Глава девятая.
В Мордовии.
Поезд медленно, но верно, тащил меня в Мордовию. Суетная Москва, со своими проблемами, осталась далеко позади. Вот уже несколько часов я находился во власти колесного перестука. Лежа на верхней полке плацкартного вагона, я смотрел в окно…
Расставание с Москвой прошло безболезненно (все-таки еду не на долго), но все же немного нервным.
Ложку дегтя подкинул многоуважаемый Фердинанд Альбертович, когда я зашел к нему на следующий, после нашего разговора, день, просить отпуск, без сохранения заработной платы и сроком на неделю.
Ему, почему-то не верилось, что моя единственная и любимая тетя, живущая в городе Ульяновск, заболела, и нуждается в уходе до тех пор, пока не приедет из Владивостока ее родная дочь. Пришлось предъявлять ему билет, купленный накануне, до самого до Ульяновска. Не станешь ведь предъявлять ему, что конечная цель моей поездки – небольшой поселок Явас. Скрипя сердцем, но он подписал мое заявление.
Волнение так же вызвало поведение Антонова Егора. В последние дни он прекратил всякое общение со мной, ограничившись лишь банальными – привет-пока! С одной стороны, он надоел мне до чертиков своим балабольством, а с другой, меня пугала его нынешняя отчужденность. Был момент, когда я хотел пойти к нему и поинтересоваться относительно каких-либо новостей в переписке Филиппа и «Эльвины». Но, так как я был чрезвычайно занят подготовкой к отъезду, то этого не сделал.
Перед дорогой звонил Аленке, но так и не смог дозвониться, хотя, возможно, она просто не брала трубку. Потом я пришел к выводу, что не могу делиться на два, а точнее, на двух, и с этой девушкой мне, скорее всего, придется расстаться, когда приеду обратно. Я действительно сделал выбор, но, увы, не в пользу Алены. Я корил себя за то, что не смог проявить твердость во время последней встречи, и теперь предстоит еще одна, со всеми вытекающими из нее слезами и соплями.
И лишь только Виктория радовала меня в эти дни. Она, как добрая фея из сказки, помогала мне во всем, что касалось моего вояжа в Мордовию, да и не только в этом.
Я закрыл глаза и увидел ее. Она вся такая легкая, в вечернем платье и с маленькой кожаной косметичкой на ремешке, через плечо. Что-то говорит и смеется, и ее детский смех, разлетаясь вокруг, щекочет мой острый слух. Она убегает от меня, возвращается и начинает кружиться в легком танце. Я хочу, чтобы она остановилась, и прошу ее об этом:
- Постой, Вика, остановись! У меня кружится голова, когда я смотрю на тебя!
Она резко останавливается и говорит мне:
- Ну что ты, папа? Это же я – Эля!
Что-то кольнуло в моем сердце, и я присел на скамейку. Девочка подбежала ко мне и, взглянув в глаза, спросила:
- Папа, что с тобой? Тебе опять плохо?
Я помотал головой. Сознание отказывалось подчиняться мне. Откуда-то из глубины выползали вопросы:
«Что со мной происходит? Что вообще происходит?.. Эта девочка два раза назвала меня папой… Эля!? Но у меня нет детей!»
Я взглянул в лицо девочки. Это была Виктория, Вика. Нет, ну, конечно же, я врал себе. Передо мной была идеальная копия моей женщины, но моложе, лет на пятнадцать. Но не Вика!
«Значит ли это, что ребенок – моя дочь?»
- Но почему я ничего не помню? И где Вика?
- Тебе нельзя волноваться, папа. Все будет хорошо!
«Нет, это сон! Какой-то странный и страшный сон. Я еще очень молод, чтобы у меня была такая, вполне взрослая дочь, да и Вику я видел всего несколько часов назад…
Да, вспомнил! Я нахожусь в поезде и направляюсь в… Черт! Не помню. Ну, ничего-ничего, вспомню. Надо лишь открыть глаза и тогда это наваждение пройдет».
Я открыл глаза, и тотчас же закрыл их.
Надо мной склонилась женщина в белом халате и в таком же белом, с красным крестом, чепчике. Она трясла меня, зачем-то давила на грудь и причитала:
- Ну, давай же! Очнись! Я прошу тебя, очнись!
Затем услышал плач рядом стоявшей девочки Эли, назвавшейся моей дочерью. Она беспрестанно плакала и пыталась говорить с женщиной в белом:
- Мы, как обычно гуляли с папой в сквере. Он, вдруг, вспомнил о маме, и ему стало плохо. Я полезла в его карман, в котором он носит свои таблетки, но их там не было. Наверное, папа опять забыл их в своей палате!?
«Странно, неужели я умираю? А как же Вика, Эля?»
Мне нестерпимо захотелось жить.
Я открыл глаза.
Поезд, грохоча на стыках, несся по мосту. Внизу, тихо и величаво, несла свои воды неизвестная мне река.
- Что это за река? – спросил я у своих соседей по купе.
- Это река Цна, сынок! – ответила мне бабушка лет семидесяти пяти.
- Спасибо! – поблагодарил я и погрузился в собственные мысли.
«Что это за сон такой мне приснился? Неужели это предвидение моего будущего? Чушь какая-то. Этого не может быть, потому что и быть не может в принципе. Ну не верю я в подобные штучки, и все тут! Единственное объяснение этому – мое больное, уставшее воображение. Надо больше отдыхать, и поменьше нервничать, тогда и не будет сниться всякая ерунда».
Твердо решив не рассказывать об этом сне никому, а тем более Виктории, я попытался успокоиться и забыть обо всем. Повернувшись к стене, я закрыл глаза…
Поезд подъезжал к станции Потьма. Я заранее сдал свою постель, и теперь стоял в тамбуре вагона, готовый к высадке на перрон, когда туда, буквально, влетела проводница с билетом в руке. Подойдя ко мне, она удивленно спросила, замахав руками:
- Товарищ пассажир, ваш билет до станции Ульяновск, а ни как не до станции Потьма! Вы наверняка ошиблись, решив сходить сейчас?
- Вы меня только извините, ради бога, - как можно тише отвечал я, - но ошибка произошла при покупке билета. Мне действительно необходимо выйти на этой станции!
- Но в таком случае, вы не сможете вернуть назад разницу в стоимости билета, так как билет уже использован!
- Спасибо, но мне это ни к чему!
- Благодарим вас за поездку!
Проводница отдала мне билет, который я тут же убрал в карман…
Я сошел на перрон и остановился в раздумье. Темнело. А мне надо было каким-то образом добраться до расположенного в глухих лесах поселка Явас.
Станция Потьма особенно соответствовала своему названию в это ночное время суток. В тусклом свете привокзальных фонарей я видел едва различимые навьюченные багажом фигуры, высыпавшие из поезда. Увидев новую партию приезжих, шеренга старушек с вяленой рыбой и яблоками заметно оживилась.
- Вы не знаете, где здесь можно поменять доллары? – обратился к ним на ломаном русском один из пассажиров, по всей видимости, китаец.
В ответ ему предложили купить за 50 долларов ведро яблок и успокоиться. Китаец продолжил поиски обменника на перроне, но, в конце концов, уныло осел на скамью в зале ожидания.
- У вас нет сигарет? – поймав мой заинтересованный взгляд, спросил он.
- Пожалуйста, угощайтесь! – Я протянул ему пачку «Marlboro», из которой он выудил одну сигарету.
- А вы знаете, где здесь обмен валюты?
- По-моему, его здесь вообще никогда и не было!
- Здесь не покупают доллары и не продают сигареты, - с ужасом подытожил китаец. – Вот, к брату еду. Сидит здесь. Я первый раз в Потьме. С долларами и без сигарет. Ужас!
Я снова протянул ему пачку сигарет:
- Берите всю, у меня еще есть!
Китаец изошелся в благодарностях.
Тут я увидел человека в форме. Им оказался замполит одной из колоний Георгий Баринов. Его машина оказалась рядом. Он вызвался быть моим водителем, а заодно и гидом по местности.
Затерянные в глухих мордовских лесах поселки резали слух своими названиями: Явас, Онаево, Самаево... Всего поселков десять, на которые приходится шестнадцать колоний всех режимов, включая две для туберкулезников и наркоманов, участок для осужденных к пожизненному заключению, ВИЧ-инфицированных и иностранцев. Здесь – «красные» зоны. Иными словами, здесь нет блатных, а воровские законы не работают. Здесь абсолютный авторитет администрации.
Но мой путь лежал в Явас – центральный поселок Зубово-Полянского района, в котором находилась женская исправительная колония ЖХ-385/2.
- Красивая, однако, природа тут! – произнес я, глядя в темноту окна.
- Да уж, природа не обошла эту российскую, а точнее – мордовскую глубинку. – Поддержал меня мой новоиспеченный гид. – У нас леса, грибные и ягодные, рыбные озера, красивый профиль земли. Потемневшие, некрашеные избы мордовских деревень. Есть что-то загадочное в этой земле…
- Да, и жутковатое, когда поздним вечером едешь из Потьмы в Явас с московского поезда, заворожено наблюдая, как среди лесов разноцветно помигивают габаритные огни по краям лагерных заборов и вышек.
- А ничего, привыкаешь! – улыбнулся Георгий.
- Георгий, а вот мне становится не по себе оттого, что все это – воплощенная мечта последнего генералиссимуса о полном контроле над человеком, продолжающая самостоятельно и самодостаточно жить через полвека после его смерти.
- О, да! И именно здесь ее удалось довести до полной реализации – все местное население делится на охранников и заключенных.
Обустройство этого острова ГУЛАГА началось в 31 году. Что в конечном итоге привело к созданию Дубравлага и Темлага. Они объединили в себе более 20 лагпунктов. Строительство велось в нежилом месте, в лесах, подальше от людских дорог и глаз. Как любое недоброе дело.
Ну а народ здесь селился не местный, а, по большей части, приезжий. Строились бараки для врагов народа, а рядом – поселки для тех, кто должен был их исправлять и охранять. Судьба у них была общая. И те и другие были обречены жить в этих лесах, в отрыве от дома, родных, от традиционных ценностей. Так зарождалась новая гулаговская культура, в которой человеку нет места, в которой человек не цель, а средство – рабовладельческая культура новой эры.
Сменялись времена, но место не пустовало. Да и не могло пустовать, если все было готово для работы: если провели коммуникации, узкоколейку, которая связала все лагеря воедино, настроили домов и заборов. Место обжитое и для тюремных целей очень сподручное.
- Вы удивительный рассказчик, Георгий!
- Тем лучше для вас, Руслан! Хороший рассказчик – находка для журналиста. А историю этих мест я знаю превосходно.
- Продолжайте, ради бога, Георгий!
- Ну, хорошо! В настоящее время в поселках подрастает четвертое или пятое поколение потомственных надзирателей. Другой работы в этих местах нет, а этой – все еще достаточно. Плохо это или нет, судить не мне. Любое ремесло, многократно переданное по наследству, укрепляется в своих основах, доходит до вершин искусства. Знаете о мастерах Гжели, о стеклодувах Венеции, о кузнецах Дамаска, о тульских оружейниках?
Я кивнул.
- Теперь будете знать и о тюремщиках Потьмы! Не слишком ли мрачно это звучит?
- О, нет, продолжайте!
- Петр Первый, тоже не очень доброй, но громкой славы властитель, считал, что «тюрьма есть дело – окаянное, а для скорбного дела потребны люди твердые, добрые и веселые». Мысль эта кажется правильной и даже несомненной, да и есть такие люди. Но они не из потомственных, это уж точно.
До конца 80-х годов в Мордовии существовали лагеря для политических – и мужские и женские.
Читая, воспоминая жен врагов народа, попавших в эти места в середине 30 годов, натыкаешься на фразу: «Тюремщики не знали, как к нам относиться...».
С тех пор прошло 70 лет и отношение сформировалось. Политзаключенные 70-80 годов испытали на себе профессионализм и мастерство мордовского тюремного персонала. Есть хроника мордовской изоляции Ирины Ратушинской, поэтессы и инакомыслящей: бесконечная череда штрафных изоляторов и избиений, не считая мелких наказаний.
Мы прибыли в поселок Явас поздней ночью. Георгий помог мне найти комнату временного проживания, а сам поехал своей дорогой. Я разобрал свои вещи и лег спать.
Начальник женской исправительной колонии ЖХ-385/2 полковник внутренней службы Галанин Владимир Васильевич, чей кабинет находился за пределами учреждения, встретил меня несколько суховато, но, узнав, что его посетителем является журналист из столичной газеты, добродушно улыбнулся.
Он встал со своего кресла и, подойдя ко мне, протянул руку для приветствия, которую я не преминул пожать.
- Рад вас видеть, здравствуйте! – поздоровался он. – Мы получили телеграмму о вашем приезде. Как доехали, э-э…Руслан Иванович? Я не ошибся?
- Нет, не ошиблись! Спасибо, Владимир Васильевич, добрался нормально! Рад, что вы получили таки телеграмму, но, тем не менее, представлюсь. Меня зовут Гремушин Руслан Иванович, вот мои документы. – Я протянул ему паспорт.
Я открыл папку и выложил перед Галаниным бумаги с печатями, подготовленные Викторией. Отдельно в сторону отложил общегражданский паспорт.
Удостоверения журналиста у меня не было, и я боялся, что это может стать препятствием к осуществлению задуманного. Но, все же, я был готов услышать любой вопрос по этому поводу.
Было заметно как внимательно, этот строгий мужчина лет пятидесяти, просматривал мои документы, и мне показалось, что на работе он – сущий монстр. Хотя первое впечатление, как обычно, бывает обманчивым, и наверняка, такая суровость, лишь отпечаток многолетней работы среди специфического контингента.
Галанин посмотрел на меня, сощурив глаза, и уточнил:
- Так вы, значит, являетесь корреспондентом газеты «Криминальный очерк»?
- Да, но не совсем, Владимир Васильевич, - ответил я, понимая провокационность заданного вопроса. – Я не являюсь штатным корреспондентом данной газеты, так как всего лишь, прохожу в ней практику. Я выпускник факультета журналистики, и мой приезд к вам, это моя самостоятельная работа преддипломного плана.
- Понятно. А позвольте поинтересоваться целью вашего к нам визита?
Я ждал этого вопроса и выложил перед полковником заранее вынутые из папки ксерокопии письма.
- Дело в том, Владимир Васильевич, что в адрес нашей редакции пришло письмо от отбывающей наказание в вашем учреждении Кононовой Людмилы Ивановны. Руководство редакции приняло решение направить к вам журналиста, то бишь меня, для беседы, если так можно выразиться, с данной осужденной.
- Вы наверняка хотели добавить, Руслан Иванович, - «Если руководство колонии разрешит эту беседу?»
- Вообще-то да, Владимир Васильевич. Именно это я и хотел добавить.
- Ха-ха-ха-ха-ха, - мужчина гулко рассмеялся и, встав во весь свой рост, изо всех сил ударил ладонью по столу так, что граненый стакан, стоящий на столе, подпрыгнул и, со звоном упал на бок.
Если честно, то я не на шутку перепугался в этот момент. Мне показалось, что следующий удар его могучего кулака (а полковник Галанин при росте в сто девяносто сантиметров, весил как минимум сто двадцать килограммов) обрушится прямиком мне в лоб.
И все же я совладал с собой. Поставил вертикально упавший стакан и попытался улыбнуться:
- Владимир Васильевич…
- Молодец! – перебил он меня. – Уважаю журналистов!.. Да вы не пугайтесь, Руслан Иванович, у меня такой юмор. В нашей работе, да при такой вот должности, – он кивнул на погоны, – без юмора, совсем охренеть можно. Так, что тут у вас?
Галанин взял лежавшие перед собой ксерокопии письма Людмилы Кононовой и принялся их изучать…
- И вы верите этому? – спросил он, дочитав последний лист.
- А почему я не могу верить? В современном мире и не такое возможно. Поэтому, да, верю! А если девушка невиновна, то почему она должна находиться здесь?
- Ну, этот ваш последний вопрос явно не к нам, так как пенитенциарная система имеет несколько иные функции, чем, скажем, прокуратура или суд. Если последними доказана виновность человека и ему выносится наказание, в виде лишения свободы, то он направляется к нам, так сказать, на исправление.
- Владимир Васильевич, но ведь существует вероятность ошибки правосудия!?
- Вполне с вами согласен, Руслан Иванович, и поэтому осужденным дается право обжаловать решение суда в вышестоящие инстанции, вплоть до суда в Страсбурге. Или подавать надзорные жалобы.
- Хорошо, а если у человека уже не осталось никаких сил для борьбы и лишь теплится маленькая надежда на чудо?
- И это чудо вы – журналисты? – Галанин улыбнулся и посмотрел на свои коротко стриженые ногти. – Я не верю в чудеса!
Полковник взял со стола пачку сигарет и, достав одну, прикурил.
- Курите! – разрешил он.
Я достал свои сигареты и, чиркнув зажигалкой, втянул в себя порцию дыма.
- Ну, как же мне с вами быть-то а? – спросил он, с прищуром глянув на меня. – Хорошо, я разрешу вам побеседовать с осужденной Кононовой. Вот только не пойму одного, каким образом ваше интервью может помочь ей?
- Я пока этого не знаю, Владимир Васильевич. Но предполагаю, что одной лишь беседой дело не столкнуть с мертвой точки. Зато для старта этого вполне достаточно. Мне важно увидеть картину происшествия глазами осужденной. А если она все-таки невиновна, то значит, потерпевшей.
- Очень хорошо! Так и запишем.
Галанин поднял трубку внутреннего телефона и спросил:
- Рачинская пришла?.. Как подойдет, сразу же ко мне! Соедини с Козаковым… Владимир Владимирович, это Галанин, зайди, пожалуйста, ко мне!
Через пять минут в кабинет начальника колонии вошел высокий мужчина лет тридцати, в форме.
- Владимир Владимирович, познакомьтесь, это журналист из московской газеты «Криминальный очерк» Гремушин Руслан Иванович, - представил меня Галанин. – А это – мой заместитель по безопасности и оперативной работе подполковник внутренней службы Козаков Владимир Владимирович.
- Очень приятно! – заметил я и протянул руку.
- Взаимно! – Владимир Владимирович пожал ее.
- Владимир Владимирович, - начал Галанин, - оформите пропуск гражданину журналисту.
Он протянул мой паспорт Козакову.
- И еще, Владимир Владимирович, что вы можете нам сказать относительно осужденной Кононовой Людмилы Ивановны из отряда…, - Галанин взглянул на ксерокопию конверта, - из отряда номер двенадцать?
- Ровным счетом, ничего особенного, Владимир Васильевич, - ответил зам. по БОР Козаков. В списках нарушителей режима содержания данная осужденная не значится. Не принадлежит ни к отрицаловке, ни к активу колонии. В общем, за почти два месяца пребывания в учреждении, она никак себя не проявила. Работает на производстве. Более детальную характеристику может предоставить начальник двенадцатого отряда Вострикова Лидия Ивановна.
- Спасибо, Владимир Владимирович! Не забудьте подготовить пропуск, так как гражданину журналисту будет небезынтересно, я уверен, ознакомиться с бытом осужденных.
Я кивнул, соглашаясь с полковником Галаниным.
Тут в дверь постучали, и в кабинет вошла дама в форме и с погонами подполковника. Козаков поздоровался с ней кивком головы и вышел из кабинета.
- Здравствуйте, Дарья Ефимовна! Это журналист из Москвы, Гремушин Руслан Иванович. Вы в курсе о его приезде из телеграммы!.. А это мой заместитель по воспитательной работе с осужденными Рачинская Дарья Ефимовна! – представил нас друг другу хозяин кабинета.
Мы пожали друг другу руки, и подполковник присела на свободный стул. Галанин кратко ввел своего зама в курс моего дела и утвердил:
- С этого момента, Дарья Ефимовна, как обычно, наш уважаемый журналист из столицы переходит под вашу ответственность.
Потом обратился ко мне:
- Руслан Иванович, сейчас будет готов ваш пропуск, и вы пойдете, вместе с начальником воспитательного отдела, через контрольно пропускной пункт в административную зону, где находится штаб учреждения. Хочу сразу предупредить вас, чтобы потом не возникло никаких недоразумений, о существующем перечне предметов, запрещенных к проносу в учреждение. Советую вам выучить его наизусть. С перечнем вас ознакомит Козаков Владимир Владимирович. Далее, по административной, жилой, промышленной зонам, передвижение будет осуществляться непосредственно в сопровождении сотрудников отдела воспитательной работы. То есть, либо совместно с Дарьей Ефимовной, либо кого-то из ее заместителей. Вам все понятно?
- Да, Владимир Васильевич, мне все понятно!
Загудел зуммер внутреннего телефона и Галанин снял трубку:
- Слушаю!.. Да, Владимир Владимирович!.. Почему не получится?.. Что?.. Ах, вот как, ну мы придумаем альтернативный вариант. Пропуск готов?.. Хорошо. Сейчас подойди на КПП, проведи ознакомление. Да, через пару минут они выйдут… Что? Нет-нет, все нормально, отбой.
Он положил трубку и посмотрел на меня.
- Я сожалею, Руслан Иванович, но сегодня вам не удастся побеседовать с осужденной Кононовой! – разочарованно сказал Галанин.
- Произошло что-то серьезное? – взволнованно спросил я.
- Да, в общем-то, и нет, просто выяснилось, что осужденная Кононова Людмила Ивановна со вчерашнего дня находится в комнате длительного свидания со своим отцом Кононовым Иваном Арнольдовичем, и выйдет оттуда только завтра после 13.00.
- Значит ли это, что сегодня ничего не получится?
Тут в наш разговор вмешалась Рачинская Дарья Ефимовна:
-Руслан Иванович, – начала она, – было бы не совсем этичным, как с нашей, так и с вашей стороны, мешать общению с родными. Многие осужденные ждут месяцы и годы этого момента встречи, поэтому не стоит им мешать.
- Вообще-то вы правы, Дарья Ефимовна! Так мне прийти завтра?
- Вы поселились здесь в поселке или в Потьме?
- Здесь, - невесело ответил я.
- Ну, ничего, завтра вы увидите ту, ради которой забрались в такую даль. – Владимир Васильевич улыбнулся и продолжал. – Хотя, я думаю, Руслан Иванович, что в качестве дополнительного варианта, вам не помешает парочка-другая интервью с другими осужденными. Вы не против того, если это будет сегодня?
- Отлично! Я готов! – воспрянув духом, ответил я.
- Тогда вам пора идти. На КПП вас уже ждет Козаков. До свидания, Руслан Иванович!
- Хорошего дня, Владимир Васильевич! – я пожал руку Галанину.
Мы вышли из кабинета начальника колонии, и я спросил у Дарьи Ефимовны:
- А скажите, с какими осужденными мне предстоит беседовать?
- Вопрос, конечно, не простой, но отвечу. Вы сами выберете себе собеседников. Из сотен различных характеров и судеб, какие более понравятся вашей душе. У меня есть картотека, в которой краткая характеристика каждой осужденной из 1200 содержащихся в учреждении… что-то из личной биографии. В общем, сами выберете, а я вам помогу не зарыться в этом с головой…
Владимир Владимирович вышел из дверей КПП и направился к нам навстречу. Когда мы приблизились друг к другу, зам. начальника по БОР объяснил мне:
- Запрещенные предметы – деньги, ценности, мобильный телефон, и всю прочую дребедень, лучше всего оставить в камере хранения на КПП. Запрещены к хранению пожаро-взрывоопасные вещества, наркотики, огнестрельное и холодное оружие. Лучше всего взять с собой все необходимое для работы – блокнот, ручку, фотоаппарат.
Пропуск вам выписан, получите его на КПП в обмен на паспорт. Вам все ясно, Руслан Иванович?
- Да, мне все понятно!
- Тогда самое, пожалуй, важное. Запрещается; брать, передавать какие-либо предметы (даже сигареты), письма, телефонные номера. С вами будет находиться наш сотрудник, поэтому о любых неясностях вы обязаны будете доложить ему. Понятно?
- Да!
- И последнее. Ваш пропуск разовый, поэтому завтра вам необходимо до двенадцати дня появиться здесь, на КПП. Вызовите меня через дежурного. Если вопросов больше нет, то вы можете идти, Руслан Иванович. Возьмите ваш паспорт.
- Благодарю вас, Владимир Владимирович! – сказал я и забрал паспорт.
На КПП мне выдали бланк-пропуск и, миновав досмотровую комнату и три автоматических двери, мы оказались в административной зоне. Пространство с двух сторон было ограждено кирпичными зданиями, а с двух других, трех-четырех метровыми металлическими заборами с неизменной колючей проволокой. За заборами были видны постройки промзоны.
Я остановился и спросил у своего «гида» подполковника Рачинской:
- Скажите, Дарья Ефимовна, что расположено за этими заборами?
- Вот здесь, – Рачинская обернулась и показала в сторону самого высокого забора, с небольшой автоматической дверью, – у нас расположен выезд из шлюза…
Я хорошо видел, что находилось за забором, так как он был собран из полосных отходов прессового производства.
Между тем, Рачинская продолжала:
- … через который производится ввоз материалов для производства и вывоз готовой продукции. Также через шлюз осуществляется этапирование осужденных из следственных изоляторов и других учреждений пенитенциарной системы. За шлюзом располагается карантинное отделение для поступающих в колонию осужденных.
И только теперь внимательно приглядевшись, я смог разглядеть, за рядами заборов, фигуры женщин. Кто-то прогуливался взад и вперед по небольшому плацу, а несколько человек, сидя на скамейке, курили.
Мимо нас, козырнув подполковнику Рачинской, прошла женщина инспектор с дубинкой, и загудевший электрозамок открыл перед ней дверь в предшлюзовый дворик. Металлическая дверь с грохотом закрылась за ней, и она скрылась, зайдя в незаметный проем за карантином.
- Дарья Ефимовна, в вашей женской колонии все контролеры ходят с дубинками? – спросил я.
- Знаете, Руслан Иванович, на это есть стандартные требования, но они только для проформы, так что по сути дубинки здесь не нужны.
- Понятно! – выразился я.
Замечу, однако, сразу, что в дальнейшем я убедился, что ружье, висящее на стене, обязательно выстрелит.
- Дарья Ефимовна, а что находится там, куда только что вошла инспектор?
- Там находится штрафной изолятор для нарушителей режима содержания.
- А можем ли мы сейчас войти туда, чтобы посмотреть на условия содержания нарушителей?
- Я сожалею, Руслан Иванович, но такое невозможно без соответствующего разрешения ГУИН министерства юстиции РФ по республике Мордовия.
- О как! Ну, хорошо, а что у вас находится там?
Я показал на забор, стоявший справа от нас, за которым были видны постройки.
- Там находится промышленная зона учреждения; швейное производство, лесопилка, макаронный цех, вязальный цех. Есть художественная мастерская, где мастерицы расписывают матрешек. А также множество разнообразных огородов.
- А вы могли бы провести для меня экскурсию по промзоне, Дарья Ефимовна?
- Такое возможно, но, опять таки, на это необходимо разрешение руководства.
- Понятно… В таком случае, может быть, мы пройдем в ваш кабинет?
- Пройдемте, Руслан Иванович!
Вход в штаб учреждения опять-таки закрывала металлическая дверь с электрозамком, который, при нашем приближении, загудел, открывая замок.
Из небольшого окошка, расположенного левее входа, высунулась голова осужденной в сером платке, и поприветствовала:
- Здрасьте, Дарья Ефимовна!
- Здравствуйте! – сухо отозвалась подполковник Рачинская, и пояснила мне:
- Это вахта колонии. Работают в ней поочередно сами осужденные, проверенные, и внушающие доверие.
Я посмотрел в окно вахты и увидел, что осужденная, буквально, пожирала меня голодным взглядом. Я поспешил тут же пройти мимо.
У меня уже давно возник вопрос, и я не преминул задать его своей спутнице:
- А скажите, Дарья Ефимовна, вот эти вот двери, они открываются, как только кто-то подходит к ним. Это происходит автоматически или кто-либо руководит этим процессом?
Рачинская посмотрела на меня и улыбнулась:
- Руслан Иванович, мы бы не смогли удержать осужденных, если бы двери открывались перед каждым встречным. Этим процессом руководят живые люди. Управление дверьми происходит из вахты, которую мы прошли только что, а управление доступом к особым объектам происходит из дежурной части. Мы направляемся сейчас туда.
Мы поднялись на второй этаж и прошли в дежурную часть. В просторном помещении, поделенном на две части деревянным барьером, стояло два пульта управления, наподобие тех, что можно встретить в любом отделении милиции. К пультам были прикреплены таблички: «Дежурный помощник начальника колонии» и «Помощник оперативного дежурного». За пультами находились две женщины – майор и старший лейтенант. Кроме них в дежурной части находились еще трое женщин-инспекторов.
Мы поздоровались, и подполковник Рачинская взяла со стола журнал, в котором расписалась, а после это сделал я.
Войдя в свой кабинет, Рачинская без всяких предисловий достала из большого шкафа ящик со своей картотекой и, положив на стол, выудила из его недр первую карточку. Взглянув на нее, передала мне и дала краткую характеристику осужденной:
- Абганерова Энже Расуловна, 1983 года рождения. Уроженка Калмыкии. Ранее привлекалась за квартирные кражи, отсидела три года от звонка до звонка. В настоящее время отбывает шестилетний срок за мошенничество. Наркоманка. Больная туберкулезом.
Адамова Любовь Павловна, 1968 года рождения. Проживала в городе Саранск. Ранее не судима. Алкоголичка. Из-за бутылки водки зарезала своего сожителя. Срок восемь лет.
Авдеева Вероника Степановна, 1987 года рождения. Проживала в городе Сасово. Нежелательная беременность привела ее в город Саранск, к подруге, где она и родила, в ванной, мальчика. Задушив новорожденного, она завернула тельце в простыню и скинула в мусоропровод. Срок пять лет. Наркоманка.
Рачинская все продолжала и продолжала выуживать карточки осужденных, и иногда мне становилось не по себе от чудовищности совершенных ими преступлений. У меня не возникло никакого желания общаться с этими нелюдями, и мне уже начало казаться, что я так и не выберу себе собеседницу, но тут подполковник подала мне карточку и что-то в ней зацепило меня. С фотографии на меня смотрела симпатичная смуглолицая девчушка. Между тем, Дарья Ефимовна давала ей характеристику:
- Бранишеску Элзе Миколаус, 1985 года рождения. Уроженка Югославии. В Россию приехала из Белграда в возрасте восемнадцати лет. Проживала в Москве у друга. Работала на рынке. Но заработанных денег ей едва хватало. Все оттого, что Элзе уже несколько месяцев принимала наркотики. Это и подтолкнуло ее на квартирную кражу. Итог: четыре года лишения свободы.
- Дарья Ефимовна, - прервал я начальника воспитательного отдела, - я хочу побеседовать с Элзе Бранишеску. Отложите, пожалуйста, в сторону ее карточку.
- Хорошо! Дальше будем смотреть, Руслан Иванович?
- Да, хотя бы еще одну выбрать.
И опять потекли фамилии, имена, судьбы, статьи, сроки. Не скажу наверняка, выбрал бы я себе еще кого-нибудь, но, увидав, в карточке одной из осужденных, год ее освобождения – 2040, я был буквально поражен:
- Неужели такое может быть, Дарья Ефимовна?
- Как видите, может! Ищерская Елена Вадимовна, 1975 года рождения. Уроженка Еврейской автономной области. Была осуждена на три года за кражу. Освободилась и, через полгода, была вновь привлечена к ответственности, но уже за серию грабежей, в составе группы лиц. Осуждена уже на девять лет лишения свободы. Вы спросите, но почему же такой огромный срок?
- Да, хотелось бы это узнать!
- Так вот, Ищерская, находясь в местах лишения свободы, совершила ряд жестоких преступлений, чем и заработала себе солидный довесок к основному сроку.
- Понятно. Я хотел бы поговорить и с этой осужденной. Такое возможно?
- Отчего же нет!? Ищерская находится на строгих условиях содержания. Для вывода ее оттуда требуется лишь устное распоряжение начальника колонии или его зама. по безопасности и оперативной работе подполковника Козакова. Я уверена, проблем не возникнет.
- Хорошо, Дарья Ефимовна. Думаю, что на этом достаточно и вы можете снова спрятать свою картотеку.
- Руслан Иванович, а не желаете ли взглянуть на карточку той, ради встречи с которой, вы приехали сюда?.. Кононовой Людмилы Ивановной!
- Желаю!
Карточку Людмилы подполковник отыскала без особого труда. Протянула ее мне.
Я жаждал увидеть ее. Пусть даже на фотографии.
Но меня ожидало разочарование – фотографии в карточке не было.
Рачинская поняла мою мысль и прояснила:
Осужденная Кононова поступила в учреждение сравнительно недавно. Поэтому в моей картотеке нет ее фотографии. Фотографированием осужденных занимается отдел безопасности, причем, в удобное для себя время. Поэтому нашей вины в этом нет.
Итак: Кононова Людмила Ивановна, 1983 года рождения. Проживала в Пермской области, в городе Нытва. На момент совершения преступления нигде не работала. Убила собственную мать, в состоянии наркотического опьянения. Свою вину не признала и не раскаивается…
Вот, пожалуй, и все о ней.
- Дарья Ефимовна, однозначно меня не радует сказанное сейчас.
- Вы разочарованы, Руслан Иванович?
- Как бы вам это объяснить?.. Чувствуется существенная разница между тем, что говорите мне вы, и тем, что написала нам в письме Кононова.
- Разрешите поинтересоваться содержанием письма!?
- Да, конечно! – я достал из папки ксерокопии письма и протянул подполковнику.
- Пока я читаю, вы можете курить, Руслан Иванович.
- Благодарю вас, Дарья Ефимовна!
Я достал из пачки сигарету и прикурил. Потом подошел к окну, выходившему в хозяйственный дворик, и задумался, глядя на зечек в оранжевых жилетах, подметавших плац.
«Неужели все это правда, и письмо Людмилы – полный бред? Тогда для чего она написала его?.. Если она убийца, то в чем же ее логика?.. Полный ноль! Ничего не понятно. Абсолютно ничего не понятно. Эх, Руслан, Руслан, опять ты поддаешься сомнению. Оставь это, и, быть может, оно тебе не пригодится вовсе. Позволь состояться тому, ради чего ты сегодня здесь!»
Потушив в пепельнице сигарету, я вернулся на свой стул. Рачинская закончила чтение и, отдав мне копии, сказала:
- Я не берусь сейчас судить, правда ли это, но буду всецело на вашей стороне, Руслан Иванович.
Мне оставалось только тяжело вздохнуть.
Затем, подполковник встала и направилась к двери.
- Я вас ненадолго оставлю! – сказала она, приостановившись. – Вы уж никуда не выходите! Договорились?
- Хорошо, Дарья Ефимовна!
Она вернулась минут через пятнадцать. Присев на свое место закурила.
- Через два часа, – выпустив кверху тонкую струйку дыма, объясняла подполковник Рачинская, – в промзоне начнется дневная проверка. За пятнадцать минут до ее начала, вы должны закончить свое интервью с осужденной Бранишеску. Интервью с осужденной Ищерской проведете часом позже, после проведения обеда в отряде строгих условий содержания, когда будут свободны инспектора.
Осужденная Бранишеску уже вызвана в дежурную часть и скоро появится здесь. Надеюсь, вы готовы, Руслан Иванович?
- Да, вполне, Дарья Ефимовна!