Стоят те последние мартовские дни, когда на дорогах – снежная каша, С неба - то летят крупные хлопья снега, то моросит ледяной дождь. Такая погода напоминает мне субботу страстной недели, когда даже верные ученики Христа, даже любящие его женщины замерли в сомнениях и тревоге: воскреснет ли? Почти - неверие. И хотя знаешь, что Пасха вот-вот, и через несколько недель от этих грязных сугробов высотой в человеческий рост не останется и следа, и начнет пробиваться зелень, а где-то в душе – не веришь..
Коты наши поочередно скреблись в форточку, вспрыгивали, и стояли - изучая улицу, напряженно подняв хвосты
-Ну, куда, куда понесли свои мохнатые абрикосы? Дождь там, - говорила мама.
И коты возвращались – дремали на столе, ловя тепло сразу – и от батареи, и от настольной лампы, возле которой я читала. Потом укладывались на постель, величественно и сонно жмурились, и засыпали под шум дождя.
Запел сотовый телефон. Я люблю его голос – потому что номер не знает никто, кроме друзей.На этот раз звонила подруга еще со школьных времен.
-Я к тебе приеду?
-Конечно, - отвечаю я.
И только потом думаю, что добираться ей двумя автобусами, а дело к вечеру, и этот дождь...
-Мне такое тебе надо рассказать, - почти поет она.
-Отпрашивайся тогда у домашних с ночевкой.
-Там посмотрим, - говорит она и отключается.
Спустя час я открываю дверь - и не узнаю её. Мы дружим... Боже мой... с восьмого класса. И сейчас, на пятом десятке, мне кажется, что мы снова – в восьмом. Она отряхивается от дождя. Ее белокурые волосы снова, как у девчонки – распущены по плечам. И челка над глазами. Алая куртка - цвет тюльпанов, которые скоро, не смотря ни на что - зацветут.
-Сразу сядь, - говорит она, - потому что я тебе такое расскажу-у-у..
-Подожди, раздевайся, я налью тебе чаю.. Ты промокла? Как ноги? Снимай сапоги и - под батарею.
-Ты думаешь - я из дома? Ха! Я не из дома, и не домой...
Мы колдуем над столом в четыре руки – творим праздник...Она вынимает из пакета одно за другим.
-Конфеты вот... Пиццы, сунь в микроволновку. Это сыр с плесенью, ты не смотри - это не вредная плесень, такая специальная, пищевая... Этот сыр хорошо под белое вино...
-Сейчас принесу. И бокалы..
.
И вот все разрезано, разлито, дымится...
Она кладет голову на руки:
-Я влюби-и-илась...Она говорит это так мечтательно, по-девчоночьи, и время снова тает, тает.
Она первой из нашего класса вышла замуж.
-Правильно, - сказал кто-то из школьных красавиц полураздраженно-полузавистливо,
- Такой как она надо торопиться – пока берут.
Почему ее хаяли? Или это я смотрела на нее пристрастными, любящими глазами? Кто-то видел простенькое личико, полноту.
А мне, если сравнить человека – с вещью, первое что бы на ум пришло – печка. Возле нее было тепло.
И до замужества ее, и после – как я любила бывать у нее в гостях! Они с Сашей строили дом – упоенно. Будто всерьез взяли девизом семьи тот самый афоризм – о доме, дереве и сыне.
Вот уже дом их - тонет в саду. Мы сидим под яблонями, и Саша качает на коленях Максимку. А она склонилась над моим плечом – наливает чай, нарезает большими кусками горячий еще пирог с той же антоновкой. Мы будем сидеть долго, и Саша унесет ребенка спать, а мы еще будем говорить. Только с ней я могу – как с самой собой. И только со мной она говорит – будто с зеркалом.
Зрелость ей шла. Она стала одеваться со вкусом, тщательно подбирала к костюмам шляпы. Они много путешествовала, и как-то очень целенаправленно. Заранее, за год знала – что хочет посмотреть. Потом брала отпуск – и ехала. Привозила множество фотографий. Бывало, альбомную страницу по часу не перевернет – пока во всех подробностях не расскажет - о музеях, набережных, кафе – чужих городов.
Саша не ездил с ней – свою нелюбовь к путешествиям оправдывая тем, что хозяйство нельзя бросать.
И вот..
.-Я влюбилась, - говорит она, и смотрит на меня голубыми глазами.
Помню - школа, весна - и вот такие же прозрачные глаза у нее были. Первые цветы, теплый ветер - все звало на улицу. Не то, что решать задачи, но даже списывать у меня она не хотела... ей было не до того.
-Я влюбилась в него в детстве. Ты понимаешь, что это такое – любить с детства?
-А почему же вы с ним тогда не...
-Потому что я была - дура. Потому что я думала, что - умная. Мужа буду выбирать, как сапоги. Чтобы серьезный, надежный... Понимаешь, что это такое - сто лет серьезной жизни? Удавиться. Вдруг, в один миг такая тоска нахлынула... И тогда я нашла его в Интернете. Написала: «Привет». Только «Привет» - и все – понимаешь? Одно слово.
А он.... вот как будто он ждал. Он приехал. Сразу все бросил – жену и дочку, и приехал. Понимаешь, сразу...
-И что он сказал им: «Ухожу к любимой женщине»?
-Нет, пока сказал – в командировку. Ты подожди...не суди ... Мы сняли домик на турбазе... Понимаешь... такого в моей жизни никогда не было. Никогда вообще. Это... какой-то... фейерверк...Фейерверк счастья. Этот... этот сыр тоже он привез... И я ведь теперь ... не могу... вернуться .. не могу видеть мужа.
Если я маме об этом скажу, она меня убьет! Как можно так, все бросить, и... будто в пропасть...Она меня от этой пропасти начнет оттаскивать. Но если б она задумалась только, как это – жить и не любить. Сто лет без любви. Каждый сам по себе. Я будто стою лицом ко всему миру - одна. А Сашка лежит себе где-то там, за спиной и смотрит телевизор. Понимаешь, ему даже не страшно, что его жизнь так проходит: Смотрит - все подряд. А я? Я – одна.
Ее рука лежит на столе передо мной. Перебирает, трет в пальцах кусочек окаянного этого сыра с плесенью. Кусочек зеленеет, зеленеют пальцы, приобретая мертвенный оттенок.
Я вспоминаю, как в школе гадала ей по руке. На уроке физики.
Физик был молодой, талантливой, он своей наукой – жил. Но совершенно не умел найти с классом общий язык. Начинал увлеченно рассказывать что-то свое, сложное – видел, что его не только не понимают, но даже - не слушают. Краснел, пытался прикрикнуть - тонким, детским каким-то голосом – понимал, что опять-таки не слушают и не боятся его гнева. Махал рукой... Если бы мы знали, что и четырех лет пройдет, как посадит он в машину попутчиков. И тот из них, что сядет сзади, накинет ему удавку на шею... Если бы мы знали – были бы к нему добрее?
А тогда, на уроке, она сидела передо мной, и обернулась, и, не таясь от физика – протянула руку:
-Погадай!
Днями раньше я купила книжку «Азбука колдовства» - тоненькую, белую, с красавицей-ведьмой на обложке. Там были собраны гадания – и на картах, и по руке. ..Ладонь ее лежала передо мной, и, вглядываясь в линии, я говорила, что жизнь ее ждет – легкая: богатый муж, и двое детей..
.Я забыла об этом на годы, а теперь вдруг вспомнила. И она вспомнила:
-Ты мне обещала мальчика и девочку. А если... я от него рожу?
Я глажу ее руку. Нежностью пальцев своих я прошу: «Можно я не буду ничего говорить?»
-Ну?- спрашивает она
-Ты хочешь знать, что я думаю?
Я думаю, что держу в руках капельницу с ядом. Когда-то я читала боевик - дешевку, но одну сцену не забыла и не забуду. Преступнику выносят смертный приговор. Его уложили, привязали, ввели в вену иглу.Подошел лаборант и открыл клапан. По трубке потекла жидкость. Чистая как вода. Не было другой боли, кроме боли осознания – как сильно хочется жить и любить. Но было поздно. Смертельный коктейль уже распространялся по телу и делал свое дело, отключая одну систему за другой.
Я глажу ее руку – теплую...
Я смотрю на нее. Господи, какое счастье в ее глазах! Такая синева... чистая... такие теплые лучи... ...что не только ей, но и мне - снова пятнадцать лет. И не было еще ничего в жизни, никакого горького опыта... Еще не растрачены силы: ни лжи, ни предательства, ни разлук, ни стиснутых зубов – ничего не было.
Нет, не должно в мире быть места - и зависти. Ведь, чем больше счастья вокруг, тем вернее и ты погружаешься в его сияющие волны. Я поднимаю бокал – и говорю.
-Дай тебе Бог...