Саломея 1

Ольга Сафарова
             Журнальный вариант
             Опубликовано в журнале "Золотое слово" №7 СПб,2013г.


Саломэя
                Саломэ, где же зелень твоих садов,
                Саломэ, дай пришельцу надёжный кров.
                Саломэ, будь звездою в моём пути,
                Саломэ, дай уснуть на твоей груди…   
                Старинное танго


                Глава 1. Преимущества  близорукости
     Самолёт гудел так умиротворяющее равномерно, что это гудение воспринималось, как тишина. Пассажиры дремали, лампы мерцали, за иллюминатором текли вязкие, как сон, облачные  дали. Гудение убаюкивало,…ранний рейс, регулярный ранний рейс… В дрёме сквозь условную тишину шептались слова ассоциативного ряда: рейс регулярный, регулы, Альба регия, Регина, Ликург,Лигурия, Калигула, регалии,  горгульи, гляциологи, гуцулы,гайдуки,гулы,…
     Гулы…гули-гули, голуби…
Самолёт пошёл на посадку.
               
    Она была такой северянкой в своём естестве, такой  Варяжской гостьей в  любых южных краях,  такой прозрачно-акварельной, как Белая Петербургская ночь, что когда она приезжала на Чёрное море, в Сочи или в Крым, у неё сразу же начинались регулы, как выражалась её прабабушка-смолянка. И в этот приезд было точно так… Она сидела   у моря, печалясь от невозможности искупаться, немного одуревшая после самолёта и такси по серпантину от Адлера до Сочи.  Голова, пустая и лёгкая, слегка кружилась, дымчатые очки с диоптриями по её сильной близорукости она забыла где-то – то ли в номере, то ли вообще потеряла, а обычные очки надевать не хотелось. Мелкая рябь воды золотыми рыбёшками в радужных ареолах  мелькала перед  глазами, но тень от тента позволяла не щуриться. Как всегда,  без очков она видела мир прекрасным, без некрасивых подробностей:  песок и гравий – сплошь  серебристо-золотй, ни окурков, ни бумажек, ни другого мелкого мусора, все предметы покрупнее – в мягком сфумато, с расплывчатыми контурами.   Люди на пляже – все молодые и красивые: ни морщин, ни седин она не видела; худые и жилистые выглядели в её близоруких глазах стройными и грациозными, толстые и складчатые – приятно округлыми и упругими. Мужчин  от женщин она отличала только по наличию слитности или раздвоенности ниже талии, слитно – значит юбка, раздвоено – значит, брюки, - так то на улице, а здесь, на пляже как? – да никак  …лица представлялись светлыми овалами смазанной  неопределённости, некоей ангельской андрогинности. Интересно, что цвета  она видела во всём богатстве оттенков и нюансов, тени и рефлексы – тоже, но мягко, общО…
    Какая красота!  …особенно если заткнуть уши, не слушать рубленную немецкую и чирикающую французскую речь на этом закрытом пляже интуристовской  гостиницы «Камелия»… Соотечественников пока не слышно, да оно и понятно: она сама заселилась сюда по звонку знакомого питерского кагэбешника местному сочинскому,  и -  далее, по блатной инстанции.
     Но вот настало обеденное время, пляж опустел, музыка и галдёж смолкли, стал слышен плеск мелких волн, шипение пены отбегающей с гальки воды, неразборчивый  неблизкий говор, резкие вскрики чаек…Как жаль, что нельзя в воду… Чайки орут…  … Чайки Чёрного моря, чЕрпают море крылами, нечёткими  чётками нижут бегучую скань  волнореза…   
   Теперь три, а то и четыре дня не придётся искупаться,  думалось ей…ах, эти регулы, регалии,  горгульи,  гулы, гуцулы, Калигула, Регул…
     Регул –  прекрасная   чудо-звезда    в     созвездии  Льва, одна из ярчайших, красивейших  звёзд  ночного  неба, значит    - это её звезда, она ведь по Зодиаку – Лев… Её звезда велит её не купаться… Регул – ещё и  полководец Пунических войн,  Марк Аттилий, кажется? -  в плену, в Карфагене, его там пытали, убили…потом отомстили…его сыновья…   Ленивые, сонные мысли и  образы  роятся, как пчёлы,  жужжа  в  голове …
      А вот - «…в нашем поле зрения появляется новый объект…» («Асса?»)… новый объект в её близоруких глазах – красавец брюнет, гибкий  индийский принц,  присаживается  на  соседний  лежак: - «…дэвушка, пАчему одна, такая красавЫца…»    Вблизи наваждение близорукого  прекрасновидения  и  иллюзорность спадают – теперь  видны грубые черты, пористая кожа, весь волосатый, красные белки близко посаженных глаз, нос крючком, подбородок – носу навстречу – горгулья какой-то.
 - «…почему одна? – мужа жду…» -  она, в отличие от многих близоруких,  не щурится  без очков, взгляд поэтому рассеянный, незаинтересованный. Это очень удобно – женщины не видят в её взглядах ни оценки, ни осуждения их нарядам и манерам – это способствует общению; мужчины не понимают, как она их оценивает, индифферентность взгляда принимают за  гордость-недоступность, холодность-фригидность  или таинственность – в зависимости от их собственной самооценки, поэтому решаются заговорить только самые уверенные в себе.  Горгулья, похоже, в себе уверен, но она знает, что вот такому Горгулье и  отвечать надо спокойно, равнодушно и вежливо, а то начнёт хамить.  И кто его на закрытый пляж  Интуристовской гостиницы пустил? – приплыл, наверное... Подходит официант с апельсиновым соком, приставала-горгулья  испаряется.
     Усталость после дороги клонит в сон, горгулья превращается в гуцула, потом в Калигулу, …гуляет Калигула по регулярному  саду, где цветёт Регия – Виктория Регия, белоснежная гигантская водяная лилия – царица Победы – Регина Виктория – …..победа нерегулярных регул над призывным морем, прикатили не в очередь, нельзя в воду… В регулярном парке -  замок, кажется, это -  Альба Регия,  прекрасный замок, воздвигнутый любовью для любви…
      Она смотрит рассеянным, невидящим взглядом вдаль сверкающего, слившегося с  небом, моря…сплошное небоморе… аморе…
     Реальность двоится, всё видимое – расплывчато, а  воображаемое – проступает всё чётче, накладывается на смутное окружение, оно становится фоном;  возникают, как в фотопроявителе, какие-то дворы,  дувалы, глинобитные низкие дома с плоскими крышами, вокруг знойные пески…  бесконечное блуждание среди низких  ослепительно-белых  стен и закрытых белых  ставней  …НЕТ – она ведь сидит  на пляже   под тентом…  Шепчет волна…Шипит пена…   НЕТ – это шуршит вдоль белёных стен песок, несомый ветром из пустыни…. Что это? – полуявь-полусон…грёзы или воспоминания когда-то  виденного?  Вход в иную реальность, в параллельные миры… выход из этого мира в иной?…
       Заблудилась среди дувалов?…  НЕТ – сидит  на пляже…   Дежа вю  или забытые сновидения?  Вдруг – полусонное  озарение -  чтобы выбраться из этого миражного лабиринта безлюдных, узких,  слепяще-белых  улиц, надо выполнить какое-то условие, вспомнить что-то важное,….вот сейчас-сейчас-сейчас…  оно вспомнится…  но и  нельзя… – нельзя вспоминать,…а то не вернёшься никогда из этой пустыни с необитаемыми  мазанками…  на тупиковом дувале брошенное полотенце, белое с пурпурной каймой…
       Она закрывает неверные, видящие несуществующее, глаза, - усилием воли снова начинает слышать   плеск волны и шипение   пены…
     «…никаких пустынь – говорит вслух – я приехала сегодня утром к морю, в гостиницу  «Камелия»…
 - «  А я живу на съёмной квартире – вдруг отвечает ей приятный юношеский  голос – вот, заплатил охраннику, чтобы попасть сюда, на закрытый пляж -  здесь лучше,  чем на  грязных городских ». 
    Мелькает мысль: опять какой-нибудь горгулья? …голос без акцента…Она  открывает близорукие глаза – шагах в пяти, лицом к ней, задом-наперёд, спиною к морю,  уходит к слепящей воде силуэт на блестящем фоне неба и в блёстках  мелких волн.  Не горгулья, скорее Калигула, в короткой, кажется, античной белой  тунике  с пурпурной каймой. 
   Наверное, заметил, что она открыла глаза, остановился, идёт обратно, приближается, садится на  соседний лежак,  и теперь она более ли менее чётко видит русого юношу, нет – вблизи он не юноша, а молодой человек, -  в светлых плавках,  белое полотенце с пурпурной каймой через плечо,  в руках  небольшая коробка, кажется – кожаная, с ручкой не крышке.
    Он улыбается, ясные серые глаза доверчиво лучатся.
 - «Вы это во сне говорили, что приехали из пустыни в «Камелию» эту интуристовскую? А я мимо иду, вижу, девушка вроде спит, глаза закрыты, а потом вдруг заговорила про пустыню и гостиницу… Меня Андрей зовут, я тоже в пустыне бывал, на археолога учусь…»
 - « Ну, не знаю, наверное, во сне…  приятно познакомиться, я - Мея…»
 - « Какое имя интересное, А как полностью?»
 - « Саломея…»
  - « Это в честь плясовицы Саломеи  - ну, Ирод  там, Иродиада, голова Иоанна Крестителя?» - проявил собеседник неожиданную эрудицию.
 -  « Нет,  в честь княжны Саломеи  Андрониковой, красавицы Серебряного века, музы Мандельштама и романтической  пассии моего деда…» -  Мея  осеклась, подумала, - зачем я это говорю, да что он знает  об этом, да кто вообще теперь помнит петербургские предреволюционные изыски…
      Собеседник же продолжал: - «…а та Саломея, плясовица  библейская, впоследствии стала царицей Халкиды и Малой Армении, и,  по преданию, ей отрезало голову кромкой льда в полынье, в ледяной воде сплясала она…последний танец…»  - Андрей  сразу понял,  чтобы произвести впечатление, с этой девушкой надо говорить не о рыночных ценах на фрукты и прочих бытовых предметах.
                ***
       Андрей действительно бывал в пустыне и с чёрными, и с официальными археологами, и действительно – где только ни учился, немного тут, немного там, а усерднее всего учился он карточным фокусам   у циркового иллюзиониста, а потом оттачивал ловкость рук у старого каталы. И  стал Андрей карточным шулером. Сентябрь месяц в Сочи – самый урожайный сезон – мамаши с детьми, нищие студенты и семьи среднего достатка разъехались по домам. Бархатный сезон – состоятельная публика  заполнила гостиницы и рестораны, а самые богатые и влиятельные – интуристовские гостиницы, вот Андрей и явился на закрытый пляж – познакомиться с кем-нибудь, присмотреться, вычислить и приручить потенциальных карточных партнёров-лохов.
      Девушка под тентом, которая, как ему представилось, заговорила во сне, видно только что приехала, никакого загара, ни капли косметики, но  по всему видно, что очень не бедная. У Андрея глаз намётанный – часы, сумка,  купальник, обувь, парэо, полотенце…всё дорогое, привозное и высшего качества, -  « скромное обаяние буржуазии» - Андрей знал этот фильм   Буньюэля  70-ых
годов.   Игрок высшего класса должен быть начитанным,  обаятельным, с хорошими манерами и с честными, сияющими глазами, -  он таким и был. Его любимой книгой, ставшей  руководством в жизни, был прочитанный в отрочестве  роман  « Признания авантюриста Феликса Круля» Томаса Манна. Уроки этой замечательной книги он дополнил изучением некоторых разделов социальной психологии, позволяющих быстро входить в доверие к любому незнакомцу.   Искусство это известно  в народе, как цыганский гипноз.
   Надо познакомиться и войти в её окружение, - подумал он, открыто и чуть смущённо глядя на Мею; он знал, что именно такое выражение лица вызывает доверие у женщин.
                *************
   Они разговорились о  Серебряном веке, декадансе, о погоде, о природе. Знания его были поверхностны, но он умело пользовался тем  немногим,  что  знал, ловко меняя тему разговора, когда заходил в тупик. На его предположение, что  Мея студентка,  она   подтверждающе   кивнула,    что,   мол,   да,   студентка,  учится    на экономическом.   Она в свои 30 лет выглядела на 20, и имела обыкновение, избегая прямой лжи,  просто не возражать  собеседнику в его предположениях о её возрасте.   На самом деле,  она давно закончила  институт и занимала престижную и дефицитную во всех отношениях должность в  знаменитом   Ленфинторге,  в славном городе Питере. Но пусть Андрей думает, что она студентка, а  раз поселилась в таком престижном  отеле, то значит – дочь очень влиятельных родителей.  Его цыганский гипноз она распознала сразу же, в институте им преподавали психологию системы «продавец-покупатель», методы определения типа личности, вхождение в контакт, незаметное внушение нужного выбора и много чего ещё.     Она со скрытым  интересом наблюдала за Андреем,  ясно видела эти его  жесты  доверия,  попытки  дыхания в унисон, зеркальное отражение её мимики,  подражание её интонациям,  всю его пластику   эмпатии.
   Язык тела! - древний, довербальный  код общения, рудиментальная  составляющая  нашего  звериного естества.  Говорить можно что угодно, язык лепечет подчас стандартные словесные формулы или сознательную ложь, а позы, движения, взгляды, жесты говорят правду – особенно у плохо воспитанного или нетренированного человека. А вы думаете, дорогие девочки, девушки, женщины и старушки, почему ваши мудрые мамы говорили вам – не вертись, сиди прямо, не сутулься, не жестикулируй, не  глазей в упор?  Вы думаете, что мужчины, которым вы нравитесь, слушают вас? – не обольщайтесь, они отключают уши и  подсознательно считывают язык вашего тела, которым вы неосознанно  (очень  редко  осознанно)  говорите им – "да" или "нет".
   Поэтому аристократов, гейш, дипломатов и шпионов учат как можно меньше жестикулировать и гримасничать, а при необходимости жестом и мимикой вызывать желаемою реакцию и нужное им поведение  окружающих.
   Мея умела, не обижая, дать понять мужчине, что ему не на что рассчитывать, кроме ровного дружеского общения. Андрей,  похоже,  не замечал,  что разгадан в своих манипуляциях; единственно, что она намеренно позволила ему понять – это то, что  он не интересует её в эротическом плане, - ну, если только чуть-чуть, в порядке лёгкого поощрения…
          И Андрей почувствовал, что на курортный роман рассчитывать не приходится, но такое знакомство может пригодиться, неплохо бы войти в круг её друзей и знакомых. Кроме того, эта акварельная северянка с таким незаинтересованным ускользающим взглядом как-то  незаметно вызвала в нём самые дружеские чувства, как будто  вновь повстречавшаяся давняя знакомая. Мелькнула мысль – интересно, это я её приручил или она меня…  Хотелось поговорить с ней по душам, впустить её в свой мир. Он сам себе удивился – ему,  профессиональному  шулеру, не пристала такая расслабленность. Вот, она складывает свои вещи  в сумку, собирается уходить…
               Мея   неторопливо собрала свои вещи,  мило попрощалась и направилась  к воротам с пляжа к гостинице, показала  швейцару визитную карточку гостя «Камелии».  У стойки портье,  беря протянутый ключ от номера в полумраке вестибюля после ослепительного солнца, она опять поразилась расплывчатости окружающего мира:  за спиной портье на стене висело что-то яркое –  то ли рекламный плакат, то ли календарь, да -  календарь, смутно угадывались крупные цифры – 198какой-то,...  неразборчиво.… Вот так оно, без очков-то…
        Рядом раздался жирный мужской голос: - « Здравствуйте, Саломея Александровна, как приятно вас здесь встретить…»
        Ну вот, начинается,… а она-то рассчитывала, что здесь, в этом отеле будет избавлена от встреч со знакомыми и их неизбежными просьбами -  то  что- нибудь  достать, то с кем-то нужным познакомить…
 Пришлось достать из сумки очки, мир обрёл чёткость, перед ней стоял плотный лысоватый мужчина  в белом костюме, ворот белоснежной рубашки расстёгнут, на толстой шее толстая золотая цепь с крупным золотым  магендовидом.  Она узнала его, зимой он приезжал из Москвы и по звонку,  кажется из Управления торговли, отоваривался в Ленфинторге добротной финской обувью и ещё чем-то;  помнится,  он директор крупной овощной базы…
 - « Позвольте вам напомнить… - мужчина галантно расшаркался – Пейсашкин Абрам Львович, директор  Оптовой базы Мосплодоовощ…разрешите вас пригласить пообедать со мной, я как-раз в ресторан направляюсь…
 - « Хорошо, спасибо, вот поднимусь в номер,  переоденусь и присоединюсь к вам…»
     Она сняла очки и, держа их в руке вместе с ключом, направилась к лестнице, её номер был в бельэтаже. Без очков всё снова стало туманным, люди, как фантомы, заплавали в сумерках вестибюля, по лестнице ей навстречу спускался какой-то псиглавец,  вылитый   святой Христофор в византийской мантии и с  нимбом вокруг собачьей головы… Он  внезапно обрёл двойника, потом двойник пропал, и Мея, вступив на площадку, поняла, что псиглавец просто на мгновение отразился в пристенном высоком зеркале, а когда они поравнялись, то  разглядела,  что  это -  не святой Христофор, а дама в длинном малиновом с золотом балахоне  несёт на руках собачонку, прижав её голову к щеке, и светлая шерсть псинки  сливается с её  осветлёнными волосами, образуя подобие нимба.   Как интересно!... какие превращения…
    Дома в Питере, в делах и на работе она никогда не бывала  так долго без очков, опасаясь кого-то не узнать, пропустить что-то важное, ошибиться дверью, сесть не на тот  автобус.  А здесь, на отдыхе – ну не увидит кого-то – и не надо, кому надо – сам подойдёт… 
     Она помнила, что  её номер по коридору последний  справа, можно не приглядываться к цифрам  на дверях.  Коридор, устланный малиновой ковровой дорожкой,  упирался в окно, за которым переливалось и сверкало. На фоне сверкания из-за  левой последней двери выставилась колченогая костяная нога с копытом вместо ступни, оказавшаяся вблизи трубкой пылесоса с треугольной насадкой, потом появилась рука, потом тоненькая фигурка  в униформе – горничная с пылесосом… тоже интересно...
                ****************
                Пейсашкин, дожидаясь Мею в ресторане, пил воду со льдом и думал, что очень удачно встретил  её   здесь -  такую полезную знакомую и такую интересную женщину. Вот она, появилась в дверях и приостановилась, -   белая пайта, блёклые светло-голубые джинсы на манжетах,  с модными декоративными заплатками, золотая цепь-колье и на тонкой цепочке бабушкин крестик – стоит,  спокойно и рассеянно обводя взглядом зал.  Он направился ей навстречу, опередив метрдотеля, проводил к столику, пододвинул стул.
   Они сделали заказ и, потягивая воду со льдом, заговорили об общих знакомых. Абрам воспринимал Мею в её истинном, 30-тилетнем возрасте, зная, где и кем она работает, но отметил про себя и вслух, в виде комплимента,  её  юный  вид.
    Официант принёс заказанное и точными учтивыми движениями стал расставлять блюда на столе, называя каждое по-русски и тут же по-английски. Обычно служащие интуристовских гостиниц с первого взгляда различали соотечественников среди иностранцев – по одежде, часам, украшениям, по  манере держать себя, особенно по выражению глаз. Относительно же этой пары – он не был уверен:  по всем приметам иностранцы, она, похоже, скандинавка, он – вроде итальянец, а говорят, кажется,  по-русски,…впрочем, при нём  они замолкают.  На всякий случай, он русский дублировал английским.
     Когда официант отошёл, Абрам, поднимая бокал, сказал:   - « Поздравьте меня, Саломея,…можно я без отчества?...вы такая юная здесь, на отдыхе… - поздравить с чем? – у меня такая радость - мой единственный сын Вениамин, Венечка, закончил с отличием  Индустриальный техникум в  прошлом году, защитил два диплома: «История костюма»   и    «Макияж и декоративная косметика»,  и вот теперь его   по распределению…( он выделил эти слова нарочитой интонацией своего жирного голоса )… направили в Центральное проектно-конструкторское бюро при Министерстве бытового обслуживания РСФСР на должность старшего художника…» - он отвёл глаза в сторону и вниз, почесал нос, -  типичная мимика вранья.
      Мея представляла себе, чтО ему стоило это распределение.    Она    сделала  сочувственно-понимающее лицо  и   тоже приветственно приподняла  бокал – «…рада за Вас, поздравляю, похоже, перед ним открываются большие перспективы…»
 - « Да, он мечтает стать модельером, такой талантливый  мальчик, но вот беда… он немножко гунявый…ну, немного так невнятно говорит. Я узнал, у вас в Питере есть замечательный логопед, можно, конечно, и хирургическим  путём, но не хотелось бы… У вас, Саломея, такие связи, столько знакомств,…говорят, в спецполиклинике  Оперного театра можно подкорректировать…»
     Так она и знала! Опять этот блатмейстерский  круговорот – я-тебе, ты-мне. Мысли побежали по привычной схеме:  Венечка станет модельером-дизайнером  ( кто бы сомневался! – с таким папой…), дизайнерская одежда… неплохо,… финские вещи, хоть и хороши, но не изысканы, простоваты,…есть, конечно, у неё свой мастер в Театральном ателье,…  но  и этот  Венечка, может быть,  пригодится…
 - « Хорошо, постараюсь, я даже примерно представляю к кому можно обратиться… -  она подумала  о Люсе Крупицыной, логопеде, пациентом которой был известный в определённых кругах Яша-Немой, по слухам, один их авторитетов замкнутой  касты Питерских глухонемых.
 - «О, я буду вам чрезвычайно благодарен! – Абрам учтиво поцеловал ей пальцы, полюбовался на изящные кольца и,  как бы осенённый внезапной идеей, воскликнул – …приглашаю вас послезавтра  в ресторан гостиницы «Приморская», будет великий весёлый праздник  Симхат  Тора, или как говорят на идиш, Симхастойра».
 - « Хорошо, спасибо, как раз послезавтра  муж приедет..»
 - «Ну, разумеется, с мужем… - Абрам был несколько разочарован.
      Обед они закончили отличным крепким кофе, официант подал счёт, и Мея, игнорируя возражения Пейсашкина, заплатила за себя, как делала всегда с малознакомыми мужчинами.
                *************
      Часом позже  она шла бесконечной эспланадой вдоль пляжей и отелей, бездумно прогуливалась,  не надевая тёмных очков с диоптриями, которые благополучно нашла на полочке в ванной и взяла с собой на всякий случай. Ей понравилась эта игра с двоящейся реальностью, с иллюзорными превращениями и мнимостями;  из залитой солнцем далёкой перспективы набережной  возникали ей навстречу вначале расплывчатые фигуры неопределённого пола и возраста и, по мере приближения, обретали индивидуальность. Вот двухсполовиной  метровый гигант с маленькой головкой  превращается в широкоплечего мужчину с ребёнком на закорках…   Вот двугорбый верблюд – оказывается двумя  толстыми тётками в конических войлочных шляпах, идущими гуськом, у первой  торчит кверху связка люфы на палке… Вот  тёмный египетский Гор с соколиной головой – приблизившись, предстаёт  загорелым до черноты пляжным фотографом с  большим  попугаем на плече… Кроме этих экзотов   шли навстречу стройные андрогины, сдобные купидоны,  горгульи, Калигулы и Шемахинская  царица, оказавшаяся вблизи пёстрой  цыганкой.   Она  заступила ей дорогу со своим цыганским  гипнозом и традиционным бормотанием -  «…всю правду  скажу,…позолоти…», но, наткнувшись на её равнодушный взгляд и услышав тихий ответ,  – «…да я сама тебе  всю правду скажу…» - оторопела и чуть ни превратилась в соляной столб.
     А вот и  «Розарий», платные пляжные места гостиницы «Приморская» в колоннаде, увитой жиденькими вьющимися  розами по решетчатой крыше, оттуда кто-то её радостно приветствует. Толком не разглядев, она  узнаёт его  по голосу – Саша Серебров, певец-баритон, друг её мцжа, -  берёт её за руку, ведёт к своему лежаку под прозрачную тень аркады, угощает персиком, усаживает отдохнуть.
 -  « Рад тебя видеть, Мея, ты где поселилась?  В «Камелии»!? -  эк тебя угораздило в это кегэбешное гнездо, там ведь одни иностранцы, скукота…переселяйся сюда, в «Приморскую», у меня здесь замдиректора по расселению  прикормлен,…здесь столько друзей и знакомых…»
  Действительно, ей кто-то махал с соседнего лежака, кто-то кивал, стоя у фонтанчика с питьевой водой;  она невнимательно помахала и покивала в ответ.
    Саша, сам по близорукости всегда в сильных, стильных очках, сразу понял, в чём дело: - «…да ты, мать, очки-то надень, а то ведь не узнаёшь никого, я издали тебя, сомнабулу,  увидел, машу тебе полчаса, а ты, как лунатик, чуть-что  об  цыганку ни споткнулась…»
    Мея не стала рассказывать о своих иллюзорных игрищах-затеях, достала дымчатые очки, нацепила и сразу увидела несколько знакомых лиц, а через две колонны ей махал и улыбался Андрей с пурпурной каймой полотенца через плечо. Он сидел в компании трёх солидных мужчин, они играли в карты, судя по репликам – в преферанс.
                (продолжение следует)