Стоит задуматься- кому адресованы эти страницы? Может быть, моим друзьям, не уходящим из памяти казахстанским геологам-съемщикам; может быть, неизвестным мне геологам, только лишь начинающим свой профессиональный путь; может быть, далеким от геологии людям, с которыми хочется поделиться тем, что для тебя важно и дорого. Скорее, я пишу для себя,- чтобы собрать впечатления, связанные общей, мало кому известной, но не оставляющей меня темой- «геологическая съемка».
Мой опыт - это геолого-съемочные картосоставительское работы в Центральном Казахстане, в Северном Тянь-Шане и на юге Тувы. И, понятно, что мои коллеги- уральские и сибирские, среднеазиатские и кавказские, дальневосточные и заполярные, украинские и среднерусские геологи могли бы иначе рассказать о работе геолога-съемщика. Я, впрочем, и не стремлюсь к широким обобщениям.
В далекие 50-60-е на составление листа геологической карты 1:50 000 масштаба отводился год. В апреле- предполевые хлопоты, в мае- начало полевых работ, в октябре- их завершение, зимой и весной- послеполевая раскачка, отпуск, работа с полевыми материалами, потом- золотая пора рождения выстраданной, уже ставшей частью твоей жизни, геологической карты; в завершение, на финише- напряженные недели труда над текстом отчета. К сроку не успевали, и в мае месяце кто-то из сотрудников геологической партии уезжал, открывая новый полевой сезон, кто-то спешно дописывал последние отчетные главы. Середина мая и середина октября делили геологический год на две части- «поле» и «камералку»,-торопя и сокращая жизнь геолога, подстегивая ее ожиданием: весной- ожиданием свободной, совсем иной, чем в городе, работы один на один с природой, осенью- таким же нетерпеливым ожиданием возвращения домой, к родным, к желанному, издалека, городскому комфорту.
Двойная жизнь геолога. О ее сути ярко написал И.Ефремов. «Полгода -.испытание меры сил, воли, находчивости. Жизнь полная, насыщенная ощущением близости природы..., но слишком медлительная для того, чтобы быть насыщенной интеллектуально и эмоционально, слишком простая, чтобы постоянно занимать энергичный мозг... И вот другие полгода- в городе, где ...геолог впитывает в себя новое в жизни, науке, искусстве, пользуясь юношеской свежестью ощущений, проветренных и очищенных первобытной жизнью исследователя. Видимо, такое двухстороннее существование и есть та необходимая человеку смена деятельности, которая снова и снова заставляет его возвращаться к трудам и опасностям путешествия или узкой жизни горожанина. Переходить из одной жизни в другую, ... имея всегда перед собой перспективу этой перемены,- это большое преимущество путешественника- исследователя, которое редко понимается даже ими самими...»
Лист геологической карты масштаба 1: 50 000 - а именно о детальной «пятидесятитысячной» геологической съемке идет сейчас речь- это ограниченная параллелями и меридианами, близкая к квадрату трапеция. И ширина, и высота такой трапеции (на широте Центрального Казахстана), километров по восемнадцать; площадь около 300-350 квадратных километров, сопоставимая с площадью большого города. Чтобы понять с какой детальностью ведутся работы, нужно знать, что при составлении карты линии перекрещивающихся геологических маршрутов отстоят друг от друга примерно на 500 метров, образуя сеть с ячеями порядка 500x500 метров. Если представить, что геологи-картосоставители работают на городской территории , они должны побывать (и, конечно же, провести серьезные наблюдения) в каждом большом или в одном из двух смежных небольших городских кварталов. Согласитесь, что это- серьезная работа. Геологов обычно- двое, маршрутное время «нетто»- дней шестьдесят-семьдесят, и не удивительно, что в конце полевого сезона цейтнот в геологической партии такой же, как в дни завершения отчета. Все уже устали, пора возвращаться, но еще столько незаконченного: длинный бумажный лист- список незавершенных дел- висит в центре «камерального» помещения. Он тает, строка за строкой, приближая день отъезда.
«Город» упомянут для сравнения. Обычная геологическая реальность, с которой имеет дело геолог-съемщик, это, чаще всего, разобщенные, реже- почти сплошные выходы так называемых коренных , скальных, или же сильно разрушенных горных пород, разделенные широкими или узкими полосами рыхлых молодых отложений, в том числе современными наносами. В горных, да и не только в горных районах коренные породы могут занимать до 80-90% земной поверхности, и тогда район называют хорошо обнаженным. Во многих случаях коренных пород гораздо меньше, и район становится слабо или очень слабо обнаженным, что, конечно же, усложняет работу. Камни немы, но в силах геолога заставить их рассказывать о себе. В начале, во время первых геолого-съемочных маршрутов на площади, знакомой лишь по описаниям предшественников, геолог только-только приглядывается к новым для него породам и нащупывает связи между разобщенными выходами. К середине сезона «маршрутный почерк» становится более уверенным, планирование маршрутов и их результаты улучшаются, и вот тогда-то начинает формироваться целостная картина строения района. В конце полевого сезона разрозненные нити сравнений и сопоставлений, наметившиеся при изучении обнажений, в идеале должны быть увязаны. В легенде к геологической карте устраняются последние натяжки. Это означает, что надежно определен порядок залегания осадочных и вулканических толщ, порядок внедрения глубинных интрузивных пород, стали ясными главные элементы геологической архитектуры района. Собственно этот момент можно считать моментом рождения геологической карты. К счастью- правда ценой большого труда- успеха на финише добиваются практически все геолого-съемочные партии. Но из моей памяти почему-то не уходят слова нашего преподавателя в Ленинградском Горном, алтайского геолога Г.Сократова: « Вы знаете, может случиться, что время, отпущенное на геологическую съемку района истекает, а вы неожиданно понимаете, что не разобрались в ситуации, что ничего не получается, концы не сходятся с концами, что карту построить не удается. Да минует вас такое!»
Тупиковые, приводящие в отчаяние ситуации возникают и на промежуточных стадиях полевой работы и, прежде всего, в районах со сверхсложным геологическим строением. Снова и снова ты идешь в маршрут, пытаешься найти хоть какие-то закономерности в расположении разнообразных, изменчивых по условиям залегания пород и все же не можешь понять суть и стиль лежащей перед тобой геологической структуры. Выход в таких случаях один: «Картируй!». Не остается ничего другого, как, уплотняя сеть наблюдений до последней возможности, не оставляя без внимания ни одного коренного выхода, методично двигаться от обнажения к обнажению, исследуя их и с возможной точностью фиксируя на карте. В такие моменты полезно чуть-чуть умерить свою фантазию, сосредоточившись на простой черновой работе. Шотландские геологи называли такой метод «тактикой переворачивания каждого камня», имея в виду, что каждый камень, если и не переворачивают, то самым тщательным образом осматривают со всех сторон, «выжимая» из него все нужные данные.
Работа геолога в маршруте требует глубокой сосредоточенности. Мысленно он должен быть полностью погружен в разворачивающуюся перед ним, и по ходу маршрута непрерывно меняющуюся природную мозаику, сложенную иногда довольно простыми, но порой совершенно загадочными сочетаниями пород разной текстуры и окраски. И нужно приучить себя напряженно, не отвлекаясь, вглядываться в эту природную картину, сканировать ее в своем сознании , и, в итоге, быстро схватывать общую ее конструкцию, не упуская важные, во многих случаях решающие подробности. Приходится буквально впитывать информацию, исходящую из геологической среды, просеивая и классифицируя ее сообразно со своими знаниями, догадками и даже фантастическими предположениями. Подобно тому как на киноэкране чередуются общие и крупные планы , в поле зрения геолога должны, чередуясь, попадать и целые панорамы обнажений и мельчайшие их детали; искать их нередко приходится, стоя на коленях или растянувшись плашмя на поверхности камня. Объекты размером в пятикопеечную монету столь же важны для исследователя как обрывистые, наклонные и горизонтальные срезы протяженностью в десятки и сотни метров. Заметить, внимательно осмотреть, взять образцы, измерить, записать, зарисовать, сфотографировать,- в таком примерно порядке планируются операции на каждом пункте наблюдений. Но в реальности все происходит сложнее. Рассматривать объект приходится в разных ракурсах, приноравливаясь к условиям освещенности. Порой подолгу ищешь то единственное место, глядя с которого можно наконец-то понять, что же все-таки перед тобой. Иногда только к вечеру, когда резче становятся тени, находишь детали незаметные днем. Первое впечатление часто оказывается ложным: чтобы избежать ошибки нужно несколько раз, контролируя себя, «проутюжить» взглядом одну и ту же площадь. Но и этого бывает недостаточно: наблюдения в том же или последующих маршрутах нередко заставляют вернуться на уже пройденное, вроде бы вдоль и поперек изученное обнажение, чтобы что-то сравнить, проверить и оценить заново. Все эти действия требуют, повторяю, полной сосредоточенности. Спутники в это время мешают, разговоры с ними отвлекают внимание. Для учебы, пояснений, даже для простого обмена мнениями нужно специальное время; для этого существуют рекогносцировочные, редакционные, учебные маршруты. Тогда можно объяснять и спорить до полного взаимопонимания или тяжелой ссоры. Но сейчас, когда на белом пятне только еще создается геологическая карта, лучше, гораздо продуктивнее работать в одиночку.
Полевая геологическая работа полна энтузиазма, но не думайте, что это состояние приходит само собой. Наоборот, в начале маршрута задача, намеченная на день, нередко кажется рутинной и пресноватой. Все вроде бы, в общем ясно: нужно лишь кое-что проверить, поточнее проследить геологические границы, подетальнее простучать геологический разрез, добавить образцы в геологическую коллекцию. И ты делаешь это технически правильно, не спеша, как бы вполсилы. Но, поверьте, не было случая, чтобы состояние спокойного ремесленничества длилось более нескольких часов. Все меняется внезапно: ты остановился, увидел нечто совсем неожиданное- пока еще необъяснимое, и вот тогда темп и стиль работы совершенно меняются. Ты начинаешь идти быстрее, линия маршрута усложняется петлями и зигзагами, компас не выходит из рук, записи в дневнике становятся лаконичнее, на страницах множатся моментальные зарисовки и схемы. Логика твоего движения непонятна со стороны, твои броски от обнажения к обнажению могут казаться со стороны беспорядочными, но ты уже «идешь по следу», и опыт помогает тебе выходить на самые нужные, «критические» точки пока еще неразгаданной геологической структуры.
На фоне современных новшеств странно выглядит маршрутная экипировка геолога: она такая же как в прошлом веке- молоток с длинной ручкой, полевая сумка, в ней- непременный полевой дневник, небольшая линейка, два-три карандаша, перочинный нож или бритвенное лезвие, резинка, обычно привязанная леской к дневнику. Сумка- через плечо, у левого бедра; молоток- в правой руке (порой, на подъемах им пользуются как тростью); в левой руке- самодельная планшетка из фанеры или толстого картона, внутри которой прикреплены сложенная вчетверо топографическая карта и аэрофотоснимок с приклеенной к нему сверху и промасленной для прозрачности калькой; в футляре на поясе или просто в кармане- геологический компас (без него в маршруте ни шагу). И наконец фотоаппарат. Он обычно – за спиной, в рюкзачке, вместе с фляжкой и завернутым в бумагу бутербродом. Он немного утяжеляет снаряжение, но, если вы оставили его в лагере, будьте уверены, что встретится невероятно интересный объект, куда вам придется вернуться, чтобы сделать нужный фотокадр. Не огорчайтесь примитивностью снаряжения: в сущности это означает, что первая роль в маршруте остается за вашей переполненной знаниями и все время открытой для новых впечатлений головой.
Техника геологической съемки проста, ее можно растолковать за пару часов. Несколько сочетающихся и дополняющих друг друга методов: метод прослеживания, когда упорно, шаг за шагом двигаются вдоль то и дело ускользающей геологической границы, тщательно нанося ее на карту; метод пересечения, при котором маршруты ориентируются поперек генеральному направлению пластов и толщ; что позволяет быстро познакомиться с набором пород, и во многих случаях сразу же определить последовательность их залегания; метод составления послойных разрезов- детализация предыдущего метода, создающий основу для построения сводной стратиграфической колонки района; метод изучения ключевых обнажений и ключевых участков, при котором время, всегда ограниченное, щедро расходуется на скрупулезное исследование объектов, запечатлевших кардинальные для понимания геологии района геометрические и возрастные соотношения между различными геологическими телами и геологическими структурами. Добавим сюда методы дешифрирования материалов дистанционных съемок, эффективные по своим результатам рекогносцировочные и, в конце полевого сезона, редакционные маршруты, чисто поисковые методы (геохимическое, гидрогеохимическое, шлиховое опробование). Все вроде бы просто, но, на деле, выпускник ВУЗа лишь через 5-7 лет, после многих маршрутов, может стать классным геологом-съемщиком, способным тактически правильно работать в любой геологической обстановке. Таких «асов» геологической съемки было в Союзе совсем немного, по подсчетам начальства – около трехсот. Их век был, обычно, коротким: через несколько лет напряженной полевой работы они уходили в университеты и институты, оставив после себя в геологических фондах, реже изданными, десятки геологических карт. Тот, кто бывал в геологических фондах знает, что формуляры этих карт переполнены фамилиями читателей, а сами карты успели обветшать в читательских руках.
Я только что упомянул термины: «ключевые обнажения и ключевые участки». В свое время, когда начиналась моя карьера геолога-съемщика, я не задумывался об этих понятиях. В сотнях прочитанных геологических отчетов передо мной прошли сотни карт фактического материала с помеченными на них тысячами и тысячами точек геологических наблюдений. Они изображались как совершенно равноценные. И прошло довольно много лет, прежде чем на одной из лекций я сказал своим слушателям: «Вы, наверное, согласитесь с тем, что лист геологической карты держится всего лишь на нескольких десятках опорных, ключевых обнажений». Именно на этих обнажениях сделаны решающие наблюдения, касающиеся взаимоотношения геологических тел, возраста пород и условий их залегания. Именно на этих обнажениях другие геологи могут проверить корректность ваших выводов. Именно эти обнажения являются бесценными объектами – природными экспонатами в том геологическом музее под открытым небом, каким вы с полным правом можете называть исследованный вами район. Все остальные обнажения, ставшие точками наблюдений, тоже, конечно, важны: они дополняют и уточняют созданную вами модель геологического строения района, существенно уменьшая число ошибок при рисовке геологической карты, но все же, по сравнению с ключевыми обнажениями, значение их – сугубо второстепенное. Так что призывы к равномерному – прежде всего с точки зрения затрат времени- изучению территории должны восприниматься критически. И правильно будет сказать, что искусство геологической съемки, и, особенно, искусство съемки в сложных тектонических зонах нередко состоит в том, чтобы обнаружить ключевые обнажения, точно их задокументировать, использовать для изображения на карте отдельных частей района и, наконец, связать с помощью дополнительных маршрутов фрагменты структуры в единую логично построенную картину.
«Геологическая карта рисуется в поле»- это закон геологической съемки. Сделайте поправку на то, что «поле» может быть горным хребтом, каменистой пустыней, затаеженным болотистым водоразделом, тундрой или застроенным городским предместьем; сделайте поправку на то, что карта будет еще множество раз уточняться и окончательный ее вариант будет выглядеть иначе, чем тот, что создан в первых маршрутах; примите во внимание, что речь идет скорее о геометрически точном вычерчивании, чем о свободном творчестве художника. Учтите все это, но помните, что геологические границы- линии, создающие каркас геологической карты, должны наносится на топографическую основу или на аэрофотоснимок непосредственно в маршруте, когда реально видны изгибы этих границ прямо на местности. Если аэрофотоснимок хорошо дешифрируется, многое, но далеко не все, можно сделать после маршрута. В остальных случаях восстанавливать ситуацию по памяти- недопустимо.
Всегда стремятся к тому, чтобы карта отражала природную геологическую обстановку с возможно большей достоверностью и точностью. Каждый исследователь нацелен на такой результат, но всякий раз итогом работы является в чем-то особенная, оригинальная геологическая карта, непохожая, или не совсем похожая на другие геологические карты того же самого района. Каждый исследователь вкладывает в карту свое геологическое мировоззрение, в котором переплавлены уже накопленные знания о геологии изучаемого района, сведения о соседних территориях, широкие региональные данные, глобальные представления различных научных школ, свой ничем не заменимый полевой опыт и, наконец, своя манера наблюдать, обдумывать и изображать увиденное. Да, геологическая карта совмещает в себе черты фотографии и картины не вполне реалистического толка. И вот эта вторая «художественная» сторона карты всякий раз делает ее неповторимой. Помню, мой сосед по кабинету, картограф Андрей Иванович, с удивлением и некоторым неодобрением находил различия в геологических картах одной и той же территории, видя в этом какой-то серьезный непорядок.
Почти все известные мне выдающиеся геологи-съемщики обладали художественной жилкой. Им просто-таки претила неряшливо сделанная плохо прорисованная карта. На пороге компьютерного века они вручную создавали листы, которые, даже в полевом варианте, удивляли своим изяществом. Конечно же, главным их достоинством была научная достоверность и точность, но их форма тоже впечатляла. Нужно сказать, что лучшие карты всегда поражают своей гармоничностью, и переплетения геологических границ выглядят на них очень естественно. И практически всегда гармоничность и естественность геологических контуров говорят о том, что авторы правильно расшифровали геологическое строение района. Кто-то сказал в шутку «Геологическая карта должна быть красива; если она к тому же правильна, то это только плюс». Но, если серьезнее- правильность геологической карты в огромной мере обеспечивает ее красоту.
Масштаб карты. Это тоже особая проблема. В бывшем Советском Союзе геологи-«двухсоттысячники»- авторы геологических карт, в сантиметре которых укладывается два километра местности, несколько ревниво и подозрительно относились к «пятидесятитысячникам», составлявшим карты намного большей детальности. Кому понравится, если на твоей «кровной» территории появляются новички, начинающие что-то там изменять и открывать. Да и что они могут сделать? Добавить некоторые детали в геологические контуры? Разделить уже выделенные толщи на несколько подтолщ? Чуть-чуть подробнее закартировать магматические тела? Так стоит ли это тех денег, которые нужны для нового цикла детальных работ? Подобные настроения – не новость. В Британской геологической службе, где создается уже четвертое поколение детальных геологических карт, было мнение, что сложившиеся представления о геологии страны непоколебимы, и потому нет смысла переходить от среднемасштабных работ к крупномасштабным. Но крупномасштабные карты все же были составлены, и открылся совершенно новый геологический мир, неизвестный геологам, работавшим на этих же территориях с меньшей детальностью. Море новых фактов, совершенно новые оригинальные обобщения, переворот за переворотом в уже устоявшихся взглядах. «И что же осталось от старых представлений?!»,- восклицал один из британских авторов.
Не вполне понятным, в чем то таинственным, представляется иногда процесс геологической съемки. О сущности ее спорят. Некоторые считают геологическую съемку ремеслом, иные- искусством. Но на самом деле в ней сочетается то и другое. Очень многое в геологической съемке делается по инструкциям. И следуя им, обычно удается создать добротную геологическую карту. Но, если мы говорим о геологической карте новаторского типа, то здесь, конечно же, не обходится без того , что называют искусством. Все, что требовали инструкции уже сделано, но вопросы остались, и исследователь, поднимаясь над планкой регламентаций, переходит в область свободного поиска. Шаблон уступает место творчеству. Наблюдения интерпретируются с точки зрения новых, еще только формирующихся научных концепций, применяются новые, едва вошедшие в практику методы, предлагаются и тут же на местности проверяются нестандартные решения. Геолог все время на распутье, он непрестанно перебирает варианты, раздумывая, какими должны быть дальнейшие его действия. Нет канонов, нет предписаний, помочь может только твой научный багаж, умение сопоставлять совершенно, казалось бы, несвязанные между собой факты, и определенная научная смелость. Нужно сказать, что геологам-съемщикам, вероятно из-за специфических условий самостоятельной, «без начальства», полевой работы, очень свойственна твердость, можно даже сказать категоричность, суждений. Переубеждать их трудно, быстро заставить отказаться от своего мнения- почти невозможно. Почти всякий нажим сверху и сковывание инициативы сталкиваются с неповиновением. Может быть поэтому, такой бурной была реакция в зале Ученого Совета Геологического института, когда два молодых геолога предложили модифицировать процесс геологической съемки, создав систему оперативной связи между исследователем, ведущим маршрутные наблюдения, и геологом-руководителем, сидящим у пульта на базе геологической партии, направляющим и корректирующим оттуда полевую работу своих подопечных. Предложение пришлось не по нраву. Так же как попытки дробно расчленить на стадии деятельность геолога во время геологического маршрута. «Вы, Александр Борисович, готовы и балетное «па» разделить на серию последовательных механических элементов». Хотя в балете это давно делается, и рано или поздно будет сделано для каждой разновидности геологической съемки.
Нужно сказать, что стремление принизить работу геолога-съемщика, представить ее как рутинное простое дело, было выгодно «научным» и «околонаучным» лицам, заинтересованным в присвоении результатов геолого-съемочного труда и долгое время (в СССР в течение десятилетий) безнаказанно этим занимавшимся. Ведь это удобно- копировать сложные, отнюдь не очевидные линии геологических границ с «незащищенной», отчетной геологической карты, на которую, из-за соображений «секретности», не нужно даже ссылаться, которую законным образом можно не включать в список проработанной литературы. Впрочем, в первый раз еще не вредно упомянуть авторов карты, написав под своим чертежом: «с использованием данных...», но позже об этих авторах вполне допустимо забыть. И не нужно думать, что подобное вполне беззастенчивое присвоение чужого труда происходило только лишь в советской геологической службе. Джентльмены из Лондонского Геологического общества в свое время столь же бесцеремонно обошлись с замечательной геологической картой,- первой геологической картой Англии, созданной великим У. Смитом.
Геологическую съемку украшает близость к искусству. Ее украшает и романтический ореол, вообще присущий геологии, но в особенности- геологии первопроходцев. Геологическая романтика. О ней много говорили и раньше, да порой говорят и сейчас, в наше насквозь пропитанное прагматикой время. Это, прежде всего, романтика работы небольших геологических отрядов в малонаселенных, а то и совсем безлюдных местах. Это определенный стиль жизни, приметами которого служат небольшие палатки, вечерние костры, простота быта, постоянное чувство ответственности за товарищей, неуходящие мысли об оставленном доме и родных людях. Это стиль жизни, при котором полевой рабочий день- время геологического маршрута- естественно переходит в полевой вечер, когда маршрутные впечатления «проигрываются» заново, рядом с палаткой выкладываются ряды собранных за день образцов, в полевую книжку вносятся главные итоги дневных наблюдений; когда твои товарищи, тоже проведшие весь день в поле, то спокойно, то возбужденно рассказывают о геологических новостях, и ты находишь в них подтверждение своим предположениям или, напротив, задумываешься о своих возможных ошибках. Это стиль жизни, который напрямую открывает перед тобой множество никому дотоле неизвестных геологических фактов и вовлекает в поразительно интересную работу-игру, связанную с перебором вариантов, осмысливанием и систематизацией этих фактов и поисками правильных решений. Романтика обстановки и романтика открытий, рождающихся в интенсивном творческом труде! Такое сочетание привело к профессии геолога-съемщика многих выпускников советских школ в 40-е, 50-е, 60-е и более поздние годы. Я думаю, что полевая геология виделась многим молодым людям, как относительно свободная профессия, как альтернатива распространенному стилю инженерного труда- в конструкторском бюро , за кульманом, 11 месяцев в году, с нетерпеливым ожиданием задолго спланированного отпуска. Я помню первую, заворожившую меня геологическую картину: зеленое низкогорье в Западной Туве, тропа, выбегающая из леса, двое усталых всадников на невысоких тувинских лошадях с привьюченными к лошадиным спинам сумами и спальными мешками. Геологи возвращались в лагерь из многодневного маршрута. Внешний романтический образ геологии, рождающий неясные мысли о будущих путешествиях – в разные места, с разными людьми- путешествиях, непременно завершающихся открытиями! Этот вид романтики не сразу, и не полностью, но вытеснялся романтикой геологического исследования, которому присущи не столько географические метания, сколько детальная, все более углубленная работа на небольших по площади территориях, работа, связанная с непрерывным поиском лучшего решения столь же непрерывно возникающих геологических проблем.
В геологических учреждениях, в музеях и университетах вы часто видите огромные, во всю стену, сводные геологические карты. Остановитесь, вглядитесь в их тонкую рисовку. Тысячи и тысячи детальных геологических карт, сотни тысяч маршрутов, точность, настойчивость, сомнения, эрудиция и романтизм геологов-съемщиков просвечивают через этот филигранный узор.