-1-
“Жить страшно не потому, что все равно убьют. И не потому, что не знаешь – когда. Просто страшно и все. Кто-то там сказал, что ада нет. Ад – у каждого человека в душе. И это – правда.
Весной мы с Коляном летали в Египет. Так просто – оттопыриться на пару недель. Поскольку мы не пьем с ним, пришлось культурную программу соблюдать – двинули ноги в пустыню, на пирамиды смотреть. Вот там Коляна и пробило на корпус. Он мне потом в автобусе говорит: “ А что, Леха, давай купим у обезьян кусок пустыни и забабахаем там пирамиду. Ходов нароем, чтоб потомки голову сломали. Я- говорит – способ знаю, как из бетона такие штуки отливать. Диплом еще собирался про это писать, да не вышло. Ну и опять же … похоронят нас потом в этой пирамиде. Как фараонов каких-нибудь.” Я ему тогда ответил: “Не ссы, Коля, нас раньше похоронят.Без пирамиды. Да и бабок у нас не хватит. Разве только если таджиков на стройку нанять, а потом завалить всех…”
Колян смотрит на меня и лыбится, как святая Моника. Завелся я. Говорю: “Если тебя правда бабки колбасят и по стройке соскучился, построй себе дом на Кипре. Или больницу детскую. “ А Коля все улыбается: “Дом – говорит – мне без нужды. Пыль только вытирать умаешься. Мне и по гостиницам неплохо. А больницу…Понимаешь, Леха, думал я об этом. Но ведь разворуют все медики – шмедики. Или засрут опять, как все у них. Жалко. А над душой у них сидеть у меня чего-то желания нет. Вот я и думаю – сила должна быть какая-то за всеми этими больницами и школами. Если силы нет, - все рассыпается. Вот и мерещится мне теперь эта пирамида. Как знак силы. С нее начнем, а дальше – само пойдет. Опять же нас с тобой в такой крепости Череп не то, что пулей, - артиллерией не возьмет.”
Не ожидал я, что он так серьезно. Весь вечер мне испортил – в ресторане сидел, считал на калькуляторе. Я думал, он так – прикалывается. А он мне салфетку потом тычет и говорит: “Вот смотри – если таджиков минусовать, нам на материалы все равно не хватает. Можно пирамиду пониже сделать, а можно Черепа на его вагоны со спиртом кинуть и тогда мы в шоколаде – хватит тогда.”
Черепа кинуть – святое дело. Даже без пирамиды. А тут еще и такой проект века. Короче, я тоже проникся. Уговорил меня Колян. Бабки - ведь их не солить, а мы теперь даже пропить не можем…В общем, посмеялся я над Колюней, а сам подумал – вписываюсь.
Почему-то мне представилось, что мы с Коляном – вроде как тени этой несуществующей пирамиды. Мы ведь действительно – как тени. Кому нужны тени без пирамиды? Это же глупость – просто тени. Поэтому нам нужна эта пирамида. Раз уж так получилось, что тени возникли раньше, то они, то есть мы - сами и должны исправлять положение – строить пирамиду.
-2-
Страшно подумать – я Колюню с тринадцати лет знаю. Когда я в секцию пришел, он меня у зеркала учил. Тренер-то наш, Виктор Иваныч, не очень любил с новичками возиться – больше выпить любил. Мужик был добрый, тренер классный, только водка его сгубила – не дошел как-то до дома. Ну это уже потом – когда лихое время пошло…
Я не успел, а Колюня Мастера получил. Если бы не всесоюзный блудняк, ему бы и международный класс светил. Он со значком не расставался – за лацканом куртки носил и показывал если надо – как секретный агент лацкан отвернет, а там – значок Мастера спорта. За это Коляна Штирлицем и прозвали. А меня никак не прозвали. Леха и Леха. Ну по фамилии иногда. Чехов моя фамилия – такая фамилия сама , как кличка – ничего придумывать не надо. У меня всегда получалось складно заметки там в стенгазету в институте писать, потом заявы – малявы всякие. У братвы у многих с этим трудности. Вот меня и звали всегда Чеховым. Пробовали, правда, Чехом звать, но после девяносто четвертого это вроде как неудобно стало. Все же я не салабон какой-нибудь – в авторитете уже был. А “чехов” этих мы давили тогда . Или они нас…Хотя, наверное, за глаза – то зовут. Все же “Чех” – удобно. Коротко и ясно, но мне не нравится.
Колян меня на год старше. Он первым в Питер уехал, а через год и меня перетащил – в тот же самый институт - строительный. Поступать проблем не было – мы спортсмены, но учился Колян все равно хорошо – у меня так не получалось. Это мы с виду с ним вроде простые пацаны, а Коля ведь пять курсов закончил. Только диплом не защищал. Ну а я – четыре…
Началось все в восемьдесят восьмом. Я тогда на третьем курсе чалился. Дело было в холод жуткий. Забрели мы с Коляном в кафешку погреться. Сидим, на свои копейки два кофе сосем с одним пирожком. Подходит парень – сразу видно, что наш – нос сломанный. Говорит: “Вы, братки, часом, не боксеры?” Ну, Коля, молча ему свой значок секретный – раз. Парень подсел, говорит: “Хотите червонец на двоих заработать?” Ну мы хотим, конечно. Нам на этот червонец пирожков на месяц накупить можно. Даже спрашивать не стали, чего делать – башками закивали, а парень смеется: “Не бойтесь – говорит – все законно. Просто у нас тут вечером уважаемые люди соберутся посидеть. Надо, чтобы порядок был. А у меня напарник заболел. Вот вы вдвоем за его червонец и постоите на дверях вместе со мной. А то одному несподручно – в сортир даже не отойти”
Ну отстояли мы тогда на дверях – червонец получили, накормили нас от пуза. Правда, поработать пришлось – наехали какие-то азеры, которых сказано было не пускать. Крепкие такие, похоже – борцы. Завелись не по-детски, пришлось вылазку делать на улицу – там их успокаивать. Рецепт-то один – левой, правой и правой – в бороду. Борца главное – к себе близко не подпускать , с дистанции бить. Справились.
Вообще-то, боксеры – самые мирные люди. У них вся агрессия на тренировках сливается. Если боксер нормально тренируется, предложить ему кому-то на улице в морду дать – все равно, что гинекологу порножурнал подарить. Здороваться боксеры очень любят. Двумя руками так за тебя хватаются, как будто руку выдернуть хотят. В зал придешь – все время все здороваются. Иногда не выдержишь, скажешь: “Да мы уже с тобой сегодня пятнадцать раз здоровались”, а тот улыбается, говорит: “Так ведь башка-то отбита, боксеры ведь…” Это шутка, конечно. Все они помнят – просто приятно поздороваться, вообще среди своих приятно находиться – любое слово сказать.
Еще над боксерами смеются, что они обниматься любят. Теперь уж, правда, все обнимаются - и боксеры и шахматисты. А вообще, это от нас пошло. Когда ты на ринге отстоишь в тренировочной паре со своим – клубным, то понимаешь, что он вроде как брат тебе стал. Между вами не то, что вражды нет, а наоборот – благодарность чувствуешь. Лучше, чем в паре ведь не научишься. Хочется парню руку дать, а она – в перчатке. Ну и приобнимешь так – спасибо, мол…
Да…ну стали мы в это кафе на Выборгской часто заходить. Работа не пыльная, заработок хороший – постоянный. Потом уже привыкли к нам, наперстки уже вовсю пошли – и мы с Коляном в долю попали. Так день за днем…Ну а когда пошли дела серьезные, мы уже с Колей в институт-то ходить перестали. Из общаги нас поперли, но мы уже тогда вполне могли жилье снимать. Вдвоем пожили, потом разделились, но все равно все дела были общие.
Колюня мне как брат, даже больше. Он жизнь мне спас. Когда чечены нас под стволы поставили, Колян опоздал, не было его среди нас. У меня даже мысль тогда поганая мелькнула, а чего это его нет. Как раз время такое пошло дрянное, что все стали до денег жадные – лавэ само в руки перло и разводить слюни про всякую дружбу было не модно. Родные братья друг дружку кидали, не то, что там друзья. Ну стою я , с жизнью прощаюсь. Звери явно под травой или под коксом– невменяемые, вот-вот палить начнут. И вдруг из кустов Колян – как выпрыгнет, как заорет: “Ложись, суки!”. И гранату в ноги кидает. Звери упали мордой в грязь, как срезанные, наши тоже валиться стали, а Колян меня за шиворот и – в кусты, а там – давай ноги. Уже когда до железки добежали, я сообразил, что взрыва-то не было. Спросил, а он смеется. Граната – то у него была из ларька – зажигалка такая – большая , настольная. Я его всегда стыдил, говорил чтобы он не крысятил по ларькам. Западло это, несолидно – бери у барыги деньги, а больше ничего не трогай. А Колян обязательно чего-нибудь скрысит. Ладно бы там пиво или сигарет блок, а то – набьет карманы жвачкой или шоколадом… “Я –говорит – сладкое люблю”.
И вот стоим мы в грязи у железной дороги, а он хохочет: “Ну что , Коза Ностра, если бы я эту гранату у Ашота в ларьке не скрысил, проходил бы ты сейчас по делу покойником. Хочешь - ржет - шоколадку?” А я говорю: “Хочу”. Со стороны посмотреть – цирк шапито . Топчемся мы с ним в грязи черт знает где, на отшибе всей планеты – два здоровых бугая в кожанках – жрем дешевый шоколад и ржем без остановки. Как пятиклассницы.
Когда с Колей беда вышла, я сразу понял. Потому что со мной тогда то же самое было. Только такие как я – тихушники – талант имеют всю свою жизнь делать тайной, скрывать. По большому счету, таким даже тяжелее живется. Все думают, что у тебя все в порядке, все в шоколаде, а ты загибаешься и помощи попросить не можешь. Потому что тебе попросить – просто впадлу. В тысячу раз легче украсть, чем попросить. Поэтому с собой я уже смирился, а вот Колю решил выручить. Потому что по нему видно было. А по мне – нет.
Эта штука у нас часто случается. Только каждый справляется по-своему. А больше так – не справляются. Сначала стрессы снимаешь. Двести грамм перед ужином и – спать. Потом уже без двухсот и ужинать неохота, а потом – и ужин не нужен. Двести плюс двести и – на бок. Да плюс еще кабаки, бани, терки – посиделки. А бывает пьешь – и не забирает. Хоть ведро. Утром просыпаешься – тебя вместо завтрака всего в унитаз выворачивает, печень-то не железная. Пот начинает прошибать, руки дрожат. А тебе, может, сегодня стрелять придется. Не утерпишь, среди дня положишь на грудь – и хорошо, руки не трясутся, аппетит появляется. Вечером дернешься в сторону – чаю попить и баиньки, а тебе: “Стоп”. Лежишь, как бревно лупоглазое и заснуть не можешь. И знаешь – как только ты стакан опрокинешь, сигареткой полирнешь, так тебе и пропуск в рай обеспечен. И так – по кругу. Жизнь зацикливается. Это не наркота, конечно, но тоже соскочить непросто. Да и до наркоты уже недалеко. Только попробовать. Вот и у Коляна я порошок засветил, подумал – все, хватит. Это если чел по природе своей – овощ, ему даже и наоборот хорошо – не надо ни о чем думать, только о том, где выпить достать. А Колян – не овощ. И я знал, что ему конкретно плохо. По себе знал. Потому что мне так же было. Только по мне незаметно.
Мне эту сказку про Бабу Шуру один барыга рассказал. Просто так – для разговора, а я запомнил. И вот теперь вспомнилась она. Подъехал я к этому барыге прямо так – без звонка. Время-то как раз военное было, город опять со зверями делили. Комерс как меня увидел, - с лица сбледнул. Я объяснил. “Давай – говорю – адрес, рисуй план…” . Потом в авиакассы заехал, про рейсы узнал, потом – к Колюне. Тот сначала трепыхался. Я ему говорю: “ Слышишь , ты…у меня кроме тебя никого нет. Я про тебя знаю такое, что ты сам не знаешь. Садись, бл… , в тачку и веди себя тихо. У нас дорога дальняя и пройти нам ее с тобой нужно до конца. Еще бы и обратно вернуться неплохо… “
А Коля совсем плох уже был. Мальчишка ведь в сущности, а на вид – уже как старик. Я ему в дороге алкоголя ни грамма не давал – следил, как нянька. Сам – тоже ни капли, но это уже на нервах чисто…Самолетом до Самары, а там – по комерсовскому плану, по мятой бумажке с рисунком кура лапой, как флибустьеры, блин. Остров Сокровищ прямо…
В Бугульме цивилизация закончилась. Это сразу видно, что дальше – Дикое поле. Я как этот город увидел, сразу пожалел, что стволов с собой нет. Ну куда там в самолет было со стволами? В эту Бугульму еще и советская власть-то не дошла, а тут мы с Колюней со своим диким капитализмом…
На автовокзале подкатил к местным братанам. Жалкое зрелище – гопники гопниками. Объяснил. Тупые. С третьего раза только воткнулись – подогнали нам с Колей таксиста на “Волге”. Тот говорит: “Пятьсот километров”. И сумму называет. Наверное, на всю свою поганую оставшуюся жизнь в Бугульме решил заработать. Я такие деньги за один вечер в кабаке легко оставлял – мне смешно. А у них в Бугульме на эту сумму можно жизнь прожить. Да только нахрен такая жизнь? Для порядка карту достал, проверили – четыреста тридцать верст. Таксист спорить начал – карта неверная…Я рукой махнул: “Заткнись-мол-поехали”.
Таксист – падла – сразу все про нас понял, зачем мы эту степь едем. А я – прокололся. Устал я очень, понервничал. Дорога там такая, что танк не пройдет – только “Волга”. Растрясло меня. Заснул, а когда проснулся , чувствую – от кого-то тянет. Смотрю – Коля уже хороший. Остановил тачку, вытащил его, говорю: “ Где взял? Я же обыскал всего…” Смотрю – таксист –гнида с места рвет. Хорошо тачка в яме сидела, да реакция боксерская не подвела – успел я броситься, дверь открыть и сбоку слева… Потом оказалось – нос сломал. Этот гад все смекнул и пока я спал сторговал Коле бутылку водки. А деньги Колян всегда найдет, где спрятать – тут уж искать бесполезно.
Хотел я водиле нос вправить по-нашему, да он орет, отбивается. Еле кровь остановили. Еще бутылку водки у него нашел – умыл кое-как водкой. Говорю: “Вези спокойно или выкину из тачки и сам поведу. Сдохнешь тогда тут в пустыне своей”. Поехал сволочь. Едем, а я думаю: “Вот же картина Репина. Едет волгешник , заляпанный кровью, а внутри два братана и водила с синячищем во все рыло, весь в кровавых пятнах и водкой от него разит на всю степь. Только ментов навстречу не хватает”. И только я это подумал – навстречу менты. Во второй раз я пожалел, что стволов нету. Но ничего – разминулись. Я потом кому ни рассказывал из тех мест , - никто не верит. Говорят: “Там ментов с пугачевского восстания не наблюдалось. Не может быть”. Ну, может, мне и причудилось, не знаю… Летучий Мент, призрак степи…
Приехали в деревню эту уже вечером. Таксист привез прямо к дому – там вся степь знает, где это. Народу – толпа. Сидят, курят, жрут, баланду травят. Очередь – дней на десять. Ну я пошел на разведку, Коля со мной. Вдруг на крылечко выходит бабулька такая в платочке, на Колю посмотрела и говорит: “ Пойдем со мной, касатик, поможешь мне.” И увела. Я у таксиста на всякий случай документы отобрал и деньги, какие нашел. Сказал: “Дождешься и отвезешь в Бугульму – все назад получишь”. Сижу у крылечка на корточках, курю одну за одной. Кольки все нет. И вдруг они выходят опять с этой бабкой. Она говорит: “Ну вот и все, касатик. Теперь все будет хорошо.” А на меня посмотрела, рукой так махнула : “И тебе, касатик, пить больше не надо.” И ушла в хату.
Обратно в Бугульму вернулись – я таксисту все отдал, еще и штукарь зеленых добавил – за ущерб. Молча взял – гад. Но все же братков бугульминских навел. Я как чувствовал. Уже в самолете расселись – на поле две девятки подкатили. Пилот по салону на выход пошел – я его за рукав. Предпоследнюю штуку сунул, говорю: “ Отмажь, брат, - должен буду”. Взял. Что-то они долго базарили, руками махали. Потом разошлись – пилот к себе, а девятки развернулись и по домам. Так и улетели мы в Самару. Потом – домой.
Домой прилетели – у нас аэропорт не лучше, чем в Бугульме, но все же буфет . Думаю: “Все, отмучался. Сейчас накачу стакан и домой – спать”. Подхожу к стойке и говорю: “Мне пожалуйста… бутылочку “Боржоми””. Говорю и сам не верю. Как будто не я это.
Короче, так с тех пор с Коляном кефиром и пробавляемся. И никак нас эта жизнь не напрягает. Колян натуральную диссертацию написал. Проект – как пирамиду строить.
Ну а моя диссертация – как Черепа кинуть на бабки. Череп, он – Славик Черепухин. Ватерполист хренов – не наш человек. Сволочь редкая, как и все ватерполисты. Весь на рефлексах. Как собака Павлова, только деревянная модель. Спирт получил, вагоны в отстойнике чалятся, а я уже этот спирт продал и даже местами предоплату взял. Послезавтра мы его и разгрузим. И все тогда – баста. Поедем пирамиду строить.
А мне Колян тут сказал такую штуку: “ Я – говорит – понял, что такое это счастье, про которое нам в школе долдонили. Счастье это – когда ты можешь целиком расчитывать на кого-то. На одного всего человека – больше и не бывает . Да больше и не надо. И я – говорит – счастливый человек”. И обнял меня . Как на ринге. Так слегка – левой рукой. Потому что он- правша. Как и я.”
-3-
Гудвин закончил читать и потянулся за стаканом. Любил бригадир хороший коньяк – и откуда только набрался таких привычек? Братки тоже вкусили напитка, заели маринованной миногой…хорошая водка все же лучше, чем этот “Ардаш” хренов. Но бригадир – главный, ему – и банковать на поминках.
- Ну вот, пацаны, вот и все. Меня Чех давно просил – если меня, мол, кончат, пристрой мои тетрадки куда-нибудь. Чтоб люди читали. Ну…вроде как писателем он себя считал. Только вот оставил-то он немного. Я думал – там роман на романе, а там…вот-всего тетрадка одна. Ну, короче, помянем…
- Слышь, Гудвин, а как их опознали-то? Говорят ведь – сгорело все.
- Перстень был у Штирлица. Камень остался – его. А Чех… по зубам, наверное. Не знаю…
- Что-то я не помню, Гудвин, у Чеха каких-то особенных зубов. Вот когда Черепа завалят, -этого точно можно по зубам…как у кролика – вперед. Кстати, а что с Черепом-то будем делать?
- А ничего. Штирлиц с Чехом Черепа киданули, Череп бабок не вернул и ответил. Все по понятиям. Ладно, по последней и расходимся. Дела еще…Тем более, что у Черепа два человека пропали, которые вагоны пасли. Так что считается – поровну. Все. Всем , кто без дела – на горшок и спать. Разъехались.
-4-
“Я всегда говорил, что ватерполистов делают из дерева. Это Колян меня стыдил: “Так нельзя, они тоже – спортсмены…”. Колин новенький “Лексус” мы нафаршировали канистрами с бензином и усадили туда трупы двух череповских охранников. Хотели сами запалить все, но Череп проявил чудеса интеллекта – вместо того, чтобы попытаться выяснить, где его спирт, он вмазал по Лексусу из гранатомета. Нет, а еще говорят, что боксеры плохо соображают…
Здесь на берегу океана все время стоит шум – и днем и ночью. Я уже привык. В нашей с Колей мухосрани даже речки не было, не то, что – моря. А тут – Океан…Правда, мы тут не навсегда.Только отдохнем немного. Впереди – жаркий ветер пустынь. Пирамида...”