- Помнишь в посёлке Ташка жила? Ну она ещё такая чудная была, вроде не совсем чокнутая, а как бы чутка пришибленная. Ну что ли не помнишь-то? Мамашка её Ташенькой звала, затянет тонким голосом на всю улицу: «Тааашенька, былииинушка моя, домой пора!»
- Ааа, ты про Цигаркину дочку что ли талдычешь? Дак разве ж это в поселке было? Тьма ты тараканская! В деревне у нас они жили.
- Ой... сама ты... в деревне это во время войны, када их с блокады-то сняли, да у Савельевны поселили. А я говорю про после войны, когда Цигарку в поселок учителкой забрали.
- Ага ага, так оно и было. Так и было... Ты, донечка, шибче-то шагай. Да не смотри, не смотри на меня так! Ой, слышь, а чудная эта Цыгарка-то была. Придёт с фермы поздно, затемно уже. С коровами-то управляться она слаба была, а вот цифры складывать умела. Наскладывает так, что и бабам по поллитрушки молока достанется и себе бутылёк в телогрейку сховает. А что делать? Девчушка после блокады совсем никудышняя была – надо ж как-то на ноги подымать. Вот придёт, Ташеньку свою обнимет, по голове нагладит как следует, нацелует, всё слова какие-то ей шепчет и середь них «былинушка-сиротинушка» да «потерпи» всё твердила. Савельевна бывало аж слезьми умоется, пересказывая бабам у колодезя – так жалобно всё это... Ой, Господи Господи... шош это делается... Постой, дай дух переведу... сердце прям заходится... Да не мамкай ты! Иди давай! Да... не дай Бог войну-то эту треклятую... А потом покормит девчушку, выйдет на крылечко, задымит папироской своей и начинает стихи говорить, да так напевно, выразительно, будто артистка со сцены. И зачем ей эти стихи? Лучше б стакан водки шарахнула...
- Вот! И любила она свою Ташеньку, на всё ради неё бы пошла... Душа потому что у ней тонкая была! А ты... Мам, давай вернёмся... домой пойдём, а?
- Да погоди ты домой. Иди давай. Еле ноги волочишь. Душа видишь ли тонкая... А у меня значит толстая, да? И-эх... кто ж её, душу-то мою знает, кто её мерил-то!.. Ты про Ташку-то эту не всё поди слышала.
- Всё не всё, а мамашка-то её берегла... не знаю как в посёлке, а в деревне всяка собака про тот случай брехала... Дак помнишь-то? Из-за чего у них с Цигаркой развод вышел?
- Ах вот оно что?.. Ну понятно, к чему ты клонишь... Да потому что Ташка твоя дура была набитая! Ей Цигарка чуть ли не поперек дороги в колени падала, мол справимся, былинушка моя, вырастим деточку, не то терпели, потерпим ещё. А та кобылица как вскинется – да сколько можно терпеть, да я жить хочу... Оттолкнула мамашку и попилила к Антосе – не угнаться было... Не то шо некоторые... Давай иди скорей, чего встала-то! И хватит сопли по ветру пускать! Цыц сказала!.. Жить она хотела! Ну и что? Дожилась? В забегаловках поселковых кажный угол её наизусть знает! От винища синяя вся стала и впрямь как былина на ветру осеннем... Эх вы, донюшки-бедовушки... куда ж вас угораздило-то...
- Мам, а чего её парень-то бросил? Она ж и умная, и симпатичная была.
- А кто ж её бросал? Учиться она хотела. Как раз в то лето в институт поступила. Цигарка её сама натаскала к экзаменам. Да всю дорогу поди с самого детства твердила ей про учёбу, про жизнь лёгкую городскую.
А парень ейный в армии служил, немного ему оставалось-то. Дали отпуск на неделю – то ли на учениях отличился, то ли ещё какая заслуга, не помню уж. Раньше-то он Ташку берёг, больше дозволенного не наглел, жалел её очень. Всё до армии свадьбу хотел справить, но Ташка уж больно молода была, 15 годков всего, Цигарка и не разрешила... Да и не расписали б их. Это у нас в деревне: сватов заслали, благословение родительское получили – вот и роспись вся. Никто на годы-то не смотрел после войны, трудно было, вот и пристраивали дочек как могли.
- ой, кому ты рассказываешь, а то я не знаю! Теперь будто легко... сколько с той войны-то прошло...
- сколько ни прошло, а вам, сучкам малолетним, хватило, шоб научиться по кустам шарахаться! Ишь, зеньки-то вылупила бесстыжие... иди давай, горе моё!..
- Мам, ну хватит уже! Надоело! Ещё слово скажешь – развернусь и домой пойду, хоть трупом ложись... Так чего они, договориться что ли не могли? Ташка-то с парнем? У них же любовь была...
- Была, донечка, была. Да сплыла... Он как в отпуск пришёл, так сразу Ташку на абордаж... Чего смеёшься? Ну так, а что? На абордаж и взял, не церемонился. Парни в армии научили, мол уедет в город, другого быстро найдёт, а так деву-то сорвёшь и никуда не денется – твоей останется. Вот он дурак и послушался... Ташка-то доверчивая была... Ну а потом как узнала, что беременная, обида сильная на него скопилась.
Учиться она видишь ли хотела?! Вот всё горе-то у нас от ума идёт! Бестолковые потому что... Как же её умоляла Цигарка не идти к Антосе, оставить ребятёнка... мол брошу школу, в город с тобой поеду, буду смотреть за дитем, а ты учись, былинушка, учись родная... Всё твердила: нельзя так, Ташенька, война столько жизней унесла, дождались мира, разве можно опять убивать? А Ташенька-дурочка ни в какую... А срок-то уж немаленький был. Намучила её Антося, наиздевалась... искричалась девка, бедная, изошлась кровушкой... Еле выжила. А Цигарка пока выходила былинушку свою – сама сердцем заболела... чёрная тоска её съела, будто кончилось сердце совсем, выдохлось... Всё курила да курила папироски и на Ташку – ноль внимания. Та бывало заголосит: мамочка, ну прости меня! А эта смотрит сквозь неё, будто и нет её вовсе...
Доченька! Ну что опять встала?! Иди! А то счас дрына схвачу да так отхожу вдоль спины, что маму родную забудешь, не то что... Я знаю, знаю, что и так забудешь... ага, воды не подашь перед смертью, знаю... и не надо мне... Ну так вот, после тех страданий как отвернуло Ташку от парня – и говорить с ним не могла, не то шо смотреть или ещё чего... И он переживал, ох как переживал... На север уехал и до сих там. А Цигарка вскоре и померла. Ташка-то поняла, что глупость сотворила, да поздно было... После похорон учёбу забросила, по чайным таскаться стала, с мужиками пьянствовать, будто казнит себя... И никак уже ошибку не исправить – хоть казни, хоть милуй... попортила её Антоська, бездетной девка стала. Может и спилась по этой причине. Чего говоришь? Ага, может и от одиночества... никого, кроме Цигарки, у неё на свете-то и не было... Ну всё, кажись, пришли. Ну что ты, что ты, доченька... ну встань с колен-то, родненькая, не рви мне сердце! Нельзя нам на деревне-то позор этот, никак нельзя... Антося – баба опытная, дело своё знает: чик ножницами и как не бывало ничего... всё-всё, успокойся, вытри сопли-то! Давай топай в хату. Ничего-ничего... потерпишь... будешь наперёд знать, как ноги-то без толку раскидывать... Иди-иди с Богом... Господи, шош я мелю-то... Перетерпи, былинушка моя... зато свободной будешь, без обузы, учиться поедешь, человеком станешь. Да не рви одежу-то на мне! Отпусти говорю! Успеешь ещё замуж, я сказала! Пропадёшь в этой голытьбе колхозной, кто тебя здесь возьмёт-то? С байстрюком? Дура ты!.. Иди раздевайся, сказала!.. Прости меня, Господи...