12.
Когда немного отпустило, они вдруг поняли, что понятия не имеют, как отсюда выбираться назад. Мэнэррик, кряхтя, как старый дед, встал первым и медленно обошёл вокруг двери. Белый пластик. Идеально прозрачное стекло во всю высоту, громадный замок, невесть как приделанный… С обратной стороны – аналогичное зрелище. За исключением замка, сквозь стекло прекрасно видно поникшего от усталости Чибу… Впрочем, обнаружилось ещё одно отличие. Так, сущий пустячок. Над самой дверью буднично светилась прямоугольная зелёная табличка с жёлтой надписью «Выход». Так просто!
Мэнэррик с величайшей осторожностью нажал на ручку. Ручка легко повернулась, и дверь приоткрылась без малейшего сопротивления. Арчибальд уже стоял за спиной Мэнэррика и жарко дышал ему в ухо. Мэнэррик слегка отстранился.
За дверью вновь обнаружилась чернота – как дыра в пространстве. Но уже не та, которая была за зеркалом – нет, вполне понятная и как будто знакомая. Посреди неё выделялся светлым контуром круг. Чиба догадался первым:
- Это же люк! Давай проверим, что там. Наверно, здесь просто так «Выход» не напишут. Я первый!
Мэнэррик возражать не стал и великодушно пропустил своего попутчика вперёд. Чиба обеими руками толкнул крышку люка, и та с душераздирающим скрежетом отвалилась в сторону. От непривычно яркого света пришлось зажмуриться. Чиба, заслоняя собой обзор, выглянул наружу и тут же деловито выбрался в неизвестность. Мэнэррик выглянул вслед за ним.
И открылась его взору уже знакомая гигантская свалка старых вещей. Более того, люк вывел их к месту, где они оставили Ксилу и Фестиваль!
Ксилу и Фестиваль никуда не делись. Оружейник сидел, прислонившись спиной к вросшему в землю пропеллеру от самолёта, а Фестиваль колдовала неподалёку над обширным громоздким сооружением из пустых пластиковых канистр, некрасиво, но надёжно скреплённых между собой верёвками, тесёмками, проволокой, изоляционной лентой и чем-то ещё. Похоже, дама ваяла плот.
- А вот и мы! – прокомментировал своё появление Мэнэррик.
- Добро пожаловать, – буркнула через плечо Фестиваль. Впрочем, при взгляде на Чибу она несколько оттаяла.
Мэнэррик оглянулся. Оказывается, они вылезли из искорёженной цистерны.
Интересно, на какую тему поцапались Ксилу и Фестиваль? Ссора-то налицо. Или чёрт дёрнул девицу опять признаваться в нежных чувствах железобетонному Ксилу?
- Иди сюда, - приказал Оружейник. – Сядь. Рассказывай. Ты вернулся с победой.
Мэнэррик подчинился. Арчибальд потоптался в сторонке и, незамеченный и неприглашённый, бочком удалился к Фестиваль под видом предложения помощи.
Взгляд Мэнэррика упал на покалеченное колено Ксилу. Колено выглядело ужасно; Мэнэррик поспешно отвернулся, сел рядом с Оружейником на землю.
- Давай, - сказал Оружейник. – Со всеми деталями и подробностями. Не упусти ничего. Свои мысли. Ощущения. Всё.
Мэнэррик подозревал, что все эти детали и подробности решающего значения уже не имеют: Ксилу просто любопытно. И рассказал. Про свалку-город. Про своё отношение к Чибе. Про обстрел шурупов. Про перевернувшуюся дорогу. Про нить-компас. Про кортеж вешалок со свечами. Про новую встречу с Балтазаром. Про торги и про свои мысли по этому поводу. Со скромной гордостью – про собственные умозаключения на предложенную тему. Про телефонный звонок по отключенному телефону. И вновь – про умозаключения. И про очередное бегство Балтазара. Про путеводную нить. Про путь в темноте. Про зеркало. Про бутылку. Про другую Вселенную с гусеницеобразными молниями. Про то, как Балтазар был обманут и заманен в эту самую Вселенную. И про замок на жвачке. И, наконец, про короткий обратный путь.
Ксилу внимательно слушал, нахмурив идеальные брови. И в конце подвёл итог:
- Отвратительно. Пакость какая!
Мэнэррик, ожидавший, по меньшей мере, похвалы, просто ушам своим не поверил и потрясённо переспросил:
- Что?!
Ксилу как-то обречённо вздохнул и соизволил объяснить, угадав чувства Мэнэррика:
- Итог неплохой, но детали… С основной задачей ты справился. Вы справились. Мы в тебе не ошиблись. В любом случае, сработало. Скажи мне, почему вас угораздило подобрать и разбить именно эту бутылку?
Что-то Мэнэррик явно не понял. Бутылка?! С непередаваемой иронией он ответил:
- У нас был вагон времени и весьма благоприятные условия для выбора стеклотары!
- Проехали, - сказал Ксилу. – Тебе расхлёбывать.
- Что расхлёбывать?
Оружейник предпочёл оставить вопрос без ответа, а выдал совершенно неожиданное:
- Чибу не обижай. Вы с ним преломили еду. После такого нельзя быть врагами.
- Какую ещё еду? Жвачку, что ли? Так это ж не хлеб и вообще не еда!
- Это символ. Силу имеет. Не забывай.
- Я не буду с ним дружить! – заявил Мэнэррик. – Скажу по-детски: он плохой человек, и последние события моего мнения не меняют.
- Нет людей плохих и хороших, - возразил Ксилу. – Есть люди без тормозов. У каждого какие-то свои тормоза то ли барахлят, то ли совсем отсутствуют. И не все в этом виноваты. Подумаешь когда-нибудь в свободное время. Нам нечего больше делать вместе. Пора по домам.
Будем надеяться, подумал Мэнэррик, ты знаешь, что говоришь.
- Знаю, - на его мысль ответил Ксилу, вогнав Мэнэррика в краску.
- Плот готов, – доложила Фестиваль.
- Отлично, - сказал Ксилу. – Поднимите меня.
Мэнэррик и Фестиваль помогли Оружейнику подняться. Мэнэррик поразился, какая у Ксилу горячая кожа.
- Отпустите, – приказал Оружейник.
Они подчинились. Фестиваль заботливо подставила крепкую палку; Ксилу не отказался. Он сделал знак, и они отступили.
- Ему очень плохо, - шепнула Фестиваль на ухо Мэнэррику. – Я не могу ничем помочь. Ему срочно нужны лекарства и настоящий врач.
Ксилу не должен был их слышать, однако услышал и прокомментировал:
- Не сдохну, не переживай. Отключиться, правда, могу. Причём скоро. Спускайте плот на воду. Поплывём в Город Лунного Сада. Там есть кому со мной повозиться. Только воды не касайтесь! Приступайте.
Река обнаружилась неожиданно близко – за горой цистерн, в одной из которых был люк-выход из перевёрнутого мира. Гладкая, как стекло, безбрежная, как море, опалово-золотистая.
Перетащить плот оказалось делом трудным и хлопотным. Канистры за всё цеплялись, норовя отвалиться от креплений и играя, как клавиши бешеного рояля. Но, наконец, плот частично спущен на воду.
Мэнэррик вернулся за Ксилу, чтоб провести его до реки. Оружейник просто повис на его плече, и Мэнэррик вновь поразился тому, как горит тело Ксилу. Похоже было, что Оружейник вот-вот потеряет сознание, но он всё ещё пытался хоть как-то помочь Мэнэррику, подскакивая на неповреждённой ноге и стискивая зубы, когда раненая неосторожно за что-то задевала. Помощь остальных он отверг.
В конце концов они доковыляли до плота, куда Мэнэррик и опустил со всевозможными предосторожностями своего спутника и наставника. Короткий путь неимоверно вымотал Ксилу; он обессилено откинулся на канистрах.
- Вы – на плот, - еле слышно распорядился Оружейник. – Ты – подтолкнёшь. И – не с нами. Домой! Сядешь в кабинку… - он замолчал.
- Отключился! – встревоженно определил Чиба.
- Слышали, что приказано? – хмуро напомнила Фестиваль. – Мы отплываем. Ты – остаёшься.
Последнее относилось к Мэнэррику. Человек в бреду, а она его слушается! Куда ж одному с этой свалки?..
- Толкай! – приказала девушка-оружие.
Мэнэррик подчинился. Когда плот очутился на воде, Фестиваль и Чиба шагнули на него. Мэнэррик не осмелился. Очень уж ему не понравился взгляд Фестиваль.
- Как же вы без вёсел, без шеста какого-нибудь?.. – спросил он, чтоб разрядить обстановку.
- Золотая река сама знает, кого и куда доставить! – со странной нервной улыбкой ответил Чиба.
Ксилу внезапно открыл глаза.
- Нагнись! – он обратился только к Мэнэррику. – Воды не касайся!
Мэнэррик молча наклонился.
- Найди кабинку! – громко сказал Оружейник и тихо, почти неслышно, одними губами добавил: - Извини… - Он вдруг схватил Мэнэррика за затылок сильной горячей рукой, пригнул к себе и крепко поцеловал в губы. И отпустил, устало откинувшись на канистры.
Ошарашенный Мэнэррик отшатнулся, оступился и упал, выкатив глаза на Ксилу. На губах остался сложный привкус, в котором угадывались мята, ваниль, лимонная нотка, красный перец и ещё что-то незнакомое, но не отталкивающее…
Потом Мэнэррик увидел остальных. Чиба сидел на плоту с видом недоумевающим и каким-то покорным, словно решил безоговорочно принимать любые проявления реальности, какими бы странными они не казались. Фестиваль же застыла на месте: глаза в пол-лица, кулаки сжаты и вся пошла красными пятнами.
Ах, теперь-то всё ясно! Последний инцидент – всего-навсего контрольный выстрел в голову Фестиваль. Она-то, бедняжка, страдала, что Ксилу удостоит благосклонным взором какую-нибудь постороннюю особу женского пола. А тут на тебе! Страстный поцелуй достался презренному мужику! Всё! Точно – никаких шансов!
Плот между тем отчалил. Золотая река понесла его куда-то, в только ей ведомые дали. Чиба несмело махнул Мэнэррику рукой, боясь случайно навлечь на себя гнев расстроенной Фестиваль. Фестиваль надулась и смотрела в сторону. Беспомощный Ксилу у её ног, видимо, уже не вызывал желания покорно служить и преданно защищать. Чего, собственно, и добивался. Разумеется, она его не бросит. Но Оружейник потерял своё оружие. Если, конечно, это чересчур эмоциональное оружие не вляпается в какую-нибудь неприятную историю, из которой его придётся выручать всё тому же Оружейнику.
Они отчалили. С поверхности воды поднялся непроницаемый туман; плот совсем скрылся из вида. Мэнэррик встал на ноги. Вот и всё. Один. В таком месте. Куда теперь? Как вернуться домой? Почему Ксилу не взял его с собой? На свалке – ничего живого. Вещи больше не смотрят, не следят, не наблюдают: не для кого. Вещи являются тем, чем должны быть – старыми никому не нужными вещами. Положение весёлое – дальше некуда. Обхохочешься!
Кабинка. Ксилу говорил про какую-то кабинку. Может, бредил? Что имел в виду? Кабинка класса «удобства во дворе»? Мгновенной фотографии? Душевая?..
Мэнэррик огляделся. Ничего подобного. Вон в расплющенном экскаваторе кабинка… Только в неё не влезть – тоже расплющена, как будто на неё великан наступил. А что это там дальше, за изуродованным до неузнаваемости механизмом?..
Мэнэррик с немалым трудом преодолел баррикаду из искалеченных машин, рискуя провалиться в пустоты, скрывающиеся за проржавевшими перегородками, и переломать конечности. Там, за завалом, на ровной площадке стояла себе небольшая красная кабиночка смутно знакомых очертаний. Мэнэррик некоторое время смотрел на неё со стороны, пытаясь определить, что же она ему напоминает. И наконец вспомнил! Когда он был ещё совсем маленьким, в парке было колесо обозрения, которое в те времена чаще именовали чёртовым. Пару раз он даже катался на нём, замирая от ужаса на скамеечке в углу кабинки. Точно такой закрытой кабинки с окошками, которую сейчас видит перед собой. То колесо было старым и скрипучим; однажды с него сорвалась кабинка и упала с высоты… К счастью, это случилось, когда аттракцион не работал, так что никто не пострадал. Колесо сразу же демонтировали и увезли, вместо него построили другое – повыше, посовременнее, с открытыми кабинками и круговым обзором; с высшей точки можно увидеть большую часть города; но Мэнэррику почему-то вспоминалось иногда именно то, из детства. Может, просто потому, что из детства?.. как бы там ни было – вот она, кабинка, точно такая же, как та, что когда-то упала с чёртова колеса. Как знать, а может быть, та же самая! В общем-то, кроме неё, поблизости не усматривается ничего подходящего.
Мэнэррик влез в кабинку. Смахнул пыль с неудобного сидения и сел. И – ничего не произошло. Он почувствовал себя обманутым. Но Ксилу не мог обмануть!
Сбоку от входа на железном кольце висела сложенная вдвое цепь – с одной стороны намертво припаянная к кольцу, на другом имеющая крюк. Ах да! Крюк следовало зацепить за специальное отверстие по другую сторону входного проёма – мера безопасности сомнительной эффективности. Скорее – для эфемерного чувства защищённости от высоты.
Мэнэррик, как порядочный гражданин, перестегнул цепь, и тут же кабинка вздрогнула, заскрипела, заскрежетала, что-то где-то глухо звякнуло, и кабинка пришла в движение: Мэнэррик почувствовал, как она оторвалась от земли и начала медленно подниматься. Выглянув в проём, он увидел, как бескрайняя свалка до самого горизонта удаляется; вот кабинка поднялась уже выше самых высоких предметов; вот осталась внизу поднятая рука гигантского памятника какому-то мрачному мужику…
Откуда ни возьмись, появился туман – густой, серый, как осенняя дождевая туча. Он полностью скрыл землю и окружил кабину с Мэнэрриком, как будто самолёт влетел в зону повышенной облачности. Но, судя по ощущениям, кабинка поднималась всё выше и выше.
А потом начало темнеть. Сначала казалось, что просто туман стал гуще, но затем наступили самые настоящие сумерки, плавно перешедшие в ночь. Мэнэррик устало и обречённо ждал, чем это всё закончится.
Где-то далеко внизу Золотая река несёт плот из пустых канистр, на котором всматриваются в неизвестное будущее чудесная девушка Фестиваль, малоприятный тип Арчибальд и валяется в полубессознательном состоянии несравненный во всех отношениях Оружейник Ксилу с раздробленным коленом… Наверно, на всю жизнь останется калекой; во всяком случае, вряд ли сможет так свободно и легко передвигаться, как прежде… Кажется, у него уже были проблемы с этой ногой. Помнится, он здорово прихрамывал тогда, когда Мэнэррик удостоился чести с ним познакомиться? Ксилу повредил именно колено, сам сказал, и… И притом намекал, что Мэнэррик должен знать, как это с ним произошло! Что же, теперь-то Мэнэррик знает, как можно получить такую травму! Это значит… Колено Ксилу искалечил сейчас, вскоре его доставят в Город Лунного Сада; там он подлечится, встретится с Чибой, который украдёт у него перстень и захочет взойти на царство и который до того торчал невесть где и неизвестно сколько; а потом уж случится неприятность в Чибовом и Мэнэрриковом городе, которая сведёт их вместе, а затем Арчибальд уйдёт, чтоб шляться невесть где и неизвестно сколько, и тогда состоится знакомство Ксилу и Мэнэррика, а Оружейник к тому времени уже малость оправится от травмы, полученной сейчас… И это – не вдаваясь в подробности!.. Ну и где же здесь начало? Ясно только, что у Ксилу всё будет более-менее в порядке с его коленом. Время в данной местности имеет форму даже не змеи, кусающей себя за хвост, а какой-то рваной и спутанной рыбацкой сети. Нет, это не для средних умов!
Оказывается, туман уже рассеялся; показалось тёмное ночное небо. И звёзды… Знакомые! И кабинка незаметно изменилась: эту-то Мэнэррик видел совсем недавно, а не в далёком детстве, и даже рискнул прокатиться (естественно, не один, и при этом стараясь держать марку, тщательно маскируя дрожь от боязни высоты и скрипа старого колеса). Правда, было это днём, а не ночью, и тогда он видел, на какой высоте находится. А сейчас вокруг раскинулась тёмная бездна, скрадывающая расстояния и ориентиры; освещённые фонарями аллеи расположены слишком далеко, чтоб по ним можно было определить, далеко ли до земли.
Звёзды по сторонам вдруг скрылись за чем-то чёрным, бесформенным, и Мэнэррик понял, что это всего-навсего кроны растущих вокруг колеса старых лип и клёнов. Ну, теперь-то можно определить своё местоположение в пространстве!
Вскоре колесо дёрнулось и со скрежетом остановилось. Мэнэррик подавил спонтанно возникшее желание завопить: «Земля!!!», отцепил цепочку и покинул кабинку колеса обозрения, постаравшись сделать это неторопливо и с достоинством, хотя его никто и не видел. Перелез через ограду (а хотелось бы по-суперменски грациозно перемахнуть, но не сложилось ввиду неюношеского возраста, высоты ограды и целого набора сопутствующих неблагоприятных обстоятельств). И как ни в чём не бывало пошёл по тёмной аллее мимо совсем чёрных зарослей, закрытых кафешек, влажных от росы низких скамеек туда, откуда началась погоня за разноцветным несуществом Балтазаром – Повелителем вещей.
Потом начали встречаться люди, мимо которых бежал Балтазар. Они уже не были застывшими статуями – очень медленно брели своей дорогой, вид имели пришибленный и заторможенный, скорей всего, ничего не заметили и не помнили и, наверное, ближе к утру их совсем отпустит, и всё у них будет хорошо, без малейших последствий для организма. И неведомые ночные насекомые очнулись, завели свою песню, и птичка какая-то заливается… Значит, всё в порядке!
Но Мэнэррик не мог просто так пойти домой и лечь спать, в очередной раз приняв странные события как новый ракурс действительности, чтоб, чего доброго, не слететь с катушек. Какая-то смутная мысль не давала ему покоя, и он пока не уловил и не сформулировал её полностью. Но что-то вело его к дому закадычных приятелей, застывших в памяти любительской фотографией, картинкой, случайно выхваченной из Бытия и оторванной от него.
Дверь в квартиру оказалась прикрытой, но не запертой. Тускло горела лампа под потолком, ароматические палочки словно бы нехотя производили на свет вялые и почти не вонючие нити дыма. Попискивали некоторые очнувшиеся крысы. Влад всё так же улыбался в кресле; его ресницы подрагивали. Верона еле заметно, но всё же уверенно опускала руку к плечу мужа.
Мэнэррик не стал их трогать, а сразу повернулся к картине, из которой выполз Балтазар. Звероголовые боги расслабленно сидели в своих креслах, но всё-таки их головы были слегка повёрнуты в ту сторону, где коридор скрывался за поворотом. Интересно, что ж там может находиться? Дверь, ведущая… Куда? Неважно, в общем-то, главное – чтоб она больше никогда не открылась. Вот она, мысль, ведущая Мэнэррика сквозь тьму в дом его друзей! Перекрыть Повелителю вещей путь обратно через вещь, уже однажды пропустившую его!
Ну, двери-то запирать мы научились! Только на картинке никакой двери нет! Разве что за поворотом – там, где её ни разглядеть, ни угадать. Может, выкрасть мерзкую картинку и сжечь её потихоньку где-то на пустыре? Как-то рука не поднимается. Во-первых, сколько радости рисунок приносит Владу и Вероне, а во-вторых… Жалко почему-то этих богов. Они, кажется, угрозы не таят и ужаса не вызывают. Как бы это прибегнуть к опробованному методу художника Дара?..
Тут Мэнэррика осенило: совсем необязательно вешать замок там, где его повесить практически невозможно. Значит, следует пойти другим путём. Для него, опять-таки, потребуется некий пишущий предмет, причём использованная спичка уже не подойдёт. Итак, что у них тут можно ухватить пишущее?
Канцтовары, пожалуй, сосредоточены у Леры; рыться не будем: время поджимает. Может, что-то можно одолжить из арсенала красоты Вероны, в живописном хаосе расположенного на трюмо? Помада, тушь, тени – по десятку (как минимум) разновидностей каждого наименования, и всё не то. О, а это что? Кажется, штуковина называется подводкой для глаз и очень подходит для задуманного дела!
Мэнэррик повернулся к картине и тонкой кисточкой подводки медленно, стараясь быть аккуратным, вывел на стенах нарисованного коридора два слова. Естественно, не считаясь с пропорциями и перспективой. Кроме того, рука дрожала – и от волнения, и от неудобного положения, так что буквы получились здорово смахивающими на бессмысленные иероглифы. Но всё же теперь основной деталью рисунка, сразу бросающейся в глаза, была надпись: «Хода нет».
На Мэнэррика вдруг накатило сомнение: получится ли то, на что он рассчитывал? А если он просто-напросто испортил друзьям раритетный пергамент?..
И он по заведённой (без всякой логики) традиции дохнул на перстень и приложил камнем к сделанной надписи.
Буквы запузырились – как будто закипели. Мэнэррик отдёрнул руку. Из надписи повалил чёрный едкий дым, пахнущий палёной шерстью, жжёной газетой и почему-то розами. Мэнэррик закашлялся; дым исчез, а буквы бесследно впитались – словно втянулись – в пергамент.
В тот же момент лампочка мигнула и погасла; Мэнэррика охватила непроизвольная дрожь: в прошлый раз подобное ничем хорошим не кончилось!
Но свет врубился снова, уже нормальный и не тусклый, и Мэнэррик с внутренним содроганием взглянул на картинку, ожидая увидеть что угодно. А рисунок, между тем, изменился. Теперь коридор на нём был не изогнутым, а прямым: вглубь уходили пять-шесть высоких кресел с полулюдьми-полуживотными, которых раньше нельзя было разглядеть… И коридор мирно завершался монументальной цельной стеной – тупик! Хода нет! Никаких лазеек в этом месте. Ура!
Мэнэррик за изобретательность был готов поцеловать себя в зеркало трюмо, но его смущали очнувшиеся крысы в клетках, поэтому он воздержался. Вероне и Владу для прихода в себя, видно, требовалось больше времени, чем их крысам; они всё ещё сохраняли принятые раньше позы, хотя уже и начали слегка шевелиться. Мэнэррик решил, что его помощь им не понадобится, а своё исчезновение (для них – внезапное) он объяснит им как-нибудь позже.
Он ещё раз посмотрел на картинку (боги сидели расслабленно, но всё-таки чинно, и смотрели прямо перед собой невозмутимыми очами), вышел из квартиры друзей, тщательно закрыл за собой дверь и отправился домой.
Ночь окутала его бархатом ароматов ночных цветов, вытеснив удушливые чужестранные запахи неведомых благовоний. Звёзды улыбались ему из каждой росинки на тёмной, тяжёлой от влаги траве. И почему-то казалось, что дорога под ногами радуется, что по ней ступает он, Мэнэррик, обычный человек, а не то, что неслышными прыжками неслось совсем недавно. Мэнэррику виделось, что он светится в темноте, затмевая своим сиянием луну. Ночь подходит к концу; и всё-таки он ещё успеет пару её последних часов посвятить сну. И уже неважно, приснится ли ему что-нибудь приятное или, наоборот, самый жуткий кошмар: даже во сне он будет знать, что это – всего-навсего сон, который вот-вот развеется. Но зато потом настанет утро, начнётся новый день, и тогда…
Сперва он, конечно, позвонит ей. И наконец-то скажет без всяких намёков и сомнений, что любит её. И расскажет – как. А к тому времени уже откроется ювелирный магазин. И он пойдёт и купит то самое кольцо, которое (он выведал под видом шутки вместе с информацией о размере) ей давно нравилось. И зачеркнёт в календаре ещё один день – из тех, что остались до возвращения его будущей семьи с моря. А когда они приедут, он пойдёт их встречать. Купит огромный букет и пойдёт. А позже – наедине – он повторит созревшие, как налитые сладким соком яблоки, слова о самом святом на свете чувстве. И кольцо станет точкой в конце фразы. Или – одной точкой из многоточия, подразумевающего продолжение.
Вот такие события начнут происходить прямо с завтрашнего (или уже сегодняшнего?) утра. С утра. Совсем скоро.
Вот – родной дом, подъезд, квартира. Спать!!! Ну и, конечно, – мир всем! И – спокойной ночи…
К О Н Е Ц