Должник

Ксана Дюкс
                ДОЛЖНИК

              За окном шелестел сентябрь...

      Пожелтевшие листья из последних сил пытались противостоять порывам холодного ветра. Оголившаяся раньше других ветка осины монотонно стучала  по нахмуренному стеклу.

                - Никогда. Никогда не прощу ему это, – сквозь стиснутые зубы цедила молодая женщина. - Ему никто не давал право так поступать. Он все знал... Все... до копеечки. Он разбил мою жизнь. Взял и разбил. И кто я теперь без него? Кто? Одна из тысячи других... Без высокого социального положения, которое он должен был обеспечить. Без престижной работы; где, пусть даже из уважения к нему, но было бы любезное отношение и постоянное повышение.

                ...А кто я сейчас? Имеющая мужа по паспорту и не имеющая мужчины в действительности... Вечно ждущая прихода этого мужа по ночам. И точно знающая, у кого в очередной раз находится при исполнении супружеского долга. Да мне не очень-то и нужен мужнин секс, лишь бы дома был вовремя. Эх, был бы мой муж как миленький дома, если бы Он с нами остался. А так, если бы да кабы... Остается только рассказывать дочери небывалые истории о любви отца, который жертвует всем ради счастья ребенка.

                Ведь должно быть так:  родил ребенка –  все, откажись от  личной жизни. У тебя-то молодость уже прошла, дай и другим пожить. Да и в сорок лет какие могут быть переживания? Все в прошлом... Впереди только дача да внуки, которым должен помогать.

                Он должен, должен...
                Как же. Он всем нам должен...

                *   *   *    

       Последние обвинения захлебнулись в судорожном всхлипе, который то ли вырвался, то ли застрял где-то между прошлым и настоящим. В нем было намешано столько всего: слез  жалости к себе и тоски по давно утраченному и  принимавшемуся тогда как само собой разумеющееся.
   
       Худощавые пальцы рефлекторно сжимались в кулаки и начинали нервно барабанить по подлокотникам кресла. Кресло натужно скрипело потертой кожей, пытаясь выпихнуть из глубоких складок чужие переживания.

       За окном моросил дождь. Капли под собственной тяжестью вытягивались струной и, не выдержав напряжения, сыпались веером на землю.
   
       Чужая злость смотрела в упор остекленелыми глазами.   

       - Мы многое пытались сделать для того, чтобы его вернуть. –  Голос сухо треснул тишиной, словно в осеннем лесу невзначай наступили на хворостину. – И к гадалкам разным на приворот вещи его с фотографией носили. И в соки зелья какие-то особенные сыпали, такие противные на вид, как тараканья отрава... - женщина задумалась, вспоминая. -  Лучше, конечно, в водку или вино, да он же не пьет совсем;  где и как  угадать эту выпивку? И бумагами всякими рабочими шанта... - голос вдруг поперхнулся  словом, - то есть, хотели остановить. А он ушел, представляете??? Бросил все и ушел. Только чемодан с галстуками унес. А что там нести-то? Галстуки его старинные что ли, которые еще в Советском Союзе носили? – брезгливо передернула обиженая  узкими плечами.   

       Стало душно. Словно сказанное поглотило весь кислород и с усилием  дохнуло  угарным газом в лицо.
   
                - Я насколько могла, активно защищала интересы семьи. Помню, когда он заскочил за своими штанами и курткой, грудью закрыла проем двери. Сразу расставила тогда точки над «и», чтобы не теплилась надежда, что я его союзник; что хочешь со мной делай, а вещи из дома выносить не дам...
               
                Он даже не закричал на меня тогда, а только искривился болезненно и крепче сжал губы... Отодвинул меня как вещь; а казалось, собирался пройти сквозь пустое место.  Думала все–же вернется: эти кожаные брюки с таким интересом выбирал себе в Испании, да и куртка песочной замши у него была одна... Не вернулся. Только зажался в себе, прикрылся скорлупой отчуждения и перестал отвечать на телефонные звонки. Смотрите, какой чувствительный: тряпок ему не вернули. Мать потом больше порезала да пожгла, чтобы ему не достались. Вот так. – В раздумье произнесла молодая, полная этой самой жизни, женщина. – Он развелся с матерью, а треснула по швам вся жизнь у меня.   

       Минута затягивалась, погружая все вокруг в тягостное молчание. Веки тяжелели и настойчиво прикрывали глаза, пытаясь спасти от негативных эмоций. Из этой спасительной, хотя и несколько гнетущей тишины вестибюля  меня  неожиданно вырвал возмущенный вскрик:
                - Можете ли Вы представить себе такого эгоиста?
               
                *  *  *

       Словно в ответ донеслись раскаты грома и дождь сердито забарабанил по жести подоконника...

       Отягощенные влагой листья уныло повисли вниз резными кончиками в надежде хоть как-то освободиться от мутных слез осени... Им очень хотелось продержаться до солнечного утра, которое вопреки всему приходит вслед за ненастным вечером...
 
       Мне тоже безумно захотелось на волю, на свежий воздух, который звенит от чистоты. Хотелось освободиться от пут чужого эгоизма и смертельного нежелания начинать реальные перемены с себя лично. От чугунных оков бесконечных как тундровые болота обвинений  неизвестного мне мужчины...

       Как она втянула меня в свои переживания? Почему я стала то ли заложником, то ли жилеткой для соплей совершенно чужого человека, который с садо-мазохиским упорством раздирал свои заскорузлые раны в моем присутствии?
         
                *  *  *

       ...Мы сидели в небольшом отсеке, ожидая своей очереди на прием, перед кабинетом невропатолога, где мирно возвышался в кадке раскидистый фикус с огромными глянцевыми листьями. Голые стены поликлиники требовали заполнения, как и все пробелы в одностороннем пока общении с этой активной, занесенной непонятными ветрами временной соседкой.   

       - Давно родители-то развелись? - спросила я вдруг, стараясь снизить накал напряжения. – Вы так остро это переживаете...  Как-будто по свежим следам идете..   

                - Да, какие же они свежие? - удивилась моей непонятливости женщина. – Лет пятнадцать уже прошло...  или даже чуть больше.   

                - Пятнадцать лет? – охнуло у меня внутри, - и все это время вы вините отца в том, что ваш муж...  даже спать не хочет с вами? Отец что ли заставил бы насильно вас любить? Или профком? Милая, да за это время вы хотя бы  раз призадумались что сами–то делаете не так? Почему взрослый  мужчина от Вас бежит как от чумы? Как и на чем свои семейные отношения строите: только на деньгах? Или  кожаных штанах?...
            
                - Да и что ваш отец сделал бесчеловечного, когда спасал свою жизнь от вас - пираний:  холодильник унес в жару или матрац из-под вас выдернул? Из квартиры выгнал на сорокаградусный мороз?
   
                -  Да нет. Он и квартиру, и дачу с гаражом оставил... мне. И матери тоже, но в другом месте. В смысле две трехкомнатные квартиры в центре города, два гаража, две дачи и одну машину... Только одну...  А что? Деньги никому еще не мешали, - оторопела соседка от неожиданности, и словно спохватившись, взвилась, - да вы... что, за мужиков что ли? Да они все козлы бесхозные и что я с ними рассусоливать буду? У меня один рецепт семейного счастья: женился, так живи до самой смерти.         

       Скрывать раздражения не хватало сил; казалось, что бесконечное как зубная боль нытье этой нахальной отравительницы никогда не закончится... Протест внутри меня рос дрожжевым тестом и в считанные секунды, словно чувствуя поддержку, ринулся в бой, подпирая кулаками бока:
                - Что же вы с мамашей с него шкуру-то не спустили? Неужели в хозяйстве своем применения не нашли бы? Хотя, конечно, сценарий разработали  проще некуда: если не хочешь жить со мной - отравлю как таракана! Ах, любви и счастья в жизни ищешь – так далеко без штанов не уйдешь. Тебе свободы захотелось, а я обдеру тебя же как липку... Ну, а получится -  так и в гроб загоню! Само собой, буду оплакивать тебя на людях. Да так горевать безутешно, чтобы другие, видя мои стенания, жалели. Жалели  меня, а не того, кто стал реальной жертвой. И не бойся, уж у меня-то хватит артистизма всем запудрить мозги и прикинуться бедной овечкой!

       ...Молодая еще особа сидела с выпученными от неожиданности глазами, всем своим видом показывая, что подобного развития событий никак не ожидала. А мое тесто  протеста продолжало бурлить благородным негодованием:
              - Вы лучше бы с мамкой не к гадалкам да бабкам бегали  привораживать, а сами поменялись и задумались над происходящим! – В сердцах махнула я на нее рукой, - Господи, да откуда ты монстра такая вылезла на свет божий?               
                *  *  *

                - Выдрикова. – неожиданно выкрикнула  в просвет полуоткрытой двери кабинета медсестра. – Я повторяю: Вы- дри- ко- ва... Вас ждет доктор. Да проходите же быстрей.
   
                - Так, у нас только вы остались? – строго поинтересовалась она после исчезновения моей соседки в чреве невропатологического кабинета, - давайте на диспансеризацию я вас к другому доктору проведу. А то здесь надолго...               
                *  *  *

                За окном  затихал дождь... Остатки водяных ниток, как расшалившиеся малыши, шлепались с крыш на асфальт в радужные бензиновые кольца, оставленные на прощанье  фырчащей иномаркой. Выгнутые арки радуги радостно подсказывали, что  светлое завтра почти наступило...

                ...Господи, как же все хорошо!Спаси и сохрани нас  от неумения слушать других...

                И, знаешь...- кивнула я в сторону захлопнувшейся двери, изолировавшей бесконечную как зубная боль, вынужденную соседку...

                ...Спасибо тебе, Выдрикова, за науку. – Неожиданная радость переполняла меня. – Сейчас приеду домой, запеку цыпленка – табака, засыплю его хрустящими листьями салата и встречу милого с улыбкой. Потом послушаю внимательно очередной рассказ про ингибирование процессов коксоотложения в печах пиролиза; про поставщиков, про недоработанные законы, которые тормозят все...
   
       Пусть что угодно рассказывает. Лишь бы он рассказывал это МНЕ, а не на стороне...
   
       И  пусть искрятся радостью МОИ глаза, в нежности которой  оживает сердце мужа.

                Мужчине ведь все равно, понимает женщина что-то в его научности или нет -  лишь бы дом был для него надежной крепостью и проверенным тылом. А оттуда, где хорошо – человек никогда не побежит в поисках лучшей жизни...

       И еще; ни для кого из нас не секрет, что мы сами строим свой дом. Это мы - любимые выбираем отношения, которые в нем будут жить. Только самим нам  лучше не только знать, но и всегда помнить о том, что рецепт «глаза в глаза» будет работать безотказно только до тех пор, пока его основой... будут  чувства.

       А если любовь прошла... и вместе с ней надежда на взаимность растаяла со временем, то, безусловно, здесь потребуется внести серьезные коррективы.

       Но чем бы ни закончились наши игры с судьбой, непреложным и действенным на все времена останется принцип безусловного принятия: если хочешь получить в ответ улыбку – потрудись улыбнуться сначала сама...

       Просто так, без какого-либо умысла. Чтобы другому человеку стало... теплее и проще. И робкие ростки взаимопонимания в ответ пробьются через любую корку отчуждения...