Ночь ещё не обнажила толстуху Землю, когда Саня и Любочка подошли к Белому Погосту: мир ещё был полон видимости, и мрак, обнимавший планету, был всё ещё скрыт от глаз людей покрывалом света. Земля кокетливо теребила малиновые оборочки на своих горизонтах, уже явно томясь и досадуя на неспешность этой ночи, такой желанной, прекрасной, летней.
Они шли и болтали, смеялись, дурачились.
- Ты меня любишь? – спрашивал он.
- Очень, - отвечала она, - очень-очень-очень-очень, и еще больше!
- Это сколько же всего?
- Сколько дней нашей жизни!
- А если я захочу больше? – спросил Санька.
- Больше, чем что?
- Больше, чем дней нашей жизни!
- Придётся встретиться там, - улыбнулась Любочка, кивнув на небо, - Мы же встретимся?
- Не знаю, - тоже улыбнулся Санька, - По этим делам ты у нас специалист! Я-то и не знаю – будет там вообще хоть что-нибудь…
- А хочешь? – испытующе прищурилась Любочка.
- Чего именно?
- Да ну тебя! Пошли через кладбище?
И они пошли – как не пойти, когда так ближе – Санька даже и не подумал удивиться. Заговорили о загробном – что ж…
Прозрачное платье света таяло на горячем теле Земли, и касания мрака становились смелее с каждой минутой. Очень скоро небо совсем опустело. Над головами осталась только тьма и широко распахнутое око в ней – близилось полнолуние.
- Вот представь себе, - изображая растерянность, предложила Любочка, - что было бы, если б у человека не возникло потребности хоронить своих умерших? Если б не возникло представления о загробном мире? Об ином мире, который невозможно увидеть, унюхать, потрогать, услышать... Представляешь, идём мы такие, вдруг раз - я падаю, глаза становятся бессмысленными и неподвижными, я перестаю дышать... А мы с тобой - первые люди в этом мире, одни из первых, и смерти никто из нас пока ещё не видел... Что бы ты подумал, что бы ощутил?
- Не знаю, - замялся Санька, - Страх, удивление... Я думаю, это выглядело бы как... Ну, как внезапная потеря сил... Как абсолютное, окончательное бессилие. Человек обмяк, упал, перестал дышать. Он побеждён невидимым врагом, жившим внутри. Его сердце умолкло - устало, заглохло, не вынесло груза. Его глаза остекленели, утратили зрительную - опять же - силу... Наверное, мне стало бы так тоскливо, что я бы и сам потерял все жизненные силы - может, и не навсегда, может, даже не так уж надолго, но я бы на какое-то время умер тоже - я ведь люблю тебя, как бы мне дальше было жить?
- А потом ты подумал бы: "Любовь любовью, но мясо бросать глупо - времена нынче голодные..." - разрубил бы моё мёртвое тело каменным топором и съел.
Тут Любочка расхохоталась - такое у Саньки сделалось лицо.
- Дура ты!
- А что? Я бы навсегда стала частью тебя...
- Навсегда, как же... Я вот съел куриную ногу, пивом запил - курица что, навсегда стала частью меня? Я уж не спрашиваю про пиво - не знаю, как его удержать в себе хоть полчаса ещё.
- Ф-фу-у! Санька, у тебя вообще, блин, ничего святого!
- Да ладно, слушай, а вот я всё думаю, почему же нет никаких железных свидетельств существования этого иного мира? И присутствия Бога в мире нашем? Таких, чтобы... Ну, чтобы все уверились?
- Ты знаешь, я думаю, человек нужен Е м у свободным - и от Него самого в первую очередь. В этом, в свободе этой, весь смысл существования человека вообще. Отними у человека право выбора - и в нём сразу отпадёт какая-либо необходимость. Мясные машины Богу не нужны, а кем бы мы были, если б нам явился такой непререкаемый Авторитет? Да ещё с таким козырем на руках, как вечная жизнь. Мы бы стали рабами, нас подавил бы сам факт существования этого высшего существа... Поэтому Бог как бы есть, но при этом Его как бы и нет. Такая вот фигня. И я не думаю, что существование атеистов как-то оскорбляет Всевышнего. Скорее, даже наоборот - ему с ними должно быть интереснее. Ну, конечно, если они не совсем уж отмороженные.
Удивляясь про себя Любочкиным неожиданно неправославным рассуждениям, Саня бессмысленно созерцал явление луны над головой. Луна была цвета лимонной цедры, полная, опухшая, и казалось ему, что смотрит на него из темноты пожелтевшее лицо наркомана - смотрит сурово и пытается мистифицировать. Он, впрочем, безо всякого усилия отмахивался от этого бреда и продолжал слушать свою маленькую богословшу, и лишь когда она вдруг умолкла, чтоб перевести дух, они оба поддались общему чувству окружающего мира – чувству тайны и смерти.
Любочка вдруг устала от слов. А Саня и не заметил, как они пошли уже в полной тишине, будто паломники через долину тайн - Любочкины мысли переселились в его голову, и говорить стало незачем, он как будто продолжал её слышать.
И так бы они и шли, (Саня уже представлял, как они вернутся домой, лягут спать и она, как обычно, будет цокать языком во сне и ворчать, думал о том, что целых две недели не будет ездить на работу, и о том, что в июле у них будет свадьба) но вдруг слева мелькнуло оранжевое пятно – мелькнуло и исчезло.
- Стой, - сказал Саня. Внутри родилась тревога, смутная и дразнящая, пока еще слишком бледная, чтоб испортить настроение.
- Стой, - повторил он, - тихо.
Где-то в районе колодца завыла собака. Не то всерьез, не то так…
Она постояла немного, прислушиваясь, и спросила:
- Что?
- Бомжи наверное, - сказал он.
- Где?
- Там, - ответил он, махнув в ту сторону, где увидал огонек.
- Пошли, посмотрим?
И они пошли.
Пройдя метров сто, ничего так и не обнаружили: вокруг были только скучные могильные плиты, ограды, деревья...
Огонек мелькнул совсем близко. Ещё раз. Ещё.
Саня с Любочкой пригнулись и, осторожно скользя вдоль оград, устремились на чиркающий звук и краткие всполохи во тьме. Сане под ногу попало что-то ребристое, острое - тихонько шлёпнув по голени. Пошарил в траве рукой - тяпка. Коротенькая - такая, какие обычно таскают с собой на кладбище бабульки.
Одна из оград осветилась тусклым и неровным, но уже постоянным - светом. Секунду спустя света прибавилось, потом ещё раз, ещё и ещё - четыре свечи, четыре мечущихся огонька.
- Слушай, да это Король! – прошептал Саня, вглядываясь.
- Похоже.
Серёга Королёв был известный в городе псих – некрофил.
Саня, еле сдерживаясь, примерялся, как половчее пустить в ход тяпку, но Любочка была настроена иначе:
- Давай, его напугаем, - предложила она.
- А? – не понял он.
- А! – махнула рукой она.
Она заползла за ближайший могильный камень и простонала сладко и жутко:
- Серёженька… Серёжа, милый, иди ко мне!
Что уж там некрофил – у Сани у самого мурашки по коже прокатились волной, аж затрясло!
Некрофил остолбенел. Косящая дрожь пошла по всему его телу. Он грузно повернулся, и луна выхватила из темноты его профиль с отвисшей, нервно прыгающей нижней челюстью и выпученным глазом.
Саня весь напрягся, готовый к рывку, а Любочка всё не унималась:
- Сюда, Серёженька, сюда…
«Серёженька», не отрывая глаз от той плиты, за которой спряталась жестокая проказница, нащупал рукой ограду. Пару мгновений он собирался с силами, потом махнул через прутья и драпанул со всех ног во тьму.
Саня выпрямился в полный рост, подошел к развороченной могиле. От нее тянуло жутью. По углам ограды горели свечи, и в их подвижном свете белело платье – будто подвенечное – в ошмётках земли, расползшееся и обнажившее мертвое тело; обломки гроба, вывороченный крест – все это было страшно, жалко, ужасно. И будто вся тяжесть ночи обрушилась на этот клочок земли и на притихших детей, одиноких в холодной тьме.
- Слышь, – сказал Саня, - а это ведь не Король был…
- Нет?
- Нет… Он когда обернулся, я разглядел: не Король это, другой какой-то некрофил.
Саню трясло – и от жути, и от ярости: кто-то эту девочку любил, кто-то сам не свой от горя из-за ее смерти, а эта мразь… Он задумался: как быть дальше? Нужно было кому-то сообщить обо всем, но кому? Или закопать просто тело, да и дело с концом? Да, надо было ещё не забыть провести воспитательную беседу с Любочкой…
Внезапный порыв ветра задул свечу. Стало совсем темно. Саня решил переждать порыв, сейчас ветер загасил бы огонёк – вздумай он зажечь его сразу. Он присел на корточки, нашарил одну свечу – для себя, потом вторую – для Любочки, но ветер не унимался – напротив, креп и становился яростен.
Когда Санькины глаза привыкли к темноте, он увидел странное: из-под земли повсюду призрачной белой куделью поднимался пар, он наполнял собой яростный ветер, делал его видимым, и от этого становилось страшно – будто из земли выползало громадное белое чудище.
Любочка вскрикнула. Санька схватил её за руку, и они побежали – прочь с этого жуткого кладбища.
Они бежали, насколько хватило сил и страха – пока не выдохлись, и ужас не приутих, вместе с порывами взбесившегося ветра.
Они постояли, прислушиваясь и вглядываясь – во тьму, в чёрноту упавшего на землю мрака и холода вечной бескрайней ночи. Отдышались, обнялись, зажгли огонь – и пошли дальше уже спокойным шагом. Каждый взял в руку по свече, и когда одну из них ветру удавалось загасить – они зажигали её от другой. Так и дошли до шоссе, и прежде чем загасить эти свечи, Санька подумал:
«Вот так и живём, так и жизнь друг в друге храним – если один вдруг душой погаснет, от родной души снова пламя займётся – стоит лишь прикоснуться…»
Но сказал он другое – сказал, кое-как справившись с нахлынувшей нежностью:
- Допрыгаешься ты когда-нибудь, рисковая!
Любочка не ответила, не отозвалась.
Если бы он знал, как она УЖЕ допрыгалась!
***
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/12/17/1946
***
Коротенькое послесловие к первой главке.
Дорогие мои читатели! Должен признаться: это моё юношеское творчество, я нашёл эту историю в своей институтской тетрадке по старославянскому языку, припомнил замысел, переработал его немного, дополнил тремя главками от себя нынешнего, тридцатитрёхлетнего, и вот – стала вырисовываться повесть с рабочим названием «Голый Король и любовница Деда Мороза». Очень рад буду любым замечаниям и предположениям о возможном развитии событий в повести. Что за любовница может быть у Деда Мороза? Что вообще должно быть дальше? По поводу текста первой главы у меня у самого вот какие сомнения: первый абзац слишком резко вводит читателя в космический пейзаж, непривычный для восприятия и трудный для осознания; в тексте два образа луны – луна-глаз и луна-лицо – какая-то нехорошая в этом эклектика мне видится; якобы неправославные рассуждения Любочки, на самом деле, ей принадлежат лишь наполовину – то, что человек нужен Богу свободным, это ещё Бердяев говорил (а может, и ещё кто до него – лень копаться сейчас), но вот что свободным от Него самого – это, пожалуй, да… это героиня сама додумалась вроде бы...