39 лет в строю
39 лет в строю–не много, не мало, без года 40 лет
В эти 39 лет я включил и 3 года учёбы в спецшколе ВВС, которая подготовила всех своих питомцев и меня в том числе к военной службе и физически, и морально, привив такие качества, как дисциплинированность, обязательность, верность своему слову, чувство долга перед своей родиной, товарищами и близкими, физическая выносливость, целеустремлённость, настойчивость, упорство и многое, многое другое. Этого не могла дать любая из обычных гражданских общеобразовательных школ в силу своей сугубой штатскости и общеобразовательности, не ставивших целью воспитание будущих офицеров, то есть была не способна к этому по определению.
Пять с половиной лет учёбы в академии тоже не сравнить по глубине и полноте преподанных общих основ естественных наук и специальных знаний ни с каким институтом и даже университетом за исключением 6-ти или 7-ми типа МГУ, МФТИ, МФИ, МВТУ имени Баумана, МИЭТ. Поэтому попытки теперешнего высшего военного руководства сократить до сверх минимума количество военных должностей, заменив их штатскими шпаками, ни к чему хорошему, кроме экономии в интересах пополнения карманов некоторых “особ, приближённых к императору”, привести не могут.
Так, в НИИ–2МО очень мало кто из кадрированных выпускников даже престижных ВУЗов, с отличной математической подготовкой, не имея хорошей военной и специальной академической выучки, мог сравниться по качеству и эффективности научно–исследовательской и организаторской работы в военной науке и войсках с кадровыми офицерами, имеющими академическое образование и соответственно более широкую военную эрудицию, более глубокие технические, специальные знания и лучшие организаторские способности.
Если и дальше высшее военное руководство будет следовать такой логике– экономить за счёт сокращения военных должностей, то можно ожидать, что в след за ликвидацией офицерских должностей военных комиссаров в военкоматах, значительного сокращения штатов военных врачей в госпиталях и военных преподавателей в академиях последуют замены и в действующей армии: командиров-офицеров во всех звеньях на штатских менеджеров различных рангов, например, младший менеджер–вместо лейтенанта, командира взвода, старший менеджер–вместо майора, командира батальона, ведущий менеджер–вместо полковника, командира полка, главный менеджер–вместо генерала, командира бригады, топ-менеджер–вместо командующего армией.
А вместо погон в качестве знака различия на штатский пиджак можно нашить круг с соответствующим количеством двуглавых орлов или каких-либо других значков вместо звёздочек. Но думается, что до такой нелепости всё-таки дело не дойдёт–время потешных павловских войск прошло.
Три года службы в авиации, я считаю, тоже дали мне многое. В шутку я говорил, что это были годы, сродни 3-м годам обязательной отработки студентами в местах, куда их посылали по направлению после окончания института. Но на самом деле это была хорошая школа обретения опыта самостоятельной ответственной работы, недочёты в которой или пренебрежение которой могли стоить человеческой жизни, что воспитывало в людях обязательность, дисциплинированность, ответственность, умение строить уважительные отношения с подчинёнными.
Всё это не пропало втуне, а помогало незримо, неявственно, но в конечном итоге продуктивно и в научной работе, которой я занимался более 27-ми лет. За это время сделано, если не очень скромничать, немало. Опубликовал около 200 научных работ, участвовал в разработке многих систем вооружения, добиваясь внедрения в их вычислительные средства и системы последних достижений научно–технического прогресса. В команду лауреатов Государственной премии не попал, но туда попадали руководители–разработчики больших систем вооружения, а не отдельных её средств. А вот на орден сподобился.
Являлся руководителем 6-ти НИР, все они были приняты их заказчиком с высокой оценкой и с заключением об их реализации. Кажется, за это не только благодарности, но и премии давали, к сожалению не государственные, а только институтские, но всё же… 6 моих подопечных, у которых я был научным руководителем, успешно защитили кандидатские диссертации. Это: Филимонов А.А., Кравчук В.Г., Бабенко П.П., Чистяков В.М., Кучин С.Б., Колганов С.К. Это ещё не научная школа, но всё-таки…
Cделал лично 6 докладов на всесоюзных конференциях и семинарах. Лично и написал эти доклады, а не примазывался к своим адъюнктам и соискателям, как некоторые начальники, особенно в университете. Прямо чертовщина, дьявольщина какая-то получается: три шестёрки. Ну, это не нарочно так наработал, случайно получилось. А вот авторских свидетельств на изобретения–не 6, а всего 4, но и за них кое-что перепало: почётный знак “Изобретатель СССР”, которых в институте не так уж много было–не больше, чем орденов.
Можно было бы, конечно, ещё и попытаться докторскую диссертацию “сварганить” и защитить. Но если на подступах даже к кандидатской диссертации в начале работы в институте не остепенённые альпинисты, карабкающиеся по каменистым тропам к сияющим вершинам науки, расталкивали локтями идущих рядом, то узкий ограниченный круг людей, как-то сумевших прорваться первыми к ещё более высоким вершинам науки, не подпускали к тропам, ведущим к докторской диссертации, боясь, чтобы их круг не перестал быть ограниченным, а сами они в таком случае не стали менее важными и влиятельными.
Такая неумная политика 80-х годах привела к тому, что большинство не остепенённых сотрудников перестало работать над диссертациями, не видя в том проку, так как при дефиците кандидатов наук руководство вынуждено было на должности СНС ставить простых бутянских сотрудников и присваивать им звание подполковника. А больше им ничего и не надо было, так как стать начальниками отделов на полковничьих должностях им всё равно не светило по объективным причинам, о чём они сами знали. Следствием этого стало то, что в 80-е годы приходилось чуть ли не силой, угрозами заставлять писать диссертации, заявляя, что не назначат на должность СНС, пока не будет представлено хоть что-то, похожее на диссертацию.
А с докторами наук получилось тоже не лучше. С естественным выбытием некоторых неприкасаемых из ограниченного круга по той или иной причине, включая и кончину, круг стал настолько узким и ограниченным, что для обеспечения правомочности проведения заседаний Учёного совета института приходилось включать в него докторов из других Учёных советов. Так что, поразмыслив немного, я решил, что лучше быть здоровым кандидатом, чем больным, а то и мёртвым доктором, как например, Изместьев Михаил Иванович, которого задёргали на предзащитах, довели до инфаркта, но так и не дали защититься, хотя как руководитель работ по созданию системы С–300, до сих пор считающейся одной из лучших в мире, мог претендовать на Государственную премию.
А получил вместо этого сырую могилу. Поэтому я никогда не пожалел о принятом решении, тем более, что прорываться через такие препоны в члены Учёного совета не очень и хотелось. Как будто об одном из них, наиболее ретивой и одиозной личности узкого круга написал Омар Хайям:
Над соловьём сидел на ветке чижик,
Был этот чижик выжига из выжиг.
Хотя сидел он выше соловья,
Но петь умел он только “чижик–пыжик”.
Вместо “чижик–пыжик” у него было несколько излюбленных домашних заготовок, применимых к любой диссертации, типа: “А в чём научная новизна работы?” или “А функцией каких аргументов является критерий?”, и задавал он эти и подобные вопросы с видом крупного учёного–математика и с чувством явного превосходства, а заканчивал экзекуцию словами: “Ну, ладно, в этом вы не разобрались”. Но однажды он не оценил обстановку и стал “прижимать” одного из защищающихся – С.К. Колганова, тогдашнего моего подопечного, не разобравшись в материале, который фактически подготовил я.
При этом голословно, но с апломбом заявил примерно следующее: “Я, как учёный утверждаю, что диссертант здесь не разобрался, а всё, приведенное на плакате, неверно”, …и т.д., и т.п. Я разозлился, как давно уже не позволял себе злиться, и выступил в ответ со словами: “А я, как учёный, заявляю, что уважаемый учёный, выступавший передо мной, сам не разобрался в том, что он утверждал”, и аргументировано показал правоту диссертанта и свою тоже.
А просчёт борца за чистоту рядов учёной братии состоял в том, что через год или два Колганов стал председателем НТК Войск ПВО, то бишь прямым начальником одиозной личности, и тому пришлось потом не раз вертеться как уж и извиваться как лещ на сковородке, особенно когда от некогда раскритикованного и незаслуженно охаянного диссертанта стало зависеть получение заказов на выполнение хоздоговорных НИР, неплохо оплачиваемых. А ещё через год Колганов защитил докторскую диссертацию, уже без моей помощи, но долго ещё не забывал меня.
Вскоре его назначили на ещё более высокую должность начальника ГУВ Войск ПВО, присвоили генеральское звание. Потом, выйдя в запас, он работал на должности заместителя генерального конструктора сложных систем вооружения в КБ “Алмаз”. Сейчас он в должности генерального директора работает в другой такой же солидной организации и одновременно является членом Вневедомственного экспертного совета по проблемам Воздушно–космической обороны России. О весомости этого совета говорит то, что председателем его является бывший главком ВВС и ПВО генерал армии Корнуков, а одним из членов – экс-начальник вооружений ВС генерал–полковник Ситков.
Вот так вот, далеко пошёл мой подопечный диссертант, так далеко, как и представить не могла одиозная личность. Пошёл заслуженно, и вовсе не потому, что дед его был знаменитым генералом, не раз общавшимся с самим Сталиным будучи у него и в опале, и в милости, не потому, что тесть Ермоленко Николай Николаевич тоже был известным в армии генералом, а потому что прошёл все ступеньки служебной лестницы, начиная с самой маленькой в войсках, и не в пример той самой личности уже на время той злосчастной защиты был на голову выше её по эрудиции, глубине и обширности знаний. Как тут снова не вспомнить Омара Хайяма:
Средь “мудрецов” он слыл всегда глупцом,
“Глупцы” его считали мудрецом.
И “мудрецы” глупцами оказались,
Когда он стал влиятельным лицом.
Когда-то в молодые и не очень молодые годы мы были с ним достаточно дружны, хотя он был на 11 лет моложе меня. У нас с ним в соавторстве были опубликованы 4 статьи в журнале Вестник ПВО. Написали и пытались опубликовать книгу, но что-то не срослось, что-то не сошлось, как говорил Штирлиц. После моего выхода в запас несколько лет мы поддерживали хорошие товарищеские отношения, иногда встречались у общих знакомых, виделись на юбилейных встречах. Несколько раз он подписывал мне ЧТЗ на выполнение оплачиваемых договорных НИР, что было очень кстати в трудные 90-тые годы.
А потом, когда не стало общих точек соприкосновения, встречи прекратились. Но и после этого, когда однажды я обратился к нему с личной просьбой по телефону, он был рад моему звонку, с готовностью обещал помочь, но на следующий день у меня вопрос разрешился без его участия, и я поблагодарил его и “дал отбой”. На этом наше общение прекратилось–я не люблю обременять просьбами ни друзей, ни близких, ни просто знакомых, если это не крайне важно, не жизненно необходимо и если при этом невозможно обойтись без помощи. Но в памяти дружба эта оставила только хорошее, и надеюсь, что это взаимно.
Так незаметно подошёл я в своих воспоминаниях к концу своей военной службы. В конце 80-тых годов началось значительное сокращение и сроков службы отдельных офицеров, и армии в целом. К осени 1989-го года мне должны были продлить ещё на 2 года срок службы до предельного для полковника возраста в 55 лет. На меня и ещё 7-рых полковников стали готовить соответствующие документы. И в это время где-то в мае месяце мне из ТвеПи (Политеха) сделали предложение–уходить в запас и поступать к ним работать доцентом, пройдя конкурс на открывающуюся вакансию. Но надо это сделать до начала учебного года, до сентября.
Я подумал–подумал и решил, как Мичурин, что не стоит ждать милостей от главкома, и дал согласие в Политех, а своё начальство попросил не изволить беспокоиться и оформлять мой уход в запас по возрасту. И правильно сделал, так как осень подошла не заметно, а никому из остальных 7-ми полковников срок службы не продлили. Не продлили бы, значит, и мне, а хорошее место занял бы кто-то другой. А так–я прошёл конкурс, который по сути представлял собой формальность, и пока готовились документы и ходили туда-сюда, взад-вперёд, до Москвы и обратно, стал сам готовиться к работе на новом поприще, готовить будущие свои лекции и лабораторные работы.
И всё равно к сентябрю меня не успели уволить в запас, и я ещё целый месяц после обеда уходил с разрешения своего начальства с работы, переодевался и шёл проводить занятия со студентами. Заканчивая воспоминания об этом периоде своей работы и жизни моей семьи, хочу вспомнить ещё раз тех, с кем работал эти 27 лет: 6 лет в 16-м отделе, позднее перенумерованном в 19-й, куда был принят на должность МНС, и 21 год в 12-том отделе, позднее перенумерованном в 23-й, куда был переведен на повышение и прошёл все обозначенные самим собой доступные для меня ступени–СНС, заместителя и начальника отдела и получил воинские звания подполковник и полковник.
В 16-м (19-м) отделе был лучший микроклимат, во многом благодаря научной и общечеловеческой порядочности и житейской мудрости начальника отдела Крымова, и вероятно поэтому, а может быть и потому, что все мы там были моложе, у меня о том времени осталось лучшее впечатление, несмотря на то, что не всё там шло гладко, во всяком случае не так, как в другом–12-м (23-м) отделе, где всё уже шло, как по маслу, как говорится, без сучка и задоринки.
В обоих отделах я, как и в войсках, в авиации, был долгое время самым молодым офицером, и потому к этому времени, когда сам стал пожилым, многие из бывших моих сослуживцев состарились, а некоторые, да что там некоторые, добрая половина, ушли в мир иной. Хочется пожелать им, как принято, земли пухом и доброй памяти, воздать им дань уважения, выразить хоть и запоздалую благодарность за совместную службу, а многим и за помощь в работе, в моём становлении и назвать их поимённо. Это следующие сотрудники:
а) из 16-го (19-го) отдела–
Гольдберг Марк Изральевич, Мережков Климентий Семёнович, Алексенцев Геннадий Михайлович, Сапожников Николай Николаевич, Ведров Владимир Константинович, Белов Михаил Алексеевич, Козубенко Иван Петрович, Садовникова Татьяна Александровна, Бабенко Валентина Степановна, Озеров Иван Андрианович;
б) из 12-го (23-го) отдела–
Кузьмин Анатолий Александрович, Журилов Валентин Семёнович, Олюнин Юрий Владимирович, Циклинский Николай Иванович, Емельянов Владимир Иванович, Львов Станислав Николаевич, Воротников Вячеслав Владимирович, Баранов Михаил Фёдорович, Васильева Зоя Васильевна, Неффа Виктор Михайлович.
в) начальники 2-го управления–
Шарахович Дмитрий Станиславович, Боровяк Михаил Александрович, Ганичев Валериан Михайлович, Лихов Борис Андреевич.
Почти о каждом из них можно было бы рассказать много интересного, но при этом повесть непомерно распухла бы и превратилась бы в сборник очерков. Поэтому ограничусь здесь тем, что приведу посвящённые некоторым из них свои стихи, дающие хотя бы примерное представление об этих людях, об их жизненном пути и заслугах.
Юбилейное
В.С. Журилову
Не думайте о цифре 50,
Коль молоды Вы сердцем и душою.
И годы прожитые стоит ли считать,
Раз прожиты с отдачею большою.
Наградами отмечен ратный труд.
Медаль лауреата золотая
Украсила недавно Вашу грудь,
На новые свершенья вдохновляя.
А новых дел опять невпроворот,
И не желаем потому покоя.
Желаем Вам мы лучше 100 ветров,
Борьбы, побед и счастья непростого.
Юрий Олюнин
Минипоэма
Ю.В. Олюнину – к выходу в запас
Онегин, добрый мой приятель
Родился на брегах Невы
А.С. Пушкин
Олюнин, наш товарищ давний,
Родился в Кирове на Вятке,
Где, может, жили вы когда – то
Или служили в части дальней.
Он, как и все мы, был ребёнком,
Претензий к Вятке не имел,
Но, видно, был таков удел,
Что вскоре оказался в Горьком.
Случилось так, что в это время
Война надвинулась на нас,
И всё решилось в этот час:
Олюнин должен стать военным.
И вот уж Юрий наш в Спецшколе*).
В ХБ**) солдатское одет,
Готовится к солдатской доле
И раз в неделю видит свет***).
Затем училище связистов
Авиационное в Москве,
Но в полк на фронт он не успел,
Разбили без него фашистов.
Зато потом ему пришлось
Изведать трудностей не мало.
Чтоб служба мёдом не казалась,
Служить повсюду довелось.
Но, может быть, судьбе военной
Он должен быть и благодарен –
Ничто ведь не даётся даром
Сегодня в нашей жизни бренной.
Не доведись на Украине
Ему в Черновцах службу несть,
Не встретил там бы Юрий Нину
И, кем бы был теперь, бог весть
А с ней пошёл на штурм науки,
Учился в Риге в академии.
Известно, что мужей учение –
Для жён хождение по мукам!
А после были Клин, Калинин,
Где показал себя на деле
Сотрудником способным, зрелым
Наш уважаемый Олюнин.
Для тех, кто к лёгкой жизни склонен,
Работа райской не казалась.
В отделе многое менялось,
Но Юрий был всегда спокоен.
А дни за днями пролетали,
За годом год – единым махом.
И вот отдела патриархом
Его с почтением назвали.
И, наконец, настал тот час,
Не выкинуть здесь слов из песни,
Когда в мундире стало тесно,
И он решил уйти в запас.
Теперь хранит его судьба
От тягот всех военной службы,
Но мы хотим ему по дружбе
Сказать – нет розы без шипа.
Чтобы не очень увлекался
Беспечной жизнью – знал бы меру,
В работе новой был примером
И патриархом оставался.
*)- военно – воздушных сил
**)-хлопчатобумажное обмундирование
***)-в увольнении
С чувством особой признательности хочется вспомнить начальника института Королёва Бориса Александровича, начальников управления Шараховича Дмитрия Станиславовича и Ганичева Валериана Михайловича, проявивших ко мне внимание, заботу и понимание моих трудностей в моменты моей жизни, когда я в том особенно нуждался. Надо было бы в своё время посвятить им что-то вроде оды, отдав должное их таланту, широте и доброте души, но теперь, как говорится, поезд ушёл, и стихи задним числом не слагаются. А вот Боровяку М.А. я посвятил стихотворное пожелание, когда он уходил от нас в Москву на повышение.
М.А. Боровяку
Покоя нет, покой Вам только снится.
И в день рожденья Вы в пути, в заботах
Не оттого, что дома не сидится,
А оттого, что главное – работа.
Желаем Вам, чтоб шла работа весело,
И ста ветров в лицо, борьбы, полемики.
Не жалуйтесь, что трудно быть профессором,
Быстрее становитесь академиком.
Немного грустно расставаться с Вами,
Но жизнь – всегда движение вперёд.
Отдел наш вычислительный стихами
В дорогу Вам напутствие даёт.
От Вас ждём смелых творческих дерзаний
На Вашем новом жизненном пути,
Чтоб счастье в исполнении желаний
И замыслов высоких обрести.
И просим к нам почаще приезжать
Хотя бы на защиты оппонентом.
А Вам желаем поскорее стать,
По крайней мере, член – корреспондентом.
К сожалению, моим пожеланиям не суждено было сбыться. Работа на ответственных должностях для многих не проходит бесследно. Не прошла она бесследно и для Михаила Александровича. Надорвав сердце, он ещё в сравнительно молодом возрасте ушёл из жизни, не успев сделать многое, что хотел и мог сделать.
Знаю, что живы и здравствуют в меру своего не очень молодого, пожилого или зрелого возраста следующие сотрудники:
а) из 16-го (19-го) отдела–
Крымов Владимир Васильевич, Шевченко Николай Васильевич, Сухинин Владимир Владимирович, Крылов Игорь Иванович, Янов Юрий Владимирович, Припачкин Игорь, Каменская (Крайнова) Александра;
б) из 12-го (23-го) отдела–
Андреев Владимир Николаевич, Снадин Алексей Михайлович, Бушуев Геннадий Алексеевич, Лазаревич Эдуард Георгиевич, Сидорова Валентина Ивановна, Бревдо (Бушуева) Софья Феликсовна, Оверчук Галина Александровна, Львова Алла Львовна, Трегубов Валентин (Валерий) Анатольевич, Прокофьев Виктор Михайлович, Прокофьев Юрий Витальевич, Прокофьев Вячеслав Леонидович, Лясковский Виктор Людвигович, Кушнерёв Валерий Иванович, Потетенко Виктор Васильевич, Крылова Галина Николаевна;
в) последний начальник 2-го управления (до его слияния с другим)– Устенков Николай Иванович.
Неизвестна мне судьба следующих сотрудников:
а) из 16-го (19-го) отдела–
Озерова Ивана Андриановича, Вороны Ивана, Башилова Николая;
б) из 12-го (23-го) отдела–
Бавыкиной Валентины Григорьевны, Булгаковой Любови Фёдоровны, Гитник Марии Евсеевны, Ломина Юрия Васильевича, Гашининой Татьяны, Мартынюка Юрия.
Хочется думать, что никого не забыл, что все они живы, в меру своего возраста здоровы, и пожелать всем здравствующим здоровья и красивой старости, если они уже вступили или собираются вступить в этот возраст мудрости и философского осмысления жизни.