. Мы сначала думали, они не понимают, что мы тоже разумные существа, но они убили всех, кто пытался говорить с ними. И нам осталось только прятаться. Мы ушли в лесные чащи, а они построили города и деревни и стали жить на нашей земле. Их становилось всё больше и они придумывали всё более хитроумные способы убивать нас и друг друга. Нас спасла только магия.
- Это как папа учил меня делаться невидимым?
- Да, это называется отводить глаза, чтобы Другие не смогли увидеть нас даже на открытом месте. Ещё мы умеем наводить морок, так что Другие, проходя мимо наших жилищ, видят вместо них деревья или камни. Так и живём с незапамятных времён.
- А на кого они похожи, Другие?
- А ты посмотри на меня. Мы раньше не говорили, но теперь тебе пришло время узнать: я была одной из них.
- Ты?! Мама, но они же…
- Ты слушай и не перебивай! Думаешь, мне легко рассказывать? Я сама хотела бы забыть о той моей жизни, но не получается. Так вот, я была совсем маленькой девочкой, когда в нашу деревню пришли враги…
- А кто это – враги?
- Это люди, которые хотели нас убить. Они убили моих папу и маму, и всех, кто был в деревне. Только я одна успела убежать в лес. Я бежала босиком весь день, и к вечеру от усталости ничего уже не видела перед собой, и потому только наткнулась на избушку. Ты же знаешь, её увидеть никак нельзя. Дверь была не заперта, и я вошла. И сразу в комнате стало светло. Я никогда раньше не видела, чтобы дом освещался множеством светлячков, ползающих по потолку. Вдруг я почувствовала, что мои ноги что-то щекочет, посмотрела вниз и едва не закричала от страха. Я и потом долго не могла привыкнуть к этим муравьям, которые выползают из трухлявой дощечки перед дверью и очищают ноги от грязи. Они облепили мои ноги почти до колена. Я хотела стряхнуть их, но вдруг поняла, что они не кусаются, и их щекотка мне даже приятна. Когда через минуту муравьи уползли обратно в норки, я увидела, что ноги у меня совершенно чистые, как если бы я отмыла их горячей водой с мылом…
- С чем?
- С мылом, это у Других такое средство для очистки шкурки. Оно делается из жира убитых животных. Потом я ступила на толстый зелёный ковер, который оказался не ковром, а мягкой и очень густо растущей травой, и подошла к стоящему посреди комнаты дереву, похожему на яблоню …
- Я знаю, это наше обеденное дерево!
- Конечно, знаешь. Я рассказываю так подробно, чтобы ты понял, как всё это ново и необычно было для меня, девочки, пришедшей из другого мира, где люди не дружат с природой, а пытаются покорить её. Я обошла дерево кругом. С одной стороны на нём висели большие зелёные плоды, с другой – желтые, поменьше, а с третьей – совсем маленькие красные яблочки. Я была такая голодная, что сразу сорвала самое большое яблоко, откусила кусок и тут же выплюнула. Оно было несладким, немного солёным и пахло плесенью.
- Я тоже не люблю дедушкины яблоки, а ему нравятся!
- На самом деле они тоже ничего, вкусные, если привыкнуть. Но я-то ожидала почувствовать вкус яблока, а тут что-то солёное… Вот оно и показалось невкусным. Потом мне стыдно стало, что я выплюнула прямо на пол, хотела подобрать, нагнулась, а на полу уже две мышки выплюнутый кусок доедают. Теперь-то я понимаю, как хорошо жить в согласии с природой: ни подметать, ни убирать не надо. А у Других мыши в доме считаются злейшими врагами – продукты портят, болезни всякие переносят…
- Как это – переносят болезни?
- Ну, я же рассказывала тебе про микробов, которые живут внутри нас. Нам они не могут навредить, а для Других многие из них опасны, вызывают болезни и могут даже убить. Вот Другие с ними и воюют, как и со всей остальной природой, которую не сумели подчинить себе. И с мышами тоже, которые этих микробов переносят.
Так вот, тогда я решила попробовать и других яблок. Желтые мне тоже не понравились, но одно я всё же сгрызла, хотя оно было горьковатым на вкус. Зато красные оказались такими сладкими и ароматными, что я съела их все до последнего. А потом увидела три странных куста у стены, по форме похожих на кресла. И села на самое большое, в своей шерстяной кофте, ну то есть в такой же шкурке, как я из папиной шерсти делаю. Откуда мне было знать, что они предназначены для ухода за шерстью? Паучки, которые живут в кусте, приняли мою кофту, связанную из переплетённых шерстяных нитей, за комок свалявшейся шерсти, я и глазом моргнуть не успела, как они распустили её на нитки. Когда я вскочила, мне осталось только стряхнуть с себя остатки кофты. Платье у меня было льняное, и они его не тронули. Я решила, что больше терять мне нечего, и уселась во второе кресло просто из любопытства. Бабушкины паучки, не найдя ничего более шерстяного, принялись за мои волосы. Каждую волосинку от грязи почистили. Очень быстро справились, волос-то у меня поменьше, чем у вас, лохматых. Я почувствовала себя чистой, почти как после бани.
- Мам, а что такое баня?
- Это у Других такой способ чистить шкурку горячей водой , паром и берёзовым веником. В той моей жизни осталось не так уж много вещей, по которым я скучаю, но баня – одна из них. Вам, мохнатым, не понять, как это приятно – шлёпать себя горячим мокрым веником по голой коже!
- Так же, как спинку почесать?
- Ну, это кому что нравится. Ладно, слушай дальше. Бабушкины паучки уложили мне волосок к волоску, вот только бабушка носит шерсть покороче, чем у дедушки, так они меня ещё и подстригли. После этого мне захотелось узнать, что сделает со мной третье кресло, но я плюхнулась в него так неуклюже, что две ветки сломались, и я оказалась на полу. Что смеёшься? Не такая уж я толстая была, не толще папы, просто я уже шаталась от усталости, вот и села неудачно.
Мне так захотелось спать, что я еле поднялась с пола. Всё-таки я встала и побрела в соседнюю комнату. Там я нашла три зелёные лежанки и упала не ближайшую, самую большую. Для дедушки она, конечно, подходит, ему на жёстких колючих ветках спать в самый раз, но для меня она оказалась слишком неудобной. Я переползла на другую, но у бабушки, как я потом узнала, в то время болела поясница, и она посадила в ложе кустики крапивы. Зато третья лежанка оказалась в меру мягкой и вкусно пахла можжевельником. Я уснула даже раньше, чем голова коснулась душистой подушки. И мне приснился сон, я увидела маму и папу, они протягивали ко мне руки и улыбались. И мама сказала, что теперь она больше не боится за меня, что я нашла новую семью, где мне будет хорошо. А папа сказал, чтобы я не горевала о них, им теперь тоже хорошо там, где они сейчас. И я чувствовала, как от их слов моё горе и отчаяние уходят, остаётся только тихая печаль оттого, что я их больше никогда не увижу.
А когда я проснулась и увидела над собой три склонённые мохнатые фигуры, то подумала спросонок, что это медведи, и уже хотела испугаться, но они так ласково глядели на меня, что я сразу поняла: ничего плохого мне здесь не сделают.
Так и осталась я жить в этой избушке, а когда выросла, мы с папой полюбили друг друга, а потом родился ты, мой Мишутка.
- Мама, а Другие совсем ничего про нас не знают?
- Они знают, что мы когда-то жили на Земле, но думают, что мы давно вымерли. Они находят кости и орудия труда наших далёких предков и даже дали им имя по названию того места, где впервые нашли их стойбище – неандертальцы. И сейчас время от времени находят наши следы, а изредка им удаётся увидеть одного из нас в каком-нибудь диком месте, где он считал себя в полной безопасности и не удосужился вовремя отвести им глаза. Они потом целые экспедиции снаряжают, чтобы найти «снежного человека», но, конечно, никого не находят.
- А почему «снежного?» Мы ведь не в снегу живём?
- Потому что по земле мы умеем ходить, не оставляя следов, а по снегу не всегда получается. И глаза отводить на белом снегу в яркий солнечный день гораздо труднее. Так мы и стали «снежными».
- А почему они такие? Неужели их никак нельзя вылечить?
- Нет, сынок, мы испробовали всё, что могли. Сначала мы думали, что это какая-то заразная болезнь. Но мы наблюдали за ними тысячи лет, и поняли, что микробы тут ни при чём. Они все от рождения заражены этой болезнью, более смертоносной, чем любая другая, особенно во время войны – так у них называется эпидемия, когда целые народы идут убивать друг друга.
- А ты, мама? Тебе ведь не передалась эта болезнь?
- Передалась, как и всем Другим, от рождения, но чтобы она проявилась, надо вырасти среди них. Я ведь не первая Другая, которая ребёнком пришла к настоящим людям, и никто из нас не заболел.
- Значит, ты вылечилась? Я придумал! Давай брать к себе их маленьких детей, которые, как ты, остались без папы и мамы, а когда они вылечатся, пусть идут к своим и лечат их!
- Думаешь, ты первый, кому это пришло в голову? Пытались, и не раз. Наших посланников, хоть и убивали иногда, но уважали, называли святыми и пророками. Многих им удавалось излечить, но болезнь очень коварна, ею может снова заразиться даже тот, кто казался исцелённым. Особенно во время эпидемии, когда она охватывает разум целых народов, и жертв с каждым разом становится всё больше и больше.
- Что же с ними дальше-то будет?
- Давай не будем о грустном. Спи, Мишутка, а я тебе спинку почешу. Завтра рано вставать, за ручьём малина поспела, надо успеть, пока Другие всю не собрали.