ГЛАВА 5
ЖЕСТЬ
Есть такой термин у современной молодежи. Обозначает он много чего полезного. Заменяет массу слов. Особенно для тех, у кого бедный словарный запас. Помните Эллочку-людоедку из «Двенадцати стульев»? Так она по сравнению с ними словарь Брокгауза и Эфрона в нескольких томах.
– Жесть! – сказал как-то Дима, сидя у телевизора. Было ему лет четырнадцать тогда. Светлана Петровна обернулась на голос сына.
– Какие шесть? – спросила она. – Давно уже восемь стукнуло. Вечера.
– Мама, – ответил Дима, скептически скривив губу, – не шесть, а жесть.
– И что сие означает? – поинтересовалась мать.
– Тебе не понять.
– А ты попробуй объяснить. Я ж тугодумием пока не страдала.
– Ну, как бы подоходчивей сказать. Вот, к примеру, в Америке школьник расстрелял одноклассников. За то, что посмеялись над его плохой успеваемостью. Это жесть. Или собака загрызла хозяйку. Просто так, по зову крови. Тоже. Или музыка какая-нибудь, типа, хэви-мэтал. Или наш учитель по труду оказался маньяком. Он оставлял после уроков отстающих учеников, заставлял их делать дверные шпингалеты, а потом их больше никто не видел. Не шпингалеты, а учеников. А жена нашего трудовика торговала типа парной телятиной на рынке. Пока одна покупательница не узнала в теленке…
– Дима! Что ты говоришь!
– Мама, это просто пример такой.
– Кошмар, ужас!
– Типа того.
– А что там насчет нашего трудовика? Такой тихий человек.
– Я ж говорю, для примера. Хорошо, тогда другой случай. Пошли две подружки в лес за грибами. Вот. Корзинки-то потом нашли, а от девушек только сапожки резиновые остались.
– Жесть, – выдохнула Светлана Петровна.
– Молодец, мамочка. Быстро усваиваешь материал.
– Стараюсь.
– Еще примеры нужны?
– А давай я приведу. Завтра ты придешь в школу, на урок по физике. Учитель вызовет тебя к доске. Ты, конечно, ничего не знаешь. Потому что сейчас вместо подготовки к занятиям дурака валяешь. И получишь ты пару. Жесть?
– Фигня.
– Ладно. И ты с этой двойкой наперевес придешь домой. Я, безусловно, не обрадуюсь. И в субботу поеду с дядей Мариком в аквапарк без тебя.
– Вот это жесть.
***
А Марк Семенович, как человек, плохо представляющий, с кем он имеет дело, все-таки нарвался. На неприятность в лице двух братков низового звена. Феликс Михайлович предлагал племяннику нанять охрану, но тот гордо ответил:
– Экономия прежде всего. А те деньги, которые вы хотели потратить на секьюрити, можете прибавить к моей зарплате.
– Ладно, герой, – вздохнул директор, – по крайней мере, будь осторожней.
Эх, если бы молодость слушала, что ей старость говорит.
Пару дней Марик оглядывался, когда входил в подъезд или в бизнес-центр, и на этом его предосторожности закончились. Где он, молодой, красивый, с тугим кошельком, а где та опасность? Да и, в конце концов, для чего тогда мы платим налоги и содержим милицию, которая нас за это должна беречь?
Ну, и произошло неминуемое.
Марк Семенович по дороге домой купил эскимо и присел на лавочке в сквере. До дома метров сто оставалось. Главное, чтобы мама не увидела, как он портит аппетит перед ужином. Но если бы Майя Михайловна увидела то, что случилось дальше, она бы про мороженое и не вспомнила.
С обеих сторон от коммерсанта на лавочку присели два парня в кожаных куртках. Близко так сели, можно сказать, вплотную. Марику даже руку с эскимо не поднять было. Но и тогда еще до него не дошло, кто эти милые прохожие.
– Будьте любезны, – с лучезарной улыбкой сказал тому, кто прижимал его правую руку, Марк Семенович, – не затруднит ли вас немного отодвинуться от меня. А то я нечаянно запачкаю вас мороженым.
– Ты и так уже не жилец, – ответил правый браток. – А если еще и запачкаешь меня, то будешь умирать медленно и больно.
Марик сразу понял всю абсурдность своей просьбы и выбросил мороженое под лавку.
– Молодец. Понятливый, вроде, гражданин, – сказал браток слева, – а на наши письменные просьбы никакого внимания не обращаешь. Почему? Жизнь не дорога?
– Дорога, – выдавил из себя Марк.
– Так в чем же дело? – поинтересовался браток справа. – А если твоя мамаша сегодня достанет из ящика пальчик или ушко сына?
– Каким образом? – ступил коммерсант.
– Ты что, дебил? – заржал браток слева. – Сейчас отрежем и сунем в почтовый ящик вместе с новогодней открыткой. Типа, угадай, тетя, какую детальку получишь в следующий раз.
– Вы не посмеете, – заворочался Марик, пытаясь высвободиться. – Я буду кричать.
Но тут же в его бок уперлось что-то острое и захватывающее дух. Шуметь он тут же передумал.
– Молодец, – сказал браток справа, – так как же мы с тобой дальше жить будем? Разойдемся сейчас, недовольные друг другом? Но тогда ты разойдешься не целиком. Какую-то часть мы оставим себе на память. Или ты обещаешь впредь вести себя разумно, слушаться нас и выполнять кое-какие пустяковые просьбы. Тогда ты уходишь в сборе, и я даже покупаю тебе эскимо.
– Что вы от меня хотите?
– Это уже другая рапсодия, – оживился браток слева. – Завтра у вас переговоры. Надо подписать контракт.
– Но это же не от меня зависит, – сказал Марк и тут же осекся. Раскрывать тайну их кодовых знаков и переводить стрелки на родного дядю нельзя.
– Не зли нас, – попросил браток справа. – У меня руки так и чешутся. Мой ротвейлер очень любит грызть косточки. А у тебя такие пухлые пальчики.
Марк инстинктивно спрятал руки в карманы.
– Охренеть, – удивился браток слева. – Он думает, что это ему поможет. Сунул свои грабли в норку и все? Ты – дебил, что ли? Или герой? Нет, среди евреев героев не бывает. Только мученики.
Браток справа посмотрел на своего кореша с уважением. Надо же, такие слова знает.
– Так что, договорились? – спросил тот, что слева.
– Я не могу вам на сто процентов ничего обещать, – вымучил Марк. – И потом, мой папа – русский.
– Папа, может быть, и нет, а ты – точно. Потому что такой упрямый. Если ты завтра поможешь хорошим людям, то у твоей мамочки не будет поводов для волнения. Это раз. У тебя все части тела останутся на местах. Это два. Да к тому же, тебе еще и хорошо заплатят. Это три и четыре.
– Что же вы сразу не сказали? Сколько?
– Я ж тебе говорил, – сказал правый браток левому.
– Пять процентов от суммы сделки, – это уже левый поведал Марку.
– Семь, – отрезал коммерсант.
– Шесть, – предложил браток слева.
– По рукам, – сказал Марк.
– Тогда мы спокойно пошли, – оба братка встали и направились к «Фольксвагену», припаркованному невдалеке.
Марк попытался встать тоже, но его ноги не хотели предпринимать никаких усилий. Еле-еле он, опираясь о спинку скамейки, приподнялся и сделал первые неуверенные шажки. Кровь наконец-то зациркулировала нормально, шаг стал тверже, и Марик все быстрее и быстрее зашагал к дому.
– Эй, братан, – вдруг окликнули его сзади.
Марк резко затормозил, вжал голову в плечи и медленно повернулся.
Браток, который только что сидел слева, что-то протягивал ему. Показалось, что мелькнуло, блеснув на солнце, лезвие ножа.
– Я тебе эскимо купил. Как обещал. Мы слово держим.
Жесть.
***
А у Светланы Петровны в школе возник конфликт с ученицей.
Все началось с пустяка.
Расслоение общества на бедных и богатых не могло не отразиться на детях. Одни меняли обновки чуть ли не каждый день, хвастались поездками в Париж на каникулах. Из школы их встречали родители или, что еще круче, охранники родителей на блестящих иномарках. Короче говоря, сами знаете.
Другие, а там и рассказывать нечего.
Светлана Петровна жила с сыном на зарплату учителя младших классов. Ну, бабушки помогали, чем могли. Марк тогда еще только начал зарабатывать. Поэтому симпатии небогатого учителя, что естественно, были на стороне тех, которые носили один и тот же костюмчик, пока не вырастали из него. Дима уже учился тогда в седьмом. А мать его продолжала мелких обучать. Образование средне-специальное не позволяло перешагивать вместе с сыном из класса в класс.
Даже дружить дети стали как-то не по симпатиям и общим интересам, а по принадлежности к той или иной касте. Хотя и по восемь лет им было всего, но ситуацию просекали четко.
Вот, среди богатеньких была во втором «б» одна девочка-лидер. Не то, чтобы круче других, а просто характер потверже, да наследственность понаглее, если можно так выразиться. Звали ее Настя Попович. Не одного учителя она скушала вместе с подружками, не поперхнувшись. Папа ее, Борис Попович, помог школе компьютерный класс организовать. Его фотография в холле у входа среди других почетных спонсоров висела. Все, как один, бритоголовые, и только Попович просто лысый.
Сами понимаете, как дочка такого почтенного человека вела себя на уроках. Учителя бесились, но ничего не могли поделать. Их зарплата зависела от Поповича напрямую.
Одна дама попыталась вразумить Настю, ставила ей заслуженные оценки, но из-за низкой квалификации тут же была переведена в библиотекари.
Другая даже написала в дневнике какую-то фразу, типа: «На уроке не работает, мешает детям воспринимать материал». После чего в ее трудовой книжке тоже появилась запись, выведенная твердой рукой директора: «Уволена за непонимание общеполитической обстановки в мире, в стране и в школе».
Пришел черед Светланы Петровны. Завуч предупредила ее перед первым уроком:
– Будьте поаккуратнее. В классе одна девочка есть, Настя Попович. Не обижайте ее. Хорошее отношение Настиного отца для нас очень много значит.
– Хорошо, – ответила Света. И только войдя в класс, поняла, что поспешила дать такой ответ. Она поздоровалась. Дети поднялись для ответного приветствия. Но не все. Пять девочек, сидящих в левом ряду за последними партами, остались сидеть. Это, как вы понимаете, была Настя и ее подружки.
Светлана не стала обращать внимания на столь откровенный вызов. Ладно, мы бедные и не гордые. Надо терпеть, сказала завуч. Значит, потерпим.
Сказать, что урока не было, это значит – ничего не сказать. Как только Светлана Петровна начинала что-то говорить, тут же из заднего левого угла раздавался смех. Параллельно учительнице что-то гораздо более веселое рассказывала Попович. Как только учительница замолкала, пережидая, там тоже устанавливалась тишина. Так продолжалось до тех пор, пока Светлана не выдержала и не сказала спокойно:
– Настюша.
Немая пауза.
– Настенька Попович, я к тебе обращаюсь.
Снова тишина. Видно, гневный крик или трехэтажная тирада были более ожидаемыми.
– Анастасия, если вам так привычнее.
Наконец последовала реакция. Восьмилетняя принцесса соизволила ответить:
– Что случилось, Светлана Петровна?
– Ну что вы. Ничего особенного. Не соблаговолите ли вы выйти сюда?
– Зачем?
– Очень прошу. Не сочтите за труд, милейшая барышня. Или боитесь?
– Еще чего.
Попович, не спеша, выдерживая имидж, подошла к учительнице.
– Присядьте на мое место, сударыня.
– Не поняла, – опешила Настя.
– Присядьте, душенька. Вот и чудно. Как вы хорошо здесь смотритесь, Анастасия Борисовна.
Светлана прошла в конец класса и села на место Попович.
В аудитории установилась тишина.
– Не знаете, с чего начать? А мне казалось, что вы можете нам рассказать по теме урока много интересного. Поверни голову, Настя, она на доске записана. Учебник перед тобой, читай оттуда, если наизусть не знаешь.
Попович тихо опустила глаза в открытую книгу, молча пробежала взглядом по странице, потом подняла голову и обвела сосредоточенно смотрящих на нее одноклассников.
Момент истины. Авторитет висел на ниточке. Но, все же, хоть и злой, хоть и невоспитанный, но ребенок восьми лет.
Настя начала читать:
– Имя существительное – это часть речи…
Когда до конца параграфа осталось прочесть две строки, раздался звонок на перемену. Но никто не встал со своего места. Звонок отзвенел, и Попович дочитала до конца. Потом подняла голову и посмотрела на Светлану Петровну. Вопросительно так посмотрела.
– Молодец, Настя, – сказала та. – Задавай домашнее задание и отправляй класс отдыхать.
На перемене весь второй «б» тихо сидел в аудитории, так как сама Попович никуда не выходила. Не слышно было ни шуток, ни криков, ни даже шепота. Только один мальчик несмело сходил в туалет и тут же вернулся обратно.
В этот день на уроках было непривычно тихо. Учителя, приготовившиеся, как обычно, к нервной, шумной обстановке, не выдерживали тишины и часто выскакивали в коридор передохнуть и прийти в себя.
С тех пор Настю стало не узнать. А на уроке русского языка она вообще стала слушать очень внимательно и даже задавать вопросы. Ее подружки, подражая неформальному лидеру, тоже подтянули учебу.
– Настя, – произнесла как-то Светлана, как только начался очередной урок. – Мне нужно отлучиться. Проведи, пожалуйста, занятие вместо меня…
***
Прошел месяц. Как-то к школе посреди белого дня подъехал серебристый красавец немецкого производства. В смысле, автомобиль. В нем сидел лысый рослый и толстый красавец русского производства. В смысле, Борис Евгеньевич Попович.
Он вошел в школу, как в свой офис в центре города. Школьный охранник Мефодьевич, каждый день вытирающий с фотографии Поповича пыль, а перед тем плюя на нее для лучшего скольжения тряпочки, сразу же узнал оригинал и вытянулся по самой смирной стойке. Даже чуть не закричал: «В ваше отсутствие в школе происшествий не произошло!»
Попович милостиво кивнул и спросил:
– Не подскажешь, служивый, где моя доча сейчас обучается?
– Второй «б»? Сейчас глянем, – охранник, как юный конькобежец, шустро подкатил к стенду с расписанием уроков.
– Второй этаж, кабинет двадцать третий. Русский язык, Светлана Петровна.
– Благодарю за службу, боец, – поблагодарил Попович и кивнул охраннику. Тот достал из кармана пиджака бумажник и сунул любезному швейцару тысячерублевую купюру.
– Рад стараться!
Попович впереди, за ним охранник с букетом роз поднялись по лестнице и подошли к двадцать третьей аудитории. Борис Евгеньевич прислушался. Приятный женский голос читал что-то из Пушкина. Стояла полная тишина. Охранник посмотрел на часы:
– Три минуты до конца урока.
– Подождем, – ответил Попович.
Раздался звонок. Из всех классов, широко распахнув двери, вылетели толпы засидевшихся школьников. И только второй «б» не торопился. Еще через две минуты открылась дверь и двадцать третьей аудитории. Оттуда парами, спокойно, никуда не торопясь и мило улыбаясь, вышел второй «б». Они в ногу шли в столовую, держась за ручки. Насти среди них не было.
Попович забеспокоился:
– Не понял?
– Один момент, – сказал охранник, заглянул в класс и, ухмыльнувшись, показал Борису Евгеньевичу большой палец. Попович заглянул тоже. Светлана Петровна что-то рассказывала Насте. Та тихо смеялась, прикрыв ладошкой рот.
Слеза подступила к близорукому глазу бизнесмена. Он был без очков, поэтому ее не заметил. Только почувствовал какое-то приятное томление в межреберном пространстве.
Настя увидела отца и обрадовано подбежала к нему, прыгнув на руки. Светлана Петровна встала, несколько смущаясь. Ей легче и привычней было общаться с детьми, чем с родителями.
– Анастасия, – сказала она, – ты опоздаешь на обед.
– Хорошо, я уже бегу, – ответила девочка.
Отпустив дочь, Попович стал выглядеть беспомощным. С него будто сняли защитный панцирь. Под два метра роста, абсолютно лысый, с выдающимся животом. Такая фигура весом сто двадцать килограмм. И какой-то растерянный взгляд. Он сунул на нос очки и тут же преобразился.
– Вы сотворили чудо, Светлана Петровна, – сказал он. – Я не узнаю свою дочь в последнее время. Как вам это удалось?
– Не знаю, товарищ Попович.
– Меня зовут Борис Евгеньевич, Борис.
– Я, наверное, сразу поняла Настю. И отнеслась к ней, как к взрослой. И все ее минусы превратились в плюсы.
– У нас дома только и разговоров, что про вас. Вот я и приехал посмотреть, что это за чудо в обычной школе.
– Ну и как?
– Теперь я Настю отлично понимаю. И буду слушать ее рассказы с двойным вниманием.
– Смотрите, супруга взревнует.
– Я – вдовец. Настя лишилась матери в два года. Поэтому она у меня такая неуправляемая.
– Извините, не знала. Тем более надо больше уделять ей внимания. Кто за ней присматривает в ваше отсутствие?
– Да, вы правы. Я ее очень редко вижу. Много работы. А няни у нас больше недели не выдерживают.
– Ей не няни нужны, а вы. Постарайтесь ради дочери как-то перекроить свой рабочий график.
– Постараюсь. А вы, Светлана Петровна, не могли бы хотя бы иногда заходить к нам в гости, заниматься с Настей.
– У меня хватает своих забот. Со своим бы оболтусом справиться.
– Сколько ему?
– Четырнадцать. И воспитываю его одна. Это чтобы вы не мучились, как об этом спросить. Но это ничего не значит. Я подумаю, как вам помочь.
– Значит, завтра я заеду? После уроков.
– А вы, Борис Евгеньевич, товарищ хваткий. Не надо торопиться. Я передам через Настю.
– Но я заеду просто так. Мы могли бы поужинать вчетвером где-нибудь поблизости.
– Не спешите. Пока ваше предложение меня не заинтересовало.
– Хорошо, я подожду, но учтите, я не привык отступать от задуманного.
– А вы уже что-то замыслили?
– Не скрываю, – улыбнулся Борис. – Буду брать вашу крепость измором.
– Вот этого не надо делать. Как бы от этого измора вы сами не похудели. А вам этот животик так идет.
– Смеетесь? Я ведь спортом занимался. А сейчас забросил и сразу же набрал вес. Но я похудею, только прикажите.
– Лучше дочкой займитесь. А ваши габариты меня абсолютно не интересуют. Извините, сейчас урок начнется, мне нужно отлучиться.
Попович и охранник смотрели, как Светлана торопливо направилась в учительскую. Постояв минуту-другую, они направились на выход.
– А цветы? – спросил, опомнившись, телохранитель у Поповича.
– Вернись, отдай ей.
Войдя в класс и не увидев никого, тот положил букет на преподавательский стол.
Через две минуты прозвенел звонок на урок. Вошел учитель немецкого языка, Генрих Францевич. Заметив шикарные розы, он замер у входа в аудиторию и чуть не сбежал обратно.
«Неужели это он? – подумал Генрих. – Милый, милый шалун. Но как он осмелился? При всех! Значит, любит!»
Жесть.
(Продолжение следует)