Гитлер капут

              Рассказ солдата Великой Отечественной войны.   

     Эти слова: "Гитлер капут" говорили, иногда кричали, немецкие солдаты, когда сдавались нам в плен.  Мы по – разному реагировали на такое «приветствие».   Когда они сдавались без сопротивления, побросав свои автоматы, шли нам на встречу с поднятыми руками, тогда наши солдаты встречали их шутками.   Говорили: «Давно бы пора понять», или – «Без вас знаем».  Конечно, бывали возгласы и покруче, даже со смехом.  Это, когда без сопротивления.  А когда мы их брали в бою с оружием в руках, и только тогда они вспоминали, что надо сказать – «Гитлер капут» ради своего спасения, мы уже не шутили.  В таких случаях было не до шуток, потому как, в ходе боя, обезоруженный враг и прокричит «Гитлер капут», а другой может пустить автоматную очередь.  И здесь уже не зевай, как говорят: кто первый нажмет, тот еще и поживет, или, как говорил генерал Александр Лебедь: "Смеется последним тот, кто первым стреляет". 

     Хорошо помню, что с именем Гитлера наши солдаты часто вспоминали и его мать, видимо считали, что она во всех преступлениях сына виновата наравне с ним.   
А вспомнил я об этом «приветствии» немецких Фрицев, как мы их тогда сокращённо называли, вот по какой причине.  Просматривая однажды старые журналы, я прочитал воспоминания одного немецкого пенсионера, бывшего солдата гитлеровской армии.   Он рассказывал о том, как и когда он попал на восточный фронт, в каких боях участвовал, где был ранен, где сдался в плен и где работал в плену.   Но в своём рассказе этот бывший немецкий солдат о своих военных походах написал кратко, в виде предисловия к основной теме рассказа.   А основную часть рассказа немец посвятил своей жизни после войны, когда он вернулся с нашего плена.
 
     Прочитав тот рассказ бывшего немецкого солдата, я тоже решил написать свой рассказ,  немного о своей жизни.  А побудило меня к такому решению именно то, что, как это ни странно, в жизни того Фрица, (он в своём рассказе и называл себя Фридрихом), и в моей жизни я обнаружил много общего, вернее сказать, похожего.   Причём, как во время войны, так и после неё.   Конечно, между мной и тем немцем была огромнейшая разница: он был солдатом армии агрессора, варварски напавшего на мою страну, а я был солдатом армии, которая изгнала этого агрессора со своей земли и добила его уже на его земле.  И ещё, тот Фридрих был у нас в плену, а мне выпало счастье не бывать в положении пленного.   Да и после войны Фридрих живет, а может быть – жил, прошли годы, в стране «загнивающего» капитализма, а я тогда жил в стране «развитого социализма».  Ну, а теперь о том, что совпало в жизни того немца и в жизни моей.
   
     Сначала о войне.    Немец в своём рассказе не написал, сколько ему было лет, когда был призван в армию, только указал, что это было в 1943 году.   Я тоже стал солдатом Красной армии в 1943 году, когда мне исполнилось 18 лет.   Оба мы попали на фронт после разгрома немцев под Курском и Орлом.   Оба были артиллеристами.   Оба участвовали в боях на территории Белоруссии в 1944 году.  В том же году и он, и я  были тяжело ранены.  Немец лечился в своём госпитале под Магдебургом, а я в городе Сочи, в городе, который сам Гитлер, как рассказывали нам, приказал своим лётчикам не бомбить, планировал фюрер отдыхать там после войны.  Размечтался негодяй.   После госпиталей опять же и я, и тот Фридрих оказались на одном участке фронта, на берегу реки Одер, чуть южнее города Кюстрин (Kustrin).  Теперь этот город принадлежит Польше и называется Костшин.  Но тогда это был Кюстрин, и немного южнее этого города  войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Г. К. Жукова 3 февраля 1945 года заняли три небольших плацдарма.  Немцы сильно сопротивлялись и пытались ликвидировать эти плацдармы.   Но войска 8-й гвардейской армии в марте объединили те три плацдарма в один, который был прямо против Берлина.  С этого плацдарма и началась Берлинская операция.
 
     Со мной на том плацдарме произошел случай, который мог бы закончиться для меня не очень хорошо.  На том, западном берегу Одера, где мы окопались, была низменность.  Помню, тогда на нашу переправу немцы бросили три самолет-снаряда, (это большой корпус самолета, начиненный взрывчаткой). Этот большой снаряд направлял в цель настоящий самолет с пилотом, который после направления снаряда на цель улетал.   Правда, с тех трех снарядов ни один не попал на наш понтонный мост.   Немецкие летчики не рисковали подлетать на необходимое расстояние, видно понимали, что война кончается, и никакое сопротивление им уже не поможет. не хотели отдавать зря свою жизнь.   Да и наши зенитки уже там надежно охраняли небо над плацдармом.  Но взрывы тех снарядов были такими, что в окопе, в котором я лежал, выступила вода.  Только я хотел подняться, как на меня упало дерево, которое свалил взрыв уже артиллерийского снаряда, да еще и песком меня присыпало, на мое счастье не присыпанной песком оказалась моя голова.
   
     Одна ветка дерева так придавила меня, что я весь оказался в воде, еле успел поднять голову, чуть не захлебнулся мутной водой.  Но позвать на помощь я не мог, ветка дерева так уперлась мне в спину и придавила грудь к земле, что я еле дышал.  Я слышал, как командир нашей батареи старший лейтенант Волгин велел  приготовиться к переезду на новый участок.  Слышал, как солдаты цепляли орудия к автомобилям, рев моторов, разговоры солдат.  Вот уедут все, возникла у меня мысль, и останусь я здесь умирать.  Но эта моя мысль оказалась преждевременной.  Спасло меня то, что один мой сапог не был  полностью засыпан песком, этот сапог меня и спас.  Сначала я почувствовал, что по сапогу толкнули, это сделал, как после мне сказали, младший сержант Рахимов.  И сразу ж я услышал знакомые голоса:                - Ребята, да ведь это наш сапог, не немецкий.  - Быстро поднять дерево, - а это уже прозвучал приказ командира нашего взвода лейтенанта Гулуа. Как только дерево оторвалось от моей спины, с моего рта произвольно вырвался крик, что – то вроде: у-у-у-ух. Не успел я зашевелиться, как меня подхватили солдатские руки, и я уже стоял на ногах, хотя еще при помощи поддерживающих меня ребят.  Рядом со мной стоял наш санинструктор, младший сержант Олейник, и готов был оказать мне помощь, которая мне и не потребовалась.
 
     Я тогда отделался синяком на спине, который через несколько дней исчез, да пришлось сушиться уже в кузове машины.  Не смотря на то, что этот инцидент со мной немного задержал сбор батареи, все были рады моему спасению.  Я тогда лишний раз ощутил солдатское братство, вокруг меня были такие родные улыбающиеся лица, я до сих пор вспоминаю их с благодарностью.  И не только за то, что они   тогда спасли меня, а и за то, что свела меня судьба в то грозное фронтовое время с такими хорошими ребятами.  А после мы вспоминали тот случай с улыбками. 
В своих воспоминаниях немец пишет, что он сдался в плен в самом Берлине, видимо этим хотел сказать своим читателям, что воевал до последнего рубежа.   О том, как это случилось, немец не написал.  А я вспомнил такой случай, когда нам с сержантом Горбуновым в Берлине был взят в плен молодой немецкий солдат, который назвал себя Фридрихом.   Не тот ли это Фриц?  Конечно, пленных немцев в Берлине было много, в том числе и с таким известным в Германии именем, как Фридрих.  Так что вряд ли это был тот самый пленный, хотя, как в той песне: «в нашей жизни всякое бывает», на войне – тоже. 
   
     Наш командир взвода  лейтенант Гулуа, грузин по национальности, это было уже в Берлине на улице Фридрихштрассе, приказал нам с сержантом Горбуновым проверить ближний подвал.  В подвалах тогда прятались гражданские жители Берлина, но бывало, что среди местных жителей прятались и немецкие солдаты, иногда даже с автоматами.  За соседней баррикадой еще раздавались выстрелы, а нам с сержантом дохнул в лицо спертый воздух подвала, в котором было полно людей.  Не успели мы с автоматами наготове спуститься с лестницы, как к нам навстречу вышел немец в зеленой шинели с поднятыми руками и теми вот, знакомыми нам словами: «Гитлер капут».  По виду он был такого же возраста, как и я, а мне тогда было двадцать лет.
 
     - Хорошо, хорошо, вояка, - сказал сержант, - а автомат твой где? - спросил он немца, - указывая при этом на свой ППШ, (Пистолет – пулемет Шпагина).    Немец понял, о чем его спрашивают, и показал рукой в дальний угол.   Сержант кивнул мне головой, чтобы я сходил за автоматом и сказал: - Посмотри, может там еще такой есть, да самому не хватает смелости выйти.    Немцы быстро освободили мне проход, и я увидел автомат, прислоненный к стене в самом углу.  Подойдя к оружию теперь уже для меня не опасного, у меня как – то случайно, а может и не случайно, возникла такая мысль: «Вот бы узнать, сколько наших солдат было убито, или ранено, выпущенными из этого автомата пулями».  И даже такое пришло в мою голову: «А может и я сам был ранен именно пулями этого автомата в прошлом году».  Понимая это предположение полностью абсурдным, я тогда все – таки подумал, что – чего только не бывает.  При таких мыслях я и брал тот автомат в руки, как что – то очень грязное, гадкое, не забывая при этом осматривать помещение подвала.  Еще одного бывшего вояки там не оказалось.  По лицам стоящих стариков, женщин и детей я видел настороженность, и даже страх.  К этому мы уже привыкли, фашистская пропаганда постоянно внушала своим гражданам, что солдаты нашей армии дикари и бандиты, что они убивают даже детей.   Видимо по своим солдатам судили.
 
     Наш пленник тоже выглядел, как преступник на суде в ожидании приговора, постоянно повторял слова: «бауэр, дорф» и при этом тыкал пальцем в свою грудь.  Эти немецкие слова мы уже знали, поняли, что он парень, по его словам, деревенский и, самое главное, что хочет жить.   Привели мы его до командира взвода.   Лейтенант Гулуа, выслушав доклад сержанта, что в подвале был только этот один солдат, сразу приказал нам отвести немца за отбитую час назад от врага баррикаду.   Мы уже знали, что там специальная команда принимает пленных под свою охрану и группами отправляет их в тыл.   Наш пленный понял приказ нашего взводного с худшей для себя стороны, подумал, что мы его поведем на расстрел.  Это мы поняли по тому, как он сразу побледнел, было заметно, что он испугался, он хотел еще жить.  Немец опять стал говорить, что он с деревни и много еще не понятных нам слов.
 
     В это время мы увидели подходящих к нам офицеров во главе с командиром полка подполковником Бахолдиным.   Мы все приняли позу приветствия своих командиров, а  лейтенант доложил о происходящем, добавил:                - Он видимо думает, что его поведут на расстрел, вот и стоит побледневший, и что – то бормочет, хоть бери и неси его.  Командир полка сказал немцу несколько слов на немецком языке, после чего тот  поклонился всем присутствующим и быстро зашагал по улице в ту сторону, куда мы и планировали его отвести.   Я сделал шаг, чтобы его сопровождать, как приказывал командир взвода, но командир полка сказал: «отставить сопровождение, сам дойдет».   Да немца уже ждали в пункте сбора пленных, из-за баррикады вышел сержант,  оттуда нас было хорошо видно.
 
     Так закончилась война для того Фридриха, а через несколько дней и для меня.  О том, как  и сколько лет жил в плену, бывший немецкий солдат написал мало.  Отметил только, что строил дома в Донбассе, приобрел специальность плотника.  Положительно отозвался о том, как к ним относились советские специалисты, которые руководили строительством.   Питание назвал сносным, а медицинское обслуживание – хорошим.   Вот и все, добавив только, что специальность плотника ему пригодилась в дальнейшем лишь в своей квартире.   А работал он экономистом, окончил для этого какое – то учебное заведение.   Этот факт опять меня заинтересовал, я ведь тоже после войны окончил экономический институт, правда, заочно, и тоже весь трудовой стаж проработал на экономических должностях.   И здесь – совпадение.   
Но и на этом «совпадения» не кончились.   После выхода на пенсию, все, что накопил Фридрих за рабочее время, истратил на улучшение жилищных условий.   

     Я тоже уже находясь на пенсии переселился в новую квартиру, правда, не истратив на это ни одной копейки.   Квартиру я получил от государства бесплатно, как ветеран войны.   Так что в этом «совпадении» есть и разница.  А на свои сбережения я купил новую мебель и рассчитывался потом за нее два года уже с пенсии.   Но и снова совпадение.  У немца  при покупке новой квартиры сбережений тоже не хватило, он взял, как он пишет «небольшую сумму в банке», и тоже два года погашал долг, по его словам: «отдавал половину пенсии».  А я на погашение долга тратил только четвертую часть своей пенсии, так что тот немец те два года жил на половину беднее меня.  Вот так.
 
     Фридрих расхвалил свою новую квартиру, однако утаил от читателей, сколько в ней комнат, видимо мало, поэтому и постеснялся.  Только радовался тому, что теперь он имеет свой отдельный кабинет, где и пишет свои воспоминания.  Есть отдельная комната для детей, с ним, кроме своей фрау, живет и сын с женой и двумя детьми.  Ну и, конечно еще две спальни: одна для самих пенсионеров, другая для сына со своей фрау.  Особенно в своем описании квартиры Фридрих гордился наличием в своей квартире спортивного зала.  Здесь уж описал, с каким он наслаждением делает там разные трюки для поддержки бодрости, что этот зал полюбили все его домочадцы.  Ну что ж, читал я и радовался за того немца, но – не завидовал, совсем нет.

     А почему я должен ему завидовать, если и в моей квартире есть все такое.  Например, есть кабинет, в котором я и сижу сейчас за столом и пишу этот рассказ.  Есть спальня, в которой кроме кровати есть книжный шкаф, да еще и тумбочка.  А много спален мне и не надо, мне квартиру дали, когда дети выросли и стали жить отдельно, и жена ушла в мир иной.  Так что все у меня в порядке.   Правда, со мной живет взрослая внучка, но и у нее есть спальня с диваном.  Есть гостиная, в ней есть телевизор и диван, о котором я уже упомянул.  Ну а то, что между этими комнатами нет перегородок, то это ж еще и лучше, не надо каждый раз хлопать дверьми при переходе с одной комнаты в другую.  Так что я считаю, что у меня квартира совсем не хуже, чем у того Фридриха, а если как посмотреть, то даже и лучше.  А спортивный зал, то зачем он  мне, старику, нужен?  Размять свои кости я могу и посреди комнаты, или в коридоре.  Вот так.
 
     А теперь о собственном автомобиле.   Примерно в те же годы, когда тот бывший немецкий солдат писал свои воспоминания, мне, как ветерану войны, мое государство дало мне автомобиль «Ока».   Совершенно бесплатно!   И я на нем ездил почти два года.   Правда, за рулем я не сам сидел, а дочь, зять или внук.   Своих машин у них нет, но они, как узнали, что у меня скоро будет автомобиль, сразу позаботились о правах на его вождение.  И возили они меня, куда мне было надо, да и по своим делам тоже пользовались этой «Окой».   Правда, зять у меня крупных размеров, так что он с большим трудом забирался за руль, и вылезал из-за него.   Но это уже мелочи, а вот факт остается фактом: на подаренном мне государством автомобиле я ездил около двух лет.   Прекрасно, не правда ли?   Не смотря даже на то, что это мое - «прекрасно» не так уж и долго продолжалось.   Скоро я узнал и другую правду: оказалось, что эта моя! «Ока»,  не очень она и – автомобиль.   Или она была сделана из  материалов – отходов, или вообще этот автомобиль не предназначен для длительного пользования, но вскоре отдельные детали машины стали выходить из строя.   Да так много оказалось таких дряхлых деталей, что менять их было уже не по моему карману.
 
     И тогда я решил показать свою «больную» «Оку» специалистам из ГАИ.   Так вот, хорошо знающие автомобили люди, сказали, что мне дешевле обойдется купить новую машину, чем заниматься ремонтом этой «Оки».   И я тогда подумал, что, возможно, поэтому и давали такие «автомобили» ветеранам - старикам, мол, и сам он долго не протянет, зачем на него тратить настоящий транспорт.  Ну, что ж, как говорят: «Дареному коню в зубы не смотрят».   И только теперь я понял юмор артистов в отношении «Оки»:  Шифрин говорил, «Если гаишник остановил «Оку», это равносильно тому, что он обидел ребенка».  Еще заковыристей выразился насчет «Оки» Петросян: «Автомобиль «Ока» это выкидыш «Камаза».  Насчет «Камаза» говорить не буду, а вот, что моя «Ока» была выкидышем, это точно, я ее выкинул в прямом смысле этого слова.  Новую машину, конечно, я не купил, но до сих пор с умилением вспоминаю, как я ездил на собственном автомобиле.   Это было, как в сказке, я был счастлив.  Вот так.  А транспортное средство я все – таки со своей пенсии купил.  Поднатужился немного в смысле экономии и приобрел в подарок внучке хороший велосипед, так что с транспортом у нас с внучкой все в порядке.
 
     А вот у того Фридриха с его рассказа с приобретением собственного автомобиля, не смотря на то, что у сына была машина, (марку не указал), дело было очень затратное.   Я даже не понимаю, как он смог приобрести себе «Фольксваген», затрачивая на это несколько лет половину своей пенсии.   По его рассказу получается, что он все время жил на половину своей пенсии, о пенсии своей супруги он не упоминает.   Бедный немец, я  бы на такие жертвы не решился.  Правда, он признается, что и на приобретение машины брал деньги в банке, но опять же погашал долг с пенсии, да еще отметил, что дети ему в этом не помогали, у них, видите ли, так не принято.   Короче говоря, бедный Фридрих, я даже думаю, что он из-за этой машины, возможно, и жил впроголодь.   А я бы никогда на такое не согласился, люблю поесть, что там греха таить, да и коммунальные расходы тоже никуда не денешь.  О расходах своей пенсии на коммунальные нужды  Фридрих почему – то умолчал.  Зато подробно описал о том, зачем ему нужен был собственный автомобиль, или, если сказать проще, куда он на нем ездил.

     Оказывается, выйдя на пенсию, Фридрих со своей фрау каждое лето ездил отдыхать на море, на южный берег Франции.  Там он на пару месяцев брал в аренду отдельный домик с четырьмя комнатами и всеми удобствами.  Раньше ездил туда поездами и это его, как он пишет: «очень утомляло».  Однажды отвез их туда сын, паре пенсионеров такой переезд «очень понравился: быстро и комфортно».  Конечно, сын мог  каждое лето возить их туда и обратно, но немного не по душе ему была эта «маленькая зависимость».  И Фридрих, недолго думая вскоре сел за руль собственного «Фольксвагена».  Отдыхая на берегу чужого моря, он много времени уделял рыбной ловле, любил часами сидеть с удочкой.  И здесь, оказывается, у нас с Фридрихом одинаковая слабость.   Сиживал я тоже часами на берегах рек и озер с удочками и в выходные дни, когда еще работал, а уж в пенсионное время и того чаще.  И никогда не стремился к обильному улову, главным было само времяпровождение возле воды.  Хотя, само собой, Прочитав об этом в рассказе немца, я даже зауважал его, и помню, подумал: «о какой молодец, хотя и немец».  Позже я эту свою внезапную мысль назвал не очень  и разумной, конечно – сам себе и не очень громко.
 
     Я тоже после выхода на пенсионное обеспечение почти каждое лето езжу на берег реки или озера, до южного моря уж очень далеко.  Но приобретать мне для этого автомобиль, да еще со своей пенсии, и не уговаривайте, это совсем ни к чему.  Сын мой тоже почему – то не имеет автомобиля.  Может, боится ДТП?  А может, просто не любит автомобили, я его об этом не спрашивал.  А может, потому, что десять лет назад закрыли завод, на котором он работал и только в прошлом году  снова нашел работу.  Да ему уже скоро и самому на пенсию.  Правда, без работы мой сын никогда не сидел, у него есть приличный огород, а по мастерству огородных дел мой сын превзошел и меня.  А  на реку или озеро летом я езжу автобусом всего - то 30 км, да еще пешком немного, всего пять км.  Что ж здесь сложного, и совсем мне не нужен автомобиль, с ним одни хлопоты.  И дом мне там арендовать тоже не нужно, я поселюсь в деревне, которая на берегу, у какой бабки, буду ее рыбой кормить, она и денег с меня не потребует.  Получается сплошная экономия.  И не надо мне мучиться, как тот немец с его хлопотами, да еще и с такими расходами.   Вот здесь, конечно, у нас с тем бывшим немецким солдатом и мной, бывшим советским солдатом, нет ничего общего.
 
      На этом я кончаю свои   воспоминания и буду готовиться к встрече очередного праздника нашей Победы.   А вот у того Фридриха такого праздника и в помине нет.   Хотя, освобождение Германии от гитлеровского дурмана для него я бы считал праздником.  Согласен со мной Фридрих или нет, я не знаю.

        Апрель 2012 год