Ищи, лейтенант, ищи...

Владимир Народнев
         Младший  сержант  Мекурдянов   сегодня  демобилизуется.  Он  хороший   солдат. После последнего  построения  подходит  ко  мне   и   мы   прощаемся.  Я  совершенно  точно  знаю,  что  никогда  его  не  увижу. Знает   это   и  он.  Крепкое  рукопожатие... Удачи  тебе,  младший  сержант   Мекурдянов...

                Военнослужащий  второго года службы, ефрейтор  Мекурдянов,   прибыл  для  прохождения   службы  в  батальон  управления  с  отдаленной точки. Он   хороший специалист  -  стоит  за огромным, во  всю  стену,  планшетом  и  наносит  на  него  все  перемещения  воздушных   объектов   грамотно  и  красиво. Да  - красиво. Дело  в том, что  планшеты сделаны  из  прозрачного   плекса  и, стоя  за  планшетом с  обратной, невидимой  нам  стороны,  рисует  на  нем воин  значки и цифры наоборот,  зеркально, чтобы  оперативному   дежурному  и  всем,  кто  находится  в  зале оперативного  управления,  была   наглядна   видна  вся  обстановка   воздушного  пространства.  Не   у  всех   планшетистов    получается   четко  и  грамотно  работать.  У  Мекурдянова   получалось.
 
                Якут  по  национальности, он,  безусловно, был  талантливым  пареньком,  но  раскрыться  в  армии  всем  его природным  талантам, конечно  же,  не  представлялось возможным   и  ефрейтор  пытался  каким-то   образом  скрасить  армейский   быт : рисовал  в  стенгазете, оформлял  дембельские   альбомы.  Вырванному  из  бескрайней  тундры  и  помещенному  в подземелье   Мекурдянову  было  тяжело - однообразие   отупляло,  но  воин  боролся  с  ним  как  мог  и  по  состоянию   психики  можно было утверждать, что  ему  это  вполне  удавалось.
 
                Справеливо будет  сказать,  что  некоторые  изъяны всё  же  у   Мекурдянова  имелись.  Во-первых, речь.  Он  шепелявил. Говорил  тихо  и   разобрать, что  он говорит  было  очень сложно. У него был  такой  «букет» дефектов, что  логопеду,  если  бы  он  и  взялся  за  их  исправление, вряд  ли  было под  силу  избавить  его от  них полностью. Во-вторых, он  был   «невыходным». Почему? Вы  поймете, но  позже. Мой  непосредственный   начальник, капитан  Величко,  в  первый  же  день прибытия ефрейтора  в  часть,   ткнул   пальцем  в  его направлении  и  тихо  прошептал:

- Этого   якута   в  увольнение  не  пускать !
- Понял... А  почему?
- Я  с  этими  северными  народами  за  двадцать лет  службы  такого  натерпелся..как-нибудь  расскажу...Лейтенант! Я  повторяю  - не  пускать!  Так   спокойнее  будет, а  вернется  в  тундру -  нагуляется..

      Я  пожал  плечами   - не  пускать  так  не  пускать. Так  с  самого   начала   службы  в  батальоне  Мекурдянов  стал  «невыходным» -  в  увольнения  его не  отпускали. В  душе  мне  было  жаль  солдата  и  я, чтобы  как-то   поддержать  его, иногда  перед  отбоем  приглашал в  канцелярию,  где   расспрашивал  его  о жизни  на  гражданке, о  родителях, семье. Мекурдянов   преображался. Его  узкие   черные   глаза  начинали  блестеть,  мимика   оживала,  движения  рук  ускорялись...  он  начинал  ими  энергично  жестикулировать, но  речь... Я  практически  переставал  понимать о  чем  он  говорит  и,  улыбаясь, смотрел  на  него, периодически  кивая головой, как  бы   подтверждая  свой  интерес   к   услышанному. Такое  одностороннее  общение  меня  не  утомляло, а  поскольку  не  было  таким   уж  и  частым  я   считал   это  нормальным  до  того  дня  пока не  вспомнил  наказ  капитана  Величко:
 « Не   пускать !».

                Но   Величко  убыл  в  отпуск, а  я  посчитал, что  ефрейтор  все-таки  достоин  увольнения,  претензий по  службе   к  нему   не  имелось   и  потому :

- Мекурдянов ! Я  подал  тебя  на  увольнение !  Готовься!

           Ответом  мне  была   искренняя  улыбка ребенка, которому родители  объявляют о  чем-то приятном и  его  слова, пусть и  шепелявые,    подтверждали, что все услышано  правильно и выполнено  будет  образцово. В   день увольнения  я   проверил  внешний вид   солдат,  провел   инструктаж,    показал  на   часы
  -   В двадцать   ноль    нуль  -  жду   вас   усталыми   и   довольными.
- Все  понятно?
- Так  точно!-  гаркнули   счастливцы  и  убыли  в  увольнение.

          Внутри  меня  возникла  гордость за  доброе  дело -  ведь  я  сегодня   отпустил  на  «волю»  солдата,  который,  пребывая постоянно   в   состоянии  «табу»,  сегодня  вдохнет  воздух  свободы  и  будет,  надеялся  я  на   это,  благодарен  мне  и  запомнит  это  увольнение  на  всю  жизнь. Был  воскресный  день.  Старшие  чины  старались проводит  его  в  кругу  семьи  и   ответственными, как  правило, назначались  холостяки  или   молодые  офицеры.

 Я   сделал  обход, проверил  службу  и  уединился  в   канцелярии, чтобы   самому отдохнуть от  суматохи прошедшей   недели. Все  шло своим  чередом.   Завтра,  думал  я,  сменюсь  и  культурно проведу  время  - можно  сходить   в  кино. К  установленному  времени  прибывшие  из  увольнения солдаты  построились и  дневальный  доложил  мне об  этом. Я вышел  из  канцелярии  и, предвкушая   восхищенный  взгляд  Мекурдянова,  а  он  должен  быть  счастливым,  направился  к  строю.  Окинув   глазами   строй  и,  не   увидев   того  кто  мне  должен  был  быть обязан, если  не  всем,  то   многим,  я   спросил:

- Где  Мекурдянов?
- Не  знаем...
- Как  так  не  знаем! Вы  вместе  уходили  и   вместе  должны  были  прибыть  - напустился  я  на младшего сержанта.
- Не    знаем...  он  исчез...
- Как  исчез?.... как  можно  исчезнуть  среди  белого  дня?  Вы  пили?
- Никак нет... мы все  ели  мороженое, а  потом  он  исчез... и  все...

         На  самом  деле  алкоголя  в   дыхании  я  не   почувствовал - как  не  старался  его вынюхать  и  мне  оставалось  только  долго и  бессмысленно    говорить  бойцам  прописные  истины,  стращая  их  самыми  невероятными  карами:  что  не  дай  бог, если  что  случилось с  их  товарищем -  всем   придется  отвечать. Энергия   возбуждения  была  выплеснута  мной  через  край.Я  был  опустошен.  Вернувшись  в  канцелярию  стал  просчитывать  все   варианты, которые  на тот   момент  казались  мне  самыми правдоподобными.

  Один  из  них  был особенно  неприятен  - побег. Такое иногда случается.  Но   бежит  человек  обреченный. Бежит  тот,  для  кого  жизнь  в  казарме   превращается  в  ад  и  он  не  видит  больше  выхода.  В  этой   ситуации  он   выбирает   или самоубийство  или  побег, который  на Камчатке  был  равнозначен  первому  варианту. Но  Мекурдянов?  Нет. Он не  мог. Он ладил  с   сослуживцами, не  был  унижен  дедами. Нет, Мекурдянов  не мог  бежать. На  душе  было  мерзко. После  отбоя  доложил  комбату  о случившемся. Он помолчал  в  трубку  и  докладывать по  службе  запретил. Все.  Ждем  до  утра.

              Утром  на  докладе   у  комбата   я  все  подробно  повторил  все,   что  знал. Комбат   терпеливо  все  выслушал   и   коротко  спросил:
- Кто  подавал  на    увольнение?
- Я.
- Ты  и  ищи...   живого  или  мертвого...Иди, лейтенант.  Освобождаю  тебя  от   службы. Ищи, лейтенант, ищи..

            Подавленный,  я  вышел  от  комбата  с  одною думою где  же  его  искать, вернее  с  чего  начать... Город  двести тысяч... Ко  мне  подошел  прапорщик  Третьяк  и, отпустив  для  приличия пару  матерных   фраз,  посоветовал  начать с  комендатур - туда  я  и отправился в сопровождении  двух  солдат. В  морской  комендатуре  меня  сразу  отправили   на  местную  стройку,  где  задержанные  и  арестованные  бегом, на носилках ,по лестнице  примерно под тридцать  градусов, в  носилках-окорятах, таскали   бетон. От  заключенных  они  отличались  только  цветом   роб.  Я  подошел  к  морскому  пехотинцу, старшему лейтенанту,  который,  судя  по  зверскому  выражению  лица,  был  здесь  за   старшего  и  поинтересовался:   нет  ли  у  него  якута.

- Не-а...  якутов  нет..
 В руке  он  держал  палку  длиной  с  метр,   которой  неслАбо  периодически  охаживал,  пробегающих  мимо с носилками,  матросов  и  солдат.  Я  с   таким   обращением к   военнослужащим, пусть  и наказанным   в  дисциплинарном  порядке,  не  был  знаком,  а  потому  и  поинтересовался  у  старлея - зачем  он  их  бьет. Он   полупрезрительно  посмотрел  на  меня  и, сплюнув  по- ухарски  в  сторону,  ответил:

- А  как   я   с  ними  еще  должен  разговаривать? Эти - он  махнул  палкой  в    их  сторону -  нормального  языка   давно  не  понимают. У  них  отсюда  только  два  пути:  первый  тюрьма, второй  дисбат...Здесь  лучше.. Они  это  понимают. И  пока  у  меня  в  руках  этот  дрын  они  знают, что   отсюда  их  никуда  не  отправят. И  служба  идет  и  польза  есть..  Так-то,    летёха... Удивлен?....У нас   так...

              Мои   солдатики, потрясенные  увиденным, попросили  у  меня  закурить  и  стоя  в  сторонке,  обменивались  впечатлением  от  увиденного.  Мне  тоже  было  не  по  себе. Предстоял   визит   во  вторую  комендатуру. Добрались. Старший  прапорщик, услышав  мою просьбу  и, проверив  документы,  задумался.  За  сутки  поступили  двое, но  записей в  журнал  еще  не   делалось и  он  предложил   мне  посмотреть  на  месте:
- Если  есть  твой - забирай.
 
Пошли..  Короткий  коридор,  поворот. Помещение..Стойкий   отвратительный  запах... В   помещении  клетки-загоны, похожие  на  загоны в свинарнике  с одним  только отличием : на клетках  решетчатая крыша.Да...  свиньям   вольготнее...Высота  клеток  чуть больше метра. Я  чувствую, что  начинаю   терять  временную  ориентацию. Мне  все   это  напоминает   экскурсию   в   средневековье.  Мои  солдатики  смотрят  на все  происходящее  как   на   просмотре  фильма   ужасов. Но  то  в кино, а  здесь  рядом...  жизнь. Подойдя  к  одной   из  них   прапорщик ,  поколдовав  над   амбарным   замком, открыл  калитку   и  прорычал:

- На   выход(мат)..
      Из   клетки   на   четвереньках  выползло   грязное  подобие  молодого   человека,   почему-то   улыбающегося  и   весело   смотрящего  на  меня   снизу..
- Твой?
    Я  отрицательно  покачал   головой:
-У  меня   - якут...
- Так   что  ты  сразу не   сказал...есть  такой...

  У   меня   сжалось  сердце...Неужели  Мекурдянов  вот  также  сидит...Я  уже  мысленно  простил  его....Искупил он  свою   вину  своими  страданиями  в  этом   узилище...

- Чурка!  Вылазь!

  Из  второй  клетки, почему-то   задом, начали  выползать ноги,  туловище и  наконец  появилась  бритая  голова  не то  таджика, не  то  узбека.. На   сердце   отлегло  - хоть не  Мекурдянов. В  отличие от  первого   узника,  лицо  этого  было напряженным  и дерзким. Вернее будет  сказать  так : униженный   до  предела  таким  обращением  молодой   парень, был  сжат  как  пружина  и  в  любой  момент  эта  пружина   могла   распрямиться и выбросить свое  отчаяние  на  всех,  не разбирая  кто  виноват, а  кто  нет. Это  полузвериное   состояние  человека  находящегося  в  полной  безысходности  и  готовому  к  последнему  броску...Курок    взведен.

- Нет...это  не  якут...  хрен  их  разберет, у  якутов глаза  узкие, а  у  этого  широкие...Нет  это  не  якут -  сам  за  меня   ответил  прапорщик.

 Пошли  вторые  сутки. Я  решил  пройти весь маршрут,которым двигались   уволенные  до  исчезновения  солдата. Взял  одного  из них  и  мы,  уже   вчетвером, пошли. Мекурдянов  исчез  в  магазине. Здесь они  купили   мороженое, здесь  все  вышли  на  крыльцо -  после  этого его  никто уже  не  видел.

 Что  могло  произойти? Встреча? С  кем?... Ответа  не  было. Пошли по окружающим  домам  и баракам. Несколько  часов  блуждания  по  подвалам, чердакам, помойкам.  Удача!  В  одном из  бараков видели  вчера  двух, нерусского  вида,  молодых  людей, один  из  них  в  форме   солдата. Совпадение?  Они  были  выпивши  и  несколько  раз  стучались  к  кому-то  в  двери  и просили  не  то  посуду,  не  то   нож,  а  потом  еще  и  хлеб. Потом   исчезли. Опять  исчезли.  Но  было  уже  теплее.

 Надо  искать! На  чердак  злосчастного  барака.  Есть!  Находим  китель  Мекурдянова. Он  грязный, рукав немного оторван  от кителя,  во   внутреннем  кармане  документы - целы  и невредимы. Еще  побродив  в  периметре  спонтанных  поисков  и  больше  ничего  не обнаружив,  возвращаемся  в  часть.  Комбат  вертит   в  руках  военный  билет,   пролистывает     комсомольский.   Бросает   их  на  стол  со словами : « Только  бы  груза  не  было».

  Только потом  мне рассказали, что  комбат  вот-вот  должен  был  получить   вызов  на   учебу  в  академию,  а  этот  эпизод  мог  сыграть, благодаря  человеколюбивому  лейтенанту,  злую  шутку  в  карьере  комбата.  Наверх  комбат  докладывать   запретил  и   все  поиски  велись  неофициально  и  скрытно. В  случае  печальном   карьера  комбата могла   оборваться.   Но  тогда  я  этого  не  знал.
- Ищи,  лейтенант  ищи...завтра  же  с  утра...

      Где  мы  ещё только не  искали  Мекурдянова: отделения  милиции, морг,  больницы. Пропал солдат. Я  валился  с ног.  Чувство  голода,   перебитое  постоянным, одна  за  одной, курением   сигарет,   создавало  в  организме    ощущение  нереальности происходящего.  Только  я  принимался  за  еду  - есть  сразу  же  не хотелось. Я  опять начинал  курить. Через  какое-то  время  опять  накатывало  желание  что-нибудь  съесть. Кусок  застревал  в  горле.

 К  исходу  вторых  суток  кто-то   вспомнил  про спец-комендатуру, о наличии  которой  я  даже  и  не  подозревал.  Уже  получумной, на  автомате,  с  документами, отправляюсь  туда. Дежурный  выслушал  меня и  заулыбался. Я   кисло ответил  ему  тем  же. Он  проверил документы  Мекурдянова...Что-то  буркнул  под  нос.

- Якут   говоришь?  А  мы  гадаем - откуда свалилось это чудо? Ни  документов,  ни  одного вразумительного  слова  от  него не  услышали. Милиция привезла  вечером,  в  воскресенье. Говорят : это по  вашей части - ни слова  из  него  русского не  могли  вытащить, может шпион  какой... Одет  солдатом,  и  по-русски  вроде  говорит, а  понят  не  могут...Да  и  мы  тоже.. Что  делать  с  ним?  Ума  не  приложим. Мы  уж  решили,  что  какой-то  немой   с  дурдома   утек, но  там  говорят  все  на  месте - никого  не  теряли...

   -Господи... Это - Мекурдянов! Пусть это  будет  он! Пожалуйста! - так  или,  почти  так, я взывал к  Богу, чтобы  он  услышал  меня  и  мои  поиски,  наконец-то,  закончились. Злости  у  меня  не  было  никакой.  Была  уже  полная  апатия  к  происходящему  и  я  тупо смотрел  на   Мекурдянова,  когда  его,    взлохмаченного  и  виновато  улыбающегося, ввели в  помещение
- Твой?
- Мой.
- Забирай...только  распишись   в  получении - пошутил  напоследок   дежурный.

    Я  расписался   в  каком-то  журнале  и  мы   поехали   в  часть.
- Что  ж  ты  наделал, Мекурдянов?

           Он,  опустив  голову, что-то  бормотал. Дознаваться  у  меня  сил  уже не  было. Я  привез  его  в  часть и отдал  в  руки сначала  старшины,  а  потом  с  ним пообщался  и  комбат. В  конце  всех  долгих  разбирательств   картина  происшедшего  была  восстановлена. Выяснилось,что  в  том  злополучном  магазине,  где  покупали  мороженое,  столкнулся  Мекурдянов  лоб  в  лоб  со  своим  соотечественником - якутом,  который  находился  в командировке  в  Петропавловске. Проходила  выставка   изделий  народного  творчества  северных  талантливых умельцев  и  он   имел  честь  представлять на  ней  Якутию. Какой   случай!  Два якута, вдали  от  Родины  встречаются  в  захудалом  магазине. Все  совпало:  место,  и  день,  и  час,   и    минуты..

             Как  там  у  них  заведено  не  знаю, но  встречу   надо  было  обязательно  отметить - по закону тундры что-ли. За  углом  магазина,  Мекурдянов, забывший  обо всем  на  свете, улетевший  мгновенно  своими  мыслями в  свое  гражданское  прошлое  и  сделал   первый  глоток.Больше  он  ничего  не  помнил  и  добиться  от  него большего  так  и  не  удалось. Объяснил  позже  капитан  Величко: « Северный   народ,  в  силу  особенностей  организма,  не  приспособлен  пить  алкоголь... он действует   на них, как  валериана  на  кошек. У  него  срывается  крыша  уже  от    малых  доз  и  потому - вещал  Величко - зная  этот  факт по  своему  служебному  и  жизненному   опыту,  он  никогда  не   пускает  в  увольнение  представителей этих  самых  народов.

- Убедились?  Ему   лучше  съесть  пару  мухоморов  - он будет   в  порядке   и  вполне  адекватен, а  алкоголь - ну,  ни  в  коем  случае  им употреблять     нельзя».  Такую  точку  зрения  я,  проживший  на  Камчатке  более  тридцати  лет, уже   позже,   неоднократно  слышал  и  от  других.

      Так  или  нет  не  знаю,  но  Мекурдянов  на  практике подтвердил  версию  капитана  Величко. Наказанием ему  стал  месяц  грязных,  с  утра  до  поздней  ночи,  работ  на  кухне. Он не  роптал. Я  получил выговор, но,  справедливости  ради, должен  отметить, что  комбат, повеселевший  от  хорошей  новости, только  пожурил  меня и  сообщил, что   доволен  моей  настойчивостью  в  выполнении  поставленных задач, а выговор со  временем  снимут. А  за что  мне  его  дали -  никто  так   и  не  объяснил.

Но  я  то   знаю - не  выполнил  устный  приказ  капитана  Величко : «Якута   в   увольнение  не  пускать!»

  P.S.  Случай  имел  место быть в  1976  году, во время  моей  службы на  Камчатке.
 На фотографии в кабине боевого управления  капитан Величко и лейтенант Народнев.