Утром 30 апреля следователь следственного отдела областного управления милиции Виталий Стерник заступил на суточное дежурство по управлению – выполнял обязанности помощника ответственного дежурного майора Дмитрия Михайловича Попова (дело происходило в середине 50-х годов прошлого столетия). Попов был постоянным дежурным, а Виталий сам напросился у руководства к нему в помощники. Его желание охотно уважили, ведь в предпраздничные и праздничные дни выполнять эту колготную работу никому не хотелось.
Виталий был молодым, подающим надежды работником: институт окончил с отличием и , не проработав ещё и года следователем, уже получил первое офицерское звание – лейтенант милиции. Он ещё с удовольствием носил только что полученную летнюю офицерскую форму, скрипящий при каждом движении армейский ремень и до блеска начищенные ладные, хромовые сапоги. Всё ему было в радость: и интересная работа, связанная с расследованием преступлений , о чём он мечтал, учась в институте, и новые люди - коллеги, доброжелательно относившиеся к нему, и занятия спортом, на которые удавалось выкраивать время. И вообще – всё, всё, всё…
Его кумиром со студенческих лет был знаменитый писатель Лев Шейнин – следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР, впоследствии возглавивший её следственный отдел.
Виталий хотел походить на него. Всю свою неуёмную энергию и полученные в институте знания он стремился употребить на одно – на раскрытие преступлений, желательно, серьёзных, особо опасных. Пределом мечтаний было: обнаружить злостного преступника и доказать его связь с вражеской разведкой – как в книгах своего кумира!
И тогда… Тогда его оценят и пригласят на работу в КГБ. А там не милицейская - синяя, а красивая - голубая форма, и оклад содержания ( зарплата, то есть) значительно выше, и куча всяких льгот - как у его новых молодых друзей из КГБ из их общей, развесёлой преферансной компании .
По характеру Виталий был живым, общительным, человеком, оптимистом, обладал хорошим чувством юмора и не чужд был самоиронии. Серьёзные преступления, которые он мечтал расследовать и раскрыть, в шутку называл «кошмарными». Это определение – «кошмарное преступление» - давно врезалось в память Виталия, любителя оперетт. Оно было излюбленным выражением комического персонажа - полицейского из оперетты Фримля и Стотгарта с детективным сюжетом - «Роз-Мари. Полицейский там страстно мечтал, чтобы на его тишайшем участке произошло именно «кошмарное» преступление. Чтобы прославиться. Выискивая его, полицейский постоянно попадал в комические ситуации.
Хотя Виталий и любил свою работу следователя, но в данный момент считал, что ему крупно не повезло: за ним был закреплён отдельный, конкретный участок - расследование особо сложных дел по автопроисшествиям, а также общая координация следственной работы в области по этой категории дел. Гаишники, напротив, были очень довольны: с них свалился груз несвойственной им, и к тому же, бесприбыльной следственной работы. Виталий справлялся с нею успешно, и они буквально боготворили нового молодого следователя. А для него - ну какой интерес в расследовании автопроисшествий? Там всё, как на ладони. Сам факт – налицо: разбитая машина, а то и не одна. И покалеченные люди, а то и труп, или трупы. Задача: доказать, что есть нарушение Правил дорожного движения, или нет его, а также, что имеется причинная связь этого нарушения с наступившими последствиями, или её нет. Всё элементарно просто. А виновники – ну какие они преступники? Как правило, просто люди, попавшие в несчастье. Ничего похожего на «кошмарное» преступление!
Майор Попов, под началом которого в эту ночь находился следователь Стерник, был типичной армейской косточкой. Из бывших штабных работников МГБ. Подтянутый, стройный, как будто всегда выполняет команду «смирно». Седые волосы коротко подстрижены , «под бобрик». Мундир на нём сидит, как влитый. И за все 24 часа дежурства почему-то никогда не помнётся, ни единой складочки .
Высокое начальство для него - свято! Если раздаётся звонок от начальника управления или его замов, майор подскакивает со стула, держа возле уха телефонную трубку в согнутой и вытянутой параллельно полу руке. При этом другой рукой лихорадочно проверяет, все ли пуговицы на кителе и крючки на воротничке – стойке застёгнуты. И громким, хорошо поставленным голосом докладывает:
- Ответственный дежурный, майор Попов….
И так далее, что положено по обстановке в данный момент. Глаза при этом навыкате, ничего вокруг не видит, не слышит. Весь ТАМ, весь слух и внимание!
С другими сотрудниками, особенно подчинёнными, всегда вроде чего-то не договаривает, таинственен, как бы много знает такого, что другим неизвестно и чего он не может сказать… С ним ведь само руководство управления советуется!
Бедный Дмитрий Михайлович! У руководства он бывает всего-то 20 – 30 минут, когда сдаёт дежурство другому «ответственному». При этом, всегда страшно переживает, волнуется, трусит: как бы чего не вышло…
Ведь за каждые сутки работы милиции информация, которую он докладывает начальству, всегда негативная, мерзопакостная , и всегда портит ему, начальству, настроение. А он как бы виноват в том, что всё не слава богу. Поэтому его задача – донести руководству всё точно, по возможности, достоверно. А для этого во время дежурства нужно правильно распорядиться. В этом Дмитрий Михайлович был дока. Указания всегда давал максимальному числу милицейских служб и их работникам. И кон-тро-ли-ро-вал их, то есть, без конца теребил, не давая работать.
Подчинённые ему службы и сотрудники вынуждены были терпеть его, так как по своему характеру Попов всегда мог «накапать» начальству, а потом иди, отмывайся!
Сам на происшествия Попов никогда не выезжал, даже когда его выезд был необходим , ведь в оперативно-следственной работе он ничего не соображал. Поэтому очень был доволен, если одновременно с ним дежурили следователи или оперативники. Посылая их на происшествия, он получал качественную информацию из первых рук и потом соловьём разливался у высокого руководства. Стараться ему было ради чего: до пенсии оставалось служить ещё 3 – 4 года.
День дежурства 30 апреля прошел спокойно, но к вечеру уже началось предпраздничное «оживление»: пьяные драки после торжественных вечеров в честь пролетарского праздника трудящихся с подведением итогов социалистического соревнования перед 1 –м мая –вручение премий и грамот. Тут же поздравляли, «обмывали» награды , завидовали, ссорились и … шум, гам, мордобой. И – милиция. Как же без неё!
Ещё в тот вечер случились две квартирные кражи. Пришлось выезжать на место происшествия. А так, больше ничего особенного. Как обычно, к ночи дежурные комнаты райотделов заполнились пьяными хулиганами.
Часам к 3-м ночи молодой, непривычный к ночному бдению организм лейтенанта Стерника подустал, и несгибаемый, но великодушный ответственный дежурный разрешил ему «покемарить до уторка» - так выразился майор.
Проснулся Виталий от толчков, подскочил, ничего не соображая со сна. Над ним склонился озабоченный майор. Было начало седьмого утра.
- Тут такое дело. Звонили из Облисполкома. Там работники ихней столовой вынесли стол деревянный и шесть стульев. На улице буфет праздничный устраивать собрались. Надо ж поддержать народ во время демонстрации чайком горяченьким, или чем покрепче. Оставили они всё это на улице. Говорят, в такую рань там никого не было. Сами наверх, на 2-й этаж поднялись. Спустились,говорят, быстро, минут через 5 – 7. А ни стола, ни стульев уже нет. Исчезли. Испарились!
Сначала решили, что кто-то подшутил. Прошлись туда – сюда, но шутников не нашли. Тогда они в Центральный райотдел зашли. А там дежурит сегодня капитан Пашигорьев. Ну, ты ж его знаешь. Он и разговаривать не стал со столовскими, сразу их выгнал. Говорит, что такой чепухой заниматься не будет.
Всё это майор Попов взволнованной скороговоркой выпалил с трудом соображавшему со сна Стернику. Окончательно проснувшись, тот понял причину волнения ответственного дежурного. Происшествие не где-нибудь, а в самом центре города, рядом с Облисполкомом! Да ещё перед началом праздничной демонстрации! Центральный райотдел, о котором говорил Попов, находился буквально в двух шагах от здания облисполкома. А «место происшествия» находилось метрах в ста от площади , где городское руководство во время демонстрации приветствовало с трибуны ликующий народ.
Капитана Пашигорьева Стерник тоже хорошо знал. Перед его мысленным взором предстал этот, совершенно рыжий, служака, с характерным для людей его масти красным, усыпанным веснушками лицом, с хриплым, голосом, сорванным от постоянного крика на его сволочной работе. Со своим «контингентом» - задержанными - он общался только так. И, по привычке, так же - с рядовыми посетителями (не начальством!).
Так что картина встречи Пашигорьева с жалобщиками из облисполкомовской столовой Стернику была ясна.
А Попов продолжал:
- Так вот, надо тебе туда подъехать, разобраться
- Зачем? – вырвалось у Виталия . – Чё там делать?
- Ну, как же. Это всё ж преступление. Кража госимущества. Стол и шесть стульев. Хотя - заколебался он – может, и не надо? Они говорят, что это старьё, дрова…
Виталий согласно покивал головой и уже собрался додрёмывать, но Попов продолжал рассуждать:
- Нет, всё ж таки имущество украдено в самом высшем органе советской власти – в облисполкоме! Да ещё в такой день! А мы не приняли никаких мер. Я звонил Пашигорьеву, но у него там, в дежурке мать – перемать стоит, и сам он озверелый, и ничего делать не хочет. Правда, я его предупредил, как положено, телефонограммой оформил.
Дмитрий Михайлович стоял посреди дежурной комнаты и рассуждал вслух о возможных последствиях этого «важного» происшествия. Стерник и ещё двое рядовых милиционеров, прикрепленных к дежурному, внимали ему.
И тут Виталий едва не расхохотался. Эта история напомнила ему чеховский рассказ «Хамелеон». А в роли персонажа - надзирателя Очумелова предстал майор Попов. И, развеселившись,он решил подыграть ему:
- Дмитрий Михайлович, а ведь и правда, в такой день, в праздник пролетариев всего мира… Ведь такое может быть рассмотрено, как некий демарш! С душком история…
- Ты думаешь? – ещё более посерьёзнел Попов. - Может, в КГБ позвонить? Всё равно им, бездельникам, делать нечего. Мд-а-а… Но через голову начальства нельзя. Да, может, ничего там и нет? Хотя…случай странный. Да нет, не годится – маялся Дмитрий Михайлович.
Окончательно проснувшемуся Стернику захотелось поскорей убраться вон из этой душной, закупоренной, насквозь прокуренной дежурки . (Тогда курили везде и всюду, никакого запрета на курение не было, а курили очень даже крепкие, вонючие папиросы: «Беломорканал», «Шахтёрские». «Север», да и махоркой не брезговали).
Подогретый этим желанием, он продолжил заводить Попова:
-Да-а, после демонстрации облисполкомовцы обязательно соберутся в столовой слегка отметить праздник и о том, что кто-то подозрительно, злонамеренно «свистнул» стол со стульями, предназначенный для праздничного буфета, станет известно. У них могут возникнуть вопросы, может, даже к руководству нашему!
Реакция была мгновенной. Попов выпрямился, как по стойке «смирно» , и громким голосом отдал прямо-таки боевой приказ:
- Лейтенант Стерник! Выезжайте на место. Разберитесь и доложите!
Что и требовалось доказать!
Выйдя на ещё пустынную улицу. Виталий полной грудью вдохнул свежий весенний воздух. Светило солнце. В его лучах поблескивали едва распустившиеся листочки старых – престарых деревьев возле управления милиции.
Через пять минут он был возле центрального подъезда облисполкома, где уже был сооружен буфет: прямо на улице стояли празднично оформленные столы с напитками, бутербродами, пирожками и другой разной съедобной всячиной. На стульях расположены коробки конфет, печенья - обычный, незатейливый набор угощения того времени для народа. Покупателей ещё не было, и продавцы хлопотали вокруг буфета, подносили что-то ещё, расставляли, украшали…
Увидев молодого лейтенанта в милицейской форме, женщины---буфетчицы обступили его и хором, наперебой стали рассказывать о непонятном и диком, идиотском, по их мнению, случае. Ну, кому, спрашивается, нужны были эти старые стол и cтулья? Отсутствовали буквально 7 – 10 минут! Вынесли очередную партию мебели для обустройства буфета, а ничего нет. Сначала думали, кто-то подшутил, спрятал. Кинулись в подворотню, за угол здания – ничего и никого. Зашли рядом в райотдел , а дежурный, этот рыжий, наорал на них, мол нельзя госимущество оставлять без охраны!
Получается, они же и виноваты. Вот и позвонили в управление милиции.
Всё это Стерник записал, осмотрелся.
Улица по-прежнему была пустынна. Никого. Столовские девчата смотрели на него, ожидая, что он скажет что-нибудь умное, или сделает что-то нужное.
И тут Стерника, что называется,забрало.
Да кому же, черт побери, это понадобилось? Средь бела дня (да хоть и ранним утром!) стырить старый стол и шесть стульев?! Один же не мог это сделать! Их что же, целая шайка охотилась за таким добром? Или на машине были? Это вряд ли. По этой центральной, Советской улице едва ли пошли бы с таким грузом – всё-таки, утро праздничного дня, патрули милицейские , военные…
А может, свернули на одну из боковых улочек?
Их, пересекающих Советскую, тут много и все спускаются вниз, к реке, как бы, вливаются в неё. Эти боковые улочки – старинная часть города, застроены сплошь одноэтажными, добротными, домами с красивыми наличниками на окнах, с высокими заборами, надёжными воротами и калитками, Стерник знал, что в таких домах живёт зажиточная публика.
Приехав после окончания института в этот провинциальный город в средней полосе России, он не раз удивлялся ранее не виданной картине: пересекая центральную улицу – Советскую, по городу в вечерние часы шли стада коров, коз, овец с выпаса, с заливных лугов у реки, протекающей по окраине города. Скотина с мычанием, блеянием, с переливом колокольчиков, висящих на шеях, шла прямо мимо здания областного управления милиции. Это было после 6-ти часов вечера, как раз когда сотрудники управления заканчивали работу и не могли перейти дорогу, пережидая, когда пройдёт это нескончаемое стадо. Многие жители города тогда держали скотину. И жили они именно в этой части, на городской окраине, расположенной на этих боковых улочках, недалеко от реки и совсем близко к центру.
У Виталия Стерника, советского комсомольца, эта тяга к собственности вызывала неприятие и презрение к этим зажиточным людям, которых, про себя, он называл кулаками.
Свернув в первую из этих улочек, он пошел вдоль оград домов этих «кулаков». Народ уже пробудился. На улице, на скамеечках у ворот сидели мужики, переговаривались, курили – утренний перекур. День- то ведь праздничный, выходной.
Остановившись возле одной такой группы, Виталий поздоровался и заговорил с мужиками, так, вроде ни о чём. И, не задавая вопроса, а, уверенно, как об известном факте, произнёс:
- Тут стол и стулья несли, не видели куда пошли?
Один из собеседников в ответ:
- Да с полчаса назад какой-то чудак у себя на горбу пёр стол со стульями. Весь согнулся, еле ноги волочил. Тяжело ведь сразу столько на себя взгромоздить. Я ещё удивился, подумал: раз с утра такое несёт, значит, капитально сегодня праздновать будут. Вообще-то я его видел раньше, кажись, где-то в начале этой улицы живёт.
Виталий внутренне замер от такой неожиданной удачи. Скорее, ноги в руки, и вперёд! По дороге ещё зевак встретил, которые тоже видели этого «несуна» и даже знали его – их сосед.
И вот он возле дома по указанному адресу. Дом большой, из красного кирпича, под железной крышей, выкрашенной светло-зелёной краской. И на окнах свежая, светлая краска. Забор, ворота, калитка - добротные. Хозяйский. «куркульский» ( по-украински) дом.
Постучал в калитку, открыла женщина средних лет, дородная, в теле. Похоже, хозяйка.
Увидев человека в милицейской форме, испугалась, заметушилась. А он сходу:
- Где стол, стулья?
В ответ она:
- Да вон, в сарае. Муж откуда-то принёс…
- А муж где?
-Так со смены же только пришел. Небось, спит уже.
-А ну, поднимай!
А сам прямиком в дом. И вот перед ним злоумышленник. Видать, только что задремал с устатку и ещё слабо соображает, да и жена его ругает.
Увидев офицера милиции, молча, не говоря ни слова, ведёт к сараю, такому же добротному, как и дом.
Вот они, родимые, и стол, и стулья. Мельком взглянув на это «добро», Стерник понял, что оно, действительно, и ломанного гроша не стоит.
Зашли в дом протокол оформлять. А в доме приличная мебель, печь-«голландка» обложена изразцовой плиткой. Посреди комнаты дубовый, массивный стол, вокруг хорошие «венские» стулья, на тумбочке патефон, в буфете салфеточки, красивая посуда. Комнат в доме много и все не пустые, хорошо обставлены.
В общем, в доме живут зажиточные люди. (В сравнении с ними, он - просто бедняк!)
Во дворе плодовые деревья, кусты малины, смородины. Цветы вдоль забора. И подсобное хозяйство: корова, овцы, куры.
У молодого лейтенанта – комсомольца внутри всё клокочет от возмущения и негодования к этому «кулаку», «куркулю». И недоумение: ему только этих стола со стульями нехватало! Спрашивается, зачем ему это барахло?! Мало того, что украл, так ещё тащил на себе, надрывался от тяжести!
Выяснилось следующее. Работает человек кочегаром в котельной. Сутки дежурит, двое отдыхает. Сегодня по случаю праздника домой пошел пораньше. Увидел на улице стоят стол и стулья. Оглянулся вокруг, никого нет. Взял всё и пошел.
-Как же ты взял- то? Это ж не один предмет. И не маленькие вещи, и не лёгкие. Как умудрился один все загрести и до дому дотащить?
- Да как? Так и взял.
Стерник никак не мог взять в толк, как этот, небольшого росточка, с виду плюгавенький мужичок мог один утащить такой негабаритный груз? Не верилось.
Тогда он скомандовал:
- А ну, грузи, сейчас отнесёшь всё на место!
- Сей секунд!
Мужичок юркнул в дом, быстро вернулся с холщевой сумкой, из которой вынул длинную верёвку и, приговаривая: «ентот струмент у меня всегда при себе», быстро, как фокусник, привязал стулья один к другому и все вместе - к столу, соорудил какие-то петли и, зацепив двумя руками, как рюкзак, легко взвалил эту конструкцию на спину.
Стерник заглянул в его сумку: там были ещё нож, отвертка, кусачки.
Действительно, «струмент», на все случаи жизни. Припасливый мужик!
И вот перед ним стоит этот маленький, неказистый, но крепенький и ловкий мужичок, очень даже уверенно стоит со столом и стульями на спине, сгорбленный под тяжестью этой ноши.
И покорно готов следовать навстречу своей судьбе. Уверен, что его посадят.
До облисполкома они дошли быстро. Столовские обступили, смотрят. диву даются, спрашивают: как же так? А он быстро разгрузился и угрюмо молчит.
Зайдя с ним в райотдел, Стерник спросил: зачем он, не бедный ведь человек, украл эти «дрова»? А он в ответ:
- Дак государства, она ж богатая. У яво столов ентих, стульев и всякого всего ещё много. Небось, не обеднеет. А в столовую свою они другую меблю привезут. Новую. Зачем им такие дрова? А мне в хозяйстве пригодилось бы. А чего они государственное бросают, в грех честного человека вводют?
Чистый «злоумышленник» - опять- таки, по А.П Чехову!
Передал лейтенант его Пашигорьеву. А мебель вернул в столовую. Обо всём доложил Дмитрию Михайловичу Попову и пошел отдыхать. Впереди праздники и ночное патрулирование.
Попов доложил начальнику управления , а тот во время демонстрации на праздничной трибуне рассказал эту историю областному партийному и советскому руководству. Вместе посмеялись, но оперативностью милиции остались довольны. Тем более, что проявлена она была в отношении СТРУКТУР!
А мужичка не посадили. Другие уже наступали времена. Обсудили его на товарищеском суде ЖЭКа. Там были все свои и правильно оценили его проступок. Объявили только общественное порицание.
Случись это года полтора – два назад, загудел бы, как миленький, в колонию.
Ну, а для Виталия Стерника это «кошмарное» преступление хоть и не отвечало его юношеским запросам, послужило уроком: даже если ничего не известно и непонятно, руки опускать нельзя, нужно действовать, И результат обязательно наступит. А по-настоящему кошмарных преступлений на его долю досталось через край. И это правило – действовать при любых раскладах – сделало его жизнь трудной, но успешной.