Ночь дышала жасмином и сладострастьем, бесстыжая луна таращилась в окна спален. У Амуров в колчанах не осталось стрел, только один самый молодой и неопытный ещё не растратил «боезапас».
Бывалые Амуры сели перекурить после удачной охоты и незлобиво подшучивали над менее удачливым коллегой, тот розовел от смущения, обидчиво покусывал пухлые губки. Сегодня обязательно надо сдать зачет, иначе снова учёба и ещё год не видать вольной амурьей жизни.
Мадам Перезрелова томилась нерастраченной энергией любви. Её пышное, жаждущее эротических утех тело изнывало от вожделения, но ложе было одиноким, хоть вой.
Мадам Перезрелова очень хотела замуж, но если не замуж, то хоть любовника, согласна даже на женатого, пусть приходит раз в неделю, пусть в возрасте, лишь бы по мужской части боец. Чего она только не предпринимала, чтобы познакомиться с приличным мужчиной, бесполезно! Как заговоренная. Ведь не старая и симпатичная, не бедная, ну чего ещё надо! А не фортуна и всё! К другим мужики, как мужики липнут, а к ней все алкашня, да ханурики разномастные!
Мадам Перезрелова уронила на подушку две горючих, увесистых слезы. Невыносимая духота выгнала её на балкон. Знойная ночь обдавала жарким дыханием, внизу истошно мяукали кошки, раздавались гулкие шаги запоздалых прохожих.
Недоумков снова обиделся на музу. Он, человек тонкой организации, поэт и прозаик, имел на это законное право. Потому что у всех его знакомых мастеров пера были музы, как музы, являлись, вдохновляли, а потом гонорары, слава, почет.
У Недоумкова всё было по-другому.
Вчера, например, муза прилетела, как всегда, шурша брезентовыми крыльями. С гарцующим кокетством, для начала предложила выпить. Пила, зараза, даже палёную водку! Потом, закурив и забычив пьяные глаза, перешла к творческому процессу. После второй бутылки начала базарить про ускользающий мир. Недоумков с трудом записывал, так как мир становился, действительно, ускользающим, в частности, клавиатура, всё время ускользала из-под непослушных пальцев. Пропустив ещё по маленькой за классическую литературу, муза взяла в руки балалайку и с плотоядным коварством начала петь непристойные куплеты, доверчивый Недоумков воплощал их на бумаге.
Наутро, больной, с гидроцефалической после возлияний головой, Недоумков тоскливым взглядом обманутого революционера, созерцал пустоту портмоне. Прочитав свои нетленный творения, с ужасом понял - единственный гонорар, который можно за них получить, это срок за хулиганство и осквернение эстетических чувств граждан.
Отягощённый горькими думами Недоумков, настойчиво пытался поймать
маринованный огурец, резвящийся на просторах литровой банки, но не мог. Раздосадованный, грохнул банку об пол и со злобным злорадством настиг пупырчатого, огурец печально хрустнул на зубах прозаика.
Незаметно подкралась ночь.
Обида и духота лишили сна. Недоумков вышел на балкон, облокотился на перила и тупо уставился в ночное пространство.
Амур- неудачник увидал на двух смежных балконах дебелую молодицу в ночной рубашке и субтильного мужчинку в ромашковых трусах. Не замечая друг друга, эти двое, замурзанные печалью безысходности, смотрели в разные стороны.
Амур натянул тетиву и выпустил первую стрелу в Перезрелову, вторую в Недоумкова. Стрелы попали точно в цель! Счастливый и довольный Амур, вздохнув полной грудью, присел на карниз, любуясь плодами трудов своих праведных.
Перезрелова и Недоумков встретились взглядами… и стояли в молчаливом оцепенении
будто впервые увидели друг друга.
Встревоженный Амур выпустил в них для верности ещё по стреле.
Недоумков шагнул к межбалконной перегородке, Перезрелова тоже, и снова застыли, вцепившись друг в друга взглядами.
Амур достал две последние стрелы и выстрелил, стрелы попали в цель!
В сиянии луны Перезрелова, вышагнула из кружевной пены ночной рубашки.
- Венера! – восхищенно пролепетал Недоумков, теребя от волнения резинку на ромашковых трусах.
- Наталья Ивановна,- поправила Перезрелова.
- Балконы рядом, а живём в разных подъездах, вот вы меня и спутали, - застыдившись, Перезрелова прикрылась рубашкой.
- Виктор Петрович, прозаик и поэт,- отрекомендовался Недоумков.
- Я тоже представитель сферы искусства, только с пищевым уклоном, - кокетливо улыбнулась Перезрелова.
- ???????????- немым вопросом застыл Недоумков.
- Я работаю в театральном буфете, - пояснила Перезрелова и ночная рубашка, небрежно прикрывающая тело, провокационно упала к её мраморным ногам.
Что было потом, Перезрелова и Недоумков помнили не отчетливо. Вроде, Недоумков перемахнул через межбалконную перегородку или даже смял её. Вроде, корячась и надрываясь, нёс Перезрелову в спальню, или Перезрелова сгребла его в охапку и оттартала на кровать. Главное, в результате они настолько остались довольны друг другом, что решили объединить квартиры и сочетаться законным браком.
Утром, радостная Перезрелова потчевала Недоумкова оладьями и кофием. Потом обедом из четырёх блюд, отвыкший от вкуснятины, Недоумков не верил своему счастью и наедался впрок, мало ли что.
Весь день они провалялись в постели. Вечером Перезрелова заступила на вахту в сфере искусства с пищевым уклоном. Надо отдать должное, уклон приносил ей вполне приличный доход, а посему служила она искусству ревностно.
Отслужив, Перезрелова нетерпеливо тыкала ключом в замочную скважину, стремясь, как можно скорее, упасть в объятия возлюбленного. Возлюбленного в квартире не оказалось. Перезрелова перемахнула через балконную перегородку и вошла в, мягко говоря, захламленное жилище Недоумкова.
Недоумков, сгорбившись, сидел за компьютером и творил…
- Радость моя! Счастье моё! – в любовном порыве Перезрелова подхватила его на руки и начала кружить по комнате. Недоумков заливался счастливым смехом и повизгивал от удовольствия.
В этот момент в раскрытое окно, шурша брезентовыми крыльями, и помахивая балалайкой, влетела муза, и… зависла в воздухе, оторопев от любовной идиллии своего подопечного.
Перезрелова, узрев странное явление, уронила на пол Недоумкова и, тыча пальцем в музу, молчаливо вопрошала: «Что это?»
- Не что, а кто, - первой пришла в себя муза.
- Я муза! – гордо сказала она, по-хозяйски, усевшись на диван, сбрасывая с ног рваные кроссовки.
- Какая ещё муза?- в мощном недоумении заорала Перезрелова.
- А вот какая! У каждого творческого человека есть муза, с которой он связан интимными струнами души. Муза вдохновляет, автор творит! – с этими словами муза ударила по струнам балалайки и куплетец, плевком, вылетел в Перезрелову.
- Ах, ты бесстыжая!!! Ты посмотри на себя, муза!!! Интимные струны души!!! А у самой пятки порыпанные, а из каждой трещины таракан торчит! Пошла вон, вдохновительница антисанитарийная! – с этими словами Перезрелова решительно двинулась на музу.
Муза, визжа, взлетела к потолку. Перезрелова метнула в неё швабру, швабра, снеся несколько плафонов с люстры, всё же попала в цель. Подбитая муза, надсадно заревев, вошла в штопор и грохнулась на пол.
Перезрелова схватила её в охапку и выбросила из окна.
- Пошла прочь, моль контуженная! И не вздумай возвращаться, мухобойкой зашибу!
Возбужденная Перезрелова победоносным взглядом окинула поле брани, валялись осколки плафонов, клок музиных волос, балалайка, швабра, но куда делся Недоумков?!
- Ириска моя, ты где? Где ты, супчик мой гороховый, где ты, булочка моя с повидлом?!
Недоумков с опаской высунулся из-под стола. Счастливая Перезрелова бросилась к своему сокровищу и, целуя, повторяла: «Теперь я твоя муза! Навсегда!». Недоумков, не сопротивляясь, молча, покорился судьбе.
Через несколько месяцев, сочетавшиеся законным браком, Перезрелова и Недоумков пили чай на кухне и обсуждали проект объединения квартир. В окно кто-то робко постучал, это было удивительно, четвёртый этаж! Парочка выглянула и одновременно ахнула, за окном была муза с новой балалайкой!!!
Перезрелова гневно отворила окно, готовая вцепиться мертвой хваткой в нахалку.
- Ты подожди, не шуми, я с предложением, - заискивающие нотки в голосе музы обезоружили воительницу.
- Влетай.
Муза влетела и, оглядевшись, констатировала:
- Хорошо у вас, уютно и пожрать есть чего, - с этими словами она проглотила котлету и потянулась за второй.
- Ладно, садись к столу, чего куски хватать, - милостиво разрешила Перезрелова и достала бутылочку коньяка.
- Поздравь нас с законным браком.
Что-что, а поздравила их муза от души.
Вылакав почти весь коньяк, они с Перезреловой, плача от хохота, вспомнили, бой в квартире Недоумкова. Муза рассказывала, как на следующий день, штопала подпорченные крылья и поминала лихими словами невесту прозаика.
После второй бутылки, проливая хмельные слезы, лобызая Перезрелову, предложила общение, потому как ей тоскливо одной, и вдохновлять некого. Перезрелова, прижав её к теплой груди, обещала вечную дружбу. До пяти утра они горланили песни под балалайку. Измученный Недоумков напомнил им, что он человек творческий и жаждет покоя и отдыха, за что получил от супруги балалайкой по голове.
Пьяная муза уснула под столом. В спальне Перезрелова попыталась предъявить ему супружеские права, но свалившись на ковёр, забылась тяжелым сном.
Обиженный Недоумков вышел на балкон. На соседнем балконе в розовом пеньюаре, в розовых лучах восходящей зари стояла сдобная блондинка.
- Афродита! – воскликнул восхищенно Недоумков…