Зазоры

Наталья Кислова
- Слушай, а чего он сюда таскается, не знаешь? Который раз его встречаю. Графоманит?
- Не. У него другое. - Она потерла глаза и встала, чтобы включить чайник.
- Он к тебе приходит, что ли?
- Ну, да.
- А. Так ты поэтому последняя уходишь?
- Поэтому, поэтому. Охране его всё равно сдавать поздно, он уже примелькался.
- Они, наверно, думают, что он наш, внештатный.. А кто он вообще?
- Потом расскажу. – «Смертельно устала. Вот, как только слышу это «кто он?», так сразу и наваливается…»
   Хлопнула дверь, все ушли. Она считала. Пройдёт не больше минуты, и он тихонько зайдёт в кабинет, сядет на привычное место и станет говорить.

- Ранней весной восемьдесят девятого, тогда как раз было много работы, я увидел, что могу подойти к ней метров на сто, примерно. Это уже было очень близко. Ты понимаешь? – Он совсем недавно, буквально позавчера перешел на «ты» и всё ещё делал паузу перед тем, как вспомнить, она – это «Вы» или «ты».
Она кивнула.
- Но это один раз только случилось. - Он медленно перевёл взгляд куда-то за окно. – И долго-долго потом ничего не происходило.
   Ей вспомнилось, как он появился в первый раз. Снег на голову. Причем, в середине лета. Летний такой снежок. И, без предисловий, сразу и выдал, мол, Вы знаете про меня.  То, что он не в себе, не сразу было заметно, только при внимательном рассмотрении. А на первый взгляд он казался просто больным и усталым.
   Она время от времени поглядывала на него, потому что смотреть постоянно было страшно. Самое точное слово, которое подходило к нему – механизм. Чем больше он ей рассказывал, тем отчётливей этот механизм был заметен.   
   Тот её рассказ назывался то ли «зазоры», то ли «в зазорах», она даже не помнила точно. Эдакая карикатура на все фантастические рассказы, где главный конфликт – сбой времени. Она потом, после того уже, как он, этот её собеседник появился, искала и не нашла журнал с рассказом. Не хватило терпения. Впрочем, суть она помнила. Незамысловатая такая суть.
   «Зачем я не прогнала его сразу же…», вяло думала она, понимая, что это просто такой заговор, на спокойствие. Впрочем, спокойствия-то уже не будет, подводила она итог, глядя то на его обувь, то на шарф, который он пристроил на спинку соседнего стула. «Вон, сколько времени прошло, он уже в шарфе, осень почти.»

- … Но потом он стал продаваться только по рецептам, - услышала она и поняла, что много пропустила. - Я искал аналоги, но те тоже были рецептурные… Искал растительные, схожие по действию ингредиенты, но несколько раз отравился, а потом… - он выдержал паузу, - опять всё испортил.
   «Любопытно, чем он занимается? Вообще, по жизни. Ведь на что-то он живёт, ест, одевается.»
   В дверь постучали.
- Ты ещё здесь? – спросила короткостриженная Магда, которая на самом деле была Машей.
- Я побуду ещё, - она вяло махнула Магде рукой, поняв вдруг, что осталась совсем одна с этим человеком.

   Он исчезал, всегда уходя первым. Она как-то попробовала догнать его, но он до абсурдного быстро передвигался.
   Интересно, как вообще мог попасться ему тот рассказ. Вспомнив журнал, в котором рассказ публиковался, его, журнала, краткую, вспышечно-балаганную жизнь, она оставила этот вопрос как не имеющий ответа.
   От чая он отказывался. Почти всегда, за исключением того вечера, когда они перешли на «ты». Ни прежде, ни потом он не позволял угостить себя. А она меланхолично думала то о пряниках, которые кто-то приволок и забыл, а они были даже с начинкой, то о банке сгущенного молока, которую уже и открыла, но замоталась, и банка стояла в столе, ждала её.
   В том её рассказе два человека не могли встретиться из-за того, что были разделены временем. Формально, они проживали один временной отрезок, с какого-то по какой-то там год, но их время почему-то не совпадало. Как-то так.
   И герой, также, как и её постоянный теперь гость, просто откуда-то знал, что избавиться от этого «зазора» возможно только если совпадёт количество часов, проведённых во сне. Женщина была младше на несколько лет. Поэтому мужчина проводил в бессоннице день за днём, неделю за неделей, обрывал сон искусственно, высчитывал, сбивался, опять высчитывал. И в конце концов исчез.
   Сходство историй было тоскливым и отталкивающим. И несовпадение дат было неутешительным, причина и следствие намертво стояли на своих местах. - Её посетитель включил свой «режим совмещения» в тот год, когда сама она сделала свои первые шаги по длинному домотканому половичку в старом деревянном доме на окраине большого поля. А тот, кто придумал журнал, где напечатается потом этот рассказ, ещё не родился.

   Она встречала разных помешанных. Таких, кто гонял одну и ту же мелодию, доводя количество до нужного числа, а потом всматривался в вечные уже сумерки вокруг себя – покажется в них или нет тот или та, чью любимую мелодию он так одержимо прокручивал, зная, что наматывает на одному ему видимый стержень ту самую нить, которая соединяет двух людей. Встречала тех, кто упорно, день за днём ходил той же самой дорогой, которой ходит «тот, второй человек». Считая шаги, метры, километры, повороты, перекрёстки. Тех, кто вырезал и вклеивал в особую, свою книгу картинки и тексты, свидетельствующие о другой жизни, которую проживали они вместе с «тем, вторым». Книга эта была настолько правдива и точна, что для врачей, которые однажды ее находили, была бесценным подспорьем в работе с пациентом.
   Она знала людей, глаза которых никак не менялись, когда их называли дураками, уродами, кретинами, одержимыми, нездоровыми и т.д.  – Глаза эти видели то, что составляло, петелька за петелькой, сложный, нелогичный на сторонний взгляд узор, который в том, другом мире являлся предельно простой и удобной в использовании и хранении «картой пространства и времени для двоих». Вряд ли кто-то из них слышал о «теории половинок». А если и слышал, то сразу же о ней забыл. Но, вероятно, всех их объединяло одно - они знали то, во что остальные только верили.
   И всякий раз, встречая таких людей, она видела, как сквозь тонкую бензиновую пленку видят дно лужи, другую картинку. – Маленький бочонок, в котором бабушка замачивала семена перед посадкой. Всплывшие считались негодными. («Они плохие?» – «Они хорошие. Но сажать их не надо. Они для другого.»)

   Он засобирался, стал наматывать шарф вокруг шеи.
- А Вы мне не расскажете?  - Вдруг спросил он, опять перейдя на «Вы». – И она почувствовала, как внутри что-то рванулось, как когда на качелях-лодочках летишь вниз.
- Я не умею. Так как Вы, не умею. – Она тоже вернулась к «Вы». – Могу написать. А рассказывать не получается. Сбиваюсь, забываю, начинаю о чем-то другом.
- А я, вот, не умею писать. – Сказал он.
- Знаете, я в отпуск скоро. - Она представила тёмный лес, маленький дом, пруд и приблудившуюся собаку, которая всегда появлялась именно в день её приезда.
- Когда вернёшься? - Он опять перешел на «ты».
- Недели через две.
   Они не встретятся, ясно подумалось ей, когда она увидела в окно, как он быстрыми шагами переходит улицу на красный свет. Та катастрофа, которую он переживает сейчас - ничто по сравнению с той, которая может произойти, встреться они… Интересно, когда он перестанет таскаться сюда, с сильной вспышкой раздражения подумала она.

   Так пугалась она только однажды. Когда нашла большое старое зеркало и взглянула в него. У нее не было глаза. Несколько секунд его не было, а потом она поняла, что нет амальгамы на том месте, где должен был быть глаз. Из-за тусклого освещения и общего настроения таинственности, предшествовавшего этой находке, ужас был вполне материальный, с шевелением корней волос, адреналиновой волной, холоду по хребту и всем прочим.
   Сейчас она увидела, что в доме, из которого она ушла несколько часов назад и в котором проводила каждый свой отпуск, горит свет. Так странно стучаться в свой собственный дом, где, кроме тебя никого нет и быть не может.
- Прости меня, пожалуйста… - Тут же раздалось в глубине дома.
- Я не буду спрашивать, как Вы меня нашли и как открыли дверь. - Она от страха задыхалась и была очень злой. Не взглянув на него, она вошла. Он посторонился и остался топтаться у двери.
- Да, лучше не надо.
- Чай пили уже? - с издевкой спросила она.
- Нет, ещё не пил.

 - Она что-то уронила, я не видел, что именно, что-то маленькое, может, монетку… Представляешь, как близко я уже был, что смог увидеть это?  - Она кивнула. – Я не успел поднять. Кто-то, кто шел за ней следом, уже поднял и положил себе в карман. А она уже ушла далеко.
   Он замолчал. Она услышала, как ветер, попав в трубу, гоняет там самого себя вверх-вниз. Может, из-за этого ветра, а, может, из-за слишком долгой паузы, она подумала, что, вероятно, это был последний раз, когда он видел ее. И, раз там так ничего и не произошло, вероятно, самое время для того, чтобы что-то произошло здесь… Вдруг вся картина происходящего как-то намокла, вздулась и стекла в будничную плоскость. Она представила, как он бьёт её «тяжелым тупым предметом» по голове и, допив свой чай, уходит туда, откуда пришел.
- Ты говорила, что не можешь рассказать. – Сказал он. – А я точно знаю, что можешь.
   Она встала, подошла к печке и открыла дверцу. В лицо полетела зола. Если ветер хотел именно этого, то сейчас, наверно, заходится в радостном хохоте. Она закрыла дверцу и вытерла лицо полотенцем, от которого пахло почему-то собакой, которая в этот раз не пришла. Может, прижилась где-то.
-  Если рассказывать всё, то времени не хватит.  - Она вернулась за стол и посмотрела на то, что осталось от их чаепития. А не осталось почти ничего. - Главного там не  много. Только Вы мне не поверите.  Это совершенно точно. – Она взглянула на очень усталого человека, уже почти старика, который с самого своего рождения, вероятно, плавал, видя где-то под собой, на дне бочонка, правильно утонувшие семена.
   Ветер, нахохотавшись, раскачивал деревья, наполняя пространство вокруг дома корабельными скрипами.

- Я просто всё остановила. - Легко сказала она, понимая, что это и всё, больше у нее ничего для него нет.
   Он ушел, пока она мыла посуду. Ушел, подумалось ей, навсегда.