Есть у меня подружка, Лиза. А у Лизы – дочка Аленка. Тихая такая девочка, без проблем. Когда маленькая была – никогда не капризничала, не хулиганила, не то, что мои сорванцы. Сидит, бывало, бисер на нитку собирает, фенечки плетет, рисует или в кукольном царстве своем порядок наводит. Временами я даже слегка завидовала Лизе, что все у них тихо да гладко. Мы всегда с ней самым сокровенным делились, ну, и о детских проблемах тоже.
Незаметно как-то Аленка подросла и выяснилось, что девочка вся в себе, переживательная очень, ранимая, не научилась отпор подлости давать. Да в принципе, ее и не учил никто. Как этому научишь, если Лизка и сама-то бесхитростная? Она одна дочку-то растит, без папаши. Жили себе вдвоем спокойно, дружно, пока не начались у Аленки проблемы в школе.
Аленка классе в шестом училась, наверное, когда на уроках математики стали они проходить проценты.
– Чтобы найти, например, шестьдесят процентов от числа, – объясняла учительница, – надо это число разделить на сто и умножить на шестьдесят.
– Елена Ивановна, – потянула руку с первой парты Катя-отличница. – Как же так? Нам всегда объясняли, что число надо разделить на шестьдесят, чтобы узнать, какая доля находится в одной части!
– Да, Катенька, ты права, – покраснела молоденькая учительница, сбитая с толку уверенным тоном умной девочки. Засуетившись, она быстрыми движениями стерла написанные на доске формулы. – Надо это число разделить на шестьдесят и затем умножить на сто.
Вечером, ознакомившись с классной работой дочери, Лиза ахнула: такого изложения понятия процентов ее сердце стерпеть не могло. С трудом убедив дочь, что учительница ошиблась, Лиза подумала, что надо срочно переводить девочку в другое учебное заведение.
– Видно, правильно эту школу называют «школой дураков», – рассказывала она мне вечером. – Я-то думала, это потому, что в ней имеются коррекционные классы, но, оказывается, здесь просто учителя слабые. Чему может научить математичка, которая не знает, что такое проценты?
Пометавшись по школам района, Лиза выяснила, что ни одна из них не принимает детей среди года, тем более с других участков. И не то что среди года, а и с будущего учебного года приема нет нигде, кроме как в школе престижной, физико-математическом лицее, который, к слову сказать, заканчивали и мы с Лизой в свое время.
Лиза выяснила, что будущим летом там состоится конкурсный отбор в седьмой класс, и придется Аленке сдавать три экзамена: физику, математику и русский. Иной возможности покинуть слабую школу у девочки нет.
Лиза всегда объясняла рассудительной Аленке, почему надо поступить так или иначе. Выслушав аргументы матери, девочка согласилась вечерами решать дополнительные задачи. Лиза сама контролировала правильность решения: денег на репетиторов не было, да и зачем их нанимать? Она прекрасно помнила школьный курс за шестой класс.
Аленка, умничка, отлично сдала все экзамены и в сентябре уже влилась в новый коллектив. Душа девочки праздновала первую в жизни победу: глаза блестели, на губах играла улыбка. Тогда я впервые подумала, что она как-то повзрослела и похорошела в последнее время. Появилась и новая подружка – Вика, соседка по парте.
И все бы ничего, но в конце первой четверти выяснилось, что в Аленкин класс переходит Надя, бывшая ее одноклассница по «школе дураков». Лиза, впрочем, добрым словом вспоминала потом не раз прежнюю школу, где отношения между детьми были попроще, чем в новой.
Самолюбие Надиных родителей-чиновников не вытерпело, оказывается, что незаметная девочка ушла в престижную школу, а Надя осталась. На Аленкин вопрос, как она попала в лицей без экзаменов, да еще и посреди учебного года, Надя загадочно ответила: «Уметь надо!»
Надя с первых дней в новом классе уцепилась за Аленку, как за спасательный круг. Отжала в сторону Вику, требуя Аленкиной помощи. Списывала у нее контрольные, домашние работы, но как-то потихоньку, исподтишка, чтобы никто не знал.
Аленка удивлялась: Надя в старой школе хорошо училась, а в новой явно не справлялась, неизменно получая двойки за основные предметы.
Видимо, удивлялась этому не одна Аленка, но и родители Наденьки, привыкшие гордиться дочерью. Они не хотели понимать, что у той нет способностей к точным наукам, да и не привыкла она трудиться, ведь хорошие оценки сыпались на нее в прежней школе легко, всего лишь потому, что отец занимал не последнюю должность в администрации города.
– Что же ты, дочь, нас подводишь? – говорили родители Надюше. – Посмотри на Аленку: серая мышка, ни кожи, ни рожи, дочка матери-одиночки, не чета тебе, а учится хорошо. Почему?
Эти ежевечерние упреки доставали Наденьку, и от одного имени Аленки в ней закипала ревнивая ярость завистницы, неудачницы. Нет, это не она, а Аленка будет неудачницей! У этой лохушки на роду так написано! Да кто она такая? Ничтожество, которое даже не представляет, кто Надюшин папа. Это ей, Надюше, жизнь готовит подарки и праздники, а не безродной выскочке Алене.
Девочке наняли репетитора – учительницу математики из новой школы. Позанимавшись с ней три месяца, Надя взбрыкнула: учительница, по ее мнению, слишком многого от нее требовала и слишком мало давала. Она даже перестала здороваться с бывшей репетиторшей, чем поразила до глубины души Аленку. Как это можно с учителями не здороваться? Однако по Надиной логике все было правильно: учительница не оправдала ее ожиданий, и должна была это почувствовать. В конце концов, она простая училка, а у Нади очень влиятельный папа!
Зато с репетиторшей по английскому дела у Нади шли превосходно. Дама принадлежала к новой формации учителей и ценила как связи Наденькиных родителей, так и щедрую плату за уроки. Встречая ее в коридоре школы, Наденька загоралась лучезарной улыбкой, подбегала, здоровалась, ластилась, словно кошка к хозяйке, и Татьяна Анатольевна расплывалась от удовольствия.
Однажды Аленка забыла дома учебное пособие по английскому. У Нади-то пособие имелось, но она положила его строго перед собой, всем своим видом показывая соседке, что не намерена выручать ее.
Англичанка дважды вызывала Аленку читать текст вслух, но, когда девочка ссылалась на отсутствие книги, молча отворачивалась. Ей было очевидно, что Надя нарочно издевается над подружкой, но вмешиваться она не собиралась. А зачем? Учитель всего лишь поставщик образовательных услуг, но не воспитатель! И вдруг это не понравится Надюше и ее высокопоставленному папе?
После этого случая Аленка начала что-то понимать про подружку, смутно догадываясь, что та ее бессовестно использует. Сначала списывает у нее, а потом так или иначе унижает.
Особенно любила Надя повторять свою коронную фразу: «Уметь надо»! Пригвожденная к месту этими словами уверенной в себе хозяйки жизни, Аленка почему-то чувствовала себя последней лохушкой. Наверное, потому, что не умела ответить. Обиженная, она пыталась не дать ей списывать, но тут же ее захлестывала горячая волна упреков, что она жадина и не помогает подруге. Действительно, как нехорошо, не по-товарищески! И Алена снова уступала…
Наконец, Надя, наверное, назло Алене, подружилась с Викой, которую оттеснила сначала от Алены, а потом и полностью подчинила. Иногда они сидели на занятиях втроем, и Надя, удачно устроившись посредине, списывала у обеих, а потом возмущенно нашептывала одноклассницам, что Аленка сама ничего не знает, и у нее все время списывает.
В конце концов, Алена отстранилась от коварной Нади, и в результате осталась одна: весь класс уже был поделен на группы и пары. Нет, ее никто не отталкивал, но хороших подруг в школе не было. А Надя все время распускала по классу какие-то небылицы про Аленку. Тут уж хоть оправдывайся, хоть терпи молча, все равно кто-то поверит…
Слава Богу, никаких избиений в те времена не было, да и школа, действительно, была на хорошем счету, так что интриги Надюши представляются теперь вполне безобидными, но Аленка, бедняжка, переживала очень. В таком возрасте очень нужна дружба сверстников…
Лиза, рассказывая мне все это, никак не могла взять в толк, почему Надина мать перестала с ней здороваться. Да мало ли что между детьми происходит, родители-то здесь при чем? Неужели ее неприязнь связана с тем, что Лизина дочь училась лучше? Или Надя и матери врала что-то плохое про Алену?
...Несмотря на все Надины козни, Аленка закончила школу с золотой медалью. Надя же сдавала экзамены в отдельном кабинете. Никто уже не спрашивал ее, почему. А если бы и спросил кто-то, она наверняка бы ответила: «Уметь надо!»
На выпускной бал Аленка наотрез отказалась идти, как мы с Лизой ее ни уговаривали. Нахлебавшись варева из подлости, зависти и интриг, она, может, и не победила, но выстояла, и ни дня больше не желала дышать одним воздухом с Надей.
Пути их разошлись. Аленке потом общие знакомые рассказывали со смехом, как Надя, студентка Академии госслужбы, железобетонно уверенная в своем замечательном будущем, в компании сокурсников фантазировала, чем она будет заниматься после окончания учебного заведения. Проблемы трудоустройства при папиных связях ее, понятное дело, не волновали.
– Буду я работать в земельном отделе городской Администрации, – говорила она упоенно, блестя глазами. – Приколитесь, сижу я такая в кабинете, а кабинет просторный, вид из окон на Кремль, кресла мягкие, аквариум, бар, кондиционер, в общем, все такое. А я вся из себя важная, красивая, только что с торжественного собрания, где меня хвалили, приехала. Секретарша, девочка на побегушках, кофе мне подает на подносе и робко так спрашивает: «Надежда Николаевна, к Вам посетитель, с утра ждет. Вы его сможете принять сегодня?»
– Пусть зайдет, – разрешаю милостиво. Тут входит некий предприниматель, улыбается, конфеты и коньяк в пакете, вижу, приготовил. А зачем мне его конфеты, вот лошара!
– Надежда Николаевна, мне бы узнать, по моему делу что-нибудь решено? – спрашивает робко, в глаза заглядывает. Пакетик свой к моему столу ставит. Надеется!
– А что за дело у Вас, напомните, пожалуйста, – говорю я, а сама глаз от бумаг не отрываю, чтобы видел: я человек занятой, некогда мне тут с ним лясы точить.
– Да дельце-то небольшое, о выделении участка на окраине города под строительство административного здания, – хихикает он подобострастно и называет адрес.
– Ну, Вы уж скажете, небольшое. Вас тут много ходит, а я одна, и у всех «дельце небольшое». Очень непростое дело у Вас, – отвечаю я сердито, листая бумаги.
– Почему же непростое? – теряется он.
– Потому. Скажите-ка мне, с какой это стати город будет этот участок отдавать именно Вам? Какая городу от этого выгода? Мы конкурс обязаны провести. И еще неизвестно, станете ли Вы победителем, – тут у меня звонит телефон и посетитель минут десять ждет окончания разговора, взволнованно езрая на стуле.
– Но ведь других претендентов на этот участок нет! – бормочет он неуверенно, когда я, наконец, кладу трубку.
– Кто знает, кто знает… – отвечаю я, собираясь вновь погрузиться в бумаги, лежащие на столе.
– Вы понимаете, Надежда Николаевна, мне этот участок позарез нужен! Может быть, лично Вы найдете возможность повлиять на решение вопроса? Моей благодарности не было бы границ!
– Вы же понимаете, это зависит не только от меня, – наконец, я отрываюсь от бумаг, окидывая его строгим взглядом. – Надо мною есть начальство, и я должна как-то это аргументировать!
– За аргументами дело не станет, – уверяет он, суетливо извлекая из своего портфеля объемный конверт.– Вы только намекните, если их недостаточно. И можно ли как-то ускорить решение?
…Аленка тогда только посмеялась, пересказывая матери Надькины глупые фантазии.
И только спустя несколько лет мы узнали, что Надя была осуждена за получение взятки в особо крупном размере на семь лет колонии общего режима. И связей отца хватило только на то, чтобы не предавать дело широкой огласке.
Вот вам и «уметь надо»!