– Что сегодня случилось? Чем день порадовать успел? Что горело, где стреляли, как разбились, кто травился и чем? – папа зашел и хмурым сел в кресло.
– Что уж ты так-то с утра? – говорю ему.
– Это не я. Это вы «так-то с утра» начинаете? У вас ведь теперь каждое утро «с левой ноги». Организм – это ведь, как скрипка, вынул из футляра – постели, настроить надо. В наше-то время «Утренняя гимнастика» или:
«Встань пораньше! Встань пораньше! Встань пораньше!
Только утро замаячит у ворот,
Ты увидишь, ты услышишь,
Как веселый барабанщик с утра палочки кленовые берет…»
…А у вас что? Зомбируют на страх вас всех. Наговор «на страх» на вас делают. Капиталисты – те ясно для чего. Там раб должен всегда и всего бояться. А у вас? У вас же демократическое общество. Зачем вам рабы.
– Что-то я не пойму… «У вас». А ты где?
– А я у «нас» остался! У нас – какой бы старик не был – неподсуден судом малолеток. У нас так считают, что «если силами сверху старик оставлен на Земле, значит у него, как там по импортному… миссия его такая. Значит, его – на верх и всем молчать, когда старшие разговаривают.
Мы в лабиринтах своего маразма хоть как-то ещё ориентируемся в отличии от вас умных, запутавшихся в своих извилинах. Вы так и не поняли, для чего вам ум дадоден. Многие из вас вообще считают, что ум нужен для того, чтоб поутру болел, напоминая о вчерашнем наведенном пиве и про… как это по-вашему… про… вот ведь… зеленое такое с шипами… про… и про текилу теплую. «Текила-бум-бум-бум». Не включай телевизор с утра до завтрака. Вредно для организма. Тут хоть кодируйся, хоть нет – раз в уши вошло, то страх внесло. Где-то около мозжечка положило.
– Ладно. …Где уж ты послушал «Текилу-то»?
– Матвей дал по секрету. «Клёво». Прости его, Господи.
Как вы не поймете, что молодняк в ухи бананы вставил не для того, чтоб эту дрянь слушать. Они это вставили, чтоб вас не слышать. Боится, что вы какую-нибудь чушь сгородите, а они услышат. Стыдно за вас будет им. Из двух гадостей выбрали меньшую. Понял? Вы же говорить с людьми разучились, вам же трибуна нужна и чтоб внизу толпа, задрав головы и раскрыв рты. На ушко-то…
А… Вы и про ушко-то забыли?.. Прядку-то так с ушка в сторонку и… Слышно ведь было. Некоторые на всю жизнь, наверное, запомнили то, что тихо сказано.
– Что же мы не то говорим им-то?
– Говорим… Они молодые, они смотрят на то, что вы делаете, а не слушают то, что вы говорите с трибун, яки Троцкий. «Слова без дела, что девка красивая, да одноногая… а дела, молча, кричат громче колокола».
…Эти девки-дуры в храме… Неужели не понятно, что воспитав поколение прагматиков, вы должны быть готовы и к подобным выступлениям прагматиков-циников. Они просто не видят полезности религии и церкви для себя, для удовлетворения своих потребностей, что вы провозгласили смыслом их жизни, не показав, не указав – какой он.
Они не видят ни одного конкретного дела церкви, которое было бы направлено для них или государства. И всё! Просто сугубо потребительское отношение, которое должно бы было вызвать наложение хоть эпитамии, хоть эпитимии на всех служителей церкви, отлучение от церкви двух, трех идеологов её, за «неэффективную работу по просвещению молодежи», ну уж никак не вызвать побег в государственные органы, тем более запинаясь в одеждах, расшитых золотом.
Тем паче, что у государства, отлученного от церкви, и законов-то нет таких. Событие-то произошло на территории не подведомственной государству. А?.. Чё молчишь-то?..
– Бать. Завелся и меня сейчас заведешь. Что ты-то предлагаешь?..
– Вас заведешь… Дело стариков говорить, что делать, дело молодых решать – как делать. И делать! Понимаешь? «Дела-а-ать!» Пусть ошибаться, но делать. Как душа и совесть велит делать. Де-лать! Дом строить, дорогу прокладывать. На это сил нет – картины пиши, книги. Объясняй людям, «как до жизни такой дошел». Что-кто толкнул. Куда толкнул. Ладно ли сделал этим. Делать! Послушай – Делать. Деять! Деять понял. Как в слове «хлеб» ять-то!.. И в слове «речь» то же! От животин-то чем человек отличен? «Хлеб растит. Добрые слова другому сказать может. Объяснить «как жить» может».
Потеряли буковку. Потеряли, чтоб ничего «на ять» не делать. «Лень и корысть дурманом опутала Россию» – кого-то процитировал он.
– «Напиши ты хлеб с ятем или без ятя, нетто не всё равно?» – процитировал и я.
– О-о-о… Бестолочь. Туда же. Вспомнил в суе Антон Павловича.
…Вот вся ваша психология шулерская такая. Выдернут из контекста, и давай измываться над человеком, палец в нос засунув. А сами кто? Букашки! Мухи зеленые! Чехов был врач. Он людей лечил. Понял. Он с людьми по дню сотни раз разговаривал. С больными людьми.
…Правда и мне не легче, когда с тобой говорю… Больной – одно слово!
– А ты ошибался? – ловко ушел я от разговора.
– Конечно, ошибался. Признаю! …Тебя мало драл, например. Надо было больше, да дела все были другие. Их считал важнее. А надо было тебя драть, как «сидорову козу». Или для профилактики – по субботам перед баней, как дед советовал. Прадед-то у тебя… ох… молчалив был… А рука крепкая была… Мы, бывало, всю крапиву вдоль забора выдерем, чтоб под рукой не оказалась у него.
...Лозунг неубиенный был у него - "Либо в школе - пятерки, либо дома - ремень". О, как!
…Куда хотите, говорю, мотор на велосипед ставьте. Не знаете куда ставить мотор – педали крутите, пока… Да! Даш вам! …Это ты меня завел, паршивец…
Вы повыше, вам и повиднее – «как». Мы пониже стали – нам виднее «что».
– Так бывает, что не понимают.
– Не понимают, – папа начал успокаиваться. – А опыт Тараса для чего?
– Какого Тараса?
– Ну, ты даешь! Сыночка Николая Васильевича. Кровушка его родная. Ты меня еще спроси: «Какой Николай Васильевич?» У меня хоть будет основание спросить тебя: «Где ружье наше?»
– А… – сказал я, вспомнив, где ружье. Там же лежал и широкий отцовский ремень с фронта. Я надевал его на охоту. Когда его наденешь, справа на боку, хорошо было видно отверстие с черным ободком вокруг. Остался он от латунной клипсы с тех времен, когда его носил ещё папа.
– Кстати, про Гагарина не забудете? Или марать и его начнете? У вас ведь всего два способа приподняться среди людей, первый – работать и работать, делать и делать, и второй – опускать всех, кто рядом, опираясь на головы их. А… Ясно дело – первый труднее…