Гапины дули

 


    - Месись, месись  тесто, для жениха, для невесты, для солдата для постового, для слепого и для хромого, для рабочего, для колхозника, для Николая Угодника ....Уф-ф..
Тётка Гапа устало разогнула спину, смахнула закатанным рукавом белой, лёгкой кофты мелкие бисеринки пота со лба, и опять продолжила свой священный ритуал,

     - Для путника  усталого, для большого человека и для малого, для Нюрки  усатой,  для землекопа с лопатой ....
Зачерпнув две пригорщни серой муки раструсила её по квашне, сжатыми кулаками вдавливая в замес.

      - Чжма, чжма, чжма, - ритмично откликается тесто на её заговоры от болезней, от лиха, от нужды и вражды. Чем длиннее теткины  присказки, тем удачнее будет хлебушек: пушистый, ноздреватый, пахнущий, ни с чем несравнимым запахом сытости и покоя.

      Вот уже распределены по зубчатым жестяным формам равные по весу  шматки, предварительно ещё раз вымешанные на деревянной доске: мягкие, пластичные, легко отстающие от ладоней. Формы, как солдаты, выстраиваются на столе. В каждую, по верх отмеренного, тётка  Гапа усаживает перекрученные, крохотные кусочки теста, оставшиеся на стенках деревянной дежи.

     - Играй, родимый...- шепчет она, неторопливо суетясь у печи.

 Печь - широкая, просторная, прикрыта железной заслонкой, за которой уже прогорели поленья, оставив после себя раскалённые светящиеся  угли. Открыв заслонку, тётка  расшевеливает длинным ухватом горящую золу и усмехается, не  злобливо:

      - Ишь  ты, Дракон!...Щас,  я тебе зубки - то по- ще - ко - чу!

     За её спиной, на столе, происходит настоящее  чудо. Словно под  звуки
чьей - то волшебной дудочки начинает лениво просыпаться тесто. Обнаружив, что находится  в замкнутом  пространстве гневится, пытаясь вырваться на свободу, всё выше и выше, туда где свет, где тепло и полная независимость.

    - Ку - па - лин - ка, ку - па - лин - ка, тём - ная ночь - ка,  тё - ом - на - я ночь - ка - а, где - е же тво - я дочь - ка...
               
Тихо, плавно плывёт тёткина песня, и причудливые сказочные грибы так же плавно и осторожно, она рассаживает в печи.

     - Томись, томись не ленись, булкой свежей обернись! - звучит последнее напутствие, заслонки плотно прикрываются и тётка Гапа, с чувством  исполненного  долга, гордая и величавая, удаляется из хаты.

       Через два часа огромные, румяные  буханки, одна к одной, ставятся на деревянный возок и отправляются в последнее своё путешествие - к колхозному амбару, оставляя после себя душистый манящий  след.
 К золотой хлебной колеснице, по мере продвижения, как стайка воробьёв, со всех сторон слетается пацанва.

     - Вку - с - на - а! - втягивая  носами сладковатый запах, щебечут со всех  сторон. Тётка Гапа останавливается, поднимает фартук, и словно  волшебник вынимает из  обьёмистого  кармана своей юбки причудливые хлебные фигурки.

     - Держи  дулю! - протягивает  фигурку кривоногому, с огромным  животом, мальчугану. И тебе - дуля, и тебе...Кому не хватило - встречай завтра!...

     - Чего это у тебя, Гапа, хлеб такой плешивый, весь в залысинах? Мыши что ли его обточили? - кладовщик  пытливо, поверх очков, вглядывается ей в глаза, - Под статью подведёшь  меня, чёртова  баба! Ну и как, по - твоему, я такой хлеб отпускать людям стану?

      - С лица воды не пить!...- пожимает плечами Гапа - Ты принюхайся. Чуешь какой дух?..А  то - "пле - ши - вый".

   Кладовщик, конечно же, знает про Гапины "дули", и она знает, что он знает, но день за днём каждый из них продолжает играть свою роль.

        - Вой - на....будь она проклята! - вздохнув, тихо произносит он.

        - Да...- кивая  головой, соглашается она, и довольная тем, что и сегодня, кажется  обошлось, спешит к своей хате заводить  очередную квашню.