От кризиса до кризиса.
Глава 1. Полковник.
Слухи о том, что новым начальником отдела будет полковник, разнеслись по всему институту в один день. « Полковника - это уж слишком», - переговаривались между собой сотрудники. В комнату то и дело заглядывали из других отделов, с любопытством кивая на пока ещё пустующий стол будущего начальника, ехидненько вставляя: «Ну, где ваш настоящий полковник ».
В самом назначении на должность начальника отдела проектного института военного, было что-то неестественное и даже сомнительное. Отдел, да и весь институт сократили уже до минимума, порой выставляя людей с большим опытом работы просто на улицу, и брать чужака, да ещё без опыта проектной работы, да ещё военного казалось полным абсурдом.
В понедельник рано утром дверь отдела была уже открыта. За столом сидел мужчина лет пятидесяти. Он молча кивал входившим сотрудникам, в ожидании пока они разденутся, перебросятся утренними приветствиями, и негромко постукивал пальцами по столу, явно волнуясь.
Взглянув на новичка коротко, как-то сразу всё поняла про себя. Мне казалось, что я редко ошибалась в людях. Иногда хватало одного взгляда, и пока он не успел заговорить, т.е. не начал производить специального впечатления, было понятно, что собой представляет этот человек. Ухватив тяжесть в его лице, набухшие верхние веки, синие мешки под глазами и очень тяжёлый взгляд промелькнуло: «Противный».
Все расселись по своим рабочим местам. Полковник встал, откашлялся, и началось представление: «Меня зовут Сергей Петрович Чёботов, - произнёс он, и обвёл взглядом собравшихся, - чёботы – это вообще-то высокие башмаки по щиколотку, правда, теперь они носят насмешливое прозвание неказистой обуви большого размера, которую носили когда-то бедняки в деревнях».
Все притихли от такого неожиданного начала. После этих слов сел, положив на стол руки и начал рассказывать уже во всех подробностях свою биографию, начиная с раннего детства и кончая недавним разводом с женой. Молча переглядываясь и подмигивая друг другу, коллеги давились от смеха. Но говорил он так долго и нудно, что все начали терять терпение, почувствовав себя вдруг школьниками, которые вынуждены выслушивать неинтересный урок нового учителя.
Наконец, почувствовав, что переборщил, закончил свою речь словами: « Человек я не злой, умею ладить с людьми, но я военный и люблю порядок, но если кто-то не станет выполнять мои требования, то их ожидает террор». После этого он обратился ко мне: « Составьте, пожалуйста, список активных штыков». «Что, что?» - нервно переспросила я и, рыдая от смеха, рухнула лицом на стол, тем самым подписав себе приговор на предмет террора.
Шёл девяносто восьмой год. Страна была ещё в полном экономическом коллапсе после дефолта. Промышленность полностью разрушена, заказов почти не было, предприятия рассчитывались друг с другом по бартеру. Зарплату сотрудникам не платили по полгода. Народ обнищал. В полной мере всё это испытала на себе и я. Иногда денег не хватало даже на транспорт.
Как-то ехала в трамвае домой и на просьбу контролёра предъявить билет, прямо ответила: «Я заяц, и у меня нет денег не только на билет, но мне просто нечего есть дома». Одна моя приятельница, которой до пенсии оставалось еще лет пять, и зарплату на её производстве задерживали тоже почти на пол года, рассказывала: « При входе в автобус, я закидывала нижнюю губу на верхнюю, щурила глазки, шаркала ножками, чтобы меня приняли за пенсионерку, и контролёры ко мне уже не приставали». Сначала я хохотала над её смекалкой, но потом ужаснулась от мысли: до чего же мы докатились.
Это была человеческая драма. Постоянно занимали мысли только о том, где достать деньги. К тому же вокруг были такие, как и я, и одолжить было просто не у кого. Однажды вместо зарплаты сотрудники получили по две коробки кофе «Пеле», которое запомнится мне на всю жизнь. Дома со слезами на глазах смотрела на эти большие коробки, не понимая, что дальше делать с ними. В выходной шла по улице Чайковского и вдруг увидела, что на лотках, которых в ту пору появилось великое множество, стояли банки с кофе «Пеле».
Я подошла к лотошнику и неуверенным голосом произнесла: «Скажите, пожалуйста, вы не могли бы взять у меня банки с кофе, которые выдали нам на работе вместо зарплаты, за половинную стоимость». Он нисколько не удивился, ибо в те годы было в порядке вещей вместо зарплаты выдавать натуральный продукт, кому одеялами, кому хрусталём, кому бытовыми приборами. «Хорошо, приносите», - прозвучали эти спасительные слова. И мы с сыном-студентом, которому тоже полгода задерживали стипендию в институте, схватив коробки, побежали обратно к лотошнику, чтобы он не успел передумать. Получив сумму наличными, я счастливая, наконец-то накупила продуктов и сварила настоящий, почти забытый обед из трёх блюд.
Новый начальник, как я и предполагала, абсолютно ничего не понимал в работе. Он придумывал какие-то графики, невообразимые планы, и всё это выливалось в длинные бумажные простыни, в которых все просто запутывались. Он давал задания, тут же отменял, противореча самому себе. Наверное, он понимал всю свою несостоятельность и поэтому вёл себя с сотрудниками неровно: то вдруг начинал лебезить, то переходил на крик. Бывали моменты, когда его было действительно жалко. Все понимали, что человек сел «не в свои сани», но иногда раздражение достигало апогея, когда он строил из себя крупного военноначальника.
Каждое утро полковника начиналось со звонка подруге: « Вера, ну как ты добралась вчера до дома?» - громко, совершенно не утруждая себя говорить тише, кричал он в трубку « Я нормально, можно сказать без приключений». И тут же начинал повествовать о том, как к нему уже около дома подошли трое под предлогом закурить и начали снимать кожаную куртку, и как он всех троих, естественно, уложил. Потом он начинал в подробностях рассказывать, как сражался со своими обидчиками, и как они трусливо бежали.
И так было каждое утро, начинающееся еще одним «подвигом Геракла». Почему так вёл себя немолодой уже человек на работе, было совсем не понятно. Может, потому, что в детстве не получил воспитания, а может, просто комплексовал своей неславной родословной, где пьющий отец обижал мать, и нищетой, в которой прошло его деревенское детство.
И, может, поэтому так долго и подробно рассказывал свою биографию в первый день, начиная с чёботов, и далее про высшее военное училище, которое закончил, конечно же, с красным дипломом. А может, просто стыдился своей профессиональной несостоятельности. Иногда он мог вдруг удивить тем, что неплохо знает Пушкина. Но когда после обеденного перерыва начинал ковырять в зубах спичкой; или когда громко сморкался в громадный носовой платок, или прибежав запыхавшийся, потный, доставал из стола флакон с туалетной водой и начинал поливать себе голову, грудь, засунув флакон под рубашку, то некоторые сотрудники просто выскакивали из комнаты. Этим он отталкивал от себя даже тех, которые всегда безропотно подчинялись любому начальнику.
К тому времени задолженность по зарплате составляла несколько месяцев, а ждать изменений и терпеть полковника просто не было сил. Будучи не конфликтным человеком, я предпочитала уступать. Приняв для себя трудное решение уйти с работы, я пошла к директору института и попросила уволить без положенной отработки и только по сокращению, чтобы хоть на бирже труда получать тот минимум, на который можно было бы существовать.
Директор попытался меня остановить, дал три дня на раздумье. По прошествии трёх дней я вновь явилась к нему, не изменив своего решения. Но аргументы в пользу того, что я одна воспитываю сына, которому тоже не платят стипендию уже пол года, и что не имею никакой помощи со стороны, и что мне просто не на что жить, были убойными. Обещать выплатить задолженность по зарплате он не мог, т.к. и сам не знал, когда заказчики переведут деньги за давно выполненные работы и когда вообще в стране кончится этот бардак.
Далее часть 2http://www.proza.ru/2012/01/30/488