В один из снежных дней декабря далёкого 1949 года, он, курсант-выпускник Севастопольского мореходного училища, приехал в маленький городок Яворов, чтобы навестить свои мать, учительницу русского языка и литературы в вечерней школе, и четырнадцатилетнюю сестру Инну. Пробыв несколько дней у не чаявших в нём души родных, он собрался в провинциальный город Ковров к тётке, где также жила девушка с красивым именем Венера. С Венерой они были знакомы с детства, росли в одном дворе, и родители их, имевшие между собой тесную дружбу, прогнозировали со временем поженить их. «Тили-тили тесто! Жених и невеста!» — дразнили их соседские мальчишки, но ни Юрий, ни Вена не обижались: они привыкли давно друг к другу и считали, что им и впрямь идти вместе по жизненному пути.
Судьба же сложилась так, что отец Юрия был репрессирован, а мать, не найдя после этого работы в родном городе, вынуждена была переменить место жительства: нужно было растить детей; кормить, обувать, одевать и учить их. Так она оказалась на Украине, пережила с детьми войну, и, чтобы как-то сводить концы с концами, перебралась, наконец, в Яворов, где, как ей казалось, было легче прожить на небольшую зарплату учительницы.
В 1946 году муж Марии Николаевны Калининой был реабилитирован, но она не возвратилась в Ковров — не было средств, да и сын к тому же задумал поступать в мореходное училище в Севастополе.
Как-то зимой Мария Николаевна получила письмо из родного Коврова: её приглашала погостить тетка, которую она не видела много лет. Мария Николаевна, имея в хозяйстве двух коз, десяток кур и огород в шесть соток, не рискнула отправиться в путешествие, но предложила поехать туда прибывшему на каникулы сыну: пусть посмотрит родня,какой из Юрия получился красавец парень!
Юрий не заставил себя упрашивать и уже через четыре дня был в Коврове. Родственники встретили его по-доброму, поражаясь воспитанности и незаурядной внешности юноши, и решили тут же его сосватать. И тут стал вопрос: с кем?
Одна из родственниц, припомнив, что юноша был когда-то дружен с Венерой, предложила ему навестить девушку, на что он без колебаний согласился.
Венера к тому времени превратилась в стройную молодую особу, не сказать, чтобы красивую, но довольно миловидную. Окончив семь классов, она поступила в ФЗУ и теперь работала по специальности на фабрике швеёй-мотористкой.
Юрий застал её дома, когда вел семья Смирновых сидела за вечерним чаем. Молодого человека сразу же пригласили к столу, и он был тронут гостеприимством и радушием хозяев. А девушка просто очаровалась блистательным курсантом в морской форме.
Поздно вечером, когда Юрий откланялся и пошёл домой, Венера, проводив его до калитки, улеглась в постель, полная радужных надежд, а мать девушки, готовясь ко сну, сказала мужу: «Вот и жених для Венки нашёлся. Ишь какой ладный да справный! Только бы наша дура не упустила его!»
Утром, сидя за завтраком, мать спросила Венеру: «Придет, чай, Юрка-то сегодня?» — «Да, обещал!» — смутилась Вена. — «Так уж ты его не упусти! —наставляла мать. —Женихов в Коврове, сама знаешь, кот наплакал. Последней дурой будешь, если не приберёшь его к рукам. А он парень умный,самостоятельный, так что хоть что делай, а привяжи его к себе крепкими узами!» Вена, потупившись, молчала.
Вечером Юрий вновь пришел к Смирновым: его тянуло к кажущемуся искренним радушию хозяев и явному расположению девушки.
На этот раз на столе оказалась водка, и отец Вены, чокаясь с Юрием, сказал: «За дружбу!» И хотя Юрий не употреблял спиртного, на этот раз, чтоб не спасовать, выпил за столь простой и приятный тост.
«А теперь я скажу, — проговорила мать Венеры. —Уж больно ты, Юра,по душе нашей Венке пришёлся, чего скрывать? Ты для меня же что сын родной. А, может, им и будешь, а? Так давайте и выпьем по-родственному, так сказать, по-семейному!," И Юрий, уже не колеблясь опорожнил вторую рюмку.
Далее тосты следовали один за другим, а на столе стояла уже вторая пустая бутылка из-под «Старки».
Было уже где-то около полуночи, когда Юрий собрался идти домой. Его сильно качнуло, когда он поднялся со стула. И отец Венеры, взяв Юрия за плечи, осторожно подвёл его к дивану: «Куда в таком состоянии ночью пойдёшь? Оставайся. Ложись на этом диване. Венка,—обратился он к дочери, —принеси Юре постель да диван разложи: пусть курсант отдохнёт!» И Юрий, едва коснувшись головой подушки в белой наволочке с кружевной прошвой, моментально заснул.
Проснулся он где-то часов около трёх ночи и, не открывая глаз, почувствовал возле себя что-то мягкое, тёплое, пахнущее модными тогда духами «Красная Москва». Протянув руки, он нащупал открытую грудь Вены и не устоял...
«С добрым утром, зятёк! — приветствовала его мать Вены. — Вставайте, молодые, завтрак готов!»
Открыв глаза, Юрий с изумлением увидел свернувшуюся возле него калачиком Вену, а на стуле небрежно брошенную свою и её одежду... И это как-то неприятно кольнуло его.
Весь следующий день Юрий пробыл у Смирновых, которые не отпустили его домой, созвав на обед своих соседей и родственников, чтобы похвастаться перед ними своим молодым «зятем». Юрий чувствовал неловкость, но, глядя на смущающуюся Венеру, успокаивал себя: «А она ничего — милая!» Вена была у Юрия первой в его жизни женщиной.
Возвратившись в Севастополь, Юрий, будучи человеком чести и долга, писал Венере сдержанные письма, она же отвечала ему посланиями, полными любви и страсти. Юрия это почему-то мало трогало.
Приближался выпуск, а в связи с ним и последние месячные каникулы, вернее, уже отпуск. И Юрий, как благодарный внимательный сын, решил в первую очередь заехать к матери и лишь после этого навестить Вену, чтобы узаконить свои отношения с ней. Венера же в своих письмах выражала надежду на скорую встречу, присовокупляя подобное желание и от своих родителей. Но...
Приехав в Яворов, Юрий в тот же день был приглашен вечером на день рождения вместе с матерью и сестрой к дочери соседки, где собиралась в основном молодежь. Едва войдя в комнату, где был накрыт стол и играла радиола, он заметил молоденькую девушку, черноволосую, зеленоглазую, небольшого роста с чарующей улыбкой маленького, красиво очерченного рта. Девушка оживлённо разговаривала с юношей её возраста, как бы не замечая ничего и никого вокруг. Внезапно она обернулась, и её зеленые, несколько монгольского разреза глаза встретились со взглядом Юрия. Она ничуть не смутилась,а лишь внимательно посмотрела на молодого флотского офицера в новенькой, ещё не обмятой форме, продолжая как ни в чём не бывало разговаривать с собеседником. Но Юрий был сражён этим взглядом и больше уже целый вечер ни на кого не смотрел.
Когда начались танцы, он, боясь, что его опередят, поспешил к приковавшей его внимание девушке. И она доверчиво положила свою маленькую аккуратную руку на его золотой погон.
В танце молодые люди познакомились, и Юрий узнал, что девушку зовут Надя, что она только что закончила школу и собирается поступать на филологический факультет Львовского университета.
В разговоре Надя была очень непосредственна и откровенна. Юрия поразила её развитость, трезвость жизненных суждений и тонкое чувство юмора. Но больше всего его очаровала её женственность, хотя Надя, по сути дела, выглядела совсем девочкой.
Ночью он долго не мог уснуть. Сравнения приходили сами собой: Вена и Надя. И выигрывала по всем параметрам последняя. И если к Вене Юрий испытывал что-то наподобие страсти,то Надя казалась ему нежным цветком, которым ему хотелось только любоваться. Он еле дождался утра, наскоро позавтракал и на недоуменный вопрос матери: «Куда собрался так рано, сынок?» честно ответил, что идёт на свидание к Наде. «А как же Вена?» — с тревогой спросила Мария Николаевна, но вопрос её повис в воздухе — Юрий уже скрылся за дверью,
Надю он увидел издали, и ему показалось, что прекраснее этой девушки нет никого на свете. В чёрном, белыми горошками, платье-«татьянке», в лёгких туфельках, она стремительно бежала к нему навстречу, откидывая за спину мешающие ей в беге две чёрных, почти до колен, косы.
Взволнованный и обрадованный таким непосредственным порывом, Юрий простёр к ней руки и уже через несколько секунд держал в объятиях ставшее ему так скоро родным милое, доверчивое существо.
Что было потом? Потом они долго бродили по маленькому городку, отрешившись от всего на свете. А вечером, выбрав в парке живописную скамейку возле пруда, сидели тесно прижавшись друг к другу, потеряв счет времени.
Стало прохладно, и он, набросив на плечи Наде свой китель, нежно целовал её милое лицо.
Светила огромная луна, и её золотой шар сказочно отражался в спокойной воде старого пруда, заросшего белыми лилиями. А где-то над ними, в ветвях плакучей ивы выводил свои трели соловей — неизменный спутник земной любви... «Люблю!» — шептал он. И она, словно эхо, повторяла: «Люблю!!»
Уже под утро их ласковый покой был нарушен голосами, доносившимеся от ворот парка: к их скамейке быстрым шагом приближались его и её матери! Увидев прижавшихся друг к другу молодых людей, одна из них закричала: «Надя! Наденька! Дочка!» Мать же Юрия спокойно увещевала: «Не волнуйтесь, Вера Владимировна! Мой Юра не способен на плохое: он никогда не обидит девушку.»
Но мать Нади, словно безумная, ринулась к дочери и, оторвав её от Юрия, затормошила ее: «Наденька! Он ничего не сделал тебе?» «Всё хорошо,мамочка, всё в порядке»,— успокаивала взволнованную мать Надя. А Юрий, взяв за руки чуть ли не обезумевшую женщину, произнёс: «Не беспокойтесь, пожалуйста, прошу вас! Я никогда не причиню Наденьке никакого вреда. Ваша девочка цела и невредима!»
Рано утром Надя уезжала во Львов подавать документы в университет. Мать отправила её туда первым поездом. И пока они шли до станции, всё время повторяла: «Тебе ещё рано думать о замужестве и кавалерах. Ведь жизнь пройти — не поле перейти. Сначала получи образование, приобрети специальность, а уж потом делай что хочешь. С образованием тебя и муж больше ценить будет. А сейчас кто ты? Беспомощный маленький человечек. Юрия же ты знаешь слишком мало. Нельзя быть твёрдо уверенной в том, что на него можно всецело положиться. Мужчины не всегда держат свое слово. Запомни хорошо это, Надежда!» Когда Надя возвратилась изо Львова, первый, кого увидела она на перроне,был Юрий. В своей ещё совсем новёхонькой форме флотского офицера, с блестящим кортиком на боку, он выгодно выделялся на фоне пёстрой толпы сошедших с поезда пассажиров. В руках его пламенел букет прекрасных алых роз...
Наде, не встречавшей ещё такого внимания со стороны мужчины, показалось, что перед ней прекрасный принц из волшебной сказки. Не помня себя от радости,она бросилась навстречу Юрию...
А Юрий? Юрий тоже забыл обо всем на свете. Он покрывал частыми поцелуями милое Надино лицо, бессвязно и многократно повторяя: «Ну, как ты? Как?»
И дни полетели за днями. Куда-то очень далеко в сознании Юрия отодвинулся тихий Ковров, а девушка по имени Венера представлялась будто в каком-то смутном сне. И тем не менее, в душе молодого человека порой возникало неприятнее чувство вины перед той, далёкой. Однако он старался не думать о ней. Ведь рядом была Наденька, Надя...
Надя же, охваченная чувством огромней любви, ещё более похорошела. Ей постоянно хотелось петь и смеяться, делать людям добро и радоваться жизни. Она вставала рано утром, готовилась к вступительным экзаменам в университет, а затем ждала Юрия, прислушиваясь к шагам на лестнице. И Юрий приходил... Они пропадали целыми днями: гуляли в окрестностях городка, купались в живописном озере возле задумчивого елового леса, пели под гитару, на которое играли оба, песни. В репертуар их входили большей частью песни о море, моряках, о верности, дружбе и о волнующем чувстве любви.
Очень часто, в приливе нежности, Юрий поднимал на руки Надю и носил её, словно маленького ребенка, прижимая к своей груди. А она, блаженно улыбаясь, склоняла свою черноволосую головку с прямым пробором к его такому надежному, как ей казалось, плечу. И от этой нежности, от переполнявших их волнующих чувств у обоих замирало сердце... «Навеки твой, навеки!» — говорил Юрий, и Надя искренне верила его словам. Просыпаясь ночью, она прокручивала в памяти всё пережитое днём. И порой ей становилось страшно, что всё это может исчезнуть. Она убеждала себя в том,что такое счастье слишком велико для неё, и приходила в отчаяние, что когда-нибудь настанет день разлуки.
Однажды утром, готовя завтрак, Мария Николаевна сказала сыну: «Послушай меня, сынок. Мне думается,что ты всё же нехорошо поступаешь с Веной. Да и с Надей тоже, которая надеется на тебя, так как о Вене ничего не знает. Выходит, ты обманываешь их обоих. Если ты решил прекратить отношения с Веной, то съезди и объясни все ей. Это будет по-честному. Но имей в виду и другое. Надя еще девочка. Она думает учиться. А учеба продлится немало — пять лет. Пока же у неё ничего нет. У тебя же направление на Новую Землю. И будет твоя Надя от тебя за тридевять земель: когда-никогда встречаться будете. За время же учёбы воды много утечет. Надя — красавица. Не один ты к ней не равнодушен будешь. В жизни всякое может быть. А Вена — она уже имеет кусок хлеба, хорошую профессию, что и на Севере, конечно же, пригодится. И Вене, к тому же, ты был уже близок. Подумай над этим, сынок. Знай только,что ни против Нади, ни против Вены ничего не имею».
Юрий, поразмыслив над словами матери, собрался на место своей предстоящей службы, решил заехать в Ковров, чтобы честно сказать Венере, что встретил другую и чтоб она простила его. Через два дня он уехал. Прощание было тягостным. Надя безудержно плакала: «Я чувствую, — говорила она, — что вижу тебя в последний раз: ты уезжаешь от меня навсегда. И одна эта мысль приводит меня в отчаяние.» «Глупышка, маленькая моя девочка,-успокаивал её Юрий, —выбрось из головы дурные мысли. Мы будем вместе всегда!» И Надя верила и не верила его словам.
Юрий уехал. А Надя, мобилизовав все свои силы,сдала экзамены в университет. В хлопотах она не придала большого значения тому, что от Юрия всё ещё не было весточки. Видно, почта виновата, думала она. Да и с Новой Земли, с края света, письма, вероятно, идут месяцами. Таким образом, успокаивая себя, она продолжала надеяться, что вскоре получит долгожданное письмо,
В университете начались занятия,а Юрий так и не давал знать о себе. Обеспокоенная Надя, приехав на выходные дни в Яворов, решила навестив мать Юрия. Мария Николаевна встретила Надю с преувеличенной радостью, под которой, как почувствовала Надя крылось какое-то смятение. «Здравствуй, Наденька! Как твоя учёба?— заговорила она. Как тебе живётся в общежитии? Наверно, скучаешь о маме? Не трудно ли учиться?» И Надя, не имея возможности вставить слово в непрерывные вопросы Марин Николаевны, подробно отвечала на них. Наконец, выбрав момент, она опросила: «Мария Николаевна, что с Юрой? Он ведь так мне и не написал». И Мария Николаевна, сменив радужное выражение лица на погрустневшее и серьёзное, ответила: «Знаешь, Наденька, а Юра-то наш женился!» Надя едва не лишилась чувств.
Словно слепая добралась она домой и даже не заметила на столике возле её кровати голубое конверт-письмо от Юрия с Новой Земли, в котором было всего три слова: «Надя, прости!Юрий.»
Прочитав письмо,Надя бросилась на диван и предалась отчаянию: весь мир перестал существовать для нее... Она так и не узнала, да и не пыталась узнать, что произошло в Коврове, однако не рассматривала поступок Юрия как предательство, а наоборот, пыталась оправдать его, ссылаясь на свою неопытность, молодость, неумение послужить ему надёжной опорой...
Время бежало неумолимо. Но даже в суете студенческих буден Надя не забывала Юрия. Её приглашали на молодежные вечеринки и танцы, но это не радовало её : она предпочитала провести это время за книгой. Если же кому-то удавалось уговорить её пойти на вечеринку, то она скучала там и всё время старалась отыскать среди присутствующих молодых людей похожих на её любимого, но увы! не находила. Поэтому почти всегда она оставалась безучастной и печальной. И лишь перейдя на третий курс университета, Надя ожила, стала бодрее смотреть на жизнь и уже не отказывалась от приглашения на танец тех ребят, которые не напоминали ей Юрия. Но стоило ей где-то в толпе увидеть высокую и стройную фигуру флотского офицера, как она снова сникала и чувствовала себя одинокой и несчастной.
Пролетели очередные зимние каникулы. Надя возвращалась во Львов в шумной компании знакомых студентов. Войдя, в станционный зал,она увидела сестру Юрия Инну, которая теперь училась в музыкальном училище во Львове. Поздоровавшись с ней, она хотела было спросить Юрии, но Инна предвосхитила её. Обернувшись в сторону кассы, она закричала: «Юра! Юра! Смотри, кто здесь!» Взгляд Нади невольно обратился к кассовому окну, и она увидела знакомую фигуру человека, о котором ни дня не забывала со дня их встречи. Юрий обернулся на зов сестры и, поражённый увиденным, словно заворожённый, оставив билеты и деньги на прилавке кассы, двинулся навстречу Наде. Схватив её за руки и глядя сумасшедше-радостными глазами ей в лицо, он сбивчиво повторял: «Не может быть! Надя, Наденька Неужели это ты? Какая же ты стала!»
Надя и впрямь изменилась. Из маленькой девочки в ситцевой «татьянке» она превратилась в настоящую красавицу, невысокую, хорошо сложенную и очень женственную. Правда, не было уже длинных чёрных кос. Зато на воротник её серой шубки падали пушистые локоны, красиво оттенявшие её круглое лицо с ярким румянцем.
Надю тоже очень поразила эта встреча. Словно зачарованная, она, не отрываясь созерцала незабываемые и до сих пор дорогие для нее черты. Нет, она не заплакала, не кинулась Юрию навстречу, а стояла на месте, с невероятное силой сдерживая свои чувства.
Поезд готовился к отправке, и Юрий в отчаянии что-либо предпринять, смог только произнести: «Я посажу вас с Инной в офицерский вагон», и взял из рук Нади её чемодан.
Из вагона уходить Юрий совсем не торопился. Он сел напротив Нади и снова взял её руки в свои. Поезд тем временем уже набирал скорость, и станционные строения городка остались далеко позади. Взглянув в окно, Надя с тревогой проговорила: «Ты опоздал выйти!» «Не беспокойся, — ответил он. -Я провожу тебя до Львова.» И Надя согласилась. И как тогда, два года назад, ей сделалось тревожно от мысли,что Юрий может уйти и больше уже никогда не вернуться. Об остальном она старалась не думать.
И так, рука в руке, просидели они друг против друга три долгих, но таких коротких для них часа, глядя в глаза друг другу, будто старались запомнить их на всю жизнь.
И лишь подъезжая ко Львову, она спросила: «Юра, ты счастлив?» Но он не ответил на её вопрос прямо, а только несколько раз повторил: «Если б я знал! Если б я знал!», вспомнив долгие зимние ночи на Севере, когда в его памяти возникало тёплое лето в маленьком городке и маленькая черноволосая девочка с милыми зелёными глазами. И он считал это лето самым счастливым в его жизни. Но рядом лежала Вена, доверчиво положив ему голову на плечо. Она ничего не знала о Наде и даже не предполагала о её существовании. Горячо и беззаветно она любила своего мужа, готовая ради него на всё. Юрий понимал это, и преданность Вены приносила ему на время какое-то успокоение. Но в сердце его постоянно присутствовало чувство вины перед той...
Провожая Надю до ворот общежития, Юрий, совладев с собой, рассказал ей о буднях Севера, о трудностях жизни в Заполярье, делая акцент на них, чтобы успокоить её и чтобы она не жалела, что не связала судьбу с ним. «А как же жена?»— спросила Надя, и он откровенно ответил ей,что Вена неплохая женщина, заботливая и преданная, хорошая хозяйка. Но детей у них нет.
«А я уже старик, Наденька!» — сказал он и, остановившись возле брамы общежития, снял свою ушанку с крабом, обнажив свою почти целиком облысевшую голову. «Разве такой я был бы нужен тебе?» И посмотрел на неё печальными глазами. Еле сдерживающей себя Наде хотелось крикнуть: «Нужен! Нужен любой! Какой угодно!» Но вспомнив, что Юрия ждёт и любит другая женщина, сказала: «Прощай, Юра! Не чувствуй себя виноватым передо мной. Вена ведь была первая, не так ли? Жаль только, что ты не рассказал мне о ней тогда, раньше. Но ты только помни, что есть на свете человек, которой любит тебя и счастлив уже только одним тем, что ты живёшь на белом свете!» И чтобы скрыть свои слезы, Надя бросилась бегом через проходную...
Прошли годы. На 25-м году жизни Надя вышла замуж за человека, напоминавшего своей статью и ещё чем-то неуловимым Юрия.
А Юрий в письмах к матери постоянно спрашивал: «Как там Надя?», хотя прекрасно знал, что Нади в Яворове нет, что она живет в далёком Узбекистане, куда после окончания университета распределилась по собственному желанию, чтобы хотя бы немного затушевать в своей памяти Юрия, так и оставшегося для неё на всю жизнь любимым...
Мария же Николаевна продолжала жить в Яворове. И при каждом удобном случае, говоря о своих детях со знакомыми и соседками, повторяла: «А знаете, у Юры была девушка, которая сейчас преподает в институте».