Садык

Верико Кочивари
               

               
     - Ну вот, так-то лучше, - сказал Фёдор, поправляя висевшую у Володьки через плечо замызганную, тряпочную котомку.

  - В карманы ничего не совай, они у тебя совсем дырявые, зашить нечем.

   - Не надо котомку, она мне мешать будет - хмуро буркнул  Володька.

   - Не ной, а делай, как сказано, вдруг сегодня удастся что-нибудь раздобыть? Дома совсем ничего нет, чем будем кормить Лукьяна с Давидом?

   Словно почувствовав, что говорят о нём, захныкал маленький Давид. Фёдор подошёл к полатям, на которых лежал ребёнок и прикрыл малыша небольшим одеялком, сшитым из разноцветных лоскутков заботливыми руками их матери.

- Больше ничего не воруй, понял? Лучше попроси, а то поймают и опять бить будут!

   - Не впервой, я выдержу..- Володька зябко поёжился, вспоминая вчерашнее, осторожно ощупал руками свои бока.

    - Вроде, уже не так болит - тяжко вздохнул ребёнок.

    - Ну-ка, покажи - приказал Фёдор, подошёл к брату и задрал на нём ветхую рубашонку. Через всю спину у мальчишки красовался набухший, красный рубец от удара кнутом. Фёдор осторожно коснулся пальцем отметины и Володька вскрикнул от боли.

   - Смазать бы чем, но ничего нет... ты уж потерпи, брат - проговорил Фёдор и слёзы побежали у него из глаз.- Ладно, пошли, что стоять. Скоро пацаны проснутся, надо чего - нибудь принести поесть.

     - А, вдруг задержимся?

   - Лукьян потерпит, я сказал ему, чтобы сунул в рот Давиду свой язык, когда тот проснётся. Пусть пососёт вместо живуна, пока мы не вернёмся.
 
"Живуном" братья называли марлевый лоскут, в который они завязывали жёваные продукты - хлеб или картошку и совали в рот восьмимесячному Давиду, таким образом поддерживая в нём жизнь.

    - Сегодня пойдёшь в аул, а я в "Зарю". Долго не задерживайся, понял?

   - Понял - ответил Володька, и они зашагали по мокрой от дождя и разбитой колёсами телег просёлочной дороге.

    - Встречаемся к обеду, вон у той, раскидистой берёзы - Фёдор показал рукой на одинокую берёзу у развилки двух дорог, они немного прошли вместе, дальше, каждый  пошёл своим путём.
       Володька топал босыми ногами по холодным лужам и гадал - повезёт ему сегодня или не повезёт. До сегодняшнего дня Фёдор, строго - настрого, наказывал ему не соваться за милостыней в аул, но Володька побывал здесь уже не раз, без его ведома. Сейчас он уверенно шагал к дому Садыка. Этот дом казался ему богаче других и он надеялся, что сегодня день будет удачным. Подойдя поближе к дому решил немного понаблюдать. Перед его взором предстала мазанка, невзрачного вида, с множеством хозяйственных пристроек. По большому загону, обнесённому кривым частоколом с прибитыми деревянными латами, гуляли лошади – много лошадей, и ребёнок невольно залюбовался ими. Никакого забора вокруг дома не было и это облегчало задачу. Быстрее можно будет удрать в случае непредвиденных обстоятельств. От дома к пристройкам сновали казашки. Их было несколько: двое носили вёдрами воду к загону с лошадями и поили их, одна качала воду из скрипучего колодца. Во дворе была построена  большая печь. Из небольшой трубы валил густой дым и плавно растекался по округе. Возле печи хлопотала старая казашка. На небольшом столике, стоявшем рядом с печью, лежало полотенце и казашка складывала на него жареные пресные лепёшки. Запах стоял такой, что у Володьки закружилась голова. Он подкрался поближе, как завороженный, уставился на лепёшки.     Вдруг почувствовал, что кто - то тронул его сзади за плечо. Володька обернулся и увидел стоявшего позади себя казачонка, примерно его же возраста. Он немного растерялся и только хотел дать дёру,  казачонок взял его крепко за руку и покачал головой:

  - Нету, нету - проговорил мальчик и повёл Володьку к дому. Когда они вошли в дом и  Володька немного осмотрелся то увидел, что перед ним, прямо на полу, покрытом войлочной кошмой, сидит старый казах, поджав под себя ноги и держа в руках пиалу с чаем. Рядом, на низеньком кругленьком столике, стояла глиняная тарелка с лепёшками и кувшин с молоком. Казачонок что - то залепетал на казахском языке и указал рукой на Володьку. Старик долго, молча разглядывал мальчика, затем пристально глядя ему в глаза, спросил:
    - Воровай?

Володька покачал головой. Тогда казах поманил его пальцем к себе поближе. Володька осторожно приближался к казаху, не зная, что ему сейчас делать. Хотелось броситься наутёк, больше никогда не видеть этих строгих и внимательных глаз, но вид жареных лепёшек парализовал его ловкость. "Может, даст мне хоть одну"- мысленно гадал ребёнок, но казах велел протянуть ему обе руки. Взглянув на Володькины ладони, Садык взял его за руки, ловко развернул мальчика и поднял рубашку. Внушительный след от удара кнутом, красовавшийся на спине говорил сам за себя. Володька обомлел от страха 
   - Теперь он знает, что ворую и прикажет меня высечь - предположил мальчик и приготовился к экзекуции. Но вместо порки старик спросил:
   - Где твой мама?

     - Я не знаю - тихо ответил Володька.

    - Как не знай?:

   - Её забрали у нас и теперь мы одни.

    - Сколько вас?

    - Четверо.

-  Работа хочешь? - спросил задумчиво Садык.

  - Я кушать хочу - пытался выдавить слёзы Володька, чтобы хоть немного разжалобить Садыка.

   - Чтобы кушай, надо работай, всех так есть! - Он внимательно осмотрел мальчонку ещё раз, покачал головой, и вдруг, начал медленно раздеваться.
    У Володьки глаза на лоб полезли. Он недоумённо уставился на Садыка. Садык, не торопясь, снял стёганую безрукавку, белую полотняную рубаху и остался в одних шароварах. Сел опять на пол, повернулся к Володьке спиной и коротко приказал:

   - Давай работа!

   Володька растерянно посмотрел на казачонка, который молча наблюдал за происходящим. Казачонок быстро подошёл к Садыку и начал показывать, как надо работать: медленно и нежно чесать ногтями спину старику. Старик что - то пролепетал мальчику, тот быстро удалился из дома, а Володька, цепенея от ужаса, стоя на коленях, осторожно царапал спину Садыка и молился, как мог, чтобы тот отпустил его быстрее домой.
 Старик сидел, не шевелясь, блаженно прикрыв свои узенькие глазки, наслаждаясь Володькиной работой. Очнувшись, медленно потянулся и произнёс:

   - Хороший! - поднялся, взял со стола две лепёшки и протянул их Володьке:

    - Приходи ещё!

Володька схватил лепёшки, засунул их в свою котомку и дал такого стрекача, вряд ли бы его  догнали сейчас собаки.
Теперь, каждый день, в любую погоду, он прибегал к Садыку и никому не признавался, каким образом добывает еду для своих братьев. Одному лишь мальчугану было известно, как он ненавидит эту омерзительную спину, сплошь поросшую чёрными, с проседью волосами, да вдобавок ко всему, ещё и несколькими бородавками. Но превозмогая отвращение он, каждый раз, опять возвращался к Садыку, чётко понимая, что только ненавистная Садыкова спина спасёт его братьев от голодной смерти. А Садык тем временем наслаждался нехитрыми Володькиными процедурами, лукаво улыбался и приговаривал:

  - Давай, давай работа! Будет Волотка работай, будет Волотка - вырастай!
И только через несколько месяцев закончилась Володькина мука, когда убежала из Кемеровского лагеря его мать. А всё тот же старый Садык, живший свою долгую жизнь по принципу " Не видел - не знаю", прятал всю Володькину семью у себя в ауле до тех пор, пока не закончилась война и не вернулся домой Володькин отец.