Я чудом не умерла, еще не родившись. Просто разгильдяи акушеры для смазки пустили околоплодные воды во время родов, в которых я чуть не захлебнулась.
С трудом появившись на свет, я сразу окунулась в бредовую атмосферу суетливых, малоквалифицированных спасательных мероприятий. Доходило даже до того, что меня держали в стеклянном домике, похожем на анабиозную камеру в малобюджетном фантастическом фильме и кололи уколы в голову, пробуя на податливость мои черепные полутвердые кости. Эти уколы напоминали вкус хлористого кальция, так, что у меня первое время была мина Раймонда Паулса, играющего в сороковой раз, надоевший ему самому мотив. Почему-то хорошо помню, что низ стен всех помещений и коридоров был выкрашен на полтора метра темно-синей краской. Когда через неделю меня начали носить на кормление к моей маменьке, я всегда регистрировала краем глаза это пограничье между масляным полем и известковой окраской, и надо вам сказать, что маляр прилежно отбил везде одинаковую высоту.
У маменьки была совершенно не податливая грудь с твердоватыми сосками. Что поделать, она как-то душевно не подготовилась к родам, но молока давала с избытком и довольно вкусного без вредных примесей. И на том спасибо. А то младенец соседки по палате, бывалой тетки с нагловатыми глазами перед каждым кормлением уже загодя кривит свою натруженную физиономию. Представляю, как я выгляжу. Наверно, как еловая шишка в сметане с давленой клюквой.
Папура приходил всегда суетливый и потный. От него остро пахло свежим куревом и полузаглушенным антиполицаем алкоголем. Сначала я думала, что он пустился во все тяжкие только по поводу моих родов, но потом поняла, это образ жизни, стиль поведения, жизненная необходимость, скверная привычка и нелепый способ уйти от надоевшей реальности. Глупый, он не понимал, что таким образом только усугублял дело. С каждым декалитром всосанного пива и бутылкой проглоченной водки эта, в общем-то, очень неплохая реальность с еще пока нормальной экологией на час другой неправдоподобно расцвечивалась сиропными красками. Потом же туда бухалась банка чернил и вся жизнь заволакивалась такой непроницаемой завесой, что свою собственную душу надо было искать только в компании злющих собак.
Приезжали на побывку бабушки и дедушки. Они попеременно боязливо держали мое маленькое, незрелое, а поэтому раздраженное тельце. Правда, раздраженным оно было сначала, потом, чем больше людей ко мне прикасалось, тем больше оно успокаивалось. Наверно, из-за клинической смерти, я стала сразу осознавать полноту окружающей жизни, тем не менее, это не прибавило мне никаких степеней свободы. Я сама себе напоминала заведенную игрушку, у которой движущиеся органы были замотаны нитками. Прабабушка, мудрый человек сразу раскнокала в чем дело. Она даже во все услышанное заявила – глядь, младенец-то эко место смотрит, словно уже пожил с мое, да вот не может ни слова сказать, ни пером описать, только дрыгнуть ножкой и кулачком погрозить – что я тут, же и сделала.
У всех собравшихся родственничков, чуть носы не поотваливались от удивления. Дядя Митя из Череповца попытался повторить мой жест, то есть, погрозить мне указательным пальцем, но сделал это крайне необдуманно, поскольку в ближайшей точке амплитуды я поймала открытым ртом его указующий перст и накрепко захлопнула челюстной капкан, сожалея о том, что он не снабжен крепкими премолярами.
От неожиданности и страха, он резко потянул к себе укушенную часть тела, выдергивая меня из неплотных обьятий моей маменьки. Я так и повисла между небом и землей, как маленькая пиявка. Не скажу, что мне это понравилось, тем более палец дяди Мити пах никотином и туалетом.
С тех пор меня назвали не просто кусакой, или жевакой, а целой кусачечностью. Прилагательное «егозинное» приклеилось ко мне немного позже. В миру меня назвали Марианной. Вроде два имени Машка, да Нюрка, а вместе очень изысканно. Вот за это я благодарна своим родителям. Правда, не безосновательно побаиваюсь, что меня в школе будут дразнить Мариванной.
Наконец, по прошествии одной луны эскулапы отлипли от меня. Нас на пороге роддома встречала целая делегация родственников. С неба, будто в ознаменование конца заточения стали падать крупные водяные капли. Одна пребольно ударила меня в повернутое кверху лицо. Сразу запахло подмокшей пылью, окурками и ожившими растениями. Меня закрыли зонтом и потащили к машине. Всю дорогу я видела просеченный круглешками пластик салонного потолка. От мельтешения гороховой обивки меня изрядно мутило. Кончилось тем, что я срыгнула на мамин жакет полупереваренные продукты последнего кормления. Догадливая прабабушка велела перевернуть меня на бочок.
Оказывается, семейным советом было принято решение для начала, в качестве оздоровительных мероприятий поселить меня с маменькой у прабабушки в станице, благо, она находилась в часе езды от города.
Папура собрал новую кроватку на резиновых колесиках, которую поставили в отдельную горницу. Меня уложили там, а все собрались в соседней комнате за широким столом. Я отчаянно заголосила, требуя, чтобы меня перенесли к людям. Прабабушка снова врубилась и сказала, что, мол, дитя хотит в коллектив, пущай посмотрит, что к чему, а там сама разберется. Я переходила из рук в руки, как почетный вымпел.
Как ни странно, но мне больше всего понравилось на руках у Пёдора Иваныча. У него была мягкая фланелевая рубаха и настолько твердые руки, будто их выстругали из сосновых досок. От него пахло сухофруктами и какой-то особой духовитой теплотой, как под потолком в молельном углу дома. Он обстоятельно кряхтел после каждой выпитой стопки самогона и очень аппетитно хрустел, пережевывая здоровыми зубами малосольные огурцы. Я потянула ручки в сторону плошки с разносолами. Бабуля тут же поняла в чем дело, и, несмотря на женские протесты, сунула мне в руки огуречный клинышек.
- Могет, ей ищо самогонки плеснуть? – едко поинтересовалась чужая тетка.
- Еси надо будет, то и плеснем – огрызнулась бабуля.
Потом мне надоело смотреть, как расплываются человеческие лица, как первородная косность заползает в их тела и разум. Мне наскучило слушать их глупые разговоры и повторяющиеся похабные шутки, над которыми все до икоты и одышки ржали. Я скорчила горчичную рожицу и слегка голоснула.
- Во-о, видите, даже дитю не нравится.
Шум мгновенно стих и все собравшиеся воззрились на меня. Я поняла, что настал мой звездный момент. Я как могла, сфокусировала свой взгляд на красной от хохота чужой тетке, округлила глаза, высунула язык и медленно погрозила ей корявым пальчиком.
Если бы вдруг со своего блюда встал недоеденный печеный поросенок, то он все равно наделал меньше переполоха, чем сделала я. Все гости с мистическим ужасом следили за моим движущимся пальцем. Прабабушка уже в который раз сгладила ситуацию.
- Я што говорила, не матькайтесь при ребенке, вот он вам еще дулю скатает, правда Маришечка?
В ответ я послушно согнула указательный пальчик, плотно приобняв прижатый большой палец. Получилась вполне сносная фига.
Помню глаза собравшихся. Они были неправдоподобно выпученными и о чем-то умоляли. Потом я позволила себя унести в дальнюю комнату, где в серых сумерках маменька покормила меня. Остаток вечера прошел в осторожной тишине. Слышно было только звяканье стопок, да полузадушенные односложные восклицания.
Я поняла, что этим вечером заработала статус маленького, но очень ядреного жупела, мнение которого может перевесить меморандум казачьего схода.
Ранним утром, пока все спали, я исследовала замысловатый рисунок потолочных трещин на беленом потолке. Я поняла, что буду все лето смотреть на это лаконичное великолепие и расшифровывать загадочные послания.
Первой встала бабуля. Она ничуть не удивилась, когда увидела меня лежащей с открытыми глазами. Она села рядом на табуреточку и стала безмолвно смотреть на меня неблестящими глазами. С тех пор мы полюбили игру в гляделки. Если бы нас не отвлекали всякие житейские пустяки, мы наверно смогли глядеть друг на друга часами. С этого момента, когда мы оставались одни, она стала называть меня сестрицей.
В этот день меня покормленную и помытую вытащили во двор знакомиться с живностью. Сначала мне понравился щеголеватый петух, но через несколько минут наблюдений я поняла, что он неимоверно глуп и тщеславен. Потом мое внимание переключилось на индюка. Меня очень взволновала совершенно чужеродная, чешуйчатая, цветная, будто эмалевая клювная накидка. Затем я поняла, что кроме нее и поднятых перьев ему решительно нечем похвастаться. Тот же не заслуженный апломб, спесь и вздорный характер.
Будто читая мои мысли, прабабушка молвила – глянь Маришечка каков гренадер, самодовольный, как подвыпивший атаман, зато мясо вкусное и диетическое, потому-то и дёржим.
А вот сторожевой пес Мирон мне бесповоротно понравился. Я заинтересованно потянула к нему ручки. Делать нечего, пришлось маменьке наступить на горло своему страху, да и бабуля поспособствовала. Псина, всем своим обликом похожая на крупного думского функционера, поднялась на задние лапы, натянув цепь, и осторожно ткнулась своим крупнопористым кофейным носом в мои свешиваюшиеся в пинетках ножки. Помнится, я даже взахлеб захохотала. Мирон в ответ чуть не отвинтил собственный хвост. Мы полюбили друг друга всерьез и надолго.
Потом я оказалась в огороде. Там меня сразу охватил волнительный шквал летучих воздушных смесей. Безусловно, в нем главенствовал живой запах унавоженной земли, в него врывался острый пасленовый шлейф помидорных стволиков и картофельной ботвы, его перебивал дивный аромат сочных огурчиков и перепрелой подпленочной почвы. Фоном всего этого очарования был обстоятельный запах вызревающих корнеплодов. А когда прабабушка стала из шланга поливать сухую томную клубнику, брызгая бриллиантовыми каплями, у меня от восторга сперло дыхание и бешено застучало сердечко.
Обостренным чувством, уловив мои эманации, она вставила в мои цепкие ручонки лейку шланга. Первым делом я, конечно, обмочила собственной уриной мамину блузку, но это никто толком не успел заметить, поскольку я тут, же направила водяную струю прямо на себя, и соответственно на маму. При этом я так счастливо смеялась, что мне сразу простили эту вольность. Из этого я вынесла урок, делая что-то предосудительное надо при этом счастливо смеяться, будто ты этим приносишь радость всем другим. Потом, много позже я поняла ошибочность данного правила.
Спустя некоторое время меня познакомили с жизнью пчел, муравьев, мух, тараканов и комаров. Мне они, в общем-то, не понравились. Уж больно были себе на уме. Особенно я возненавидела комаров. И трындычат в полете преотвратнейше, как-то изматывающе-пискляво, и скажите, пожалуйста, с какого-такого раболепия я им должна подставлять свою нежненькую кожу для паразитического забора крови и проделывания несанкционированных дырок, на месте которых неминуемо образовываются чесучие волдыри.
Потом были бессловесные рыбки, лягушки, издающие не квакающие, а какающие звуки, что меня сильно умиляло, ибо процесс дефекации по своей приятности лишь соперничал с актом кормления. Немного позднее я познакомилась с быстрым и веселым отрядом птиц. Дело в том, что в начале, я попросту не могла уследить за их стремительными передвижениями. Я их сразу зауважала за независимость и необычный способ передвижения.
Была еще одна первая волнительная встреча с коровой. Сначала я увидела на земле длинную тень, из-под косого вечернего солнца, потом уловила запах теплой травоядной утробы. Это была вернувшаяся с пастбища однорогая Чернуха – всеобщая семейная любимица. Мы долго с почтением разглядывали друг друга. У меня даже где-то на периферийке сознания пронеслась немудреная коровья мыслеформа насчет нового человеческого детеныша. Корова была доброй и терпеливой.
Были, конечно, и гуси и свинки и козы и овечки и индоутки, у которых задняя хвостовая часть жила сама по себе. Меня особенно поразили их общие поведенческие архетипы. Каждой встречной животине я про себя говорила «здравствуй», будто снова виделась с ней после долгой разлуки.
Это лето я была очень спокойной и сосредоточенной на собственных познавательных ощущениях. Бабуля часто говаривала – девка золото, не хайлат по пустякам, сурьезная, как Зоя Космодемьянская на фрицевском допросе. Такая, преткнеши ногу, не будет лить горючих слез, а сперва посморит какого цвета кровь. По всему выпадает быть ей большим ученым, или госдумским спикером.
Маменька в долгосрочных прогнозах не участвовала, она только счастливо улыбалась, да гладила меня по животику, будто хотела избавить от небольшого метеоризма.
Я пронзительно помню почти каждый вечер пленительного засыпания в чистой прохладной светелке, когда в расцвеченном закатом полусумраке начинали оживать все неодушевленные предметы, а в окно, завешенное легкой кисейной занавеской без приглашения, врывался неистовый хор цикад, казалось, сошедших от радости с ума.
Так идиллически прошло все лето. Я хорошо держала головку и под ручки передвигала наетыми ножками по мытому крашеному полу в горнице. Все восхищались темпами моего развития, но не могли представить, какие страсти клокотали в моей мясистой головке с пуховым хохолком. Меня снедало великое нетерпение по поводу моей телесной беспомощности, по поводу неразвитости и неповоротливости языка, неспособного воспроизвести с помощью членораздельных звуков самые примитивные мысли и понятия.
Оставшись в одиночестве, я неустанно выдувала из себя воздух и формировала различные гласные. Если с ними было достаточно просто, то с согласными обстояло дело сложнее. Но я придумала прицеплять их к выдуваемым гласным и дело пошло намного лучше.
На день рождения прабабушки восемнадцатого августа собралась вся родня. Приперлась даже красномордая тетка. Она с деланным участием потрепала меня за ухом и спросила у маменьки, какие слова я уже говорю, наперед зная, что дети в три месяца еще только бестолково гукают. Затем вытащила из кармана захватанную десятку и спросила – а что это такое?
Я набрала побольше воздуха, присоединила язычок к нёбу и стала выдувать букву «е», потом снова неплотно проислонила язычок, произнеся мягкую «н», а звукосочетание «ги» образовалось само собой. Получилось очень звонкое и искрящееся «день-нь-ги». У тетки подломились ноги, и она без сил плюхнулась на диван.
В этот вечер меня прорвало. Я процитировала последний абзац стихотворения «Полет» из Бодлеровского цикла «Цветы зла»:
«Блажен лишь тот, чья мысль окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, -
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землей».
Безусловно, все звучало очень неудобоварительно, но народ понял, и присмирел. Все гости, как волхвы, почтительно расселись по бокам от нас с маменькой. Новость со скоростью верхового нарочного распространилась по станице. В разгар веселья на именины пожаловал сам сотник. Он браво вошел в комнату, щелкнул каблуками полированных яловых сапог, огладил вислый ус, озорно посмотрел на прабабушку и вручил ей букет гладиолусов и перевязанную коробочку с набором вилок и ножей. После обязательного дезинфицирующего стограммового первенца с кружком домашней чесночной колбасы, он осторожно стрельнул глазом в моем направлении и конфузливо спросил, скорее сам у себя – а чья же это девочка?
В ответ я уже довольно бодро отрапортовала – по папиной родственной линии ношу фамилию Берендеева, в настоящее время пребываю в гостях у своей прабабушки, урожденной Алещенко. Ей сегодня исполнилось снова сорок три года. А Вы проходите не робейте и присаживайтесь на свободный стул, у нас здесь все по-простому.
Казалось, на станичного атамана обрушилось твердое небо. Если бы сестра моей мамы сноровисто не подставила стул под его обширное седалище, то он бы точно осел грузной куклой прямо на пол.
- А Вы кушайте, насыщайтесь обильными прабабушкиными изысками. Она у нас большая мастерица по изготовлению простой, но очень качественной пищи. И самогон у нее забористый и чистый из пшенички, и голова от него совсем не болит поутру.
От таких слов все гости, буквально, попадали со своих мест.
Приободренная таким положением дел, я с возможной светскостью обратилась к нашему почетному гостю.
- Простите милостиво, Аристарх Никанорович, Вы дослужились до сотника с самых нижайших чинов, включая урядника, вахмистра и хорунжего?
Аристарх Никанорович поперхнулся куском холодца. Не дав ему ни секунды на размышления, я продолжила якобы воспоминания о генерал-лейтенанте Рашпиле Григорие Антоновиче, и.о. наказного атамана, имя которого носит одна из центральных улиц Кубанской столицы. Потом я спросила о здоровье его супруги. Наконец после трехминутного прессинга он разговорился. С гостей спала пелена гранитного косноязычия. Они все разом заговорили, забыв о моем возрасте. Весь вечер прошел на предельном душевном накале. Все старались понравиться мне, будто, я была столичной штучкой, или эмиссаром из будущего. Мне даже красномордая тетка задала вопрос о глобальном потеплении и конце света в декабре 2012 года.
Я ответила, что в прошлой инкарнации увы Вангой не была. Меня заботили в прошлый короткий промежуток жизни вопросы эффективного коксования каменного угля, а в еще более раннем воплощении всего лишь проблемы бутлегерства в Северной Каролине в период великой депрессии.
Селяне морщили лбы и озадаченно скребли затылки. Наконец я пожаловалась на младенческую усталость и попросила отнести меня на кормление и восстановительный сон. Представляю, что думала моя мамуля, подставляя свою грудь малышке, рассуждающей о проблемах поставки алкогольной продукции в эпоху «сухого закона» в Североамериканских соединенных штатах!
Через день из краевой столицы приехала целая делегация с микрофонами и камерами. Я к тому времени уже освоила технику примитивной телепатии.
- Та-ак, хде тут ваш доморощенный феномен? – проговорила кубаноидная тетка с не помытыми волосами.
Если сказать, что я ее сразу невзлюбила, значит, не сказать ничего, ибо в ее делано-заинтересованном взгляде я уловила позерство провинциальной журналистки, леность, непрофессионализм, раздирающее челюсти зевотное равнодушие и не основывающуюся ни на чем самовлюбленность.
- Во-первых, Ангелина Александровна, к человеку, имеющему неординарные способности в современном русском языке принято применять слово «феномен» с ударением на последний слог, во-вторых, дозвольте полюбопытствовать, как Вы попали на телевидение, имея в своем речевом арсенале вместо правильной смычной «Г», фрикативную «Х», или Вы не выходите в эфир? Конечно, многие вообще умудряются слово, где произнести, как аде, но согласитесь, что это уже нонсенс. И, в-третьих, звучная фамилия Кастальская, Ваш творческий псевдоним? Насколько мне подсказывает память, Ваша девичья фамилия была Погостова, а в браке Вы взяли фамилию мужа Азатян, кстати, почему Вы еще с ним не развелись, ведь совместно не живете уже полтора года? А-а, наверно для безболезненного получения зарубежных виз? Да бросьте Вы своего нынешнего хахаля Женечку, он пустой и брехливый бонвиан, ну и что, съездили разок на Кипр…
В общем, разговора у нас не получилось, поскольку у Ангелины примитивно сдали нервы. Ее зареванную наскоро погрузили в Газель. На прощание я ей посоветовала в воскресенье в развлекательной зоне Мега центра ровно в пятнадцать часов, тридцать семь минут купить купончик закрывающейся летней лотереи. С вероятностью 99,8% можно выиграть однокомнатную квартиру.
Потом мама рассказывала, что по телевидению показывали курьезный случай, когда на выигранный купон с однокомнатной квартирой претендовало сразу девять человек, но выигрыш, к сожалению, не обеспечивался денежным эквивалентом.
Услышав информацию, я смутно забеспокоилась. Этой же ночью я разбудила маму и посоветовала срочно сменить место жительства, потому, что скоро здесь будет жарко, тем более папе завтра предложат возглавить филиал их фирмы в другом городе. Мама сразу врубилась, что к чему, без проволочек позвонила папуре и задавленным шепотом рассказала обо всем, также она ему сообщила, что ему завтра будут предлагать место в другом городе.
Надо отдать должное моим родителям, они понимали все с полуслова. В обед примчался взмыленный папсик, схватил нас в охапку, правда, дал вволю нацеловаться с бабуликом. Ей я сказала, что мы снова встретимся ровно через полтора года, остаток жизни она проведет в спокойствии с любимыми родственниками. Бабуля плакала, и все время смотрела на образа.
Когда мы миновали треть пути от деревни, где мне было хорошо целых три месяца, внезапно замяукал мамин телефон. Звонила прабабушка, она сказала, что как только мы уехали, в станицу нагрянула целая прорва наглющих журналистов. Везде совали свой нос, спрашивали, куда уехала девочка, но бабуля, как Ульяна Громова хранила стоическое молчание, только повторяла, как учила Маришечка «без комментариев». Те, как обманутые мегеры уехали восвояси.
Через два дня ранним утром загруженный под завязку тряский папин «Кольт» увозил нас из города, который я так и не познала. К концу дня мы вымотанные заселились в предварительно снятую квартиру. Городок был своеобразный с национальным колоритом. Главное, в нем был ипподром, где попеременно, то папа, то мама выигрывали на тотализаторе хорошие деньги. Я вовремя предупредила всех о том, что тучи понемногу сгущаются, и мы, за ночь, покидав немногочисленные манатки и рассовав по бумажникам дебетовые карточки, покинули дремлющий городок со скрытым кипящим варевом внутри.
Еще через девять месяцев мы всплыли в ближнем подмосковье, купив очень не маленький особнячок в три этажа, где в цоколе имелся просторный бассейн с подогреваемой водой. Самое главное, что я прочистила мозги папсику на тему вреда стимуляторов и загрузки мозгов хотя бы на 60%. Дела его резко пошли в гору. Он уже самостоятельно стал зарабатывать хорошие деньги. Все осложнялось еще тем, что он неплохо рисовал. Его постоянно тянуло к современным хиппарям, ему хотелось делать какие-то инсталляции, участвовать в бьеннале. Однажды он дернул позабытого вискаря и устроил парад слез.
- Все его не понимают, почему, когда он стал состоятельным, художественный дар испугался и сбежал от него. Неужели надо обязательно быть голодным, чтобы муза повернулась к нему своим ликом, а не задницей?
- Совсем глупенький папуля. Во-первых, свой дар ты наработал сугубо сам за прошлые перевоплощения. Во-вторых, наша состоятельность – только элементарный базис для оптимальной здоровой и комфортной жизни. До сих пор никто не отменил постулат: «лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным».
- В-третьих, учись внутренней самодисциплине, отбрось ложную истину о бедном художнике. Если ты уже нашел свою дхарму, а это самое главное, то будь любезен для начала приноровиться к собственной дури относительно пошлого ожидания музы. Элементарно отойди от холодильника на десяток метров и посиди на водичке. Вот тогда-то из тебя бесконечной вереницей полезут шедевры, а ты только запасись сачком и терпением.
После моих инструкций у папсика на ниве инсталляций сразу забрезжили новые горизонты, правда, он с головой ушел в высокоинтеллектуальную рекламу.
Мама тоже ударилась в какие-то модельные дизайны, но не хотела почему-то покидать меня даже на короткое время.
Меня для интереса отдали в частные детские ясли. Там в первый же день мне сделалось дурно. Оказывается, мир насчитывает переизбыток латентных «индюжат», так я окрестила детей индиго. Ко мне сразу подошла девочка Настя, взяла меня за руку, долго оглядывалась по сторонам и еле ворочая языком, заговорщически поведала мне, что у вселенной заканчивается время, эволюция срочно переходит на новую орбиталь, и ее братик близнец Стасик уже рассчитал приблизительные параметры тотальной метаморфозы. А Леночка, которая сейчас сидит на горшке вывела какую-то кривую, отражающую дисбаланс эволюционных изменений. Оказывается, не все так гладко в Датском королевстве. Налицо отставание эпсилон-параметров, на фоне прогрессирующих пси-факторов. Меня замутило от смеси откровений и шарлатанства.
Когда меня принесли домой, то я заявила, что истекают сроки бабулиной изоляции, и что я решительно отказываюсь от функции семейного толкача и прорицателя. Я хочу пожить маленьким ребенком.
Неделю спустя, приехавшая бабуля, освоив кухонные аппараты и механизмы, уже кормила нас добротной едой, катала меня на саночках по заснеженным аллейкам нашего гигантского парка. Мы подолгу смотрим, друг другу в глаза и улыбаемся. Ведь мне до школы еще расти, и расти почти шесть лет.
Наверно через восемь месяцев, шесть дней и пять часов я распечатаюсь, когда отговорю маму лететь на Финэйре в Америку, там забарахлят моторы и борт чудом приземлится в Исландии, да еще спустя две недели в Ричмонде на «Бинго» будет зарегистрирован самый крупный выигрыш за всю историю всемирной лотереи.