Помните рассказ О. Генри о больной девушке, которая смотрела в осеннее окно на дерево, растущее напротив?
Она видела опадающие листья и думала о том, что когда упадет последний листочек, она умрет. Девушка сказала об этом подруге, подруга – старику соседу. Старик глубоким вечером, когда было совсем темно, а дождь и ветер просто сходили с ума, забрался на дерево и привязал последний листочек, чтобы утром девушка его увидела.
Девушка выздоровела, а сосед простудился, заболел воспалением легких и… умер.
Так вот, лежу я в больнице с двусторонним воспалением легких и вспоминаю этот рассказ. Случилось легкое недомогание, мы на это обычно плюем, потом – небольшая температура, а через неделю так прихватило на работе, что сразу увезли в больницу. Сделали рентген и пожалуйте – двустороннее воспаление легких, двадцать один день на больничной коечке!
Ну, конечно, в хозрасчетном (благо есть возможность) отделении, в котором наша медицина на уровне мировой. В смысле цен. Ну, и удобно, конечно: один в палате, телевизор, холодильник, сестрички ласковые.
Мне, конечно, было не до сестричек. Я смотрел в окно. А из окна я видел дерево, причем нижнюю его часть, так как замечательное хозрасчетное отделение размещалось в цоколе больницы.
Ну вот, смотрю я на дерево. Вижу бомжей, которые собирают бутылки и остатки еды. Если кто не знает, то обычно в больницах уставшие от жизни люди, отличающиеся, как правило, завидным аппетитом, выбрасывают объедки, окурки и, безусловно, винные бутылки (не с пустыми же руками больного навещать!)… в окно. Это нормально: не тащиться же через весь коридор в туалет!
Итак, смотрю я на дерево. Вспоминаю рассказ О. Генри, его нелегкую судьбу: Клондайк, золотоискателей, популярность. И только подошел к самым захватывающим мыслям о том, сколько у него было женщин, как вижу, что-то непонятное летит сверху и цепляется за ветку моего дерева. Я сначала подумал, что кусок перчатки хирургической из операционной, а потом присмотрелся – презерватив!
«Ничего себе!» – думаю, – «Вот кто-то развлекается! То ли врачи, то ли больные!»
И такая тут тоска накатила! Что я болею, а на дворе лето, что никому я не нужен, что сам я, как этот использованный презерватив, лечу по жизни, а где, как и за что зацеплюсь, найду свой последний приют, не ведаю.
Я вспомнил, как стеснялся покупать презервативы в аптеках, как старался дождаться, чтобы в очереди к провизору никого не было (или, хотя бы девушек), как, смущаясь, называл их «изделиями» или просто негромко говорил: «Дайте вот это», – и показывал пальцем на витрину.
Я думал о том, насколько полон жизни этот кусочек латекса и, в то же время, cколько жизней он загубил на корню.
Кто этот неведомый палач, который легко, одним движением руки ответил бедняге Гамлету: «Быть или не быть?»
Стресс был настолько сильным и так мобилизовал все силы моего организма, что к удивлению и сожалению врачей (платил-то я за коечку исправно) меня вскоре выписали.
На следующий день я договорился с главным врачом больницы и прислал мастера, который поставил сетки на все окна!
Кто разбросал окурки по асфальту,
кто беспробудно трезв и спит тревожно,
кто день за днем выкручивает сальто,
кто сладко спит в канаве придорожной,
кто рассчитал полет на Марс ракеты,
кто рассчитался лишь вчера с долгами,
кто не читает свежие газеты,
кто зачитался напрочь, с потрохами,
кто красит ногти в цвет арбузной корки,
кто бреет ежеутренне подмышки,
кто шутит своевременно и тонко,
кто прошуршал серее серой мышки,
кто муху убивал одним ударом,
кто закрывал в атаке пулемет…
Кто даром прожил жизнь, а кто – недаром?
Кто разберет, оценит и поймет?